Выскочив на мороз, я едва не налетел на Нинель. Та буквально врезалась в меня, бледная, как мел.
— Его убили! Артёма убили! — выкрикнула она и тут же бурно разрыдалась. — Там… там… он в проруби… мёртвый… лежит… в воде…
Она захлебнулась всхлипом, а я уже бежал, ноги сами понесли.
До озера метров сорок. Между баней и кромкой воды растет редкий тёмный лесок. Там, дальше, на льду, горел садовый фонарь на аккумуляторе. Тусклый на морозе, но света всё-таки хватало, чтобы разглядеть провал проруби.
Я подбежал к воде. Тихая гладь чернела под светом фонаря. Снег вокруг истоптан. Фонарь еле дышит, батарея явно уже садится.
Но сомнений нет, в проруби абсолютно пусто.
— Чёрт… — выдохнул я. — Что за шуточки…
Я вернулся к бане. Нинель рыдала, Мария держала её за плечи.
— Там никого нет, — сказал я. — Тебе привиделось.
— Как нет⁈ — взвизгнула Нинель. — Я точно видела! Артёмушка… он лежал вниз лицом в воде… плавал, а на затылке кровь! Там кровь! Иди, посмотри, Максим… пожалуйста…
— Пошли вместе, — сказал я. — Убедишься…
— Нет! Нет, я боюсь! — она вцепилась в Марию.
— Там никого нет. Пошли, проверим ещё раз. Ну…
Девушка тряслась от страха и холода. Я, признаться, тоже продрог, ведь на мне одна простыня да сланцы. Забежал в баню, нацепил махровый халат, подпоясался, натянул капюшон, нашёл нормальный фонарь. Девчонки тоже оделись. Мы втроём снова направились к проруби.
— Ну и где труп? — спросил я, вычерчивая лучом фонаря круг по воде и снегу. — Ожил и убежал? Нина, похоже, тебя Тёма разыграл.
— Да? — Нинель снова всхлипнула, однако, посмотрела по-другому, явно прислушалась к моим словам. Ей хотелось верить, что это всего лишь глупый розыгрыш.
— Да, похоже, что Артем решил пошутить над нами, — поддержала мои предположения Мария. — Знаете, ребят, это в его духе. Мы как-то на даче у Сагады клубом своим собирались, первое апреля было. День дурака. Артём тогда прикинулся повешенным. Под потолком висел, короче, нацепил альпинистский крепеж, а на шею петлю для вида накинул… мы так напугались. — Чижова повернулась в сторону леса и громко крикнула, — Э-эй, Артём! Клёвый розыгрыш! Выходи уже! Всё, не смешно!
— Артёмушка… — позвала Нинель, дрожащим голосом, шагнув ближе к кромке леса.
Ответа не было.
— Если это розыгрыш, я сам его убью, — буркнул я, глядя в темноту.
Я развернулся к девчонкам:
— Ладно, пошутили и хватит. Пойдёмте в дом. Уверен, что Артём уже там, сидит, пьёт горячий чай и ухахатывается, как мы все купились.
— Нет! — всхлипнула Нинель. — Я точно видела, что он мёртвый!
— А как ты определила, что он мёртвый? — вскинулась Мария. — Ты много мертвых видела? Ты у нас теперь судмедэксперт, что ли? Как ты вообще определила? Трогала?
— Нет, не трогала, — пролепетала Нинель, хлопая нарощенными ресницами. — Но это же понятно было…
— Ты даже не проверила, жив ли он⁈ — Чижова театрально хлопнула себя по лбу. — Знала я, что ты недалекая, но не думала, что настолько!
— В смысле, недалекая⁈ — взвилась Нинель. — Это ты тупая! Рыжая и тупая!
— Чо сказала, овца?
— Сама овца!
Обе кинулись друг на друга, как две дикие кошки, блондинка против рыжей, и неизвестно, кто бы победил, если бы я не вмешался.
— А ну цыц! — рявкнул я и раздвинул их руками. — По углам обе! Немедленно!
Они сразу присмирели. Еще мордобития нам здесь не хватало.
Я осветил прорубь ещё раз. Ничего.
— Всё-таки… если бы это был розыгрыш, — сказал я вслух, — нас бы уже снимали на видео. Выскочили бы из кустов, орали «сюрприз», смеялись, пальцами тыкали. Но так как не выскакивают… — я посмотрел на обеих. — То у меня закрадывается подозрение, что ни хрена это не розыгрыш.
Обе девушки смотрели на меня широко открытыми, испуганными глазами.
Я не стал договаривать фразу «если его убили» вслух. Вроде как, незачем бить им по нервам. Хотя на самом деле мне очень хотелось их встряхнуть, потому что вели себя они, как две курицы, которые забыли, что вокруг может ходить лиса.
— Да нет, Максим… — махнула рукой Мария. — Если бы его убили, то труп бы плавал. Или лежал рядом.
— А может, его… утянуло под лёд? — робко предположила блондинка.
— Тут нет течения, дура! — огрызнулась рыжая. — Хоспади-и… это же озеро, а не река, блин.
— Сама дура!
— Тихо! — повторил я. — Идём домой. Немедленно.
Мы вернулись в дом. В гостиной было тихо. Телевизор был включен на минимальную громкость, там мелькали кадры какой-то очередной дурацкой передачи. На столе стояли недопитые бутылки вина и бокалы. На вешалке пестрели оставленные шарфы и куртки. Всё выглядело так, как будто мы вышли всего минуту назад.
Но сейчас ощущение было другое. Как будто дом вымер.
Мы обыскали весь дом, Артёма нигде не было. Затем собрали всех внизу, в гостиной.
— Люди! Люди! — выкрикнула Нинель, уже почти сорвав голос. — Вы слышите⁈ Тёмушку убили!
Она недолго продержалась и теперь снова нагнетала панику, переходя на визгливые нотки.
— Я видела его труп! — ее огромные губы тряслись холодцом. — А потом вернулась — хоп! — и нету никого! Унесло его под лёд! Он был в проруби, мёртвый! Отвечаю…
— Ох… Артем, — Ирина Плотникова закрыла лицо ладонями, скрывая слезы.
Она, кажется, переживала за него сильнее всех. Остальные отнеслись с недоверием, ждали подвоха. Не хотели выглядеть дурачками. Все помнили, что Ланской был балагур, любил розыгрыши, подколки, идиотские сценки. Устроить «смерть» было бы очень похоже на него.
— А где твой муж? — внезапно спросила Нинель, уставившись на Ирину. — Его среди нас нет. Антона нет! Где он?
Все притихли.
— Не знаю… — Ирина подняла красные глаза. — Когда я вернулась из бани, его не было в комнате. Подумала, может, в туалет вышел… или проснулся и поперся, как всегда, за пивом. Он бывает… ну… среди ночи может и выпить. Легла подождать и сама не поняла, как уснула. Разморило после бани. Ну, думала, придёт. И тут вы меня разбудили.
— Так это он, может, и убил! — выкрикнула Нинель. — Антон же с ним дрался! Вы сами рассказывали, как он с ним сцепился!
— А ну-ка, малолетка! Не гони на моего мужа! — рявкнула Плотникова. — Он хоть и балбес, но не убийца!
— Да откуда ты знаешь? — не отставала блондинка. — Он бы тебе прямо сказал: «дорогая, я тут убил твоего дружка»?
— Девочки… — вмешался Даниил, потирая свою лысину. — Давайте без истерик. Факт убийства ещё никто не доказал. Мне вообще кажется, что это всё-таки розыгрыш.
— С хрена ли это розыгрыш⁈ — одновременно выкрикнули обе женщины.
Даниил поднял ладони:
— Сами подумайте. Он забирает у нас телефоны. Потом приглашает всех в баню. Потом идёт один к проруби. Его «находят» мёртвым. Потом «труп» исчезает. Ребята… это что напоминает?
Он выразительно приподнял брови.
— Прямо как ролик с пранком. Причем классический.
Напряжение в комнате немного спало после слов Кожевникова. Каждый попытался представить себе Артёма, который сейчас ржёт где-нибудь из-за угла.
Я смотрел на всех и думал: «Слишком много совпадений. Слишком много странностей».
— Дай бог, чтобы это был пранк… — выдохнула Плотникова, вытирая слёзы. — Но ведь муж у меня тоже исчез… он-то не шутник у меня, куда…
— Ничего я не исчез, — раздался голос из коридора.
Хлопнула дверь, и в гостиную вошёл Антон. Шатался слегка, лицо бледное, опухшее, будто его только что приложили об стену. Или он сам приложился, только к горлышку бутылки.
— Ты где был⁈ — взвизгнула Нинель. — Ты убил Тёмушку!
— Дура, что ли… — пробурчал Антон, морщась. — Нехорошо мне было… Вышел подышать…
— Ага, вышел подышать! И убил заодно! — не унималась блондинка.
Буровик завёл глаза к потолку, но тут же вернул взгляд вперёд, потому что так его шатнуло ещё заметнее.
— Блевать я ходил, — зарычал Антон. — Тебе место то показать, курица белобрысая? Смотреть пойдёшь?
— Почему вы молчите? Он меня оскорбляет! — взвизгнула та, оглядывая всех сразу.
Ирина кинула на неё решительный взгляд, явно готовая вступиться за мужа.
— Тихо, — сказал я. — Все успокоились.
Переглянувшись, они и вправду притихли.
— Так. А сейчас мне каждый скажет, где он был в последние полчаса. Каждый.
— И мне сказать, где я была? — тихо протянула рыжая, улыбаясь и косо глядя в мою сторону.
— Ты сиди, — отрезал я. — Я знаю, где ты была. Остальные, кхм… могут быть под подозрением.
— Под подозрением?.. — выдохнула Плотникова. — Значит, вы считаете, что всё-таки его убили?
— Он исчез, — с нажимом сказал я, — и пока что я его тут не вижу. А раз так, то мы не можем исключать убийство.
— Я знаю, кто убийца! — вдруг выкрикнула блондинка и ткнула пальцем в Марию. — Она! Она же сказала, что Тёма умрёт первым! Типа, по закону жанра! Тёма ещё смеялся, рассказывал мне об этом!
— Да я шутила, ты что, Нинка⁈ — вспыхнула рыжая. — Сбрендила, что ли⁈ Я до сих пор не верю, что его убили! Ты просто перепила и придумала себе страшилки. Кроме тебя-то никто не видел.
Блондинка опустила глаза.
— Ах… Если бы… если бы я просто перепила… — прошептала она. — Если бы… сейчас дверь распахнулась бы, и Артём вошёл… и сказал бы: «Ну что, обосрались? Как я вас разыграл?», я бы…
И тут, словно внимая её словам, громко бухнула дверь с чёрного входа.
Все вздрогнули разом.
— Там… кто-то есть, — прошептал Даниил.
— Сходи, — сказал я. — Посмотри.
— А что я? Почему я? — замахал руками Даниил. — У меня даже оружия нет!
Он явно трусил.
— Ладно, я схожу, — сказал Речкин.
Тимофей поднялся, взял со стола тяжёлую, нераспечатанную бутылку вина, повертел, как дубинку, перехватываясь покрепче, и направился к чёрному входу. Он заглянул за угол, исчез во тьме коридора… и через минуту вернулся.
— Никого, — сообщил он, пожав плечами. — Может, от ветра хлопнуло. Или показалось.
— Ага, показалось! — взвились девушки. — Не всем же сразу!
— Да и ветра нет, — заметил Даниил.
— Странно… чертовщина какая-то, — пробормотал Речкин и поёжился.
— Постойте, — вскинула голову Плотникова. — Там же есть… этот… работник. Смотритель базы. Может, это он? Надо сходить к нему, узнать!
— Сходим, — заверил я. — Обязательно.
Но сначала мне нужно было разобраться с теми, кто стоял передо мной.
— Итак, — сказал я. — Прежде чем идти к смотрителю, хочу услышать, где был каждый из вас. Начнём.
Я повернулся к Речкину.
— Ты где был?
— Да тут, внизу тёрся, — развёл он руками. — Бухал маленечко. Все могут подтвердить, как я ходил туда-сюда.
— Да, — кивнула Ирина. — Я, когда шла к себе, видела его. Ну, уже после бани.
— А я… — подал голос Даниил, — я у себя был. Никто не подтвердит, конечно, но клянусь, я был в комнате. Давление у меня подскочило после бани, в ушах загудело аж, я отлеживался. Смотрите, ну… я весь красный. Я точно никого не убивал! Да вы что! Я после бани даже ноги еле волочил, не то что… тюкнуть кого-то.
Он говорил искренне и жалобно, но, естественно, это ничего не доказывало. Если бы мы могли отличать честного человека по лицу и голосу, почти все преступления раскрывались бы на раз-два.
— Мне тоже говорить, где я была? — с вызовом спросила Нинель, выпрямившись. — Вообще-то ты, Максим, видел — ты со мной был в бане.
— Верно, — кивнул я.
— А потом я пошла… — продолжила она, — и это я подняла тревогу! Я пошла домой и по пути заглянула на озеро, чтобы позвать Артёма. А он там… лежит. Плавает…
Она всхлипнула.
— Я побежала назад. Ты пришёл. А потом сказал, что его нет. Где же Артёмушка… где же ты… — и снова зарыдала.
Я вздохнул, посмотрел на каждого внимательно.
— Так, ясно, — сказал я. — Всё ясно.
Теперь пазл начинал складываться, но не в ту картину, в которую все хотели верить.
— В общем, — сказал я, обводя взглядом всех собравшихся, — если Артёма убили, то каждый из вас мог это сделать.
Присутствующие возмущенно зашумели.
— Ну… разве что кроме Марии, — добавил я, кивнув на журналистку. — Она была со мной.
— А может, вы вдвоём его и убили? — с сарказмом произнес Даниил.
— Ты что, Даня, с ума сошёл⁈ — вспыхнула рыжая. — Это же я, вообще-то! А это — мент! Максим же полицейский, ты нормальный?
— Я в кино видел, — пробормотал Антон с туповатой миной. — Самые умные маньяки, это как раз полицейские… опытные такие…
— Отставить разговорчики, — сказал я жёстко. — Сейчас не до шуток.
Все притихли.
— Значит так. Я иду к смотрителю. А вы… — я показал пальцем на всех по кругу, — обыскиваете дом и ищете мешок с телефонами. Мой тут не ловит… даже 112 не берет. И еще… Из дома ни ногой. Никто и никуда не дергается, ясно?
Я сделал паузу.
— И держитесь на всякий пожарный по двое. Даже здесь, внутри. Дом большой, мало ли что.
— Господи… — прошептала Нинель. — Максим… Ты думаешь… убийца сейчас здесь среди нас? В доме?
— Ничего я не думаю, — буркнул я. — Это просто меры предосторожности. Так положено, если хотите. Всем ясно?
— Да… — хором ответили они.
Я поднялся наверх, скинул халат и переоделся в нормальную одежду, нацепил кобуру с пистолетом, натянул куртку, капюшон, застегнул молнию до подбородка и направился к выходу.
— Максим, постой! — крикнула мне вслед Мария. — Не ходи один, прошу тебя!
Я обернулся.
— Зайди в дом, простынешь, — сказал я.
— У меня плохое предчувствие, — прошептала она, подойдя ближе. — Мне кажется… Артёма действительно убили.
— Не уверен еще.
— Если не убили, — сказала журналистка, — значит, произошло нечто страшное. Если он исчез — это только начало. Нужно уезжать отсюда, слышишь? Не ходи один!
— Я привычный, — коротко ответил я.
— Эй, мальчики! — Мария повернулась к остальным. — Ну кто-нибудь, давайте, сходите с Максимом! Чего вы ссыте, а? Мужики вы или кто⁈ Почему он один идёт⁈
— Ну он же полицейский, — донёсся из глубины дома голос Кожевникова.
— Ладно, я схожу, — сказал Речкин, поднимаясь с дивана.
— Я справлюсь, — возразил я.
— Максим, не спорь, — умоляюще сказала Мария. — Так спокойнее будет. Ты единственный, кто может нас защитить. И не дай бог, с тобой что-то случится…
— Ну так уж и единственный, — пробурчал Антон. — Мы, так-то, тоже не пальцем деланы.
— Слышь ты, не пальцем деланный! — вспыхнула Мария. — Вот и сходи тогда с ним!
— Да меня штормит! — огрызнулся вахтовик. — Блевать тянет! Мне поспать надо. И вообще, поздно уже! Найдётся этот ваш Артём, никуда не денется! А не найдётся, ещё лучше! Гнида он был, а не человек!
— Заткнись! — взвизгнула Нинель.
Ссора снова разгорелась, голоса перекрывали друг друга. Я хотел было снова на них прикрикнуть, чтобы разнять, но вдруг подумал: может, без меня сами и успокоятся.
— Всё, я пошёл! — бросил я и направился к двери.
— Стой, Максим! — крикнула Мария. — С тобой идёт Речкин!
Я остановился у порога. Тимофей, запахивая на ходу пуховик, догнал меня.
— Ну, пойдём, раз так, — сказал я.
Мы вышли на улицу. Снег хрустел под ногами. Ветер усилился, снег падал всё плотнее. Лес будто придвинулся ближе, сжал со всех сторон.
Только что мы видели свои следы, которые оставили, когда шли сюда от озера, а вот теперь их уже не было. Заметало прямо на глазах.
Мы шли к домику, где в единственном окне горел тусклый, дрожащий огонёк.
— А может, это урка убил нашего Ланского? — сказал Тимофей, втягивая голову в плечи и кутаясь в пуховик. — Ну, этот смотритель. Тёмыч же говорил, что тот сидел за убийство. Может, обиделся за что-то на хозяина?
— Не знаю, — ответил я, глядя на сугробы перед собой. — Слишком явно было бы. Почему тогда не убил раньше? Да и вообще, трупа ведь нет. Так что пока считаем, что это не убийство, а… — я помолчал, — … большое, неприятное недоразумение, которое, однако же, нужно прояснить.
С этими выводами мы подошли к домику. Я постучал.
— Эй! Есть кто дома?
В ответ тишина.
— Открывай, полиция! — я постучал громче.
Ответа не последовало. Я потянул дверь, она скрипнула и поддалась.
Мы вошли. Внутри царил полумрак. Единственная лампочка на потолке висела на кривом, закопчённом проводе и еле-еле светила.
Обстановка была более чем скромной, особенно после хозяйского дома. Стол, грубо сколоченный из досок, старый шкаф с перекошенной дверцей, лежанка, похожая на нары, с вдавленным ватным матрасом.
Совсем не гостиница, м-да… спартанские, почти лагерные условия. Но, видимо, сторожа это устраивало.
Я отметил, что Артём Ланской не выглядел жадным: если бы захотел, поставил бы сюда нормальную мебель, хотя бы кровать. Значит, сам смотритель предпочитал жить так, по-отшельнически.
Не хватало только керосинки да медного чайника на печи.
Хотя печка здесь была. Старая, кирпичная. А рядом на чурке стояла портативная газовая плитка, подключённая к маленькому баллончику.
— Нет никого, — тихо сказал Речкин, прислушиваясь к дому.
Он подошёл к плитке, осторожно дотронулся до стоящего на ней чайника.
— Горячий, — пробормотал он. — Совсем недавно кипятили.
— Странно, — сказал я. — Куда он делся? На улице ночь, снег метёт, холод собачий, а его нигде нет. Какие могут быть по хозяйству дела в такой момент?
— Может, он к нам в дом пошёл? — предположил Тимофей. — Слушай, Максим, давай возвращаться. Там же девчонки одни.
— С ними Антон и Даниил, — ответил я.
— Тот бухарик, скорее всего, уже опять спит в отключке. А Даня… — он пожал плечами, — Даня и мухи не обидит. Трусливый и мягкий, как помет. Поэт, одним словом.
— А ты, я смотрю, поэтов не любишь? — усмехнулся я.
— Не в этом дело. Просто я привык судить по поступкам… А насчет любви к поэтам… то любил, — вдруг сказал он глухо. — Любил одну. Но кто-то ее отравил.
Я поднял взгляд.
— Елену твою, — тихо проговорил я. — Отравили цианистым калием. И такой же яд мы нашли у её дочери, Светланы.
Тимофей будто окаменел.
— Что? — выдохнул он. — Что ты сказал?
— У Светки, — повторил я. — Такой же яд, по составу идентичный.
Он провёл рукой по лицу.
— Нет… Нет, не может быть…
— У нее был мотив? — спросил я спокойно.
Он поднял глаза, в них блеснули слёзы.
— Она… лезла в нашу жизнь, да. Ну, развод этот не нравился ей. Переживала за отца, за мать. Пыталась их помирить. Но… отравить? Нет, Макс. Нет. Это бред.
— Пока не доказано, — сказал я. — Я не говорил, что она отравила свою мать. Я лишь сказал, что яд, найденный у неё, ровно такой же. Это факт. А саму Светлану мы пока не нашли. Но найдём. И если тебе, Тимофей, что-то известно, — добавил я жёстко, — лучше расскажи сейчас.
— Не знаю… — выдохнул он, опуская глаза. — Не знаю, что тебе рассказать. Всё, что мог, я уже сказал. Пришёл тогда, увидел, что она мертва. Это всё.
Он помолчал, а потом, будто оправдываясь, тихо добавил:
— Очень, конечно, жалею, что уехал тогда, в ту ночь, на объект. У меня в Краснокаменске стройка шла, утром надо было быть там. Проблемы…. Я метнулся поздно вечером туда, переночевал в гостишке, с утра всё порешал, вернулся, а она уже мертва.
Он закрыл лицо ладонями. Плечи у него подрагивали. Речкина пробрало, словно он снова оказался в том самом дне, у трупа Сагады. Когда увидел меня и рванул, сбежал через окно.
— Ведь поругались же тогда вечером. Знатно поругались, — частил он. — Все соседи слышали. А я хлопнул дверью, думал ещё: да пошла она. Лучше уж в гостинице переночую… И вот как…
Речкин опустил голову. Воспоминания, казалось, навалились на него всей тяжестью. Плечи его осели, взгляд потух.
— Мы найдём того, кто убил Елену, — сказал я тихо. — Если это Светлана, то обязательно найдём и её. Обещаю.
— Спасибо, Макс, — пробормотал он глухо.
Я уже собирался выходить из домика, но что-то зацепило взгляд.
— Погоди, — сказал я, подойдя к стене, и отдёрнул занавеску.
Речкин удивлённо поднял голову.
— Что там?
— Странно… — пробормотал я.
За занавеской не было окна. Нет, окно было, но за другой шторкой. А эта занавеска висела прямо на стене, натянутая на леску, и сама ткань была слишком чистой, будто недавно постиранной. Ни пыли, ни паутины — не то что на той, старой, запылённой раме, через которую тянуло сквозняком.
Я потянул ткань сильнее, и леска снялась с гвоздиков.
— Ого… — присвистнул Речкин. — Это что за хрень собачья?..
На стене, прямо по старой потрескавшейся штукатурке, были выведены чёрные, неровные линии. Жирные, перекрещивающиеся, образующие знаки.
Среди них были перевёрнутые кресты, пентаграммы, кое-где очертания козьей головы, все это напоминало оккультные или демонологические знаки.
Всё нанесено углём, местами ещё и с каким-то бурым налётом, будто к смеси добавили кирпичную крошку или глину.
В центре нарисован круг, внутрь которого вписана фигура человека, но не обыкновенного, а с рогами и распахнутыми когтистыми крыльями. Над ней, неровно, будто дрожащей рукой, выведена надпись:
«Тот, кто смотрит из тьмы».
— Макс, он что, двинутый, этот урка? — спросил Речкин, отступая в каком-то суеверном страхе.
— Не знаю, — выдохнул я. — Но всё это мне не нравится. Похоже на какие-то оккультные знаки, на сатанизм, мать его.
— Слушай, а вдруг он… — Тимофей осёкся. — Вдруг он сейчас за нами наблюдает?
Он схватил со стола железный эмалированный ковш, примерился, как дубинкой.
— У тебя же есть пистолет, да?
— Есть, — ответил я спокойно.
Но оружие не доставал. Паранойей я не страдал. В комнате никого не было, только мы вдвоём.
— Всё, возвращаемся, — сказал я, нацепив леску и задернув штору обратно. И, глянув на Тимофея, добавил: — Только нашим ни слова. Ни о том, что видели, ни что нашли. Не надо им знать. Незачем зазря беспокоить.
В местном обществе всё и так не похоже было на тихий омут. То и дело ходил ходуном.
— Понял, — пробурчал Речкин.
Мы пошли обратно. Снег бил в лицо, ветер гнал колючие хлопья, и путь до дома показался длиннее, чем к домику урки.
Внутри было тепло, пахло деревом и вином. Едва мы закрыли за собой дверь и прошли, все настороженно уставились на нас.
— Ну что? — спросила Чижова. — Нашли?
Девчонки смотрели с тревогой, Даниил поглядывал с любопытством. Его глаза за толстыми линзами часто моргали, отчего он был похож на совёнка в очках.
— А нет его дома, — сказал я, стряхивая снег с плеч.
— Как нет? — воскликнула Ирина. — А где же он?
— На нас охотится! — хмыкнул Речкин.
— Типун тебе на язык! Что ты мелешь⁈ — замахала руками Мария.
— Как это, зачем охотится? — прошептала Нинель, побледнев.
— А так, — начал Тимофей, — мы там… — но замолк, поймав мой тяжёлый взгляд.
— Ничего там нет, — поспешил вставить я.
— Да шучу я, — быстро добавил Речкин, усмехаясь натянуто. — Ну чего вы, девчат! Наверное, шатается где-то по темноте. Мало ли, дурачков хватает. Один же живет, ну… сдвиг по фазе.
— Да как он может шататься? — недоумевал Даниил. — Ветрище такой! Ночь ведь на дворе.
— Короче, товарищи поэты и иже с ними, — сказал я, — предлагаю уезжать отсюда. От греха подальше.
— Телефоны-то мы так и не нашли, — сказала Мария.
— Ну и хрен с ними, — отмахнулся Речкин. — Обойдёмся без связи.
Но перспектива остаться без телефонов, кажется, никого тут не обрадовала.
— Кто за то, чтобы уехать? — в общем напряженном молчании громко, напористо спросил Речкин.
Повздыхав, все подняли руки. Даже Антон, которого Ирина только что растолкала, сонно кивнул, не совсем понимая, о чём речь.
— Вот и отлично, — сказал тогда Даниил. — Пойду машину греть.
— Но мы же не влезем в одну, — заметила Нинель. — Сколько тут машин вообще?
— Моя, — пожал плечами Даниил. — И ещё Артёма.
Он уже прятал очки в карман. Знал, что в метель от них мало толку.
— Только ключи надо найти, — сказала Мария.
— У Артёма машина заводится по отпечатку пальца, — мрачно добавила Нинель. — Нет ключей, не заведём без хозяина. Нужен… нужен его палец.
От этих слов у всех присутствующих мурашки пробежали по коже. Кто-то неловко усмехнулся.
— Ну хотя бы тогда на моей поедем, — сказал Даниил.
— Ну да, все не влезем, — заметил Речкин. — Но хотя бы женщин вывезем.
— Так, сколько нас сейчас здесь? — спросил Даниил, начиная считать. — Раз, два, три…
— Семь человек нас, — сказал я, прикидывая в уме. — Если утрамбоваться, влезем. Но… — я обвел всех глазами. — Я бы остался с кем-нибудь, подождал Артёма. Хотя нет. Не хочу отпускать вас одних. В дороге может что-то случиться.
— Ты думаешь, нас могут убить? — тихо спросила Ирина, испуганно моргая.
— Отставить панику. Я же говорю, пока это просто недоразумение. Пропал Артём, но ещё не доказано, что кто-то его убил. И что вообще он погиб.
— Ну как же! — воскликнул Даниил. — А этот урка, смотритель? Его же тоже нет!
— Нет, — покачал я головой. — Мы его найдём. Или он сам объявится. Не будем пока паниковать.
— А давайте поедем отсюда к чёртовой матери! — голос Данила дрогнул, сорвался на фальцет. — Я не могу здесь больше!
Он больше не в силах был себя сдерживать. Вся его сдержанность, интеллигентность — всё слетело в один миг. Остался один чистый, животный страх.
Он рванул к вешалке, где висели куртки, сдёрнул свою, зацепил рукавом кепку. Та полетела на пол.
Он схватился за крюк, где повесил ключ и брелок с сигнализацией, и вдруг застыл.
— Твою же мать!.. — прохрипел он. — А ключи⁈ Где ключи⁈ Кто взял ключи от тачки⁈
Он обернулся к нам, лицо его вытянулось, губы побелели.
Тишина накрыла комнату мгновенно. Даже треск дров в камине будто стих. Слышно было только, как снег и ветер бьются в стекло, словно кто-то снаружи царапает по окну.
Ключей не было.
— Ого. Это уже слишком много мрачных совпадений, — хмыкнул Речкин. — И кто-то сп*здил у нас ключи.
— А может, это всё Артём устроил? — сказал Речкин, глядя на притихших людей. — Ну, розыгрыш. Созвал вас всех сюда, напугать хотел. И смотрителя этого тут и нет, он его вообще выдумал. Никто же его, кстати, не видел из вас? Так?
— Нет, — ответили почти хором.
— Вот. А телефоны он, вроде, тоже сам прятал. Сказал, дома спрятал. А вы потом посмотрели, а нет телефонов. Тю-тю. Так, может, всё это его странная игра?
— Если это розыгрыш… — прошипела Мария, сжимая кулаки, — я точно его убью.
— Хоть бы это был розыгрыш, — прошептала вдруг Ирина со слезами на глазах. — Хоть бы Артёмушка живой был…
— Э, ты чё, а? — проворчал Антон, глядя на супругу мутными глазами. — Сохнешь, что ли, по этому крашеному уроду?
— Да замолчи ты! — вспыхнула Плотникова. — Не до тебя сейчас!
Еще чуток поругавшись, супруги, наконец, успокоились и пошли на второй этаж. Остальные просидели еще час внизу, прикидывая дальнейшие планы, а я наблюдал за каждым. Ловил жесты и мимику. Читал, так сказать, по глазам. Вся эта очень странная компашка меня настораживала. Я их не знал. И старался узнать, как можно скорее.
Через некоторое время вниз спустилась Плотникова. Усталая и замученная, села в уголок и цедила винишко из бокала.
И вдруг… БУХ! БУХ!
Глухие удары в дверь, такие, что стёкла задрожали.
Все вздрогнули, девчонки вскрикнули, Нинель с визгом прижала руки к груди.
— Это Артём⁈ — воскликнула она.