16 января 2470 по ЕГК.
…В области схода со струны оказалось тихо и спокойно, а единственная «Кукушка», вероятнее всего, вывешенная флотскими, успела «отдрейфовать в сторону» километров на четыреста с гаком. Тем не менее, мы расстыковали корабли только после того, как отошли подальше, поэксплуатировали искины и ушли во внутрисистемный прыжок. В обычное пространство по привычке вернулись в параноидальном режиме и, «оглядевшись», потеряли дар речи от количества обломков кораблей, засеченных сканерами. Размеры самих «пятен мусора» тоже впечатляли — чуть менее, чем за сутки, прошедшие с момента завершения очередного вторжения, мелкие фрагменты наших и вражеских бортов успели разлететься на десятки тысяч километров, а часть, постепенно «отстающая» от планеты, образовала что-то вроде шлейфа кометы.
Да, орбитальные буксиры, мелкие «грузовики» и десятки других бортов, оборудованных гравитационными захватами или мощными манипуляторами, трудились, аки пчелки, расчищая этот бардак, но их было не так уж и много, а обломков — тьма. Вот картинка со сканеров и шокировала количеством меток.
Кстати, носиться на привычных скоростях тоже было проблематично — да, шансы во что-нибудь впороться были сравнительно небольшими, но были. Впрочем, пилить к Белогорью было слишком рано. Поэтому Марина, которая, согласно последним ценным указаниям Большого Начальства, должна была «войти в систему» через ЗП-одиннадцать как минимум на восемь часов раньше меня, ушла в прыжок к этой зоне перехода. Опознаваться на масс-детекторах и запросчиках патрульной группы. Ну, а я навелся на ЗП-семнадцать, ибо, согласно легенде, отвез некую ОГСН в Халифат, передал управление Фениксу и умотал в рубку. Отсыпаться после мотаний по «смежной» мертвой системе.
Выспался на пару дней вперед, влез в «Контакт», обнаружил и прочитал сообщение Завадской, добравшейся до дома, ополоснулся, на всякий случай натянул скаф, поднялся в рубку, упал в кресло и продолжил лениться. То есть, поручил искину «быстренько» опознаться на запросчиках и доставить меня к планете. Да, возле нее пришлось поработать языком — то есть, организовать себе «коридор» и подтвердить свою личность, чтобы получить доступ в ангар — но это «зло» было знакомым и не раздражало.
В гражданку переоделся, продолжая лениться. Потом наведался в ангар «Перуна», полюбовался двумя «Наваждениями», обнаружившимися там, и без малого час развлекался, разворачивая «зародыш» искина в полноценный, но контролируемый Фениксом дубль Ариадны, и «подминая» этот борт под свой. Потом выбрал новый дизайн командирской каюты из архива, в который мы с Карой когда-то залили все понравившиеся, но «не сыгравшие» варианты, дал команду дуэту искинов начинать ремонт, вернулся в свой ангар, загрузился в «Волну» и полетел домой.
На Новомосковск наползала зимняя ночь, но снег, лежавший на крышах домов, на некоторых улицах и в парках, отражавший многоцветные рекламные огни и «высветлявший» город, привлек внимание к двум здоровенным черным пятнам — местам падений боевых частей амеровских ракет «космос-планета», не перехваченных системами ПКО и ПВО, заставил вспомнить фрагмент последней фронтовой сводки и испортил настроение. Поэтому все оставшееся время перелета я срывал злость резкими перестроениями, сменами трасс и проходами поворотов в предельно допустимых скоростных режимах. В створ летного ангара «Иглы» тоже влетел… хм… энергичнее некуда, пронесся по центральному проходу до наших парковочных мест, обнаружил на одним из них простенький бело-розовый «Аккорд» и сделал напрашивавшийся вывод: Верещагина экономила со страшной силой, поэтому купила как бы не самый дешевый флаер, на котором могла передвигаться, не теряя лица.
Этот мелкий штрих добавил еще немного объема моим представлениям о характере Риты и помог справиться со злостью, туманившей разум. В общем, в свою квартиру я вошел в терпимом настроении, набрал Марину, сообщил, что уже у себя, и поинтересовался, нет ли у нее и у ее гостьи, часом, желания поужинать в компании страшно оголодавшего друга.
Пока девчата меняли локацию, успел переговорить и с Переверзевым. Прямо из прихожей. Так что со спокойной совестью дождался появления в поле зрения «соседок» и собрался, было, оглядеть их с головы до ног, чтобы набрать «исходников» для правильных комплиментов, но Завадская принялась отыгрывать картину с условным названием «Встреча после долгой разлуки» — то есть, повисла у меня на шее, расцеловала и как следует потискала. Что сбило с пути истинного и Верещагину. И пусть тискать меня она не решалась, зато обняла, заставила наклониться, раза по три звонко чмокнула в каждую щеку и заявила, что безумно соскучилась.
Я ответил тем же самым и по тому же месту, потом увел дам в гостиную, помог накрыть на стол и опуститься в кресла, сел сам, наполнил все бокалы и… наехал на Риту:
— Солнце, что за мыльницу ты себе купила⁈
Девчонка пошла красными пятнами и набрала полную грудь воздуха, чтобы объяснить мотивы этого поступка, но не успела:
— Подруга Самой Отмороженной Пары Свободных Оперативников ССО обязана летать на быстрых, мощных и красивых флаерах! Поэтому ты прямо сейчас свяжешься с менеджером по продажам авиасалона, в котором взяла это убожество, и договоришься о его возврате с любым дисконтом. А сразу после трапезы мы с тобой завалимся на диван, зайдем на страничку «Экстремала» и выберем машину под твой нынешний статус.
— Тор, я и так жи— …
— Рита, не спорь! — перебила ее моя напарница. — Раз Тор РЕШИЛ, значит, переберемся, зайдем и выберем: близких подруг у нас немного, мы вас любим и… с большим удовольствием подарим красивую игрушку ко дню обретения независимости. Кстати, ты завтра дежуришь?
— Да.
— Значит, договоримся, чтобы ее отправили к нам еще сегодня.
Верещагина немного поколебалась и сдалась:
— Ребят, я с вами не расплачусь…
— Верно! — весело подтвердила Кара. — Ибо от тебя мы готовы принимать оплату только теплом души, а его нам надо Очень и Очень Много…
…Не знаю, что именно переключила в сознании Риты долгая, теплая и веселая шуточная застольная перепалка, но, перебравшись на диван, девчонка первым делом притянула к себе Марину, а потом вошла на сетевую страничку «Экстремала», секунд за сорок определилась с выбором, вывесила перед нами голографию бело-розового «Буревестника», летящего над каким-то городом, и призналась, что залипает на этот флаер с начала весны.
В моем личном виртуальном рейтинге достойных машин эта обреталась в середине второго десятка. Но я чувствовал, что Верещагина не врет, поэтому согласился с ее выбором и… навернул приобретаемый экземпляр по полной программе. То есть, заменил штатный бортовой искин на топовый, в том же стиле «проапгрейдил» движки, ИРЦ и программное обеспечение, добавил в список потребностей срочную доставку в наш ЖК, честно разделил получившуюся сумму пополам, оплатил свою половину и передал управление процессом Завадской. А после того, как в личном кабинете появился и завелся таймер обратного отсчета, повернулся к Рите:
— Четыре часа двадцать три минуты — и он у тебя. Решай проблему с мыльницей.
Решила. После того, как поблагодарила за «сумасшедший подарок». А потом улеглась на облюбованное место, поймала мой взгляд и как-то странно усмехнулась:
— Который день мысленно сравниваю вас, Матвея и наших девчонок с Лешенькой. Вы, не задумываясь, помогли с жильем и деньгами; Власьев вывел на юриста, умудрившегося эмансипировать меня за один день, и оплатил его услуги; Оля с Машей убедили директора Первого Клинического Госпиталя лично переговорить со мной и, по сути, продавили контракт с ВКС, а Настя уговорила двоюродного дядю, владеющего частным охранным предприятием, зарезервировать за мной смену телохранителей. Меня поддерживали даже Миша, Даша и Костя — интересовались, как у меня дела, и предлагали помощь. А Лешенька ждал, пока я что-нибудь придумаю, отдыхая на горнолыжном курорте, и разок посоветовал не портить отношения с дедом, ибо «без связей в наше время никуда, а своих у меня нет». И теперь меня мучает чертовски неприятный вопрос: как я могла влюбиться в это ничтожество⁈
— Совет примешь? — спросил я, почувствовав, что она вот-вот заведется.
Рита утвердительно кивнула.
— Рвать душу из-за ничтожеств — последнее дело. Поэтому вычеркни его из своей жизни целиком и полностью, отпусти прошлое и живи настоящим. Тем, которое радует.
— Отпущу. Не сегодня-завтра… — твердо пообещала она и удивила: — … а потом попробую найти ключ к сердцу Матвея: раньше я видела в его легкой отстраненности тщательно скрываемое равнодушие, а теперь поняла, что он просто предпочитает не говорить, а делать.
— Он — нормальный… — кивнул я и добавил: — А его деда я по ряду причин не уважаю. Впрочем, ты у нас — особо героическая особа, поэтому в род он тебя, если все сложится, примет с распростертыми руками…
…Проснулись в семь тридцать утра. Благодаря будильникам, ибо легли в шесть. Умывшись и одевшись, не приходя в сознание, пересеклись в общем коридоре, поднялись в летный ангар и минут двадцать сонно «облизывали» новенький «Буревестник». Потом мы с Мариной оттащили Риту от флаера ее мечты, спустили в мою квартиру и накормили. А в четверть девятого вернули к машине, проследили, чтобы «особо героическая военнослужащая» забила в автопилот адрес госпиталя, пожелали спокойного дежурства, подождали, пока «игрушка» вынесется на оперативный простор, переглянулись и единогласно решили подавить подушки еще часиков пять-шесть.
Пока лифт вез нас на сороковой, Завадская молчала. А там выкатила мне ультиматум — «авторитетно» заявила, что раз я приучил ее спать с любимым напарником, значит, обязан пригласить в свою спальню и сегодня.
Мой разум балансировал на грани отключения, щека мечтала о подушке, тушка — о теплом одеяле, а совместные ночевки в командирской каюте моей «Химеры» давно задавили остатки стеснительности, поэтому я повел рукой, изображая то самое приглашение, дошел до кровати на автопилоте и отъехал чуть ли не раньше, чем разделся. А «через миг», вернувшись в реальность исчезающе малой частью сознания, почувствовал себя мягкой игрушкой.
Я просыпался в объятиях напарницы не первый раз, да и сам, бывало, неосознанно «грешил» в том же стиле, поэтому продолжил обдумывать сон, в котором почему-то не мог «притянуться» к амеровскому супер-линкору, ибо сбоило управление. «Анализировал возможные неисправности» до тихого смешка подруги. Потом чуть-чуть приоткрыл левый глаз, поймал ее взгляд и вопросительно мотнул головой.
— Проснулась и обнаружила, что одеяло на кровати одно-единственное, что я лежу под ним не в футболке, а в белье, что прижимаюсь к тебе и что на уровне ощущений считаю это нормальным… — ответила она и шевельнула сначала рукой, которой обнимала меня поперек корпуса, а потом коленом, закинутым на мое бедро.
Тут мне, каюсь, поплохело. Из-за того, что я почувствовал жар ее тела… всей площадью той части своей тушки, к которой она прижималась! А Марина и не думала замолкать:
— … а сейчас, проанализировав свои ощущения, внезапно поймала себя на убийственной мысли…
— А чуть подробнее можно? — спросил я, чтобы отвлечься от желаний, порожденных разбушевавшейся фантазией.
— Можно… — без тени улыбки заявила она и царапнула меня ноготками: — Мы ходим под смертью. Причем и в рейдах, и между ними. А значит, каждый наш день может стать последним. Ну, и почему бы нам друг с другом не спать? Я тебе нравлюсь, ты мне — тоже, я никому, кроме тебя, ничего не должна и вправе распоряжаться собой так, как заблагорассудится, а ты пока ни с кем не встречаешься, я знаю, что ты меня не обидишь и не опозоришь, а ты наверняка успел разобраться в моем характере и понимаешь, что я тебя тоже не предам. Да, связь между нами может стать некомфортной. Но только после войны. Ибо ни ты, ни я ни за что на свете не заведем серьезных отношений до тех пор, пока она не закончится. Решение напрашивается само собой: спим, пока ходим под смертью, а потом либо перестаем, либо назначаем дату следующего подобного разговора. Что скажешь?
Словосочетание «ходим под смертью» кинуло меня в прошлое. В одну из лекций дяди Калле, сформировавших эту грань моего отношения к жизни:
«Свободный оперативник — человек, который ходит под смертью, то есть, рискует собой практически в каждой акции, причем как в мирное время, так и во время войны. Да, мы умнее, сильнее, изобретательнее, надежнее и внушительнее любого шпака, соответственно, при большом желании можем влюблять в себя самых порядочных, добрых, умных и красивых женщин. Но это будет подло. Ведь нам придется молчать о секретах Службы или лгать в глаза, вынужденно нарушать обещания, месяцами не видеть собственных детей после того, как они появятся, и так далее. А наша смерть на задании выжжет сердца тех, кого мы в себя влюбим. Поэтому не заводи серьезных отношений до тех пор, пока не выйдешь в отставку. Или спи с сотрудницами нашей Службы: они знают правила игры и по крайней мере постараются не давать волю чувствам…»
Это воспоминание выключило меня из реальности буквально на долю секунды. Поэтому я высказал свое мнение задолго до того, как Марина могла счесть паузу затянувшейся и пожалеть об откровенности:
— В данный момент это решение выглядит идеально. Но, по словам моего покойного дяди, служившего в ССО и исповедовавшего этот же принцип, есть нюансы. Во-первых, аппетит приходит в время еды, то есть, чувства все равно появляются и постепенно усиливаются. Во-вторых, разрывать уже сформировавшиеся отношения не так просто, как кажется на начальном этапе. В-третьих, разборки между членами двойки не лучшим образом сказываются на ее боевой эффективности и так далее. В общем, прыгать в этот омут надо осознанно. И предельно четко понимая, что такая связь — не необычное начало Большой, Чистой и Вечной Любви, а…
— Голая физиология? — хмуро спросила Завадская.
Я отрицательно помотал головой:
— Нет: проблемы с «голой физиологией» обычно решаются с помощью проститутов и проституток.
А такая связь — максимум того, что могут дарить друг другу оперативники, искренне уважающие и себя, и партнера.
Она расфокусировала взгляд, обдумала этот тезис и согласно кивнула:
— Пожалуй, лучше не скажешь при всем желании. Поэтому… я искренне уважаю и тебя, и себя, осознаю, что меня ждет в омуте такой связи, и хочу дарить этот максимум именно тебе… предварительно до конца войны.
Память напомнила еще одну лекцию Аллигатора и, тем самым, добавила уверенности в том, что Кара говорит именно то, что думает. Поэтому я кинул взгляд на окошко ТК с местным временем, усмирил фантазию, сорвавшуюся, было, с нарезки, и повторил последнее предложение напарницы целиком. Дабы мое решение выглядело не менее весомым, чем ее.
Марина оценила. Абсолютно все:
— Ты не «просел» даже в мелочах. Я в восторге. И не разочарую. Ни этой ночью, ни вообще. А теперь небольшая просьба в тему: я вижу, что таймер вот-вот обнулится, понимаю, что опаздывать к Переверзеву — не вариант, но хочу понежиться, «законно» обнимая тебя, еще хотя бы три-четыре минуты. Позволишь?
— Ты вьешь из меня веревки… — пошутил я, полюбовался жизнерадостно рассмеявшейся девчонкой и легонечко притянул ее к себе.
— В этот раз мне шоковая терапия не нужна! — хихикнула она, вспомнив, как я «лечил» их с Дашей от страха перед будущим, описанным Владимиром Михайловичем в предновогоднем сообщении, «обозначила» поцелуй в щеку и посерьезнела: — Слушай, Тор, а ведь исполнителей диверсий на Сабране можно вычислить. По размеру «боевых»: я очень сильно сомневаюсь в том, что наши коллеги наносят Коалиции ущерб, соизмеримый с уничтожением двадцати двух промышленных предприятий и нескольких десятков нефтяных платформ даже раз в месяц. А значит, интересантам достаточно получить доступ к базам данных финансового управления ССО или Императорского банка за начало января и посмотреть, кто отличился в десятых числах…