Последний Герой. Том 10

Глава 15

Мария застыла, взгляд её намертво примагнитился ко мне. В глазах плескался настоящий ужас. Она действительно решила, что я сейчас начну их убивать. Я навёл ствол на оставшихся: Речкина, Марию и на храпящего на диване Антона.

— Убийца среди вас, — сказал я.

— Максим… ты же не думаешь, что это я? — тихо выдохнула Мария, испуганно таращась то на меня, то на черное дуло.

— Нет. Я уже определился с подозреваемым.

Речкин сглотнул. Мария напряглась, нижняя губа у неё задрожала, она вот-вот готова была расплакаться. Я же подошёл к спящему Антону, приставил пистолет к его затылку и проговорил:

— Дёрнешься — стреляю.

Достал наручники. Щёлкнул одним браслетом, нацепив его на запястье Антона, сжал фиксатор до упора. Щёлкнул вторым. Антон даже не проснулся, так и лежал, шумно сопя.

Я достал телефон, включил экран, навёл камеру. В одной руке телефон, в другой — пистолет. Ткнул Антона стволом.

— Подъём. Разговор есть, слышишь?

Я держал телефон ровно. Он не шевелился.

Я снова ткнул его, стоя спиной к остальным. Сказал ему еще пару ласковых, всячески пытаясь разбудить. Таких, каких Плотников терпеть не стал бы. И замолк.

Как раз, чтобы услышать шорох за спиной.

И в тот же миг я резко развернулся и выстрелил Речкину в живот.

Бах!

Выстрел гулко ударил по ушам, отразился от стен. Мария вскрикнула и схватилась за голову, зажимая уши, широко распахнутыми глазами глядя на происходящее и, кажется, ничего толком не видя.

Речкин охнул, согнулся, инстинктивно прижал руки к животу, будто ещё можно было удержать вытекающую из дыры в брюхе кровь. Его повело, и он стал оседать на пол. Рядом звякнул нож, выпавший из его руки.

На самом деле я не записывал никакого видео. Я включил селфи-камеру, чтобы видеть, что происходит у меня за спиной.

И моя ловушка сработала. Я окончательно убедился, что Речкин и есть убийца. А беспробудно храпящий в пьяном угаре Антон так и не узнал, что был отвлекающим живцом в этой смертельной игре.

Речкин скрючился на полу, кашлянул, заморгал часто. Смотрел то на меня, то на Марию. Болезненно улыбнулся и проговорил, кривя губы:

— Хитро ты меня, Максим Сергеевич, вычислил. Правда, я бы сказал, в последний момент. Я… почти тебя достал… эх… не вышло.

— Ты тоже ловко всех водил за нос, — ровно проговорил я.

Воздух в комнате словно бы звенел от напряжения. Тимофей перевёл взгляд слезящихся от боли глаз на Чижову.

— Повезло тебе, Мария. Одна ты осталась… — тихо добавил убийца.

— Тимофей… — выдохнула она. — Тимофей… это был ты… сукин ты… тварь…

Она рухнула перед ним на колени и стала бить его маленькими кулачками по лицу, шее, груди. Вцепилась ногтями, царапала, иногда содрогаясь от всхлипов. Речкин даже не пытался закрываться. У него уже не было сил на защиту, да и смысла в этом не было. Он умирал не от кулачков журналистки, это была мелочь в сравнении с девятимиллиметровой пулей, выпущенной точно в цель.

Я намеренно стрелял в живот. Так, чтобы не было шансов. Чтобы не пришлось возиться с ним, вытаскивать, латать, сохранять ему жизнь до суда. Он это понимал. Понимал, что сейчас умрёт. Крики и удары Чижовой были не более чем комариным писком.

Я подошёл, положил руку Марии на плечо и аккуратно отстранил её от убийцы. Она повисла у меня на шее и разрыдалась, уже не сдерживаясь. Всё, что она держала в себе, прорвалось разом. Я чувствовал, как горячие слёзы текут по моей шее.

— Тише… тише… всё хорошо, — сказал я. — Всё кончено.

— Пристрели его… пожалуйста… — захлёбываясь, шептала она. — Убей… убей его…

— Прости, Мария… — кашлянул Речкин, и голос его сорвался. — Я и так умру… Скажи, Максим… как ты меня вычислил?

Я аккуратно усадил Марию в кресло, налил ей кружку воды, вложил в дрожащие руки. Потом подошёл к куртке Речкина, висевшей на стене, и вывернул её карманы.

— Так я и думал!

Там топорщились волокна собачьей шерсти.

— Варежки, — сказал я. — Ты украл варежки у вахтовика. Ты всегда был рядом, но держался чуть в стороне, и потому мог готовить убийства незаметно. Первым ты убил Ланского. Ударил его палкой по голове, когда он нырял в прорубь. Но тут неожиданно появилась Нинель. Она тебя спугнула. Пока она бегала за нами, ты этой же палкой втолкнул тело под лёд, выставив всё так, будто ей это лишь показалось — чтобы мы подумали, что она немного не в себе. Ты нагнетал атмосферу, тебе нравилось издеваться над людьми. А потом ты обозначил место, где лежал труп Ланского. Воткнул туда палку и специально позаботился, чтобы на ней остались волокна от собачьих варежек. Положил в пакет телефон. Кстати, где остальные телефоны, Тимофей, куда ты их дел? Ведь мы несколько раз обыскивали дом.

Он скривился в улыбке. Лицо его всё больше бледнело, и улыбка теперь напоминала о маске на карнавале в день смерти, который так уважают в Мексике.

— Я их утопил. Бесполезно искать. А если и найдёте, они уже непригодны. Ну, прошу, Максим, — выдохнул он. — Продолжай. Мне правда интересно, где же я так смертельно оплошал.

Он закашлялся, однако, его губы кривились не в болезненном спазме, а в кровавой ухмылке. Даже теперь он продолжал издеваться над нами и извращённо острить, выделив голосом слово «смертельно». Лужа крови под ним расползалась по дорогому паркету, затекая в швы и окрашивая их в тёмно-красный цвет.

— Поначалу, если тебе так интересно, я подозревал каждого, — устало проговорил я. — Но когда загорелся домик, понял. Вернее, в тот момент, когда нашёл тебя там.

— Давай… выдохнул он с трудом, — расскажи…

— На косяке, на уровне человеческого роста, была кровь, — продолжил я, стараясь говорить ровно, чтобы не будоражить Чижову. — Я долго ломал голову, откуда она взялась, а потом понял. Ты всё инсценировал. Ты специально ударился затылком о косяк, рассёк кожу, чтобы была кровь. После этого облил домик горючим снаружи и поджёг. Притворился, что потерял сознание. Когда я вытаскивал тебя, у тебя была мокрая рука, самый рукав. Почему, зачем? Ты намочил его заранее, чтобы дышать через ткань, если дым пойдёт внутрь и никто не успеет прийти на помощь. Мокрая ткань задерживает дым и какое-то время фильтрует воздух. Ты убил и смотрителя. Просто чтобы убрать лишнего свидетеля и свести подозрения на мёртвого. И пока ты там, в домике, якобы караулил, успел налить воды на крыльцо, заправить генератор и подготовить проводку. Подвести ток так, чтобы тот, кто туда ступит, погиб…

Я рассказывал ему это всё, потому что мне и самому нужно было время. Говорил, словно пытался убаюкать ровным тоном умирающего убийцу, женщину в истерике от страха… и собственные мысли.

— А потом ты просто включил свет в нужный момент, подгадал, когда Плотникова вышла на крыльцо. Ты ведь её телефон подкинул заранее. Под кровать, где ты задушил Даниила Кожевникова, ты положил именно телефон Ирины, указывая, что её очередь следующая. Очерёдность смертей ты продумал тщательно. Она пугала людей сильнее самой смерти. Страшное дело… ожидание своей очереди. И поэтому в тот момент тебе нужна была именно она.

Антон, которого убаюкивать было не нужно, не к месту всхрапнул, попытался перевернуться и чуть не сверзился с дивана. Я замолк на секунду, наблюдая за ним. Но за это время было выпито слишком много спиртного, чтобы невинные шумы могли разбудить его, если уж даже выстрел не поднял.

— А Кожевникова, — продолжил я, проведя свободной рукой по глазам, — ты убил без особых сложностей. Он сам впустил тебя в комнату ночью. Потом ты открыл окно, изобразив, будто убийца забрался снаружи. Ты знал, что Нинель пьёт только сухое вино, а Мария — полусладкое. Всё, казалось, продумал и отравил полусладкое. Следующей должна была умереть Мария. У тебя был сценарий, и именно по нему всё должно было идти. Но Нинель спутала твои планы. Она приняла смерть на себя. Забрала её, можно сказать, вырвала из рук Марии вместе с этой злосчастной бутылкой. Вот, что мне интересно. Скажи, ты собирался убивать Нинель Корсунскую? Она ведь не входила в клуб. И Антона.

Я чуть махнул рукой в сторону дивана. И закончил:

— И меня.

— Я сначала хотел убить всех, кто в клубе, — глухо проговорил Речкин. — А потом остальных разом, без мучений. Не так, как их.

— Зачем?

— Про… прозаично. Чтобы не осталось свидетелей.

— Но почему? — вскрикнула Мария. — Почему ты это сделал? Зачем? Почему⁈ Ты же был один из нас. Ты же поэт!

— Поэт, — скривился Речкин. — Да какой я, на хер, поэт. Я в жизни ни строчки не написал. Всё это хрень собачья.

— Как? — выдохнула Мария. — Ты же читал нам свои стихи. Показывал. Они у тебя замечательные. И я не понимаю, как! Как такой человек…

— Это не я написал, — сказал Речкин. — Это мне писали на заказ. Сейчас через интернет можно, что угодно. Куча народу мается без работы и готова на всё, лишь бы получить копеечный заказ. Хоть стихи, хоть эпитафию, Чижова.

— Это были не твои стихи, — тихо проговорила Мария. — Но зачем? Зачем ты всё это устроил?

— А-а! Чтобы попасть в ваш чёртов клуб, — хрипло сказал Речкин. — В это сборище ублюдков. Чтобы… отомстить. Мой отец погиб на операционном столе хирурга Волкова.

Он замолчал, перевёл дыхание и продолжил уже глухо, будто выдавливая слова.

— Когда отец умер, я сначала думал, что это врачебная ошибка. Такое бывает. Но потом у… узнал, что у этого хирурга уже были смертельные случаи. Не один. Волков, — он криво усмехнулся. — Сергей Волков. Тот самый. Он тоже был в вашем клубе.

— Серёжа Волков… — прошептала Мария. — Он же… он погиб. Это ты?

— Да, — кивнул Речкин. — Я его убил. Ножом. У него дома, в коттедже. Прямо в сердце. Но это было потом. Сначала я должен был убедиться, что он действительно виноват.

Он посмотрел куда-то мимо нас, словно снова видел тот момент.

— Я хотел к нему подобраться. Сблизиться. Понять, что он за человек. Но как? У нас не было ничего общего. А потом я узнал, что он состоит в каком-то литературном клубе. Так я и оказался у вас.

Мария сжала губы.

— Конечно, для этого нужны были стихи, — продолжал Речкин. — Нашёл в интернете тех, кто за копейки напишет что угодно. И стал… ходить на ваши вечера. Читать, кивать, делать вид, что я один из вас. Хотя меня временами… просто трясло от омерзения. Господи, как же вы меня бесили. Как я вас ненавидел. И эти ваши глупые стишки. Тьфу!..

Он криво усмехнулся.

— Но я не зря туда пошёл. Я узнал, что вы все… — он обвёл взглядом комнату, — вы все убийцы. Вы вдохновляетесь смертью. Вы питаетесь ею. И мой отец погиб не случайно. Он стал музой для вдохновения этого Волкова. Ублюдка-хирурга!

Речкин закашлялся, сплюнул кровь.

— Гореть вам всем в аду. И особенно вашему главному — Корнею Сагаде. Я увёл у него жену специально. Хотел ударить побольнее. Но что это… разве это месть?

Мария смотрела на него, не мигая.

— Ты… не только это?..

— Конечно, этого было мало. Теперь он лежит, закопанный в сугроб, — тихо сказал Речкин. — На тридцать седьмом километре трассы. А все думают, что он сбежал из больницы. Думают, что он и есть убийца. Что он всё это устроил. Удобно получилось, правда? Жаль, что не срослось до конца… А задумка была… кха-кха… гениальной.

Он самодовольно хмыкнул.

— Я хотел, чтобы все так думали, — хрипло продолжил Речкин. — Мне мало было забрать его жизнь. Я хотел очернить и его тоже. И у меня почти получилось. Если бы не мент… — он кивнул на меня. — Если бы ты меня не раскусил.

— Так это ты отравил Елену? — спросил я.

Естественно, я прекрасно помнил, как мы его взяли на квартире Сагады, а потом отпустили, потому что время смерти не соответствовало версии. Но ведь это не доказательство, что он не делал этого…

— Нет, — мотнул головой Речкин. — Она выпила отравленный коньяк, который принесла Светлана. Подарила. Света одна оставалась безнаказанной. Она одна меня раскусила. Я до неё не добрался.

Он тяжело сглотнул и продолжил, сбиваясь. Силы явно покидали его.

— Я люблю коньяк, она это знала. Принесла бутылку, отравленную. Для меня. А её мать коньяк никогда не пила. Но в тот вечер почему-то открыла бутылку и отпила. Мы с ней и правда тогда… — он тяжело выдохнул, теряя силы, — крепко поругались, и, видимо, она хотела снять стресс. Другого алкоголя в квартире не оказалось. И это спасло меня, ха! Интересное у смерти чувство юмора, а? А Светлану я всё равно наказал. Она ведь стала убийцей собственной матери. Хотя яд… был предназначен мне.

— Страшный ты человек, — выдохнула Мария. — Господи… Макс, я боюсь его.

— Ничего, — сказал я. — Я с тобой.

— Да, — прошипел Речкин, выплёвывая слова вместе со слюной. — Я добился своего. Вы боитесь. Этого я и хотел. Страха в ваших глазах. Такого же, какой был у бойфренда Светланы.

Он закрыл глаза на секунду и снова открыл.

— Когда я столкнул его с крыши, я знал, что они часто встречаются там. На крыше этого дома. Я написал ему с незнакомого номера. Заманил. Написал от имени Светланы. Сказал, что за ней следят. Он поверил. Кхе…

Речкин закашлялся, но не остановился.

— Он же тоже входил в этот чёртов клуб. Его не было на собрании. Тогда, когда я… — он усмехнулся. — Когда я закрыл дощечкой дымоход. Я хотел покончить с вами всеми сразу. Разом. Вы дармоеды и убийцы. Но судьба распорядилась иначе. Четверо из вас выжили. Ты, Мария, в том числе.

Он снова закашлялся, но глаза его горели диким огнём, он уже хрипел, слова давались с большим трудом.

— А потом, когда я стал… продолжать своё дело, я понял, что процесс мне нравится даже больше, чем результат. Потому что именно в процессе я получал то, чего не получал всю жизнь. Наслаждение. От того, что забираю ваши никчёмные жизни, и теперь вы… будете жить в ужасе… пока не умрёте.

— Больной, — выдохнула Мария, прижимаясь ко мне. — Ты больной…

— Из всех вас я самый здоровый, — слабо усмехнулся Речкин. — Я чистильщик. Убийца убийц. Жаль, что не получилось здесь. Если бы не этот мент.

Он снова посмотрел на меня, и в его взгляде совсем не было раскаяния.

— Но что есть, то есть. Клуб «Мёртвая поэзия» больше не существует. И никто его не возродит, — прохрипел он, обращаясь неизвестно к кому: то ли к Марии, то ли ко всем нам или к целому миру.

— А я буду жить… ты загнулся здесь, на полу, у моих ног, истекая кровью… — в глазах Марии в этот момент блеснула злоба и странное торжество.

Речкин вдруг расхохотался, захлёбываясь смехом, но этот смех оборвался на полуслове. Тимофей, лжепоэт и любовник-самозванец, потратил последние силы на хохот. Так и застыл с приоткрытым ртом, тело обмякло, голова повисла на груди.

— Он умер? — прошептала Чижова.

— Сдох, — кивнул я и закрыл убийце глаза.

— Э-э, кхе! Чё за на хер тут… э-э, вот блин… — пробормотал вахтовик, приходя тем временем в себя.

Он зашевелился, попытался приподняться на диване, но тут же замер.

— А? Чего у меня с руками-то? — ошарашенно выдохнул он.

Руки его были сцеплены наручниками. Антон дернулся, потом замер, оглядываясь. Его взгляд упал сначала на Речкина, лежащего в луже собственной крови, затем на Нинель, неподвижную, в неестественно выгнутой судорожной позе. На пухлых посиневших губах её застыла пена.

— Фух… — выдавил он. — А что тут было? Ё-е-е!

— Всё хорошо, Антоша, — сказал я. — Ты выжил. Как и предполагал. Ты действительно оказался никому на хер не нужен.

— Ну а то, — пробурчал он, все еще приходя в себя. — Из меня поэт… — он хмыкнул. — Как из бурлака балерина.

Он снова посмотрел на Речкина, кивнул в его сторону подбородком.

— А это ты его, что ли, грохнул? Там же… — он прищурился. — Огнестрел у него.

— Я, Антоша, — спокойно сказал я. — Видишь, довел меня человек.

Он тут же закивал, быстро и нервно.

— Всё-всё, Макс, я, если что… извини, если чего не так. Я тихо буду. Я вообще… — он сглотнул. — Можно спросить?

— Спрашивай, — я нагнулся к нему и стал расстегивать наручники на его запястьях.

— А кто нас всех убивал-то?

— Господи… — выдохнула Мария, закрывая лицо ладонями. — Антон, какой же ты тупой…

— Ну и ладно, — примирительно пробормотал он. — Не всем же быть умными, как… профессор Лебединский.

— Лебединский не умный, он певец, — слабо улыбнулась Мария.

Уже светало, а мы так и не сомкнули глаз. После пережитого никто даже не пытался лечь спать, сон не шел. Когда первые бледные лучи рассвета скользнули по заснеженной земле, снаружи послышался гул мотора.

Мария первой подскочила к окну.

— Это за нами! — вскрикнула она. — Ура, мы спасены!

У крыльца остановился уазик с намотанными на колеса для проходимости цепями. Двигатель еще работал, когда из машины выбрался старичок в рваном китайском пуховике, заляпанном так, что он больше походил на рабочую робу автослесаря. С пассажирского сиденья почти сразу спрыгнула женщина.

— Светка! — завопила Мария. — Это же Светка!

Светлана Сагада вошла в дом осторожно. Мария бросилась к ней, обняла.

— Светка, ты нас спасла!

Светлана испуганно огляделась. Ее взгляд метнулся к луже крови на полу (трупы я уже унес в баню, пришлось попотеть одному), потом ко мне. Было видно, что она не ожидала увидеть меня здесь и теперь каждую секунду собиралась рвануть обратно к машине.

Я только кивнул, давая понять, что не собираюсь ее хватать.

— Как ты нас нашла? — спросил я.

— Да просто, — пожала плечами Светлана. — Зашла на страничку к Нинель. Она сторис выложила. Что вы тут, в загородном доме Артема, отдыхаете.

Она замялась, потом спросила:

— А где Речкин? У меня было подозрение, что это он… всех убивает. Он моему парню писал сообщения от моего имени. Я из-за него…

— Речкин мертв, — сказала Мария. — Скажи спасибо Максиму. Он нас спас. Не всех… — голос ее дрогнул. — Но я жива, Светка. Я жива… Господи… как же я хочу отсюда уехать. Слушай, как доедем, давай завалимся в самый гадюшный клубешник, но в городской, не в глуши. Самый вонючий, затхлый, с быдлом, но с людьми! Напьемся там так, что…

Светлана уже собиралась ответить, но вдруг осеклась, посмотрела на меня настороженно.

— Погоди… А он… Он меня вообще-то ловит, — сказала Светлана, кивая в мою сторону.

— Если ты нас отсюда вывезешь, — улыбнулся я, — будем считать, что я тебя не заметил.

— Правда? — выдохнула она.

— Не забывай только, что ты в розыске, — добавил я уже жестче. — Я попробую это все спустить на тормозах, все-таки ты не хотела, чтобы мать погибла. Яд был предназначен не ей. Формально это убийство по неосторожности. Но после того, что тут происходило в последние дни… — я махнул рукой. — Твой поступок меркнет на фоне остального. И уж точно я не собираюсь тебя арестовывать сегодня.

По крайней мере, Светлана Сагада не собиралась никого убивать «для вдохновения», чтобы слагать вирши. Она пыталась спасти мать, но удар пришёлся не по той мишени.

— Надо ехать, — проворчал старик возле уазика, закуривая. — А то, не ровен час, заглохнет. Машина капризная. Заглушу — можем не завести, не заглушу — бензин в трубу улетает. Давайте, собирайтесь уже!

— Скорее, скорее! — закричала Мария. — Я хочу отсюда уехать!

— О, нормально, это вы удачно подъехали, — пробурчал Антон, вываливаясь на крыльцо. — Отец, угости сигареткой, а то мои все куда-то подевались.

— Если дешманские не брезгуешь, — старик протянул пачку.

— А ты откель будешь-то? — прищурился Антон. — Ты вообще кто?

— Да вон, пигалица меня наняла, — кивнул дед на Светлану. — Сказала, поэтов навестить, на дачу съездить. А ты, значит, поэт у нас?

Старик недоверчиво глянул на Плотникова.

— Еще какой, — хмыкнул Антон. — Стихоплет, не остановишь.

Они вместе рассмеялись.

Солнце искрилось на снегу. Небо было чистым, деревья стояли в нарядных снежных шапках, и от этой спокойной, почти праздничной картины становилось немного тепло. Ничто не выдавало, что здесь, в этой тишине, совсем недавно произошла череда страшных убийств.

Мы быстро забрались в УАЗик и покинули это проклятое место, оставив позади баню с запертыми внутри телами и дом, который навсегда останется для меня символом чужой, извращенной жажды вдохновения.

Другие серии книг автора про милицию:

✅ «Курсант. Назад в СССР» https://author.today/reader/203823

✅ «Начальник Милиции» https://author.today/reader/353762