Последний Герой. Том 10

Глава 7

— Конечно, конечно, это всё ужасно, — вздохнул Ланской. Вышло у него чересчур театрально, с этаким налётом драматизма. — Я слышал, что произошло с нашим клубом…

— А что произошло? — воскликнула Мария, тряхнув рыжей челкой. — Нашего клуба больше нет! И Корней Поликарпович… — добавила она с грустью.

— Его тоже убили? — нахмурился Ланской.

— Нет, нет, что ты, Артём, — замахала руками Мария. — Типун тебе на язык! Он просто исчез. Из больницы пропал.

— Так, товарищи, — строго проговорил Мордюков, прерывая их воркование. — Вижу, вы знакомы. И теперь вы сами видите, что кто-то методично и верно взялся за вас, прости господи, поэтов из этого самого клуба… прости господи… «Мёртвой поэзии». Любой может стать следующим.

Он встал, упёршись ладонями в стол.

— Надеюсь, вам теперь ясно: ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах нельзя появляться на улице без охраны. Я настоятельно рекомендую на ближайшие несколько дней вообще спрятаться. И лучше всем вместе. Тогда я смогу выделить вам охрану из числа своих сотрудников. Но только если вы будете все в одном месте. Потому что к каждому приставить сотрудника, уж простите, физически не могу.

Ланской, этот загорелый престарелый франт, почесал подбородок, провёл пальцами по лёгкой щетине, послушал, как она шуршит под его рукой, и задумался. Остальные — Кожевников, Чижова, Плотникова — не сводили с него глаз, будто ждали решения именно от него.

Он тихо крякнул, тряхнул головой так, что блеснула серебряная серёжка в ухе, и вдруг сказал:

— К чёрту всё, друзья! Живём один раз! А давайте… давайте лучше отпразднуем!

— Что? Что вы там несёте, гражданин⁈ — взвился Мордюков. — Я что вам сейчас только что сказал! Вы вообще в своём уме⁈

— Да подождите, подождите, товарищ генерал! — воскликнул Ланской.

Мордюков хмыкнул, скосив глаза в сторону, и смущённо проговорил:

— Я… ну, я не генерал. Я это… ну, не генерал ещё пока. Полковник я.

— Подождите, пожалуйста, товарищ полковник, будущий генерал, — протянул Ланской, улыбнувшись во всю загорелую физиономию. — Вы не дослушали! Вы разве забыли, друзья? — он обернулся к остальным поэтам. — Завтра у нас годовщина, юбилей нашего клуба! Пять лет! Пять долгих чёртовых лет мы ваяем эти грёбаные стихи, которые, давайте признаемся, никому не нужны. Ну кому, скажите, они нужны, кроме нас самих? Да никому они нафиг не упали!

Он махнул рукой на Кожевникова:

— Вон Даня, печатает нас задарма, считай, по себестоимости. Экземпляры, как семечки выпускает. И что толку? У всех дома шкафы забиты сборниками, пылятся!

— Артём, Артём, подожди, — воскликнула Плотникова. — Ты что? Мы же договорились, мы же ради самой поэзии!

— Вот именно, — отмахнулся Ланской. — Потому и называется «Мёртвая поэзия», потому что мёртвая! Мы хотим — а кому это надо? Да к чёрту всё пошло! Где Сагада, наш руководитель клуба? Нету! Где Стрельцов? Где Иконникова? Где Лисин?

Он поднял палец вверх и ткнул в потолок:

— Там! Там они…

Все посмотрели наверх. Дружно поморщились, потому что под плафоном тянулась паутина.

Мордюков смущённо закашлял в кулак.

— Ну… в смысле, на небе, на небе, — поспешил добавить Артём. — Не смотрите на люстру!

Я про себя порадовался, что он не стал играть словами «генерал» и «генералить».

— И мы скоро там будем! — добавил он, и поэты дружно загалдели.

— Нет-нет, ничего не говорите! — замахал руками Ланской. — Я имею в виду — не сейчас, а вообще, гипотетически! А завтра у нас юбилей, и мы должны его отпраздновать! Это — раз.

Он повернулся к Мордюкову, подняв палец.

— А два — товарищ будущий генерал сказал, что мы должны держаться вместе. Так вот — мы и будем вместе. И тогда вы нам дадите охрану! В общем, я предлагаю, друзья, поехать ко мне в загородный дом. С нами будут сотрудники доблестной полиции, и нас там никто не сможет найти. А если и сможет, то нас защитят. А если не защитят — то мы сами себя защитим. Потому что мы будем вместе. Предупреждён — вооружен. Так? Ну? Ну что вы молчите?

— А отопление у тебя там какое? — осторожно спросил Кожевников, потирая от волнения вспотевшую лысину. Потом пальцы перебрались на очки — он снял их, стал теребить дужку. — Ну, я к тому, что если дымоход закрыть, то можно всех нас, ну, чтоб угорели, как в тот раз, только… убить, в общем, я имею в виду.

— Там тёплые полы, а кочегарка отдельно от дома, — хмыкнул Артём. — Хоть весь дымоход завали, ни дым, ни угарный газ не пойдут в комнаты.

— Ну что, друзья, — проговорил Даниил, вновь нацепив очки, — я, как бы… я бы съездил. Вы сами смотрите, я-то на себя работаю, я сам себе начальник. А вы как? С работой как? Мария, у тебя что?

— Я могу взять отгулы, — сказала журналистка.

Все взгляды обратились к Ирине Плотниковой.

— А что я? — вздохнула она. — Меня муж не пустит. Он у меня…

— Так бери мужа с собой, — предложил Артём.

— С собой? — удивилась она.

— Ну а что? Познакомишь, заодно и отдохнёт.

— Не знаю… Так-то у меня и работа. Мы не баре, нам её деть некуда.

— Ой, Ира! — улыбнулся Артём. — Какая у тебя работа? В супермаркете на кассе? Ну давай, такое раз в жизни бывает.

Он подошёл, положил ей руку на плечо, ласково потрепал. Ирина вдруг растаяла, плечи опустились.

— Ой, ну Артём… ну ладно, я поговорю с мужем.

— Поговори, поговори, — кивнул он. — Ты же сможешь и с работой вопрос уладить? Я в тебя верю, Ир.

— Ну, скажу напарнице, чтобы подменила. Угу. Мои смены возьмёт, потом я в Новый год за неё отработаю. Она согласится. Никто же в Новый год не хочет работать.

— Вот и славно! — хлопнул в ладони Ланской. — Вот и договорились! Итак, все завтра с утра едем ко мне в дом, за город.

— А где он находится-то? — спросил Мордюков. — Мне же надо знать, чтобы сотрудника отрядить.

— О, это место волшебное! — проговорил Ланской, чуть крутанувшись на месте. — Но сразу предупреждаю: добраться туда зимой можно только на внедорожнике. Знаете ли, дорог там, как таковых, нет. Асфальта нет и никогда не было. А сейчас, когда снег выпал…

Он повёл рукой в воздухе, обозначая белую целину.

— Это мне что, сотрудника тебе выделить? — нахмурился Мордюков. — Да ещё и уазик, что ли?

— Нет-нет, товарищ будущий генерал, — улыбнулся Артём. — Я сам обеспечу доставку всех в свой загородный дом.

Он расправил плечи, откинул волосы со лба.

— И да, друзья, ничего брать не нужно. Там всё есть. Алкоголь, еда, всё. Я распоряжусь, чтобы всё завезли заранее.

— Распоряжусь, — пробурчал под нос Мордюков, криво усмехнувшись. — Смотри-ка, какие мы тут олигархи… Блин, пашешь от зарплаты до зарплаты, думаешь, колбасу белорусскую взять или подешевле обрезь купить, а эти, гляди, распоряжаются…

Никто не слышал ворчание шефа, кроме меня. Потому что слух у меня был, спасибо, предшественнику, отменный.

— А вот ещё! — воскликнул Артём, щёлкнув пальцами. — Тимоху-то будем звать?

— Тимофея? — скривилась Мария. — Ну, не знаю… как-то неудобно.

— Перед кем неудобно? — усмехнулся Ланской. — Брось, Мария!

— Как же! — возмутилась журналистка. — Тимофей Речкин! Вы же все знаете, что он сделал!

— Ой, да это жизнь, — махнул рукой Артём. — Ну, увёл он Ленку…

— Ленку у Корнея Поликарповича! — повысила голос Мария.

— Ленку увёл, — хмыкнул Кожевников. — Вообще-то семью разрушил! Он же враг клуба теперь. А раньше был одним из нас.

— Сейчас обстоятельства изменились, — спокойно ответил Ланской. — И, кроме того, он был не враг клуба, а враг Корнея Поликарповича лично. Поэтому тот его и исключил. Вы же знаете, Тимоха — сам-то мужик нормальный. Помните, какие стихи он писал? Вот на них-то Ленка и клюнула. Корней сам виноват, что привёл жену на наш вечер с пикником. От Тимохи ещё ни одна женщина не уходила.

Он сказал это как-то уж слишком мечтательно, будто подпадал под обаяние Речкина. Странно, вот я общался с ним при задержании, и как-то ничего особенного не ощутил, никакой харизмы.

— А я бы, — сказала Плотникова, — я бы Тимофея позвала. Тем более, ему тоже грозит опасность — он ведь из нашего клуба.

— Стоп, стоп, — воскликнул я. — Правильно я понимаю: Тимофей Речкин, тот самый, который сожительствовал с покойной Еленой Сагадой, он тоже поэт?

— Ну да, — выдохнули все разом. — А вы не знали?

— Чёрт возьми, нет, — сказал я. — И почему-то никто об этом мне не сообщил? Ни он сам, ни вы.

— Ну, наверное, вопрос не возникал, — пожал плечами Кожевников. — Поэтому и не сказали.

— Интересная у вас компания собирается, — пробурчал я. — Ну ладно, в этих треугольниках вы сами разбирайтесь… Мы дадим вам лучшего оперативника для защиты. Только смотрите — не напоите там его, иначе это чревато.

— Ну, чуть-чуть можно, — улыбнулся Ланской. — Пятьдесят грамм текилы с лаймом — от этого ещё никто не умирал.

Поэты вышли из кабинета. На их лицах уже не было прежней удручённости. Этот богатенький шут Ланской их знатно взбодрил.

Когда дверь за ними закрылась, шеф вздохнул и сказал:

— Ну что, Максим Сергеевич… не нравится мне всё это. Эта их идея, этот шабаш.

— Мне, честно говоря, тоже, — ответил я. — Что-то уж слишком активничает Ланской.

— Слушайте, — предположил Шульгин, — а что, если этот Ланской и есть убийца?

— Да нет, — возразил шеф. — Он же был в своём Таиланде.

— А если это он сделал себе, так сказать, алиби? — сказал Коля.

— Это легко проверить, — заметил я. — По билетам, по штампам в паспорте.

— А вы знаете, — сказал Коля загадочно, — я в одном сериале видел, что можно нанять человека, который с твоим паспортом и по твоему билету поедет туда-сюда, даже в отель заселится, проставит все печати и вернётся.

— А как же таможня, контроль, биометрия? — поднял бровь шеф.

— А можно сделать пластическую операцию, — не сдавался Шульгин, — сделать двойника…

— Слушай, Коля, ну ты уже загнул! — махнул рукой шеф. — Насмотрелся своих сериальчиков одноразовых!

— Ну дык это просто… в порядке бреда версию кинул. Мало ли.

— Но мысль твоя мне ясна, Николай, — задумчиво сказал шеф, грызя кончик карандаша. — Однако не нравится мне всё это еще больше.

— Ну, с другой стороны, — взял слово я, — если Ланской и есть наш убийца, то для чего он всех собирает у себя в доме? Чтобы убить всех сразу, правильно? Но если там будет наш человек, он сможет не только это предотвратить, но и взять Ланского с поличным.

— Наш человек, — хмыкнул шеф. — Легко сказать, «наш человек». Где ж такого найти? Толкового, чтобы и всех охранял, и сам не подставился, и убийцу перехитрил?

— Надо послать двоих, — сказала Оксана.

Она косилась на меня — и я видел, как у неё в глазах мелькнула тревога. Конечно, она быстро сообразила, что вот сейчас шеф ткнёт в меня пальцем, решив, что лучше, чем меня, сотрудника на это дело не найти.

— Жирно, — отмахнулся Мордюков. — Сильно жирно. И никакой этот Ланской не убийца. Это вы, товарищи, надумали себе, сериалов пересмотрели. Там, скорее всего, убивает кто-то сторонний, не из клуба. Ещё бы знать мотив… И вообще, подозреваемый у нас кто? Сагада. И дочь его тоже — Сагада. Оба под подозрением. Так что одного человека хватит!

Он махнул рукой и ткнул пальцем в сторону Шульгина:

— Николай Николаевич! Поедешь ты. Готовься к командировке.

— Я текилу люблю, — хмыкнул Шульгин, подмигнув мне.

Мол, обломался, Максим. Я-то в загородном доме буду — там и сауна, и, небось, бассейн. Шашлычок, текила, всё как положено. А ты тут сиди, лови непонятного серийного убийцу с непонятным мотивом, который непонятно где прячется.

— Николай — опытный сотрудник, — закивала Оксана, подтверждая мои мысли. Видно было, что она переживала не за Колю — за меня.

— Еще какой, — лыбился Шульгин.

— Я думаю, Семён Алексеевич, — продолжила Оксана, — правильный выбор. Пускай едет Николай.

— Ну всё! — хлопнул в ладоши Мордюков. — По домам! Хватит на сегодня работать. Время уже… — он постучал по циферблату часов. — Кино моё уже кончилось. Ай, совсем заработался.

— Мы, Семён Алексеевич, ещё посидим, подумаем, версии поразрабатываем, — сказала Оксана.

— Разрабатывайте, разрабатывайте, — буркнул шеф, поднимаясь. — Я на связи. Давайте, собирайте всех этих поэтов, в кучу, мать их, засуньте в этот дом — и чтоб ни одна муха туда! Даже на уазике, чтоб ни одна муха! И чтоб никто — ни-ни! И чтоб целые были! Ни одного трупа, слышите? Я уже задолбался за трупы отчитываться.

— Я ещё с собой собаку возьму, — сказал Шульгин. — Не беспокойтесь, Семён Алексеевич, у меня Мухтар — вот такой пёс! Преступника за версту чует.

— Вооружиться не забудь, — сказала Кобра. — Возьми два магазина.

— Да я всегда беру два магазина, — отмахнулся Коля.

— Ага, знаю я тебя, — прищурилась Оксана. — Вечно один в сейф выкладываешь. Видите ли, тяжело ему таскать!

— Ты магазин в сейф выкладываешь? — зло зыркнул на него шеф.

— Не, не! Это было-то один раз! — замахал руками Коля.

— Смотри у меня! Проверяющий сейф откроет — и всё. Сразу строгача отхватишь. Нарушение приказа!

— Так, может, мне лучше автомат взять? — хохотнул Шульгин.

— Вот смеёшься ты, Коля… — вздохнул Мордюков, покачав головой. — А ну как, придёт туда маньяк, будет вам дымоход закапывать, по окнам стрелять и ещё чего. Ты это, давай-ка посерьёзнее относись.

— Ой, Семён Алексеевич, это же поэты, — усмехнулся Шульгин. — Да кому они сдались?

— Кому-то сдались, — тихо сказала Оксана. — Если кто-то убивает их так методично. И верно.

Шульгин перестал смеяться.

— Удачи тебе, Коля, — добавила она. — И если что… не держи зла.

— А, Оксана Геннадьевна, ты что? — вытаращил глаза Шульгин. — Так прощаешься со мной — аж страшно!

Раннее утро, а телефон зазвонил снова. Резко, настырно, как будто знал, что мне сейчас меньше всего хочется вставать.

— Опять тебе звонят с работы, — недобро прошипела Оксана, приподнимаясь на локте, высвобождаясь из моих рук.

Мы заснули в обнимку, похоже, так и пролежали всю ночь.

— Ты так говоришь, — улыбнулся я, — будто ты не мой начальник.

— Знаешь, до встречи с тобой я считала, что работа — это самое важное в моей жизни. Что я должна сделать что-то значимое… Найти убийцу Лютого, убийцу моего отца.

— Мы уже нашли, — напомнил я. — Можно успокоиться.

Да, Валета мы тогда долго выслеживали, работали над тем, чтобы его подловить — и загнали зверя в яму.

— А я и успокоилась. Только тогда, когда нашла тебя. И теперь, — она усмехнулась, — теперь звонки с работы меня раздражают. Сама себе не верю. О боже, что я говорю… майор Коробова ругается на звонки с работы. Ха!

— Это нормально, — сказал я. — Ты же девочка. Это мы, мужики, пропадаем на работе, а вы — хранительницы очага.

— Ага, скажи ещё, что я должна дома сидеть, борщ варить и тебя с работы ждать.

— Ну, ты сама это предложила, — усмехнулся я. — А что, есть такая перспектива?

Но ответить она не успела — телефон на тумбочке вновь затрезвонил, настойчиво, как будто издевался.

— Да что ты… кто еще там, — пробормотал я, потянувшись к аппарату. Прищурился, проморгался, глянул на экран.

Шульгин.

— Ну точно, — выдохнул я. — Что-то случилось, — и ответил уже в трубку: — Да, Коля. Опять труп, что ли?

— Макс, какой труп? Ты про что вообще? — послышался голос Шульгина.

— Ну а чего бы ты в такую рань мне звонил? — зевнул я.

— Да какая рань, вставай уже! Доброе утро! — отозвался Коля.

— Доброе, доброе… говори что хотел. Не тяни вола.

— А, ну… — замялся Шульгин. — Короче, как-то стрёмно мне ей говорить. Ну, Оксане Геннадьевне. Ты сам ей передай, ладно?

— Чего говорить? — нахмурился я.

— Ну, ты как-нибудь скажи… что я это… ну, не смогу, короче, поехать охранять этих долбанных поэтов в этот долбанный загородный дом.

— Что случилось? Ты заболел? — насторожился я.

— Да нет, не я заболел, — ответил Коля, — друг заболел.

— В смысле, друг заболел? — сказал я.

— В смысле, друг заболел? — будто бы эхом, но слишком громко повторила Оксана, поднимая бровь.

— О, доброе утро, Оксана Геннадьевна! — немного смутившись, отозвался Шульгин. — И вы тут? Ну… раз уж я это… Ладно, всё скажу. Короче, Мухтарка заболел. Ничего не ест, вчера вырвало. Сейчас нос горячий, лежит, хвостом по линолеуму бьёт — слабо-слабо. Так, тук-тук-тук… когда меня видит. Бедняга… Я ему воду предлагаю, а он только вздыхает и тук-тук-тук…

— Ясно, — выдохнул я. — Короче, Мухтар — это святое, согласен. Коля, бери отгул и дуй в ветеринарку, прямо с утра.

— Погодите, мальчики, — вмешалась Оксана. — А вы ничего не перепутали? Я здесь, вообще-то, начальник уголовного розыска.

— Ну, Оксана Геннадьевна… — прогундосил Коля виновато. — Можно я отгул возьму?

— Ой, да ладно уже, можно, можно, — махнула рукой она. — И обними там Мухтара за меня. Хороший пёс.

— Спасибо! — оживился Шульгин. — Ну вы там это… перед Мордой меня отмажьте, а?

— Отмажем, — сказал я.

— И, Макс, извини, — добавил Коля, — но, похоже, тебе придётся ехать в этот домик. Я, честно, даже не знаю, кому ещё такое поручить. Сам знаешь, какой у нас личный состав.

— Да разберусь я, — сказал я. — Съезжу.

— Да если что, я потом тебя сменю, — не унимался Коля. — Как с Мухтаром вопрос решу. Там ещё родители на выходные приезжают, они с ним посидят.

— Да справлюсь я, — отмахнулся я. — Что ты заладил-то?

— Ну всё тогда. Спасибо, Макс. Спасибо, Оксана Геннадьевна!

В трубке раздались короткие гудки.

— Не нравится мне всё это, — пробурчала Оксана, прижимаясь ко мне.

— Мне тоже не нравится, что Мухтар болеет, — сказал я. — Собаки же обычно до последнего не жалуются.

— Да нет, — вздохнула она. — Это-то понятно. Я про эту поездку.

— Ой, да что там может случиться? — отмахнулся я. — Я буду на связи.

— Пиши мне, — строго сказала Оксана.

— Ага.

— И звони.

— Ага.

— И трубку бери всегда, если я звоню.

— Ага, — проговорил я, улыбаясь. — Что ещё?

Я притянул её к себе и поцеловал.

Дорога заняла без малого два часа.

Загородный дом оказался не так уж и близко расположен — в глухом лесу, на берегу замёрзшего лесного озера.

До этого места ещё не добрались асфальт и цивилизация. По словам Артёма, территория числилась природоохранной зоной. Не знаю, каким образом он умудрился построить здесь дом, но, судя по всему, дело это было непростое и недешёвое — явно пришлось замаслить не одну лапу.

Ехали мы на двух внедорожниках. Снега, к счастью, было пока всё же немного — я бы, пожалуй, и на нашей служебной «Приоре» смог сюда пробиться. Но если бы выпало ещё сантиметров десять — пришлось бы вызывать трактор.

— Эх, широка Россия, матушка! — восклицал Ланской, сидя на переднем сиденье и раскинув руки, будто актёр на сцене.

Сзади сидели я, Ирина Плотникова и её муж Антон, который, по её словам, одну её не отпускал.

Антон оказался мужиком не слишком разговорчивым, вовсе не интеллигентного вида. Бурильщик, как он сказал — приехал в отпуск после очередной вахты. Крепкий, обветренный, с лицом чуть похмельным и с запахом перегара на весь салон, человек, полностью далекий от всякой поэзии.

На втором внедорожнике, что шёл следом, за рулём был Кожевников. Ехал на своей машине. Хотя Артём и предлагал обеспечить доставку, тот отказался, заявив:

— Я что, не мужик, чтоб на своей тачке не поехать?

При этом его лысина блеснула, а сам он как-то расправил плечи, будто хотел показать Марии Чижовой, что ещё в форме.

Молоденькая журналистка, правда, на него и не взглянула — рассматривала заснеженный пейзаж в окне, задумчивая и равнодушная.

Мы выехали к берегу озера. Машины остановились.

— Красота-то какая, — выдохнула Ирина, вглядываясь в белую гладь льда и темные ели, что стояли стеной вокруг.

Снег лежал плотным ковром, искрясь под бледным зимним солнцем. Берег озера уходил под белое покрывало, а за ним тянулся густой еловый лес — темный и плотный, как стена. На фоне этой тишины стоял дом, словно нарочно поставленный для художника: сруб из кругляка, стены золотистые, бревна ровные, крыша под тяжёлым слоем снега. Будто не дом, а декорация к старой сказке.

— Угу, — кивнул Антон, муж Ирины. — Прям как у нас на вахте. Будто и не уезжал вовсе. Фух, ну тут хоть бухать можно. Не то что у нас. Слышь, Артём, у тебя же бухло есть?

Ланской рассмеялся:

— Антоша! У меня столько бухла, сколько вся твоя артель за отпуск не выпьет!

— О, вот это по-нашему! — обрадовался Антон.

— Я б тут жила, — проговорила Ирина, продолжая любоваться пейзажем.

— А я тут отдыхаю, — воскликнул Артём. — Каждые выходные! И на Новый год, и летом — тоже.

Лишь мы с водителем молчали. Он делал свою работу, я — свою. Мы не радовались ни лесу, ни снегу, ни предстоящей выпивке.

Внедорожники остановились. Забора не было, живописный ландшафт вплотную подходил к самому крыльцу, и от этого дом выглядел действительно лесным, будто вырос из сугроба.

Мы вылезли из машин.

— Ух ты! — воскликнула Чижова. — Ир, смотри, как в сказке!

А я подумал: сказка сказкой, но главное — чтобы у неё был счастливый конец. Вот только сказок со счастливым концом в жизни, увы, всё меньше.