Банкетный зал был просторный, поставили его на самом берегу реки, но в черте города. Так он и назывался, без выдумки: «Банкетный зал». Здесь справляли всё подряд. Свадьбы, поминки, юбилеи, а сегодня вот наш новогодний полицейский корпоратив.
Огни гирлянд отражались в окнах, за стеклом темнела река, и от этого всё воспринималось как-то по-особенному. Вроде, и праздник, и город рядом, а с ним и служба, никуда от неё не деться.
А раз банкет, то и тамада здесь. Куда сейчас без тамады? Все мероприятия у нас теперь только с ведущими, с микрофоном, конкурсами и заученными шутками, капустник уже не прокатит. И едва этот ухоженный парниша договорил своё шоуменское вступление, слово взял Мордюков.
Вещал по-отечески, но с некой толикой занудства, потому что трезвый еще. Про итоги года, про службу, про то, что тяжело, но держимся. Все хлопали, поднимали бокалы.
Потом, как водится, крепко выпили, закусили. Кто-то ещё сказал поздравления, кто-то полез обниматься-брататься. Вечер постепенно набирал обороты.
И вот, когда шум уже стал ровным и тёплым, когда лица порозовели, а разговоры поплыли в разные стороны, Семён Алексеевич снова дорвался до микрофона.
— А мы что… Деда Мороза не звали? — воскликнул он с тем самым блеском в глазах, который появляется далеко после третьей. — Нужно позвать. Давайте. Три-четыре!
— Дед Мо-роз! Дед Мо-ро-оз! — закричали голоса вразнобой.
Кто с энтузиазмом, кто для вида, кто уже просто ради шума и хохмы. Но потом подхватили дружнее.
— Де-е-ду-ушка Мороз!
И он вышел.
Борода, шапка и красный тулуп. Посох расписной серебрится. Сразу видно, что настоящий. Это был наш дежурный Ляцкий. Узнать его было невозможно только первые секунды две, пока он не покосился своим фирменным взглядом.
Зал загудел, засмеялся, захлопал. Потом, по традиции, начали звать Снегурочку.
И вот тут стало тихо.
Снегурочка в этот вечер была особенно хороша. Короткий, тонкий полушубок, отороченный белым мехом. Сафьяновые сапожки на стройных икрах. Румяные щёки. Только коса не белая, а угольно черная. Хороша снегурочка. Моя снегурочка. Я поймал себя на том, что снова смотрю на Оксану слишком внимательно.
Она шла легко и грациозно, совсем не по-майорски. В роли Снегурочки она смотрелась великолепно. Хотелось просто молча на нее глядеть, не отводя глаз.
Потом пошли стишки, разные конкурсы, песенки, которые кто-то тянул, кто-то мычал, а кто-то изображал всем телом. Ляцкий, руководя процессом, награждал участников шоколадками и конфетами из красного мешка. Делал это с важным видом, будто вручал государственные награды.
Потом микрофон снова забрал Семён Алексеевич.
Зал чуть притих. Начальник прочистил горло, оглядел нас, задержал взгляд на старших, потом на молодых.
— Друзья… — начал он. — Все вы знаете, что после Нового года я ухожу в область.
Кто-то присвистнул в поддержку, а кто-то тихо охнул. Видимо, всё-таки не все об этом знали.
— Жаль с вами расставаться, — продолжил он. — Но приятно, что я вас знаю. И что работал с вами.
Пауза.
— Я, конечно, буду к вам приезжать. С проверками, — он усмехнулся, и зал засмеялся вместе с ним. — Да шучу. Какие проверки! Своим я всегда поставлю хорошую инспекторскую оценку.
Он махнул рукой.
— Но я не об этом. Вы это и так знаете. Мне правда приятно было с вами работать. Эх… столько лет здесь. Как сейчас помню, пришёл в девяносто седьмом сюда.
Я напрягся, сам не понимая почему.
— Наставником у меня был тогда Малютин Максим Сергеевич, — продолжил он уже тише. — Многие его знают. Старички точно все знают. Ляцкий, вон, помнит.
Ляцкий всё ещё в красном тулупе, кивнул, приподняв посох.
— Хороший был опер. Матёрый. И мужик правильный. Кстати… тёзка нашего Ярового, — Семён Алексеевич хмыкнул. — Ха.
В зале снова засмеялись. Кто-то похлопал пару раз.
А я сидел, держал бокал и смотрел в стол.
И почему-то в этот момент музыка, шум, огни и смех отодвинулись куда-то в сторону. На мгновение между тостами и шутками на вдруг проступили воспоминания о другой жизни. Той, которую у меня отняли. Но за которую я отомстил.
Я тут же отогнал тягостные мысли и снова переключился на Мордюкова.
— Ну, так о чём я… — Семён Алексеевич на секунду задумался, покрутил микрофон в руке и усмехнулся.
В зале притихли. Даже тамада, уже готовившийся влезть со следующим конкурсом, аккуратно отступил в сторону, всё поняв.
— Так вот, — продолжил Мордюков уже серьёзнее. — Столько лет мы здесь выстраивали работу. Кирпичик за кирпичиком. Я убеждён, что нельзя оставлять отдел в плохие руки. Нужен самый достойный руководитель.
Он оглядел зал медленно, будто проверяя, все ли слушают.
— А то пришлют сверху абы кого. Какого-нибудь карьериста. Знаем мы таких. Новознаменск для них что, всего лишь отправная точка. Соки с людей выжмут, отчёты красиво оформят, а дальше полезут по карьерной лестнице, лишь бы выслужиться.
В зале кто-то хмыкнул, кто-то одобрительно кивнул.
— Я этого не хочу, — отрезал Семён Алексеевич. — Нам здесь жить, пусть не мне, но вам. Да и мне, когда пенсионером стану. Поэтому я поговорил с человеком, которого вы все знаете.
Он выдержал паузу.
— Этот сотрудник дал согласие. Рапорт о переводе на вышестоящую должность уже написан. Перемещение будет одновременно со мной, когда уладим все формальности. Тем же числом на мою должность будет назначен новый руководитель.
— Да не томите уже, Семён Алексеевич, — раздалось из зала. — Скажите, кто будет начальником.
В зале повисло напряжение. Шеф интригу нагнал знатную, и все смотрели на него в ожидании.
— Прошу любить и жаловать, — наконец сказал он, повысив голос. — Ваш будущий начальник! Майор полиции Коробова Оксана Геннадьевна!
И широким жестом махнул рукой в сторону зала.
Оксана, ещё секунду назад стоявшая в образе милой Снегурочки, растерялась лишь на мгновение. Потом выпрямилась и уже совсем иначе сделала шаг вперёд.
Зал взорвался аплодисментами.
Послышались выкрики, поздравления, свист. Кто-то крикнул, что начальник будет хороший. Кто-то даже чуть ли не перекрестился и пробормотал, что, слава богу, из своих. Знаем её, строгая, конечно, но справедливая.
— Из своих, — подтвердил Мордюков, улыбаясь. — Но не надейтесь! Спуску раздолбаям не даст. Все вы её знаете.
Он рассмеялся, махнул рукой.
— Ну а теперь давайте выпьем, — сказал он громко. — Я предлагаю выпить за наших коллег, можно сказать, боевых товарищей. За тех, кто стоял с нами плечом к плечу все эти годы.
В зале снова стало тихо.
— Уже многих нет с нами в этот праздничный день, — продолжил он. — Мы ни на секунду не забываем о них сегодня, входя в новый год. Мы можем с уверенностью сказать, что храним и приумножаем их наследие. Их опыт. Всё то, что они вкладывали в нас.
Он обвёл взглядом зал.
— И мы будем вкладывать это в своих. В смену, в новых сотрудников, в молодёжь. Давайте, товарищи офицеры. Стоя.
Загремели отодвигаемые стулья, зазвенели рюмки и бокалы. Выпили все в полной тишине. И я выпил.
После этого снова грянула музыка, и зал сразу ожил. Люди потянулись на танцпол, кто-то смеялся, кто-то уже подпевал музыке, не попадая в такт. В центре закрутились Снегурочка с Дедом Морозом, и народ охотно сбивался вокруг них в плотное, шумное кольцо. Ляцкий держался сколько мог, но под тулупом ему стало совсем худо, и в итоге он сдался, выбрался из этой круговерти и бухнулся рядом со мной, раскрасневшись и тяжело переводя дыхание.
Оксана села с другой стороны, аккуратно поправила полушубок и взяла бокал.
— Фух!.. Хорошо-то как! Эх, жаль, что последний мой корпоратив, — выдохнул Фомич, сдвигая шапку на затылок. — Буду скучать по вам, друзья-товарищи. Всё, пенсия, мать её. Нежданно-негаданно.
— Так уж и нежданно-негаданно, — усмехнулся я. — Ты здесь столько работаешь, сколько вообще не живут.
— Да брось, Макс, — махнул рукой Ляцкий. — Я бы ещё работал, честное слово. Если бы не эти ночные смены. Врач запретил. Говорит, или сон, или здрасьте, инфаркт.
Он поморщился.
— Я, конечно, хотел всё это послать к чертям, но жена встала на сторону врача. Потом ещё и тёщу подтянула. Обложили со всех сторон. В общем, заставили рапорт на пенсию написать.
И тут Оксана, не говоря ни слова, откуда-то достала сложенный листок бумаги и аккуратно приземлила его на стол перед нами.
Ляцкий прищурился, наклонился ближе.
— Это что ещё такое…
На листе был его рапорт. Рукописный, аккуратный, с привычным наклоном букв. Ляцкий всегда любил писать рапорты от руки, даже тогда, когда уже всё печатали на компьютере и оставляли только живую подпись и дату.
— Ого… — протянул он недоумённо. — Ты что, мой рапорт на праздник принесла?
— Я его из кадров забрала, — спокойно улыбнулась Оксана. — Чтобы тебе подарок сделать.
— Подарок? — он поднял брови. — Какой ещё подарок?
— Новогодний, — всё так же спокойно продолжила Снегурочка. — В общем, другой тебе рапорт надо написать.
Ляцкий замер.
— Какой ещё другой?
— Начальник кадров, Зуев Владимир Ильич, — сказала она, не отводя взгляда, — скажем так, героически погиб. Все мы помним.
Она слегка усмехнулась.
— Героически в кавычках, конечно. Все мы знаем, что с ним случилось и как он работал на Валета. Но начальника кадров мы так и не нашли. А работа там ответственная. Зато по графику — непыльная пятидневка. И, по крайней мере, для такого зубра, как ты, вполне по плечу.
Ляцкий молчал, глядя на рапорт, будто видел его впервые. Потом поднял глаза на Оксану, на меня, снова на бумагу.
Музыка вокруг продолжала греметь, кто-то смеялся, кто-то уже затянул песню, а за нашим столом вдруг стало тихо.
— Так что, Борис Фомич, пиши рапорт на начальника кадров. А этот… — Оксана помахала листочком. — А этот мы на счастье сожгем.
Она разорвала рапорт о выходе на пенсию на мелкие кусочки, сложила в блюдце и чиркнула зажигалкой. Он красиво загорелся.
— Начальника кадров — это же подполковничья должность, — с придыханием проговорил, Ляцкий не веря услышанному. — А я справлюсь? А я… это самое… а как же… а Мордюков согласен? Я же буду начальником! Уф…
— Да, и Семен Алексеевич добро дал, — улыбнулась Оксана.
Понятное дело, что вот так с кондачка она бы об этом и не заговорила, но Фомич, которого мы раньше называли Ляцким Глазом, от удивления не сообразил.
— Ну, не знаю, мне надо подумать… — он совсем растерялся.
— Что тут думать? — ткнул я его локтем в бок. — Тебе такую должность предлагают. Отдельный кабинет, куча женщин под боком, никаких дежурств, ночных смен.
— Так я-то что? Это же надо руководить уметь.
— Я в тебя верю, Фомич, — сказал я. — У тебя всегда был талант руководителя.
— Ну, талант-талант, а вот как опростоволосюсь, так… Что-то сыкотно мне, друзья.
— Да ты не боись, — сказал я. — Ты, главное, сиди и делай умный вид на совещаниях. А потом втянешься и пасьянс научишься на компьютере раскладывать.
— Ха, — хмыкнул Фомич. — Пасьянс-то я уже умею.
— Ну вот, считай, что полдела сделано, — улыбнулась Оксана.
Ляцкий вдруг резко отвернулся, провёл ладонью по лицу, потер глаза, будто в них что-то попало, потом снова повернулся к нам, уже стараясь держаться, но голос всё равно предательски дрогнул.
— Спасибо… спасибо, Оксана Геннадьевна, за доверие, — выдохнул он. — Я же… ух… я же не поверил сначала. Да это что ж получается…
Он вдруг улыбнулся широко, по-детски радостно.
— Не последний мой корпоратив выходит? Не последний, й-йолки!
Выдохнул шумно и с таким облегчением, будто тяжёлый мешок с плеч свалился.
— Фух… вот это подарок. Вот это подарок сделали.
— Максима благодари, — улыбнулась Оксана. — Это он твою кандидатуру предложил.
Она посмотрела на меня и снова улыбнулась, уже мягче.
— Мне, если честно, даже в голову сразу не пришло, — продолжила она. — А потом подумала и поняла, что ты ведь человек ответственный, надёжный. И покрикивать на всех любишь. Самое то для начальника кадров.
— Спасибо, Макс, — Ляцкий крепко пожал мне руку. — Ух… как крепко ты жмёшь. Совсем как Лютый.
Он чуть поморщился и тряхнул рукой, но веселья не растерял, а коротко и хрипло хохотнул и вскочил со стула.
— Пойду тестю позвоню, обрадую. Хрен ему, а не помощь на пасеке. Как же меня эти пчёлы достали-то!
Он сморщился.
— Ненавижу пчёл. Кусучие и злые.
Он выхватил телефон из кармана и, всё ещё улыбаясь, зашагал к выходу из зала. Хотелось ему, видно, и покурить, и выпустить эмоции, и кому-то срочно рассказать, что жизнь вдруг повернулась совсем в другую сторону.
Только Фомич ушёл, как подсел Корюшкин, не дав нам с Оксаной даже перекинуться парой слов. А она явно хотела поговорить со мной. Я это видел по её глазам, по тому, как она чуть наклонилась ко мне и уже собралась сказать что-то важное.
Корюшкин появился внезапно и шумно. За руку он притащил Иру Карасёву, мою соседку по общажной комнате, где я совсем недавно ещё жил.
— Оксана Геннадьевна, — проговорил Корюшкин, слегка заплетающимся языком, — Максим Сергеевич… Разрешите к вам, за праздник, и-ик. так сказать, пригубить.
Он сделал широкий жест в сторону Карасевой.
— Это Ирина. Моя будущая жена.
Мы с Оксаной переглянулись и одновременно улыбнулись.
— Да, знаем, — сказала она снисходительно и терпеливо.
Корюшкин уже тянул к нам бокал с вином, мы подняли свои и чокнулись. Он пил с таким выражением лица, будто хотел запомнить этот момент навсегда.
— А ты чего, Ирина, — повернулась к ней Оксана. — Праздник же. Не пьёшь, что ли?
— Да пьёт она, — сказал я, не удержавшись.
Вспомнилось, как мы с Ирой не так и давно прикончили бутылку вина у меня в комнате, а потом решили, что сломали старый виниловый проигрыватель. Долго переживали, а потом выяснилось, что он и был сломан, ещё до нас. Через пару дней местный Кулибин, по совместительству алкаш с золотыми руками, умудрился восстановить этот раритет. Эх, сколько всего успело произойти за это время!
— А теперь не пьёт, — загадочно улыбнулся Корюшкин.
— ЗОЖ, — усмехнулась Оксана. — Это хорошо, но раз в году можно и поступиться правилами здорового образа жизни.
— Да нет, тут другое… — тихо выдохнула Ирина и невольно погладила себя по животу.
Мы всё поняли сразу.
— Ого! Поздравляю, — воскликнул я и хлопнул Корюшкина по плечу.
— Поздравляю, — улыбнулась Оксана. — Когда только успели.
— Да сами не ожидали, — смущённо пожал плечами Корюшкин. — Свадьба через две недели. Как только праздники кончатся.
Он посмотрел на меня внимательно, будто ища поддержки.
— А что ты так грустно вздыхаешь? — спросил я. — Ты что, не рад, что ли?
Я посмотрел на них обоих: на растерянного Ивана, на Иру с её спокойной улыбкой, и вдруг поймал себя на мысли, что очень за них счастлив.
— Да, конечно, рад, — Ваня даже махнул рукой для пущей убедительности, будто боялся, что ему не поверят. — Просто народ и так на праздниках устанет гулять, а тут ещё потом к нам на свадьбу идти. Уговаривать надо будет. Вы же придёте точно?
Он перевёл взгляд на меня и вдруг добавил, уже без улыбки, но с какой-то важностью:
— И да, Макс, я хочу, чтобы ты был свидетелем. Ты же ведь ещё не женат.
При словах «ты ещё не женат» Оксана как-то сразу потупила взгляд. Будто ожидала от меня следующего шага, продолжения, которого не будет. Мы оба это понимали и оба молчали.
Мы не могли расписаться официально. Современное законодательство смотрело на такие вещи строго и без сантиментов. Конфликт интересов. Если один супруг занимает в МВД вышестоящую должность, и второй находится у него в подчинении, то кого-то из них просто убирают с должности. Без вариантов. Вот такая вот петрушка.
И даже если Оксана уйдёт с должности начальника уголовного розыска и станет начальником ОВД, формально она всё равно останется моим начальником. Это мы уже проходили и обсуждали.
Мне уже и Мордюков, и сама Оксана прочили место начальника уголовного розыска. Долго уговаривали. Упирали на опыт, на голову, на то, что таких, как я, сейчас днём с огнём. Я сначала отнекивался, говорил, что привык работать на земле, что кабинетная жизнь не для меня, что бумажки меня убьют быстрее любого выезда.
Они эти отмазки отбивали ловко и без лишних эмоций. Объясняли, что начальник УГРО имеет полное право выезжать на любое происшествие, если сочтёт нужным, и лично участвовать в оперативно-розыскных мероприятиях. В том числе в дежурные сутки и ночью, в рамках контроля и практической помощи оперативному составу. Так что вдали от мест происшествий я бы не остался.
В этом они были правы. Тут не поспоришь.
И итоге, исчерпав разумные аргументы, чтобы от меня отстали и перестали возвращаться к этому разговору каждый раз, я дал согласие на перемещение на вышестоящую должность. Подполковничью. Временно, как я сам себе это объяснял.
Признаться честно, особого восторга я от этого не испытывал. Я прекрасно понимал, что вместе с новыми погонами ко мне придёт и целый ворох новых обязанностей, а значит, и времени проводить в кабинете я стану всё-таки больше. Бумаг, совещаний, подписей и ответственности прибавится. И чем дальше, тем меньше той самой земли, к которой я привык.
— Ну так что, Макс, завис? — криминалист выдернул меня из размышлений. — Ты будешь свидетелем?
— Конечно, буду, — сказал я. — Свидетель же, по идее, неженатый должен быть, да?
— А вы… вообще когда планируете? — неуверенно произнес Корюшкин.
Я подмигнул, наклонился к Ване, понизил голос и, косясь на Оксану, почти шёпотом сказал:
— Как только, так сразу. Ваня, у нас всё по плану. Всё будет.
— Ага, понял, понял. Всё, не лезу.
Он ещё раз поблагодарил меня за то, что я их познакомил, потом взял Иру за руку, и они ушли. Даже не ушли, а упорхнули. Шаг у Корюшкина теперь был лёгкий. Он окончательно пришёл в форму, избавился от лишнего веса, и теперь жених из него получился хоть куда.
Мы с Оксаной снова остались вдвоём, но опять ненадолго.
К нам тут же подсел Шульгин. В этот вечер будто бы все хотели отметиться, засвидетельствовать своё присутствие и впечатление, и поговорить нам с Оксаной всё никак не давали.
Шульгин был не один. Новогодний корпоратив всё-таки праздник семейный. Почти все пришли с жёнами, подругами, невестами. Вот и он привёл Олесю. Та как раз резво отплясывала на танцполе под ремикс «Белых роз», не особенно беспокоясь о том, кто и как на неё смотрит.
Коля сел рядом, обнял меня, тряхнул за плечо и заговорил с ходу, как всегда, без предисловий.
— Короче, Макс, прикинь. Батя приходит такой и говорит: ну всё, сын, условия выполнил, можешь увольняться из полиции. Вот тебе бизнес, забирай, руководи.
Я посмотрел на него внимательно и напрягся.
— Да?
— А я ему говорю, что остаюсь, — продолжил он. — Думаю, сейчас начнёт ворчать, ругаться, давить. А он вдруг… — Шульгин замялся, потом усмехнулся. — Прослезился, представляешь.
— Серьёзно? — спросил я.
— Ага. Так обрадовался. Мой железный старик — и в эмоции подался. Это… Спасибо тебе, Макс, — он снова ткнул меня локтем в бок. — Ну за то, что у нас с ним всё наладилось. Мы же столько лет в контрах были.
Он посмотрел на меня с благодарностью.
— Как ты появился, так всё и сдвинулось. Всё твоё влияние.
— Да ладно тебе, — пожал я плечами, не зная, что и сказать. — Я-то здесь при чем. Это твоя заслуга. Повзрослел, поумнел, так сказать.
— Я, вон, и невесту себе нашёл в нашей с тобой командировке, — продолжал Коля, явно входя во вкус. — Псину, опять же, завёл. Кстати, Мухтар спрашивал, что это ты в гости не заходишь.
— Так уж и спрашивал, — рассмеялся я.
— Ага, — кивнул Шульгин. — У него по взгляду всё видно. Взгляд умный. Умнее, чем у некоторых наших коллег.
Мы рассмеялись в голос. Он помолчал секунду и вдруг спросил, как бы между прочим:
— Кстати, говорят, ты скоро начальником уголовного розыска будешь?
— Ну, не знаю, — ответил я честно.
— А ты хотел бы? — уточнил он.
— А ты?
— Не-не, ты что, — замотал головой Коля. — Совещания, разгребалово, нервы. Нафиг. Я за тебя лучше пальцы скрещу. Вот чтобы ты стал. Лучшего начальника для меня и не придумаешь.
Он понизил голос и покосился на Оксану, которая в это время разговаривала с женой Мордюкова, о чём-то своём, явно не служебном.
— Ты, знаешь… — продолжил он тише. — Ты для меня даже лучше, чем Оксана Геннадьевна был бы, ну, как начальник, в смысле…
— Это ещё почему? — усмехнулся я.
— Она и послать может, и наругать, — пожал он плечами. — А ты ко мне как-то… не знаю… как к сыну, что ли. Хотя я тебя старше, конечно. Вот тоже, сейчас наговорю лишнего. Я выпил. Фигню, наверное, несу. Да? Ну оно и ладно, праздник же!
Он махнул рукой.
— Да не, всё нормально, Коля, — сказал я и обнял его за плечо, слегка встряхнув. — Всё правильно говоришь. Бывает, друг как сын. Бывает, сын как друг.
Он кивнул, улыбнулся и крепко пожал мне руку.
— Работаем, брат.
— Работаем, брат, — эхом отозвался я.
В этот момент мимо нашего стола прошёл начальник штаба и, покручивая рыжий ус, громко позвал:
— Кто покурить, пошли со мной.
— Не, я завязал, — отмахнулся Шульгин. — Ну… хотя выйду-ка с тобой, воздухом подышу.
Они ушли. Кто-то тут же подсел на их место, поздравлял, хлопал по плечу, говорил тёплые слова.
И у меня сложилось странное ощущение, что в этот вечер я был нарасхват. Всем хотелось подойти, сказать, вспомнить, поговорить. Как будто Новый год вдруг решил подвести итоги не только года, но и всей моей новой жизни сразу.
Коля вернулся быстро и, наклонившись ко мне, проговорил вполголоса, уже без улыбки:
— Макс, там какой-то тип приехал. Важный. Две чёрные тачки, внедорожники, охрана.
— Из главка, что ли? — спросил я.
Говорить, если по правде, ни с кем не хотелось.
— Да нет, не похож, — покачал он головой. — Машины сильно модные. И вообще… о, а вот он сюда идёт.
Коля кивнул в сторону входа.
По залу шёл пожилой, но крепкий и статный мужчина в чёрном пальто. Двигался спокойно и уверенно, будто не на корпоратив зашёл, а в собственный кабинет. Чуть поодаль от него держались двое неприметных мужчин в гражданском. Ничего броского, обычная одежда, только гарнитуры в ушах. В праздничной суматохе на них никто не обращал внимания, но опытный взгляд Шульгина выцепил их сразу. Охранники словно слились со стенами, остановились так, чтобы видеть весь зал, и зорко смотрели.
Я отодвинул штору и бросил взгляд на улицу. Там действительно стояли два внедорожника с заведёнными двигателями, с затемнёнными стёклами и включёнными габаритами. Внутри явно кто-то ещё сидел. Ждали.
— Смотри-ка, — пробормотал Коля. — К начальнику штаба подошёл.
Мужчина что-то коротко спросил у рыжеусого Власенко, тот внимательно выслушал, потом без лишних слов ткнул пальцем в мою сторону.
— Слушай, — вдруг напрягся Шульгин. — Что-то морда у него знакомая. Кто это, а?
Он прищурился, всматриваясь.
— Бляха-муха… — выдохнул он, узнав. — Да ну на фиг!
— Да, Коля, — сказал я спокойно. — Это он.
— Ого… — Коля сглотнул. — Я его только по телеку видел. А что он в нашей дыре забыл?
— Не знаю.
Тем временем мужчина подошёл к нашему столу, кивнул и поздоровался первым.
— Можно я присяду? — спросил он вежливо.
— Конечно, — улыбнулся я.
Он сел напротив, аккуратно сняв перчатки и положив их рядом.
— Максим Сергеевич, меня зовут…
— Я знаю, как вас зовут, — улыбнулся я. — Узнал.
Он слегка усмехнулся.
— Отлично. Так даже проще. Мне бы хотелось с вами переговорить. Извините, что в такой праздничный день.
Он оглядел зал, где продолжала греметь музыка, смеялись люди, кто-то танцевал, кто-то тянулся к бутылкам.
— Я здесь проездом, — продолжил он. — Мой, так сказать, родной город неподалёку. Заехал поздравить родственников и решил воспользоваться случаем.
Шульгин поймал на себе его взгляд, сразу всё понял и поднялся.
— Всё, я тогда не мешаю, — не растягивая момент, сказал он, хлопнул меня по плечу и ушёл.
Мы остались вдвоём.
— Удивлён, признаться, — сказал я, глядя на него внимательно.
— Понимаю, — кивнул он. — Но по телефону такие вещи не обсуждают. И через, скажем так, посыльных тоже. Хотелось поговорить лично, и, если уж представилась такая возможность, почему бы ею не воспользоваться.
Он говорил спокойно и уверенно, но при этом явно чего-то ждал от меня.
— В общем, не буду ходить вокруг да около, — продолжил он. — Мы формируем специальную группу по раскрытию особо тяжких, громких преступлений. Серийные убийства, резонансные дела. Я хотел бы предложить вам должность старшего оперативника в этой группе.
Я внимательно слушал и молчал, давая ему договорить.
— Должность полковничья, — добавил он. — Статус группы сами понимаете какой. Подчинение напрямую МВД Российской Федерации, по оперативной линии заместителю министра. И… мне, как куратору.
Он слегка наклонился вперёд.
— Признаться, для меня это дело принципа и чести — собирать такую команду. В последнее время участились серийные убийства. Я убеждён, что многих жертв можно было бы избежать, если бы на начальном этапе работали умелые, квалифицированные сотрудники, способные пресечь серию на корню.
— То есть мы не будем привязаны к какому-то одному месту, — уточнил я. — Будем ездить туда, где происходят серьёзные преступления?
— Именно, — кивнул он. — Командировки по всей стране. Колесить придётся много. Это, конечно, недостаток работы. Но с другой стороны, если вы не женаты, а вы ведь не женаты, насколько мне известно, то для вас это может оказаться и плюсом. Новые люди, новые города, новый опыт.
Он на секунду задумался, будто возвращаясь мыслями куда-то назад.
— В своё время я сам был в подобной группе, — продолжил он. — Ещё при Советском Союзе. Она показала себя весьма успешно. Очень успешно.
— Да, конечно, я знаю, — сказал я. — Наслышан.
— Вот и сейчас я хочу создать нечто подобное, — кивнул он. — Только с учётом современных реалий и возможностей.
Я посмотрел на него прямо.
— А почему именно я?
Он усмехнулся.
— Не скромничайте, Максим Сергеевич. Несмотря на вашу короткую календарную выслугу, а она действительно короткая, но зато сложенная весьма плотно, на вашем счету уже немало раскрытых серийных преступлений и задержанных опасных преступников.
Он говорил это без лести, спокойно и ровно, как факт.
— Я в людях разбираюсь, — продолжил он. — И внимательно изучил ваше личное дело. Вы именно тот человек, который мне нужен в этой группе.
Он замолчал, давая мне время осмыслить сказанное, затем спокойно спросил:
— Сколько времени вам нужно, чтобы подумать?
— Я согласен, — без колебаний сказал я.
Он кивнул, сдерживая довольную улыбку, хотя, наверное, другого ответа и не предполагал.
— Замечательно. Иного ответа я от вас и не ждал, Максим Сергеевич, — подтвердил он. — Тогда так. С вами свяжется сотрудник кадров. Объяснит, какие бумаги нужно прислать по ИСОД через электронную подпись. После Нового года начнём оформление.
Он на секунду задумался и добавил:
— Кстати, если можете кого-то порекомендовать в группу, взять себе помощника, я этот вопрос рассмотрю.
— Есть такой оперативник, — сказал я сразу. — Шульгин Николай Николаевич. Талантливый, быстро учится, всё схватывает.
Он улыбнулся краем губ.
— Признаться, мы его тоже рассматривали. Согласен. Тогда поговорите с ним сами.
Он поднялся.
— Что ж, ещё раз с Новым годом вас. Мне пора. Не буду мешать празднику рабочими моментами.
— Спасибо вам, — ответил я.
— Да мне-то за что?
— А теперь вы скромничаете, Андрей Григорьевич… Я знаком с вашими достижениями, ну… в области борьбы с преступностью. Тогда вы опередили своё время.
Он усмехнулся уже совсем по-доброму.
— Это были семидесятые и восьмидесятые. Тогда не так уж сложно было опередить время. Гораздо сложнее сейчас стать лучшим на современном этапе. А вы это сделали.
Он посмотрел на меня внимательно и добавил тихо:
— Вы и правда будто из другого времени, Максим Сергеевич.
Мы крепко пожали друг другу руки. Он развернулся и вышел из зала. Два охранника последовали за ним как тени, растворившись в шуме праздника так же незаметно, как и появились.
Объявили медляк. Белый танец. Оксана сама пригласила меня, без всяких слов, просто протянув руку. Конечно, я сразу вскочил ей навстречу. Мы вышли в центр зала, музыка стала тише и мягче, а вокруг стало меньше людей. Мы танцевали и разговаривали вполголоса, почти не слыша себя из-за музыки, но и не нуждаясь в словах.
Вечер был очень тёплым, уютным. Редкое состояние, когда ничего не жмёт внутри и никто не торопит, когда можно просто быть рядом и не думать, что будет дальше. Я поймал себя на мысли, что чувствую себя по-настоящему счастливым.
Потом мы поехали ко мне. Вызвали такси, сели рядышком сзади, ехали молча, иногда переглядываясь и улыбаясь. Дома я сразу полез в шкаф, начал рыться в ящиках. Оксана только вышла из ванной, замотанная в полотенце, волосы ещё влажные.
— Что ты там такое ищешь? — спросила она.
— Да блин, — пробормотал я. — Кольцо. Для ключей. У тебя есть на ключах колечко?
— Зачем? — удивилась она.
— Надо.
— Прямо сейчас?
— Да. Прямо сейчас, — настаивал я.
— Срочно? — усмехнулась она. — Слушай, вот ты время выбрал, Максим. У нас вообще-то вечер продолжается.
Она подошла ко мне, медленно, демонстративно, прижалась и посмотрела снизу вверх.
— Я и говорю, — ответил я, — продолжается. Вот для продолжения и надо.
— У меня нет колечка, — сказала она. — Только цепочка.
Я снова полез в ящик, торопливо перебирая вещи. Сдвинул одну полку, задел коробочку, она упала на пол и раскрылась. Из неё посыпалась всякая мелочь. Скрепки, старые ключи, какие-то значки.
И среди всего этого лежали они. Простые, серенькие колечки для ключей.
— Нашёл, — выдохнул я и торжествующе поднял два невзрачных кольца.
Но вместе с мелочёвкой на пол вылетело ещё кое-что.
Моё старое удостоверение. Удостоверение Малютина. Лютого. Пробитое пулей. Потёртое, с пятном крови, выцветшее, из прошлой жизни, о которой я так часто в этот вечер вспоминал.
Оно, раскрывшись корочкой вверх лежало на полу между нами, и в комнате вдруг стало очень тихо.
— Что это? — еле слышно проговорила Оксана.
Она подняла удостоверение, перевернула его и медленно прочитала вслух.
— Старший оперуполномоченный… майор милиции Малютин Максим Сергеевич.
Её губы дрогнули, пальцы затряслись, будто она держала не бумагу, а что-то живое и хрупкое.
— Скажи, — выдохнула она. — Откуда у тебя это?
Я не стал врать.
— Это моё удостоверение, — ответил я.
Она подняла на меня глаза, и в её взгляде было всё.
— Я знала… — прошептала Оксана. — Я знала.
Слёзы у нее выступили мгновенно и сразу покатились по щекам. Она шагнула ко мне и повисла на шее, прижалась так крепко, будто мы и правда не виделись сто лет, будто между нами лежали годы, целая жизнь, начиная с тех самых девяностых.
— Ну не мог Яровой так поменяться, — говорила она сквозь слёзы. — Просто так. Я чувствовала. Это ты… Господи…
Я поцеловал её, прижал к себе, гладил по голове, по влажным волосам, чувствуя, как её слёзы текут по моей шее. В этот момент всё лишнее исчезло, остались только мы и та правда, которая больше не требовала слов.
— Всё, — сказал я тихо. — Успокойся. Я с тобой…
Я мягко отстранился, ровно настолько, чтобы посмотреть ей в глаза, и достал из коробочки то самое простое серое колечко для ключей. Взял её руку и аккуратно надел его ей на палец.
— Я теперь с тобой, — сказал я. — Мы будем вместе. Всегда.
Она всхлипнула, пытаясь улыбнуться.
— Ты с ума сошёл, Максим, — пробормотала она, борясь с рыданиями. — Нам же нельзя. Мы же…
— Можно, — уверенно сказал я. — С января я больше не твой подчинённый. Курсант позвал меня в свою спецгруппу.
Я смотрел на неё прямо, сведя брови, как на допросе, где важен только один ответ.
— Оксана… ты выйдешь за меня?
КОНЕЦ