Последний Герой. Том 10

Глава 11

Стук в дверь повторился. Гулкий и настойчивый, он прокатился будто бы по всему дому, так что вся компания вздрогнула.

— Ну что же вы стоите⁈ — выкрикнула Нинель, прижимая руки к груди и не решаясь сделать шаг. — Кто-нибудь откроет эту чёртову дверь, в конце-то концов⁈ Там ведь может быть Тёма!

Присутствующие переглянулись, но никто не шелохнулся.

Я встал с дивана и скомандовал:

— Все отойдите от прохода на всякий пожарный.

Подошёл, достал пистолет, щелкнул флажком предохранителя. Откинул щеколду, толкнул дверь, сам шагнул вбок, держа наготове руку с оружием.

Но стрелять не пришлось, в дом буквально ввалился Антон. В лохматой шапке, в пуховике, весь в снегу, тяжело дыша.

— Фу ты, блин! — выдохнул Плотников. — Напугали, бляха-муха! Чо не открываете-то? Думал, дуба дам!

— Ты откуда такой красивый? — хмыкнул Речкин.

— Это… не Артём, — тихо всхлипнула Нинель, прижимая ладони к лицу. — Господи… где же Артём?..

— Да замолчи ты уже, — оборвала её Мария. — И так тошно слушать!

Они ещё немного поперекидывались очередной порцией колкостей, а я встал на пути у вахтовика.

— Не понял, — сказал я Антону. — Ты вообще откуда?

— Да я… до ветру ходил, — пробасил он. — А вы тут закрылись зачем-то, напугали. Думал, не откроете уже. Так стучал, что кулак отбил.

— Тут же тёплые сортиры есть, — вставил Даниил. — И на первом этаже ещё один санузел!

— Привык я, — буркнул вахтовик. — На природе как-то спокойнее. Тут, если уж по-человечески… посидеть нормально, то только на улице.

Он обвел присутствующих недоуменным взглядом.

— И вообще, какое вам дело? Ну, сходил и сходил. Проветрился, пробзделся, — добавил он с вызовом.

— Вообще-то, — ядовито произнёс Кожевников, — нас тут хотят убить. А ты, между прочим, подозрительно отлучаешься неизвестно куда.

— Тебя, очкастый, забыл спросить… — привычно завёлся тот.

— Ты не слышишь? Алё! Нас убить хотят!

— Ха, убить вас хотят? — хохотнул вахтовик, глотнув пива. — Да кому вы нужны, поэты сраные? Пропал этот клоун, ну и всё. Поскользнулся босой, башкой приложился, и затянуло его под лёд. Никто его не убивал. Это на воде бывает, так-то. Несчастный случай, мля.

Услышав это, Нинель завыла с новой силой:

— Темочка! Темочка-а-а!.. — ныла она.

— Тише ты со своими случаями, — шикнул я на вахтовика. — Видишь, ей и так хреново. Не усугубляй.

— А мы не в участке, мент, — буркнул вахтовик. — Тут все равны. Так что, что хочу, то и говорю.

— Ещё слово вякнешь, — сказал я холодно, — и я тебя вытолкаю обратно на улицу. До ветру. И хоть задолбись там, никто тебе не откроет.

Антон сразу присмирел, почесал затылок и тихо пробормотал:

— Да ладно, чё ты. Я ж просто шутканул. Разрядить обстановку хотел. А то все пересрались, сидят, кипишуют. Ну чё, в самом деле, кого вы тут боитесь? Все взрослые, вон сколько мужиков. Какой дурак полезет нас убивать?

Он хмыкнул, осушил бутылку пива и добавил:

— Я ж говорю, несчастный случай. Ну или… есть мысля такая, что этот загорелый всё сам и подстроил. Смерть свою изобразил-на. Сейчас где-нибудь отсиживается, чтоб… ну, я не знаю, прикольнуться над вами. Может, спрятался, гад. Телефоны забрал, ключи спёр от машины.

— Даже, если бы мы нашли ключи, — сказал Даниил, — всё равно бы не выехали. Дорогу перемело. У меня, конечно, полный привод и клиренс нормальный, но всё равно же это не танк.

— Напокупают себе пузотёрок, — ехидно проговорил вахтовик, косясь на Кожевникова. — Уазик надо брать, а не это ваше новомодное китайское дерьмо.

— Нормальная у меня машина, — обиженно буркнул Даниил.

— Так, прекратили базар! — снова гаркнул я. — Понимаю, что все на нервах, но от того, что будете собачиться, ситуация не улучшится. А сейчас план такой — ищем мешок с телефонами, который спрятал Ланской, он должен быть где-то в доме. Запираем все двери, никто никуда без моего ведома не выходит, а если надо кому-то выйти, то предупреждаете меня. И я вас благополучно не выпускаю, — я сделал голосом ударение на слове «не». — У нас здесь всего достаточно для существования: вода, продукты, два сортира, ванна, душевая кабина, электричество…

Только я сказал слово «электричество», бум! — и дом погрузился во тьму. Лампы вырубились.

Женщины вскрикнули, Даниил заохал, вахтовик смачно матюгнулся.

— Вот, блин, — сказал я, — Похоже, теперь у нас нет электричества.

— А кстати, — поинтересовался Даниил. — Откуда вообще тут электричество? Столбы разве кто-то видел?

— Да генератор здесь стоит, там, в кочегарке, дизельный, — сказал вахтовик. — Накрылся, видать. Или что-то перемерзло, или тупо соляра кончилась.

Дом погрузился в полумрак. Видны только силуэты, и то, если встать на фоне окна. Кто-то чиркнул зажигалкой. Я достал фонарик, который захватил из бани, включил.

Комната осветилась, но тускло и выборочно.

— Я видела на кухне свечи, — воскликнула журналистка. — Давайте свечи зажжем. Я сейчас принесу.

Мария направилась в коридор, потом остановилась, обернулась.

— Ой, что-то мне ссыкотно, — проговорила она, передергивая плечиками. — Ребят, ну пойдёмте кто-нибудь со мной.

— Я пойду! — вдруг вызвался Даниил.

Резко встал с дивана, распрямился, будто герой. По глазам было видно, что ему страшно, но уж очень хотелось показать Марии, что он мужик, а не тряпка.

— Спасибо, Даня! — сказала она, усмехнувшись. — Да не утруждайся. У тебя, вон, я смотрю, давление же.

Кожевников замер.

— Ирка, пойдём со мной! — крикнула она подруге.

Плотникова послушно поднялась и пошла следом.

Даниил, чувствуя себя оплеванным, вернулся на диван и, насупившись, налил себе остатки пива из начатой выдохшейся бутылки.

Когда женщины ушли, я повернулся к вахтовику, посветил на него фонариком. Что-то не давало мне покоя.

Он сидел в кресле, пил пиво, а рядом на столике лежали огромные вязаные рукавицы. Такие пушистые, что казались будто сработаны из меха снежного человека.

— Хорошие варежки? — кивнул я.

Он хмыкнул и бережно их поправил.

— Люблю в них ходить. Это из собачьей шерсти. Сеструха связала.

Волоски серебристого ворса держались непрочно, и я заметил, как они налипли на его рукавах, на кружке, даже на подлокотнике кресла.

Антон сунул рукавицы в карман, снял куртку, повесил на вешалку, потёр ладони одну о другую. Видно, руки всё-таки замёрзли с улицы, даже в любимых варежках.

Вахтовик подошёл к камину, заглянул внутрь и пробубнил:

— А давайте камин растопим. От бани дров натаскаем, и светло будет.

— Вот ты за дровами и сходи, — сказал я. — Только не один. Возьми с собой кого-нибудь.

Я обвёл всех взглядом.

В этот раз Даниил геройствовать не стал, опустил глаза, ссутулился и сделал вид, будто превратился в предмет мебели.

Я провёл по нему взглядом, остановился на Речкине.

— Тимофей, сходишь с Антоном за дровишками?

— Да можно, — пожал тот плечами.

— Ха! А чё это мент тут раскомандовался? — завёлся вахтовик. — Принеси то, принеси это. Вот сам и сходи! Чё, молодого нашёл?

— Антоша, — тихо, но жёстко сказал я, — Если хочешь, можем поменяться местами. Я буду бухать и нести всякую чушь, а ты будешь следить за всеми, чтобы ничего не случилось. Только пить нельзя. Ещё тебе нужно оружие, у тебя ведь нет пистолета? Тогда возьми топор и нож. Если кто-то вломится — ты первый дашь отпор. И спать нельзя. Ну что, готов? А я, так уж быть, открою себе пивка и схожу за дровами. Только дай мне свои варежки, сгонять до бани.

Тот насупился.

— Рукавицы я никому не дам, — буркнул он. — Сам схожу, дрова принесу. Генератор заодно гляну, может, заведу всё-таки.

— Сходи, сходи, — сказал я, а про себя отметил, что генератор, скорее всего, вырубили специально. И вряд ли теперь он запустится.

Речкин и Антон вышли на улицу.

И тут из кухни раздался визг.

— А-а!!!

Пронзительный женский крик и звон грохнувшейся посуды.

Даниил вжался в спинку дивана.

— Что там⁈ — вскрикнула Нинель. — Это же наши девочки! Что с ними⁈

Я бросился в коридор. Поворот, ещё один. Узкий проход, кладовка, и вот, наконец, кухня.

Я резанул лучом фонарика по темноте. Пятно света выхватило перепуганные лица Марии и Ирины.

— Вы что орёте⁈ — сказал я, остановившись на кухне. — Что случилось?

— Там… там… — лепетала Мария, прижимая руки к груди.

— Что?..

— Там мышь!

— Тьфу ты, ну ты, ножки гнуты, — выдохнул я. — Я-то уж подумал, всё, конец света. А тут мышь. Мышей боишься, что ли?

— Да нет! — возмутилась Плотникова. — Мы не боимся, просто она выскочила прямо из-под полки и по руке пробежала. Фу, мерзость! Теперь укол от бешенства, наверное, ставить надо…

— Дура ты, Плотникова, — пробормотала все еще дрожащим голосом Мария. — Какой укол от бешенства? Это же мышь, а не собака. И не кусала она тебя.

— Всё равно мерзко, — буркнула та, дрожа. — Вон, смотри! Все свечи погрызли!

Она вытащила ящик из буфета. Внутри лежали парафиновые свечи, на которых виднелись крошечные следы зубов.

— Ладно, — сказал я, — свечи всё равно гореть будут. Им без разницы, если фитиль цел. Берите их, да пойдемте в зал.

Мы зажгли свечи и воткнули их в кружки, в бокалы. Подсвечников почему-то не нашлось, но и так получилось неплохо.

Тьма уступила место полумраку. Зал окутали призрачные блики, тени двигались по стенам, растягивались, изгибались. Вся обстановка выглядела зловеще.

Вернулись вахтовик с Речкиным, притащили охапку дров.

— Ну что там с генератором? — спросил я.

— Труба, начальник, — сказал Антон, стряхивая снег с плеч. — Как я и говорил, кончилась соляра. Тупо кончилась.

— Так залей новую, — сказал я.

— А нету, — пожал он плечами. — Канистры стояли рядом, следы от них остались, теперь нет ничего. Кто-то стырил топливо.

— Погодите, — встрепенулась Ирина. — А там же, у Артёма в машине, тоже были канистры какие-то!

— А ты откуда знаешь? — нахмурился Антон, подозрительно глядя на жену.

— Ой, Антон, не начинай, — отмахнулась она. — Просто, когда мы ехали, пахло горючим. Я спросила, что это, а он сказал: «Солярка для генератора».

— А я никакого запаха не почувствовал, — с подозрением глядя на жену, проговорил Антон.

— Да потому что у тебя вечно шары залиты. Ты с этой бутылкой не расставался. Есть там у него канистры.

— Ладно, — сказал Антон, — Сейчас проверим, только мне что-то, Ирка, подозрительно, что ты знаешь, что в машине этого загорелого находится. Может, вы там катались с ним раньше, а? В тачке.

— Дурак, — воскликнула Ирина, ее щеки вспыхнули.

— Или рогатый дурак, — подтрунивал ее муж, — Я же вижу, как ты на него смотрела.

— Уймись, Антоша, — воскликнула Ирина. — Вот вообще сейчас не к месту. Артем пропал, его, наверное, может, уже и в живых-то нет. А ты начинаешь свою песню.

Буровик набычился. Ответ жены ему не понравился.

— Меня по несколько месяцев нет дома. Хер его знает, чем ты тут занимаешься.

— А ты сам виноват. Я говорила: найди работу здесь, в городе. Нет же, тебе обязательно надо в тайгу. А я одна…

— Так все-таки ты трахалась с ним! — воскликнул нефтяник и залепил жене хлесткую пощечину.

Та упала на диван, зарыдала. На этом вахтовик не успокоился и хотел схватить ее за волосы. Я дернул Антона за плечо сзади. Он скинул мою руку, развернулся, замахиваясь уже и на меня.

Я резко пригнулся и сделал короткий резкий удар ему под дых. Тот с шумом выдохнул, теряя воздух, а обратно вдохнуть не смог из-за спазма диафрагмы. Схватился за живот и повалился рядом с плачущей супругой.

— Так, Плотниковы, — сказал я, глядя на обоих. — Семейные разборки прекращаем. Санта-Барбара сейчас вообще не к месту. А ты, Антоша, лапы не распускай. Иначе надену на тебя браслеты и посажу в карцер. Ну, то есть в сортир, потому что карцера у нас нет. Или в кладовку. Понял?

— Да понял я, понял, — пробурчал он, держась за живот.

— Вот и славно. А теперь одевайся. Сейчас сходим до машины Артёма и посмотрим, есть ли там солярка.

— Елки… ты мне так врезал, что я ни вздохнуть, ни пернуть, — пробормотал вахтовик. — Сходи с кем-нибудь другим, ладно?

— Ну смотри, не балуй тут, — сказал я и обернулся. — Так, кто со мной?

Даниил вновь превратился в мебель, втянул голову в плечи, уставившись в пол.

— Тимофей, пойдёшь?

— Да пошли, Макс, сходим, — пожал плечами Речкин.

Его ждать не пришлось, он ещё куртку не успел снять после похода за дровами.

Я надел пуховик, натянул шапку поглубже.

Мы вышли. Ветер сразу ударил в лицо ледяной крупой. Снег валил стеной, склеивал ресницы и лез в нос и рот. Под ногами скрипели сугробы, а за десять шагов уже почти ничего не было видно, сплошная белая пелена скрывала всё вокруг.

Речкин схватил лопату, что стояла прислоненной к стене дома.

— Боишься? — спросил я, перекрикивая ветер.

— Ну, странная фигня творится, Макс, — ответил Речкин, держа под мышкой лопату. — Лучше быть готовым. У тебя-то, вон, пестик есть.

Мы обошли дом и шагнули под навес. Тут ветер уже не так задувал. Под навесом стояли две машины: внедорожник Ланского и легковушка Кожевникова. Их кузова были припорошены снегом, несмотря на крышу.

— Только как мы достанем канистры, если машина заперта? — пробурчал Речкин.

— Как-как… по стеклу лопатой на, — ответил я.

Мы обошли внедорожник, подошли к багажнику. Я посветил фонариком, и Речкин ахнул:

— Ёпта мать… Уже кто-то приложился по стеклу. И, по ходу, вот этой самой лопатой, что у меня в руках.

Задняя, пятая дверь машины была разбита. Осколки стекла лежали на плитке, а на металлической обшивке красовалась вмятина, ровно такая, как будто ударили штыком лопаты.

— В багажнике пусто, — сказал я. — Только стекло да снег.

— Сука… сука… — выдохнул Речкин. — Кто-то явно хочет, чтобы мы тут подохли. Надо кочегарку охранять, Макс. Не дай бог, эта мразь что-то с отоплением сделает… и всё, кирдык. Замёрзнем. Пешком отсюда не уйдёшь ведь, да еще в такую погоду.

— Согласен, — кивнул я. — Выставим охрану у кочегарки. Дай-ка лопату сюда.

Я взял инструмент, поднял к фонарику. На черенке, чуть ниже рукояти, торчала щепка, так она могла отойти от удара. И там, в зазоре, что-то застряло.

Я посветил, чтобы приглядеться внимательнее, но пока промолчал.

— Пошли назад, — сказал я.

Вернулись в дом. Камин уже разожгли, в комнате стало теплее и светлее.

— Канистры украли из багажника, — сказал я, показывая лопату. — Разбили стекло вот этой штукой. И интересный момент: на черенке щепочка отошла. А в ней — вот это.

Все придвинулись ближе. Я поднял лопату к свету камина.

— Что это? — спросила Мария. — Волоски? Пух какой-то?

— Шерсть, — сказал я. — Похожа на собачью. Но чтобы точно сказать, нужна экспертиза.

Я перевёл взгляд на вахтовика.

— Скажи-ка, Антоша, ты этой лопатой пользовался?

— Э… Максим, ты чё на меня бочку катишь? — нахмурился Плотников. — Ну, брал я, и что? Я же говорю, до ветру ходил.

— А лопату ты на хрена брал? — прошипел на него Речкин, в упор глядя в глаза.

— Ну… ссыкотно было, — пробормотал Антон. — Как-то с голыми руками идти. Там же сортир деревянный, старый, вокруг темень, хрен пойми кто. Вот и взял лопату, типа как оружие. А чё такого-то?

Он осёкся, перевёл взгляд с меня на Тимофея, потом на остальных.

— А, вон чо… я понял. Вы думаете, что это я расхерачил машину загорелого? И канистры из багажника спёр, да?

— Мы ничего не думаем, — сказал я ровно.

— Да я чё, больной? — Антон уже почти кричал. — Чтобы нас без света оставить? Сейчас холодильник встанет, пиво тёплое будет! Я же не дебил совсем, так делать!

— Ты не дебил, — тихо проговорила Мария, глядя на него внимательно. — Мне кажется, ты гораздо умнее, чем хочешь казаться. Все твои шуточки, бравада… А внутри злость так и кипит, так и прет говно. Обиделся на Артёма, да? Вот и решил его тюкнуть, пока он в проруби был. Ведь тебя тогда в комнате не было.

Она поднялась, дрожа, и продолжала:

— А потом, чтобы сбить след, решил нас всех разыграть. Мол, тут убийца ходит. Канистры похитил, генератор вырубил. Только ты один знал, где генератор стоит. Я — нет, например. Я даже не знаю, как он выглядит, этот чертов, мать его, генератор!

— Да ты чё, курица рыжая, несёшь⁈ — возмутился Антон. — Ирка, скажи ей! Твоя же подружайка, что она гонит?

Но Мария не собиралась замолкать, да и на Плотникову она не смотрела. Она повернулась ко мне.

— Максим! Мне кажется, это он всё! Ну точно он! И вот, волоски на лопате от его варежек!

— Э-э, не гони-на! — загудел нефтяник, подняв руки. — А то и схлопотать можно!

— Он меня пугает! — визгливо вскрикнула Мария. — Вы все видели, он мне угрожает! И если меня убьют, знайте, что в моей смерти он виноват!

— Тихо! — скомандовал я. — Всем успокоиться! Никто никого не убьёт.

Я шагнул ближе к Антону.

— А ты, Антоша, прикуси свой поганый язык. Ещё одно подобное слово, и точно в карцер посажу.

— Да какой ещё карцер, я ж так… А чо она… ну… — пробурчал он, но голос у него дрогнул, и он опустил глаза.

— Кочегарка у нас отапливается углем, — сказал я, глядя на всех. — Помещение в подвале. Так что на ночь закроем все входы изнутри. Чтобы не было никаких сюрпризов. Если нас лишат отопления, мы тут все замёрзнем.

Я обвёл взглядом притихших людей.

— А сейчас предлагаю вот, что. Зажечь свечи и обыскать дом. Ищем телефоны. По одному не ходить. Дом большой, но держитесь рядом, не выпускайте друг друга из виду. Всегда будьте в поле зрения.

— А зачем? — спросила Мария.

— Затем, — ответил я, — чтобы потом не было лишних обвинений. Ну а к тому же, если злоумышленник среди нас, он ничего не сможет сделать, пока у всех на виду. Всё ясно?

Присутствующие молча кивнули. Кто-то неохотно буркнул:

— Да, ясно…

— Тогда вперёд, — сказал я. — И с песней.

Все разошлись по дому, двигаясь парами. Зажгли свечи, каждая комната теперь мерцала тусклым светом. Тени прыгали по стенам, будто кто-то шёл следом, так и тянуло оглянуться.

Обыскали всё: первый и второй этаж, кладовку, подвал, даже саму кочегарку. Всё впустую.

Телефонов так и не нашли.

Однако в кабинете Ланского, в выдвижном ящике его письменного стола, я нашёл аккуратно сложенную газету. «Вести Новознаменска», номер не совсем старый. На первой полосе бросался в глаза заголовок: «Жительница Новознаменска погибла в результате несчастного случая в Турции».

На фото был сам Артём Ланской на яхте, в солнечных лучах и брызгах, с молодой девушкой в купальнике, обнимающей его за плечи.

В статье говорилось, что она утонула во время купания, когда они с другом вышли на яхте в открытое море. Судя по описанию, спутником был Ланской, хотя фамилию его в тексте не назвали. Девушка нырнула и не вынырнула. Свидетелей, кроме её спутника, не было. Произошедшее признали несчастным случаем. Тело так и не нашли.

Я глянул на дату. Все случилось шесть месяцев назад. Странно, но Артём теперь не походил на человека, потерявшего любимую. Скорее, наоборот, он жил легко, будто ничего не произошло. Может, подружка была для него на один сезон или вообще на ночь? Такое в газетах не пишут.

Я собрал всех в зале у камина и показал находку.

— Вы знали об этом?

— Ну да, — ответила Ирина. — Артём рассказывал, что у него подружка утонула. Бывает, всякое в жизни случается.

Нинель презрительно фыркнула:

— Эта курица была до меня. Туда ей и дорога, так ей и надо.

— Как ты можешь так говорить⁈ — вскрикнул Даниил. — Она же человек!

— Человек? — перекосила губы-пельмени Нинель. — Да пошёл ты! Наверняка крутила с Тёмой из-за его денег. Смотри, какая она, молоденькая совсем. Думаешь, просто так с ним эта шлюшка на яхте каталась?

— Да вы все тут с ума посходили! — вдруг всплеснул руками Кожевников и, побледнев, стал метаться из угла в угол. — А вы не думали, что это нам возмездие? Всем нам… за… за нашу мёртвую поэзию!

— Тихо ты! — шикнула на него Мария. — Не городи ерунды.

— Стоп, стоп, стоп! — поднял я ладонь. — Ну-ка, поподробней.

— Да он, Максим, совсем уже того, — сказала рыжая. — Гонит всякую чушь! — Мария повернулась к нему и добавила: — Кожевников, ты что, Максим же из полиции. Сейчас наговоришь всякой фигни, и тебя притянут.

— Если бы могли, уже бы притянули, — зло проговорил Даниил, глаза у него заблестели. — Я не собираюсь больше молчать. Я мог его спасти, да. Но не спас. Я… я даже притопил газу, когда увидел, как он выскочил на дорогу.

— Твою дивизию, — выдохнул я. — Ну-ка, рассказывай всё по порядку.

— Даня, ты не наговаривай на себя, — воскликнула Плотникова. — Ты не в себе!

— Даня, выдохни, — мягко добавила Мария. — Выпей воды.

— Так, всем молчать! — приказал я. — Дайте человеку слово сказать.

Кожевников закрыл глаза, сжал кулаки.

— Самокатчик выехал мне на дорогу, прямо поперёк. Я… я не успел бы… — он осёкся. — Да что теперь… Там отказной материал был. Проверку провели. Меня признали невиновным. Всё по правилам. Всё нормально, Макс. Это просто… мысли какие-то. Чёрные. Нехорошие.

— А при чём тут поэзия? — спросил я.

Он молчал, сгорбившись.

— Ну! — рявкнул я. — При чём поэзия, Даня⁈ Быстро говори!

— Да нет, ни при чём, — сразу пошёл на попятную Кожевников. — Просто, понимаешь… мы пишем про жизнь, а жизнь и смерть, ну… это один цикл. Мы вдохновляемся жизнью, верш… — он запнулся, осёкся под взглядами остальных.

— Вершите смерть, — закончил я за него. — Интересно поэты пляшут, по четыре сразу в ряд. Оказывается, у некоторых из вас, а может, и у всех, рыльце-то в пушку. Ланской, вон, при загадочных обстоятельствах потерял подружку в море, ты — самокатчика закатал в асфальт. А может, и мог на тормоз нажать посильнее… Так? Ну! Кто ещё? Кто ещё кого-то убил?

— Никого мы не убивали, — насупилась Плотникова.

— Никого, Макс, — замотала головой Мария.

— Угу, — кивнул я. — Ладно. Пока связи нет, я не могу вас пробить по базам, по старым материалам. Но имейте в виду: если вы что-то недоговариваете, я всё равно докопаюсь.

— Максим, ты нас защищать должен, а не обвинять! — обиженно выкрикнула Мария.

— Чтобы защищать, — оборвал я её, — нужно знать все обстоятельства и мотивы. Только тогда можно кого-то защитить по-настоящему. Ну что, будем говорить?

— Нам нечего сказать, — тихо проговорили Плотникова и Чижова, опуская головы.

— Ладно, — сказал я, глянув на часы. — Время позднее. Всем спать. Лучше здесь, в одной комнате. Я буду охранять кочегарку. И сразу предупреждаю, сплю я чутко. Кто войдёт туда ночью — стреляю без предупреждения. Туда не ходить, ясно?

Все закивали.

— А я не могу уснуть, когда кто-то храпит, — заныл Кожевников. — Я буду спать отдельно. Запрусь изнутри, и всё. И ничего мне не будет…

— С тобой-то ничего не будет, — сказал я. — Но потом к тебе будут вопросы, если что случится.

— Макс, а что, разве ночью что-то может случиться? — воскликнула вдруг Плотникова.

— Товарищи, вы не видите дальше своего носа! Кто-то спрятал телефоны, кто-то украл солярку, кто-то убил Артема. Конечно, может, он живой, и, может, он сам все это и делает. Но где-то по нашей территории бродит ранее судимый смотритель, урка, которого мы тоже не нашли, так что в ваших интересах держаться вместе, чтобы всем дожить до утра. Ясно?

— Ясно, Максим, ясно, — закивали девушки.

— Нет, но я все равно отдельно буду спать, — сказал Даниил. — Я запрусь, я не могу заснуть, когда кто-то сопит или храпит.

— А можно с тобой в кочегарке подежурить? — спросила Мария.

— Нет, — сказал я.

— Ну тогда я тоже буду одна в комнате, тоже запрусь.

— А мы с Иркой вдвоем будем, она ведь моя жена, — хмыкнул Плотников.

— Короче, делайте что хотите, — махнул я рукой.

Устал я нянькаться с этими поэтами.

Нашел раскладушку и потащил ее в кочегарку, разложил там, расстелил плед. Кочегарка находилась в подвале, внизу.

Утром надо будет предпринять меры, чтобы выбраться отсюда или как-то вызвать помощь. С этими мыслями я и уснул, приперев изнутри дверь несколькими массивными кусками угля. Теперь ко мне если кто-то и захочет пробраться незаметно и бесшумно, то не сможет.

С этими мыслями и заснул. А утром меня разбудил стук в дверь.

— Максим! — кричала Чижова. — Ты там? Скорее просыпайся, Максим!

Голос её дрожал. Так зовут только очень испуганные люди.