Порочная луна

26

Мой побег далеко не так триумфален, как я думала. Я зову свою волчицу вперед, как только бросаюсь под прикрытие леса за хижиной охотников, намереваясь использовать ее скорость, чтобы увеличить расстояние между мной и этим местом, насколько это возможно, но мое внутреннее животное и я решительно не согласны. Хотя она знает, что нам нужно убираться отсюда, она не хочет оставлять нашу пару здесь.

Я не могу отрицать, насколько сильна эта связь. Чем дальше я удаляюсь от того места, где оставила Кэма, тем сильнее сжимается моя грудь. Тем не менее, я заставляю свою волчицу идти дальше, даже когда могу сказать, что это ломает ее. Даже когда звук болезненного воя, эхом отдающийся с той стороны, откуда я пришла, почти ломает меня.

Рационально я понимаю, что не могу повернуть назад. Я должна продолжать двигаться вперед, если есть хоть какая-то надежда добраться домой. Как только я окажусь там в безопасности, у меня будет достаточно времени, чтобы мучиться из-за сегодняшних откровений и проклинать судьбу за то, что она связала меня с моим смертельным врагом. Я смогу разобраться во всем этом и решить, что я собираюсь делать. До тех пор мне нужно полностью выкинуть его из головы и сосредоточиться на том, чтобы добраться до территории шести упаковок.

Просто продолжай идти.

Каждый звук в лесу заставляет меня быть настороже, мое сердце бешено колотится в груди, а лапы колотят по земле, как хаотичный барабанный бой. Я бегу на чистом адреналине, мои легкие горят от напряжения, а мышцы напряжены. Возможно, я сбежала из этой камеры, но я еще не на свободе. Охотники придут за мной. Мое пленение только доказало, насколько я уязвима без силы моей стаи, и я не позволю им снова поймать меня в одиночку.

Моя волчица ведет нас вперед, ее внутренний компас ведет нас по густым лесам и окраинам малонаселенных городов. Я пересекаю ручьи и шоссе, пробираюсь сквозь густой кустарник и мчусь по открытым равнинам. Я ни о чем не думаю, я просто продолжаю двигаться.

Я теряю всякое чувство времени, когда довожу свое тело до абсолютного предела. Луна опускается все ниже в небе, и чернильная чернота ночи начинает уступать место бледному сиянию рассвета. Я пытаюсь держать темп, чередуя медленную пробежку и тотальный спринт, но по мере того, как адреналин спадает, наступает истощение.

Еще немного.

Это то, что я говорила себе каждую милю этого путешествия, несмотря на то, что понятия не имела, сколько их у меня позади и сколько еще мне на самом деле предстоит преодолеть. Подушечки моих лап раздроблены и кровоточат. Мои мышцы одеревенели, их сводит судорогой от обезвоживания. Мое тело опасно близко к тому, чтобы сдаться, слишком разбито, чтобы исцелить себя, и хотя я знаю, что мне нужен отдых, я отказываюсь сдаваться, пока не доберусь до дома.

Мой разум начинает играть со мной злые шутки. Лесной пейзаж, в котором я очутилась, кажется мне одновременно чужим и знакомым, и я смутно задаюсь вопросом, не хожу ли я кругами. Острый край камня врезается в одну из моих передних лап, и я спотыкаюсь на шаг, слабый скулеж вырывается из моего горла, когда я теряю равновесие и рушусь на землю. Мои зубы болезненно клацают, а мышцы ноют от усилий заставить себя встать.

Я едва успеваю сделать еще один шаг, как снова спотыкаюсь, и на этот раз у меня нет сил подняться. Мой мозг говорит продолжать, но мое тело не подчиняется, когда я настолько физически истощена. Мне нужно отдохнуть и подлечиться, но я не могу. Я не могу…

Внезапно в глубине моего сознания раздается голос, такой приглушенный, что кажется, будто я нахожусь под водой. Отстраненно я замечаю, что это доносится через ментальную связь моей волчицы, зовущей меня по имени, и на секунду задумываюсь, не мерещится ли мне это. На данный момент я достаточно брежу, чтобы это было возможно.

Затем в поле зрения появляются два волка, и я чуть не плачу от облегчения, что узнала их. Они приближались ко мне, обнюхивая мое обмякшее тело и скуля от отчаяния, но я настолько отключилась, что не могу разобрать их продолжающихся попыток общения по мысленной связи. Моя волчица едва держится на волоске. Должно быть, она решила, что теперь мы в безопасности, потому что мгновение спустя она полностью теряет контроль. Воздух мерцает, когда мои кости хрустят и перестраиваются, возвращая мне человеческий облик, в то время как мое внутреннее животное прячется на задворках моего разума, чтобы прийти в себя.

Я так устала, что мое тело не чувствует боли. Я онемела. Черные пятна затуманивают мое зрение, когда другие волки перемещаются, затем пара сильных рук обхватывает мое обнаженное, дрожащее тело и поднимает меня с земли.

— Держись, Эйвз, — воркует моя подруга Ло, нежно убирая волосы с моего лица, пока ее супруг укачивает меня в своих объятиях. — С тобой все будет в порядке.

Последнее, что я слышу перед тем, как потерять сознание, — глубокий рокот голоса Хави, когда он надежно прижимает меня к своей теплой груди, бормоча:

— Теперь ты можешь отдохнуть. Мы поймали тебя.

Когда я начинаю приходить в себя, это все равно что хвататься за луч света в темноте. Мой разум медленно приходит в себя, мои чувства пробуждаются с осознанием того, что я лежу на мягкой кровати, окутанная знакомым, успокаивающим ароматом дома. Я не открываю глаза. Вместо этого я погружаю пальцы в мягкую ткань одеяла, цепляясь за ощущение покоя и безопасности. Если это всего лишь сон, я хочу, чтобы он продлился еще немного.

Я ненадолго задумываюсь о том, что умерла и попала в рай, но потом вспоминаю, как я пробила билет в ад в один конец, когда начала спать с врагом, обеспечивая себе проклятие каждый раз, когда позволяла ему довести меня до оргазма. Ничто не освободит меня от моих грехов, особенно если я не сожалею о том, что совершила их. Я сделала то, что должна была, чтобы выжить. Будь у меня хоть половина шанса, я бы сделала это снова. Я явно не принадлежу к числу ангелов.

Я наконец набираюсь смелости сморгнуть сон с глаз, дрожащий вздох облегчения слетает с моих губ, когда я подтверждаю, что все это не сон. Я в своей спальне в Голденлиф пакхауз, окруженная всеми домашними удобствами. Я действительно добралась. Я в безопасности.

Я все еще слаба и измучена, поэтому мне требуется секунда, чтобы полностью прийти в себя, когда я переношу свой вес на матрас и оглядываюсь по сторонам. Именно тогда я понимаю, что я здесь не одна — рядом с моей кроватью стоит стул, на котором в данный момент откинулся на спинку мой брат-близнец, закинув ноги на матрас, отключившись, согнув шею под неудобным углом. Даже во сне его лоб нахмурен, губы плотно сжаты. Вот вам и Мэддокс Кесслер — вечно задумчивый и злой на весь мир.

Хотя, полагаю, на этот раз у него есть разумное оправдание. Моя поимка не могла пойти на пользу его яростным проблемам одиночества.

Звук шаркающих шагов в коридоре привлекает мое внимание, и мгновение спустя Слоан появляется в дверном проеме, ее зеленые, как мох, глаза широко распахиваются, когда встречаются с моими. Она открывает рот, чтобы заговорить, но снова закрывает его, когда я подношу палец к губам и бросаю быстрый взгляд в сторону Мэдда.

— Он почти не спал с тех пор, как ты ушла, — шепчет она, на цыпочках приближаясь ко мне и обходя кровать с другой стороны. — Он сходил с ума.

— Я так и думала, — бормочу я, поднимаясь и морщась.

Я сажусь поперек матраса и перекидываю ноги через него, руки Слоан тут же обвиваются вокруг меня в крепких объятиях.

— Мы так волновались, — шмыгает она носом, звук ее голоса приглушен моими волосами.

Я обвиваю руками ее стройное тело, мои глаза закрываются, когда я сжимаю ее. Это так нереально — быть здесь с ней прямо сейчас. Были моменты, когда я задавалась вопросом, увижу ли я когда-нибудь снова свою лучшую подругу.

— Как долго я была без сознания? — спрашиваю я, когда наконец отпускаю ее, позволяя ей сделать шаг назад и снова встретиться со мной взглядом.

— Плюс-минус двенадцать часов. Ты была в довольно плохой форме, когда Хави и Ло привезли тебя сюда.

— Черт, — шиплю я, проводя рукой по лицу.

Я чувствую комок грязи под своей ладонью, понимая, что отчаянно нуждаюсь в душе.

— Приходили медики, чтобы осмотреть тебя и накачать жидкостью, но даже когда они сказали, что все, что тебе нужно — это отдых, Мэдд отказался уходить, — продолжает Слоан, понизив голос, чтобы не потревожить сон своей пары.

Я бросаю взгляд через плечо на своего брата, и моя грудь сжимается, когда я думаю о том, каким обезумевшим он, должно быть, был последние недели. Тяжело сглотнув, я поворачиваю голову обратно, чтобы посмотреть в лицо Слоан, ее глаза обеспокоенно округляются.

— Ты…… ты хочешь поговорить об этом? — осторожно спрашивает она.

Я выдыхаю, упираясь ладонями в матрас по обе стороны от бедер и приподнимаясь, чтобы встать.

— Мне нужно в душ, — бормочу я, избегая ее взгляда.

Она отступает назад, чтобы дать мне пространство, понимающе кивая.

— Конечно, продолжай. Я просто подожду здесь на случай, если он проснется.

Я одариваю Слоан натянутой улыбкой, проскальзывая мимо нее, хватаю кое-что из одежды со своего комода по пути в ванную и закрываюсь внутри. Все в точности так, как я оставила — моя зубная щетка все еще лежит на краю раковины, жидкость для умывания все еще не закрыта с тех пор, как я пользовалась ею в последний раз, — но девушка, смотрящая на меня через зеркало, практически незнакомка. Моя кожа бледная и грязная, волосы спутаны, а глазам не хватает их обычного блеска. Я — это я, но я также… нет.

Съежившись от своего отражения, я отворачиваюсь, оставляя чистую одежду на краю прилавка и снимая безразмерную футболку и шорты, в которых, должно быть, кто-то уложил меня спать. Затем я включаю душ, нетерпеливо ожидая, пока вода нагреется, прежде чем встать под струю.

Я тру свое тело до тех пор, пока кожа не покраснеет и не станет сырой, дважды промываю волосы шампунем, прежде чем нанести пальцами обильное количество кондиционера с ароматом груши. Я устанавливаю температуру воды на холодную, прежде чем ополаскивать ее, и к тому времени, как я вытираюсь полотенцем, надеваю чистую одежду и расчесываю свои длинные шелковистые локоны, я чувствую себя более человечной, чем за последние недели. Удивительно, как такой простой ритуал может успокоить мою измученную душу.

К тому времени, как я выхожу из ванной, мой брат уже проснулся и стоит на ногах рядом со стулом, в котором он отдыхал, обняв Слоан. Он поднимает голову, и в ту секунду, когда наши взгляды встречаются, что-то внутри меня раскрывается, и на глаза наворачиваются слезы.

— Эйвери, — прохрипел он, его собственные глаза остекленели и наполнились болью.

Слоан приподнимается на цыпочки, запечатлевая поцелуй на щеке Мэдда, прежде чем высвободиться из его объятий.

— Я пойду позову твоих родителей и скажу им, что она проснулась, — тихо говорит она ему, ободряюще улыбаясь мне, когда поворачивается, чтобы направиться к двери.

Мэдд пересекает комнату и подходит ко мне несколькими широкими шагами, обнимает меня и прижимает к своей твердой груди. Весь воздух покидает мои легкие при ударе, его тепло проникает в мои кости, а его знакомый запах окутывает меня, как защитное одеяло. Я больше не могу сдерживать слезы — они текут по моим щекам, впитываясь в ткань его выцветшей черной футболки.

— Я никогда не переставал искать, — хрипит он, вцепляясь в меня, как будто боится, что если отпустит, я исчезну.

— Я знаю, — шепчу я, обвивая руками его талию и крепко прижимая к себе.

Мэдд отстраняется ровно настолько, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, и выражение его лица искажается яростью, когда он видит слезы, текущие по моему лицу.

— Они, блядь, мертвы, все до единого, — рычит он, убирая руки с моего тела, чтобы обхватить мое лицо своими мозолистыми ладонями.

Его глаза встречаются с моими, когда он большими пальцами вытирает влагу с моих щек.

— Я разорву их на части, кусок за куском, ты меня слышишь? Они будут умолять меня избавить их от страданий к тому времени, когда все закончится, но я позабочусь о том, чтобы они никогда больше не смогли причинить тебе боль.

Я качаю головой, подавляя свои эмоции. Черт, мне так много нужно ему сказать. Так много, что мне все еще нужно разобраться в своем собственном мозгу. Но прямо сейчас я просто хочу заморозить этот момент во времени и запечатлеть в памяти эти сердитые глаза и угрожающий хмурый взгляд. Я знаю, что он говорит серьезно, потому что мой близнец — откровенный психопат. Однако он псих, который любит меня сверх всякой меры, и я ни на что не променяла бы его сумасшедшую задницу.

— Нет, если я сначала убью их всех, — шучу я, вытирая нос тыльной стороной ладони.

Его губы растягиваются в усмешке, и я тоже выдавливаю улыбку, смеясь сквозь слезы, когда в комнату врываются мои родители.

— Эйвери! — восклицает мама, бросаясь ко мне.

Она отталкивает Мэдда локтем с дороги, заключая меня в объятия так крепко, что это грозит лишить меня жизни, в то время как папа прижимается с другой стороны.

— Привет, малышка, — воркует он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в лоб. — Ты здорово напугала нас, ты знаешь об этом?

Мама неохотно ослабляет хватку настолько, чтобы я повернулась к папе, и он обнимает меня так же крепко, шепча, как он рад, что я наконец дома. Клянусь, за время моего отсутствия его волосы поседели еще больше, но это ему идет. Моя мама проливает редкие слезы беззащитности, крепко сжимая мою руку в своей, клянясь отомстить моим похитителям.

Встреча эмоционально ошеломляет, и, словно чувствуя, что я вот-вот сорвусь, Мэдд прерывает праздник объятий и оттаскивает меня, призывая родителей дать мне возможность отдышаться. Он усаживает меня на край кровати, и все остальные устраиваются вокруг меня, Слоан возвращается с бутылкой воды. Она протягивает мне ее, и я проглатываю все за считанные секунды.

— Твои тетя и дядя уже в пути, — сообщает мама, присаживаясь на край кровати рядом со мной. — И твой двоюродный брат тоже. Если ты еще не готова к визитам, я могу попытаться задержать их, но не могу гарантировать, что Тео прислушается. Или Ривер, если уж на то пошло.

Я фыркаю от смеха, качая головой.

— Меня это устраивает. Я рада всех видеть, такое чувство, что меня не было целую вечность.

Ее глаза округляются от сочувствия, когда она протягивает руку, чтобы положить ее поверх моей.

— Все, что имеет значение, это то, что ты сейчас дома, — заявляет она, слегка сжимая мою руку.

Мои брат и отец начинают посвящать меня в то, что происходило с тех пор, как меня не было, рассказывают, как все собрались вместе, чтобы сформировать поисковые группы и прочесывать лес днем и ночью. Как бы мне ни хотелось наверстать упущенное, в моей груди ощущается тупое жжение, которое я не могу игнорировать и которое становится сильнее с каждой минутой. Моя внутренняя волчица скулит от отчаяния, когда она дергает за хрупкие нити супружеской связи.

Ему больно. Я не знаю, откуда я это знаю, я просто чувствую — я чувствую эхо агонии Кэма сквозь нашу связь, и чем больше я пытаюсь игнорировать это, тем настойчивее моя волчица, что мы не можем. Что-то не так. Он страдает, и я понятия не имею, что с этим делать.

Я не могу вернуться за ним. Я только что добралась домой; Я наконец-то в безопасности. Он все еще враг, даже если он также и моя пара. Но черт… как я могу просто оставить его там, если он в беде? Что, если он действительно не знал, кто он такой, до прошлой ночи?

Даже после того, как Зверь отпустил ее, Белль вернулась, чтобы спасти его…

Рев мотоциклов снаружи вырывает меня из моего внутреннего смятения, моя мама вскакивает на ноги в ответ.

— Похоже, они здесь, — объявляет она, нетерпеливо протягивая мне руку. — Не хочешь спуститься вниз?

Я киваю, нацепляя свою лучшую фальшивую улыбку, когда беру ее за руку и позволяю ей поднять меня с края кровати. Папа, Слоан и Мэдд тоже поднимаются на ноги, и мы все впятером направляемся к двери.

Когда я выхожу в коридор, у меня возникает еще одно острое ощущение щемления в груди, напоминающее мне, что даже если я сбежала из этой камеры, я никогда по-настоящему не буду свободна. Не из-за моих обязательств, не из-за моего выбора. Не из-за забытого богом притяжения супружеских уз, разрывающих меня изнутри.

Свобода — это не что иное, как горько-сладкая ложь.