Глава 24

31 марта 2470 по ЕГК.


…Понедельник начал оправдывать известную поговорку с раннего утра — не успели мы с Карой позавтракать, как на сервер МС-связи прилетело два «разминочных» сообщения. Первое — от Синицыных — развеселило: родители Костяна, изрядно одуревшие от сумасшедших перемен в их жизни, потерянно сообщили, что уже вселились в «Иглу», что получили в подарок новенький «Авантюрист» и что вот-вот полетят устраивать девчонок в дворянскую школу по уже имеющемуся требованию ССО.

Выслушав их крик души, я довольно ухмыльнулся и собрался, было, наговорить ответ, но ненадолго отложил это дело из-за комментария Марины:

— Школа — дворянская. Девочки — мещанки. А требование ССО наверняка впечатлит только директора и преподавателей. Значит, нам с тобой надо будет заглянуть в нее с наградными планками на пиджаках… причем чем быстрее, тем лучше, и вложиться в авторитет Синицыных.

Согласился. Забил этот вопрос в напоминалку. Создал новое сообщение и начал монолог с советов школьницам:

— Доброго времени суток! Марина Валерьевна, посоветуйте, пожалуйста, девчатам залить в инфоблоки коммов голографию, которую я приаттачу к сообщению, изыскать возможность показать ее одноклассникам и невзначай похвастаться, что эти «особо героические» сотрудники Службы Специальных Операций, курсанты ИАССН и двукратная чемпионка Империи по боям без правил — их старший брат, друзья и подруги. Уверен, что так врастание в новый коллектив пройдет в разы мягче, чем во всех остальных вариантах…

Голографию сгенерировал с помощью Феникса, попросив изобразить нашу команду со «всеми» наградами. Причем так, чтобы взгляд зрителя сходу упирался в мои, Маринины, Машины и Ритины, а народ без орденов и медалей тусил во втором ряду.

Результат порадовал и меня, и Завадскую. Поэтому был приаттачен к сообщению и улетел к Синицыным, а мы со спокойным сердцем развернули второе сообщение, вгляделись в привычно-деловое лицо Инны и включили воспроизведение.

Увы, сотрудница Императорского банка устроила мне эмоциональные «качели»: сначала чертовски тепло поздравила с обретением потомственного дворянства и новой высокой наградой, а затем доложила о самых последних телодвижениях моей охамевшей родни: мой, мать его, дед, оказывается, решил вернуть все «мятежные» семьи в род, устроив каждому совершеннолетнему серьезные проблемы на новой работе, а потом, оказав «воистину бесценную помощь», загнать в долги. Но сотрудники ЧОП-а «Северянин», услуги которого я оплатил через Инну, вовремя заметили начало предсказанных телодвижений и доложили своему руководству. А оно, не мудрствуя лукаво, наведалось в поместье Нильса Магнусовича, повозило его владельца мордой по столу и популярно объяснило, что эти Йенсены находятся под неявной защитой личности, которая очень не любит, когда всякое быдло лезет на ее делянку.

В общем, это сообщение чуть-чуть ухудшило мое настроение. Поэтому я часик порубился против Марины и одного «Рукопашника», потом полежал в медкапсуле — так как нахватал мелких, но неприятных травм — и без десяти полдень «построился» в большой гостиной. Само собой, при полном параде и не один.

Клима Тимуровича, кряжистого дедка, в молодости явно не чуравшегося работы с железом, в квартиру впустила Завадская, провела очередной сеанс взаимных представлений, поухаживала за нами и сменила ипостась. То есть, из радушной хозяйки превратилась в личную помощницу, сосредоточенную на деле.

Ахматов счел это нормальным. Или, как вариант, решил, что я вправе командовать у себя дома так, как заблагорассудится. Поэтому спокойненько закончил обсуждение последнего «общего» вопроса — мирного договора с ОЕ — и перешел к делу:

— Тор Ульфович, внучек у меня предостаточно. И, откровенно говоря, я не могу назвать Настену самой любимой. Тем не менее, не считаю ее и чужой — да, я не помню, когда у нее день рождения, и ни разу не общался с ней по душам, зато уважаю ее, как личность, приглядываю со стороны, причем не только через помощников, и решаю проблемы, которые молодым девушкам не по плечу. Да, я считал проблемой и вас. Ибо ваше появление в компании Ольги Мироновой радикально изменило отношение к жизни всей этой четверки. Не обрадовался и их бунту, закончившемуся эмансипациями, выходами из родов и переводами в ИАССН. Но мое недовольство не мешало анализировать ваши поступки. Поэтому в какой-то момент я увидел ситуацию под другим углом и пришел к выводу, что вы объективно меняете друзей и подруг в правильном ключе…

С комплиментами и славословиями не перегибал: похвалил, но в меру, сообщил, что видел фрагменты видеозаписей моих подвигов, приложенные к наградным листам, но не сказал, какие именно, и не стал восторгаться ничем конкретным, дал понять, что не верит в то, что я сплю со всеми девчонками из своей команды, и признался, что, окажись на моем месте, вероятнее всего, выбрал бы этот же алгоритм их защиты от подкатов курсантов ИАССН. Зато подвигами Верещагиной и Костиной восхитился. В очень неплохом ключе:

— Кстати, одним из весомейших аргументов в вашу пользу стал фрагмент видеозаписи проведения триажа Марией Костиной: да, эта девушка отучилась в медицинской академии целый курс, а потом несколько месяцев работала в Первом Клиническом Госпитале ВКС, но там, на арабском корабле, вела себя не как студентка, а как врач с многолетним опытом. И не ошибалась, хотя понимала, что обрекает слишком тяжелых на смерть, и наверняка знала, что где-то неподалеку продолжается бой. Ничуть не менее достойно проявила себя и Маргарита Верещагина. Следовательно, в вашей команде является нормой именно такое отношение к жизни…

После этих слов он счел вступление законченным и перешел к основной части повествования — заявил, что считает карьеру в аналитическом отделе ССО пределом мечтаний любого аналитика от бога, и неявно убедил в том, что имеет неплохие представления как об этой профессии, так и о службе в нашем ведомстве. А потом продемонстрировал и неплохое знание внутренней кухни ИАССН:

— Насколько я знаю, персональный телохранитель, затачивающийся под взаимодействие с Анастасией — ваш самый близкий друг, а коэффициент их психологической совместимости немного недотягивает до восьмидесяти двух процентов. Да, на первый взгляд, есть и минус: Константин Синицын — из мещан, а значит, с детства считает себя ниже потомственных аристократов, и, реагируя на их агрессию, будет тратить время на обдумывание ситуации. Но в видеозаписях его поведения в экстремальных ситуациях этот временной зазор отсутствует. А значит, если психологи и преподаватели ИАССН не испортят столь перспективного парня, то у моей внучки появится преданный защитник, если можно так выразиться, первого круга. Ибо второй — это ваша команда, способная сломать хребет кому угодно уже сейчас. В общем, я хочу вложиться в будущее Анастасии и ее телохранителя. То есть, снять с их плеч все бытовые проблемы, помочь Константину Петровичу заработать серьезный авторитет в Высшем Свете и еще на этапе обучения обеспечить комплектом необходимого снаряжения экстракласса.

Я мысленно хмыкнул и попробовал Ахматова на излом:

— Клим Тимурович, стоимость этой квартиры представляете? Хотя бы в первом приближении.

— Да, конечно.

— Ваша внучка живет в аналогичной. В компании с Ольгой Мироновой. Им выделен и транспорт — новенький «Буревестник». А в вирткапсулы залит полный комплект программ, требующихся для ускорения обучения. Ни в чем не нуждается и Костя — я считаю, что сотрудники ССО не имеют права быть обязанными кому-либо чем-либо, так как это в какой-то момент выйдет боком.

— Вы абсолютно правы… — спокойно согласился он.

— Но есть нюанс: я не пытаюсь загнать в долги ни внучку, ни вашего друга. Я добиваюсь только сохранения горизонтальных эмоциональных связей между Настей и той частью родни, которая ее искренне любит. Говоря иными словами, я не буду навязывать ей каких-либо решений. Порукой тому мое слово…

…В четырнадцать тридцать пять позвонила Маша. Немного поболтать перед разводом на занятия. Призналась, что опять соскучилась, похвасталась «очередным небольшим, но приятным успехом» в освоении «самой любимой дисциплины», передала «невероятно теплый привет» от Даши и пострадала из-за того, что ждать следующей встречи невыносимо. Ничем не примечательная фраза, ввернутая в начале монолога, испортила настроение — Костину кто-то слушал. Целенаправленно. И это ее бесило.

В шестнадцать сорок пять Завадская полезла в Сеть подбирать подарок ко дню рождения Мироновой и наткнулась на срочную новость с Иркутска — наши «коллеги», но из спецслужб противника, взорвали гидроэлектростанцию и смыли в море город-миллионник. Вместе с жителями. Ибо предупреждать о взрыве сочли невместным. Мы, естественно, разозлились и захотели крови. Поэтому в девятнадцать тридцать пять, увидев в «Контакте» сообщение от Цесаревича, переключились в боевой режим и затаили дыхание.

«Картинка», вывешенная без промедления, вызвала противоречивые чувства — Ромодановский выглядел замотанным и был не в настроении, но злости в его взгляде не было. Вот я заранее и расстроился. Как оказалось, зря:

— Здравствуйте, Тор Ульфович и Марина Вадимовна. Хочу поделиться новостями. Самыми разными, но из категории «Для служебного пользования». Новость первая, великолепная: сотрудники восьмого отдела вашего Ведомства сломали СГС — провели серию диверсий сразу в шести системах Скандинавии и лишили это государственное образование девяти орбитальных и тринадцати планетарных складов ракетно-артиллерийского вооружения, четырех крупных предприятий ВПК и полутора десятков гражданских тяжелых транспортников. Ольденбурги в бешенстве, но единовременное уничтожение сорока с лишним процентов запасов противокорабельных ракет, мин и масс-детекторов вкупе с коллапсом их производства вынудит их капитулировать уже в ближайшие дни. Новость вторая, неплохая: наши союзники захватили еще четыре системы. Халифата. Новость третья, просто приятная: наши успехи, наконец, напугали даже самых боевитых сенаторов Новой Америки. Все вышеперечисленное, безусловно, радует: мы загнали остатки Коалиции в безвыходное положение и, по уверениям аналитиков, заставим сдаться не позже середины апреля. А если воспользуемся «чудо-оружием», то после его первого же применения…

После этих слов он криво усмехнулся, отстучал на рабочем столе что-то бравурное и снова уставился в камеру:

— Использовать «чудо-оружие», безусловно, можно: по уверениям нашей агентуры, амеры пока не понимают, как оно работает, поэтому не придумали и контрмер. Но мне по ряду причин нужна деанонимизация ваших Георгиев третьей степени. Причем в ближайшее время, ибо война может закончиться внезапно, а устраивать масштабные диверсии после подписания соглашений о прекращении огня считается дурным тоном. В общем, расстройте амеров еще раз, ладно? А я в благодарность порадую и вашу двойку, и вашу команду. И еще: в файле, приаттаченном к сообщению — список систем, в которых либо уже резвятся ваши коллеги из первого и второго отделов, либо вот-вот начнут. На этом пока все. Желаю удачи и до связи…

Дослушав этот монолог, мы переглянулись, и Кара, хищно оскалившись, высказала мысль, которую обдумывал и я:

— Устраивать диверсии после завершения войны действительно моветон. Так что нам стоит поторопиться, верно?

Я утвердительно кивнул, поймал за хвост еще одну мысль и перешел на командно-штабной:

— Собираемся и вылетаем из дому прямо сейчас: надо успеть показать флаг в ИАССН. А то за время нашего отсутствия те два урода успеют охаметь.

Переоделись, что называется, бегом, выбежали в коридор, спустились на тридцатый, запрыгнули в салон моей «Волны», вылетели из ангара и взмыли в темнеющее небо. До академии, как обычно, неслись по безлимитке. Но я активно маневрировал, ибо требовала душа, а моя напарница наслаждалась перегрузками, что-то предвкушала и переписывалась с девчатами.

Границу зоны ответственности Альма Матер преодолели, не замедляясь — в комплекте с кураторством я получил и постоянный допуск на территорию — спикировали к ангару для личного транспорта преподавателей, притерлись к первому же попавшемуся свободному месту и десантировались из салона. До казармы первого факультета шли быстрым шагом, изредка кивая офицерам и прапорщикам, попадавшимся на пути. А метров за сто до нее отправили на коммы Даши с Машей сообщения, заранее написанные Мариной.

Поэтому судьбоносная встреча состоялась аккурат там, где требовалось — девчата вынеслись из здания, по очереди повисели у меня на шее и потискали подругу на пятачке, прекрасно видимом из окон всех пяти этажей. Отыграв этот акт спектакля, перебрались к классической армейской беседке, кстати, тоже просматриваемой вдоль и поперек, сели на лавки из уставного серого пластика, и я расстроил «любимых девушек» последней новостью:

— Мы уходим в очередной рейд. Сегодня. Вот попрощаться и залетели.

Девчата, естественно, расстроились на самом деле, но ценные указания Завадской выполнили, не задумываясь — ввинтились мне под руки, обняли и «заставили» себя собраться. Задавать тупые вопросы не стали. Просить себя беречь — тоже: пожелали удачи во всех начинаниях и напомнили об Иркутске:

— О диверсии на гидроэлектростанции под Баковкой слышали?

— Конечно.

— Воздайте сторицей, ладно?

— Так и планируем… — холодно усмехнулся я, посмотрел, который час, и задал подругам вопрос на засыпку: — До летного ангара проводите?

— Само собой! — хором воскликнули они, дали мне встать, оперлись на предплечья и изображали чопорных аристократок все время, пока мы шли по аллеям. Зато в самом конце пути «наплевали на камеры СКН» и подарили мне по фантастически чувственному поцелую, по разику обняли Марину, шепотом потребовали беречь меня, как зеницу ока, и «снова взяли себя в руки».

Тут-то я последний акт спектакля и отыграл — вспомнил, что собирался попрощаться и с остальными членами команды, на секунду расфокусировал взгляд, чертыхнулся и расстроено вздохнул:

— Опаздываем. Придется звонить. И извиняться…

…Позвонили на самом деле. Вернее, собрали народ в конференцию, сообщили, что залетали в Академию буквально на несколько минут, чтобы отыграть очень нужную сценку, предупредили, что уходим в рейд, попросили не давать друг друга в обиду и выслушали восемь монологов с пожеланиями удачи. Потом попрощались, отключились, опознались перед ИИ Аникеево и влетели в лабиринт подземных тоннелей.

Следующие несколько минут прошли в привычной рутине — мы бросили флаер на его законном месте, поднялись по аппарелям в свои «Наваждения», поднялись в командирские каюты, натянули скафы, перебрались в рубки, подключились к системам и подготовились ко взлету. Потом я пообщался с двумя оперативными дежурными — по космодрому и системе — спрятал борт под «шапкой», первым поднял в воздух и повел к нижнему створу «коридора».

Пока поднимались на средние орбиты, слегка повоевал с раздражением, вызванным видимой безалаберностью «бунтующих» флотов. Потом задвинул это чувство куда подальше, рассчитал текущий вектор прыжка к ЗП-десять и поручил искинам доставить нас к ней. Не напрягался и после возвращения в обычное пространство — убедился в том, что «сканеры» видят только корабли наших ВКС, разрешил Завадской стыковаться, впустил в трюм и все такое. А после того, как девчонка «возникла» в кресле Умника, поделился «грустной» догадкой:

— Как только война закончится, мы с тобой превратимся в таксистов. То есть, начнем катать туда-сюда разведчиков и ОГСН, причем, в основном, через «единички», а диверсии будем видеть исключительно во сне.

— В данный момент меня волнует проблема посерьезнее… — вздохнула она. — Мы прилетели в академию достаточно поздно, соответственно, почти все офицеры успели свалить в ДОС-ы. Да, интересные слухи долетают и до них, но целовались вы слишком далеко от казарм, а влезать в архивы камер СКН рискуют далеко не все офицеры. Ну, и что мы будем делать, если уроды, положившие глаз на Машу, испугаются или поленятся?

Я пожал плечами:

— Мы залетели в ИАССН всего на несколько минут. А это не может не вызвать любопытства дежурного по академии, получающего уведомления о каждом пересечении ее зоны ответственности. Копаться в архивах СКН ЕМУ не требуется — все картинки перед глазами. А иные мужчины любят разносить сплетни похлеще женщин. Впрочем, если этот их не разнесет, то я обломаю героев-любовников после возвращения из рейда.

— И… как?

— Увидишь…

Загрузка...