Погоня за судьбой. Часть III

Глава VIII. Рождённые убивать

… Дни смешивались в аморфную цветастую массу и растворялись в водовороте времени, увлекая меня вперёд, всё дальше и дальше. Постоянный адреналиновый шторм, в эпицентре которого я укрывалась от самой себя, не оставлял времени на размышления. Я спешила так, как никогда ранее в своей жизни, потому что крысы не должны были уйти. Крыс было много — к тем девяти именам, что я получила две недели назад, почти ежедневно Элизабет Стилл добавляла по несколько новых.

Я впрыскивала в себя дьяволов сок, накачивалась наркотиком до полусознательного состояния и отправляла подонков на тот свет одного за другим. Конвейер смерти работал без сбоев. Кого-то поджидала у дома, чтобы затем расстрелять в упор прямо в машине. За кем-то следила по пути с работы, а затем вспарывала брюхо катаной в тихом и безлюдном месте. Я обожала частные дома, ведь вокруг, как правило, не было лишних свидетелей. Нужно было лишь постучаться в дверь и жалобным голосом попросить: «Помогите, дайте что-нибудь поесть, пожалуйста».

С теми, кто жил один, было ещё проще — я нападала исподтишка, оглушала, а затем с помощью медицинских инструментов, сложенных в багажнике «Хускварны», выдёргивала сначала все зубы, а потом — если он доживал, — суставы, пока сволочь не отдаст концы от болевого шока. Иногда, чтобы продлить удовольствие, я начинала с суставов. Хруст рвущейся хрящевой ткани был музыкой, которую хотелось слышать.

А ещё — звуки их страданий. Они кричали, рыдали, умоляли, предлагали деньги и разбрасывались именами известными и незнакомыми, но меня всё это не брало. Машина смерти вышла на полные обороты и перемалывала в своих жерновах тех, кто давно этого заслужил, и эту машину нельзя было останавливать. «Хускварна», мой верный боевой конь, помогала избавляться от тел, а бездонные болота принимали в себя всё, не задавая вопросов…

В разрушавшейся от взвинченного пребывания под дьяволовым соком памяти оставались лишь рваные фрагменты и торопливые картинки. Чьё-то лицо в перекрестье прицела; мелькающие ветви и стволы деревьев в спринтерском забеге по зарослям… Ещё одно лицо — кричащее и рыдающее, с застывшим в глазах ликом смерти… Торопливо сгребаемые в наплечную сумку ценности и деньги… Рука со сжатой рукояткой катаны в замахе, и снова лицо, превращённое в кровавую кашу… Гулко булькнувшая под гудящими антигравами топь с едва идущими по ней ленивыми кругами…

Теряясь в ветвистой дельте реки, скрываясь в заброшенных домах, которых в этих местах было пруд пруди, и каждый раз меняя местоположение, я осуществляла правосудие и несла погибель. Я всегда носила маску, не оставляла отпечатков, а способ расправы старалась выбрать наиболее оптимальный. Всё, что мог вспомнить случайный свидетель — это безликий чёрный силуэт, растворившийся во тьме зарослей.

Острое лезвие резало тела, карабин «Истерн» отправлял меткие одиночные пули в головы и сердца, а кровавое марево застилало глаза. Я жила от жертвы до жертвы, коих в день доходило до полудюжины, и запах крови въелся в самые ноздри. Я чувствовала его повсюду, он пропитал меня насквозь. Как и смесь дьяволова сока, который давал энергию и почти неограниченную силу. Давал взаймы, с каждой затяжкой забирая меня саму, моё будущее…

Галлюцинации прекратились. Не было даже снов во время коротких «подзарядок» на чёрных безмолвных волнах беспамятства — их место заняла кровавая реальность. После второго десятка пытать людей стало тяжело, это больше не приносило эндорфинов, и в какой-то момент я бросила эту крайне неблагодарную работу. Однако тот самый краткий миг, когда из очередного выродка выходила жизнь, потоком бордовой массы вырываясь наружу, сделал меня зависимой. Эти мгновения навсегда оставались калёными отпечатками в памяти. Их глаза… Из них прямо извергалось искреннее удивление и непонимание. Они застывали с отпечатавшимся в них ужасом — и я была счастлива, потому что ни разу не увидела ничего, отдалённо похожего на искреннее облегчение, которое видела в глазах рыжеволосой Ани четыре года назад в проклятом коридоре. С каждой новой жертвой во мне крепла одна мысль: моё предназначение — это месть. Я была рождена убивать, и это было моим естественным состоянием. Всё остальное было пусто и незначительно…

Итого — двадцать восемь. Двадцать восемь предприимчивых граждан, решивших встать на скользкую дорожку, и до которых всё-таки дотянулась рука правосудия. Они спустились на самое дно, чтобы заработать грязнейшим способом из всех возможных — на живом товаре. Ещё десять подонков успели затеряться в непролазных лесах или сбежать с Каптейна. Это несколько огорчало, но было вполне предсказуемо — сарафанное радио работало, новости о погибших ублюдках просачивались во внешний мир, и всё это не могло остаться незамеченным, но я всё же сделала немалую часть работы. Впрочем, за моей спиной всегда стояла Элли Стилл. Тихая, сосредоточенная, не задающая вопросов и не дающая ответов. Я в свою очередь тоже не задавала вопросов, забирая из тайника очередной компакт-кристалл с полным досье, связями, а порой и детальными картами — и, наверное, именно поэтому наши контакты продолжались до сих пор…

Данила уехал сегодня утром. Забрав очередную сумку с уворованными деньгами и драгоценностями, он оставил мне пакет с патронами и съестным на несколько дней. Встречались мы раз в три дня в том же самом заброшенном доме на берегу одной из безымянных речушек дельты. Он заряжал батареи моего ховербайка портативным устройством, которое привозил в своём глиссере, пока мы возле костра пили чай и молчали о своём.

Как всегда, я ждала только одного — новой крови. Происходящее между убийствами не вызывало интереса — всё это было вынужденной тратой времени, чем-то досадным и томительным вроде необходимости спать. Данила же свою роль в моём деле выполнял исправно, получая от меня взамен всё ценное, что мне удавалось унести с очередной расправы — поначалу нехотя, но с каждым разом всё охотнее. Видимо, всё-таки нашёл, куда пристроить ценности покойников. Сегодняшняя наша с ним встреча должна была стать последней…

Сидя на деревянной перекладине возле догоравшего костра, точильным камнем я водила по лезвию катаны. Мне нравился звук, с которым камень бежал по стали, истончая лезвие и придавая ему остроту. Я любила звук, с которым меч покидал ножны — он сулил очередную порцию кровавого эндорфина, на который я подсела безвозвратно.

Наконец, я отложила камень в сторону и повертела оружие в руках. Почти три десятка аккуратных насечек сегодня должны были пополниться ещё одной. Двадцать девятой жертвой должен стать сам Рефат — обладатель найденного мною жетона. Рефата я оставила на десерт, за ним в очереди стоял Травиани, а после этого мне предстояла охота на птичек, что успели упорхнуть из гнезда…

До Инга-Кали по прямой было около восьмисот километров, и я планировала добраться туда за четыре часа. Привычный дождь закончился утром — ненадолго, как показывала практика, — поэтому, как минимум часть моего полёта должна будет пройти посуху и без происшествий.

Я взглянула на часы. Без пяти три. Сеансы связи с Элли Стилл у нас постоянно сдвигались, и сегодняшний сеанс был запланирован на три часа. Привычно включив коммуникатор, я стала ждать. Ровно в назначенное время устройство разразилось трелью, и я приняла сигнал.

— Привет, тёзка, — сказала я.

— Как там твоё лукошко с грибами? — спросила Стилл. — Уже почти заполнилось?

— Осталась одна поганка, а следующим будет мухомор, — ответила я, наслаждаясь этой странной радиоигрой.

Ни разу не встретившись воочию за последний месяц, мы с Элизабет давали фантазии раскрыться в ходе коротких переговоров. Она витиевато подбрасывала место следующей закладки с информацией и неизменно интересовалась моими успехами, а я знала, что параллельно она ведёт какое-то напряжённое расследование, в подробности которого, впрочем, она меня не посвящала…

— Я позвонила голосом соседки, — сообщила Элизабет. — Они будут ждать, но не тебя. Дашь два коротких звонка.

— Принято, спасибо, — поблагодарила я. — Я выдвигаюсь прямо сейчас.

— Давай. И нам нужно пересечься.

— Зачем? — Я удивилась, это было нетипично для неё.

— Я помогла тебе собрать грибы, а ты поможешь мне с ягодами. — В сосредоточенном голосе её чувствовалась усталость. — Но у меня, похоже, назревают небольшие проблемки с серым волком.

— Я буду, — с готовностью согласилась я. — Где?

— Моторостроительный завод на севере, у торфяных болот на границе штата. — Усталый голос прервался на секунду, что-то бумажно зашуршало. — Я доберусь туда к ночи. Как закончишь, жми ко мне. Высоко не поднимайся, держись над самыми деревьями. И к северу от завода — ни ногой, там зона антитеррора уже который день. Отключаюсь. Отбой…

Забросав землёй тлеющие угли, я стала рутинно проверять снаряжение. По карманам разгрузки были разложены несколько обойм для «Истерна», складной болторез, фонарик, простенький датчик движения, передатчик, баллон с дьяволовым соком. На случай, если что-то пойдёт не так, в голенище сапога привычно отправился нож. Пистолет занял своё место в кобуре подмышкой. Ножны с катаной прильнули к бедру, карабин был надёжно зафиксирован на корме ховербайка. Маска хищного насекомого опустилась на лицо. Я была готова.

Разбуженный зверь зарычал и повис в нескольких сантиметрах от поверхности, жаждущий вновь отправиться в путь. Я плавно потянула штурвал, и верный стальной конь взмыл в небо, унося меня навстречу судьбе…

Небольшой, окружённый болотами городок Инга-Кали россыпью фонарных столбов и тусклых окошек раскинулся на тёмной равнине. Четыре шестиэтажных дома возвышались над архитектурным фоном частных домиков и коттеджей. Моя цель находилась в одной из многоэтажек…

Сделав пару кругов над городком, я спустилась почти к самой земле, и в поисках табличек с номерами домов неторопливой чёрной тенью проплыла на уровне второго этажа почти над самыми головами каких-то пьяниц, неверно вышагивавших вдоль улочки. Вот и искомый дом. Рывок штурвала, разворот — и гравицикл, аккуратно огибая растянутые меж домов провода, опустился на крышу здания. Теперь — к цели. Одна из крошечных будочек с ветхой деревянной дверью, ведущей на лестницу, венчала нужный мне подъезд.

Укутавшись в хламиду, я включила кинетику и выбила хлипкую дверь вовнутрь. Вырванный со щепками замок вместе с запором зазвенел по лестнице. В чердачной полутьме я замерла и прислушалась. Было по-будничному вечерне. Где-то за стеной бубнил телевизор, надрывно кричал маленький ребёнок, шуршала льющаяся вода. Вниз. Шестой этаж — жестяная банка с окурками, заплёванные ступени… Пятый этаж — ругательная надпись на стене маркером, осыпавшаяся штукатурка и отчётливо слышные выяснения семейных отношений… Четвёртый этаж — в пролёте было темно, фонарный плафон был разбит вместе с лампочкой. Третий этаж — я на месте. Кнопка звонка, два коротких нажатия и мелодичный перелив за слоем обивки и металла двери.

— Я открою, — глухо раздался женский голос. — Кира обещала зайти вечером.

Щёлкнул замок, и дверь приоткрылась. На пороге стояла чернявая молодая женщина чуть выше меня ростом, завёрнутая в домашний халат. Приветливая улыбка тут же сползла с её лица, сменившись растерянностью — при виде устрашающей маски она не сразу нашлась и пролепетала:

— Чем я могу вам помочь?

— Вы мне уже помогли, открыв дверь, — процедила я, решительно входя внутрь и отодвигая женщину в сторону.

Прямо — комнаты, слева — кухня. В ней горел свет, смуглый крепкий мужчина с курчавой бородой сидел боком ко мне и что-то читал в мобильном. Он повернулся и поднял на меня глаза. Совсем такое же лицо, как в досье. Сосредоточенное, словно у волка на охоте.

— Дэгни, что я тебе говорил?! — рявкнул мужчина. — Всегда проверяй, прежде чем открывать!

Только в этот момент я заметила между нами две маленьких головы и четыре плеча в цветастых кофточках. Спиной ко мне в детских стульчиках у стола сидели ребята — мальчик и девочка. Судя по комплекции, совсем маленькие — от трёх до пяти лет. Похоже, я пришла в самый неподходящий момент. Вся семья мирно ужинала, а в прихожей застыл чёрный силуэт со страшной маской на лице. Я чувствовала, как Рефат напрягся, как хотелось ему оказаться по ту сторону меня, в одной из комнат, где у него припрятано оружие.

В белой домашней футболке и в трениках он выглядел совершенно обыкновенным мужчиной. Могла ли его жена представить себе, что он творил? А дети? Сколько им было, когда он творил бесчинства с бандой головорезов?

С детьми или без, правосудие должно осуществиться. Вынув из-под хламиды пистолет, я направила ствол прямо в голову Рефата и решительным шагом прошагала в кухню. Ни один мускул не дрогнул на лице этого человека, лишь напряглись его крепкие мышцы. Дети тем временем побросали ложки и молча, с раскрытыми ртами уставились на меня.

— Кто ты такая и почему ворвалась в мой дом? — грозно спросил Рефат стальным голосом.

— Я пришла за тобой, — ответила я. — Чтобы ты испытал то, что чувствовали твои жертвы.

— Какие жертвы? Что ты несёшь?! Убирайся! — рявкнул он.

Казалось, он не понимал, о чём я говорю. Я даже на долю секунды усомнилась, тот ли передо мной человек, но тут же вызвала в памяти фото и поняла — это спектакль, который он разыгрывал в первую очередь для своей семьи. Ведь теперь он совершенно обычный человек, а все его «подвиги» остались в далёком прошлом.

— Интернат, — сказала я. — Три года назад ты и твоя банда обрекли на смерть почти две сотни воспитанников. Припоминаешь?

Он всё помнил. В его глазах искрилась ненависть и пылала досада оттого, что прошлое догнало его здесь и сейчас, в такой неподходящий момент.

— Рефат, что происходит? — взволнованно спросила его супруга из коридора.

— Дэгни, убери детей! — приказал мужчина.

— Нет, они никуда не уйдут, — заявила я. — Пусть видят и знают, что я сделаю с ними то же самое, что и с тобой. А сейчас с этой единственной мыслью ты будешь умирать!

Спустя долю секунды, схватив нож с обеденного стола, он бросился на меня. Звон лезвия, отбитого мехапротезом, ударился о стены тесной кухни. Мой пистолет полетел в угол, а бандит всем телом навалился на меня, прижимая к стене и пытаясь придвинуть клинок к моему горлу. На всю кухню пронзительно заплакала девочка.

— Я хочу знать, кто ты! — рявкнул Рефат и ловко сдёрнул маску с моего лица.

Один сантиметр пространства — и этого хватило. Хорошо отработанным движением я пальнула коленом ему прямо в пах. Бандит ойкнул и отстранился, а маска стукнулась о пол.

— Что вы делаете?! — почти над самым ухом закричала женщина. — Сейчас же прекратите!

У меня появилась секунда для манёвра. Мне хватит одной секунды! Ухватившись за рукоять, я резким движением выхватила из ножен катану и рывком полоснула Рефата по животу. Футболка разошлась алой щелью, брызнула кровь, пронзительный визг женщины ударил по ушам. Ещё один свистящий замах на противоходе — и голова Рефата, наискосок срубленная по самое основание шеи, с глухим стуком полетела в угол.

Обезглавленное тело убийцы судорожно схватилось за скатерть, завалилось и рухнуло на пол, заливая пол багровой краской. Следом за ним, как в замедленном немом кино, на пол посыпались тарелки с содержимым, на осколки разлетелась чашка с чем-то горячим. Голова убитого лежала на боку и выпученными глазами смотрела прямо на меня. Казалось, она даже попыталась схватить ртом воздух, желая выжить…

Спину моментально прошиб пот, в бешеном сердечном ритме утонула вся какофония звуков, наполнявших помещение. Всё ещё мёртвой хваткой сжимая в руке окровавленный меч, я скосила глаза вниз и встретилась взглядом с мальчиком, сидевшим на высоком детском стульчике. Буря эмоций, которая разразилась в его распахнутых от ужаса карих глазах, буквально сшибла меня с ног. В них не было слёз — один лишь парализующий шок. Он смотрел на меня, и в его взгляде читался один-единственный немой вопрос: «Почему?» Он даже не подозревал, что такое вообще бывает — что голова отца может отделиться от тела и валяться в углу, словно оброненный резиновый мячик…

Звуки возвращались. Где-то на периферии зрения женщина колотилась в истерике, не помня себя, не зная за что схватиться — то ли прижаться к телу своего мужа, то ли трясущимися ладонями прикоснуться к его голове. В оцепенении я смотрела в неморгающие бурые глаза ребёнка. Они прожигали насквозь, оставляя леденящий, постыдный ужас.

Бежать… Только бы скрыться от разрушенной, уничтоженной, растоптанной невинности, дотла сгоревшей в багровой луже, в которой, словно маленькие островки, утопали гречневые крупицы из опрокинутой тарелки…

Бежать… Бежать! Схватив с пола маску, забыв под столом свой пистолет, я стремительно выскочила из помещения, бегом вылетела на крышу и прыгнула на гравицикл. В животе разверзалась чёрная яма, тело дрожало и тряслось, в висках стучало: «Беги, беги, беги!». Завести летающую машину удалось не с первого раза, но наконец я это сделала и что было сил зажала акселератор…

Тучи накрыли небо над брошенным моторостроительным заводом, собираясь излить на потрескавшиеся крыши корпусов свою тоску. Обширная песочная пустошь между низкими зданиями давно поросла травой, а пятна растительности поверх голого песка были похожи на пучки волос на лишайной голове. Чёрные провалы широких окон безмолвно взирали сквозь ночь на гравицикл, который стремительным орлом спустился с небес и исчез в широком зёве распахнутых складских ворот.

Спрыгнув на землю, осторожно, глядя себе под ноги, я направилась сквозь тёмный и просторный гараж в дальний его угол, к лестнице на второй этаж, где из бетонного дверного проёма на серпантин падал мерцающий желтоватый свет. Прокравшись по лестнице до открытой облупившейся двери, я заглянула внутрь.

Прямо посреди помещения стояла портативная печка, в которой что-то готовилось. Полицейский фонарь офицера Элизабет Стилл стоял тут же, разбрасывая по комнате рассеянный свет. Сама Стилл сидела спиной ко мне.

— Заходи, будь как дома, — сказала она, даже не обернувшись.

— Как ты меня услышала? — поинтересовалась я.

— У меня хороший слух. Присаживайся. Голодная небось? А может, чайку͐? — спросила она, взвешивая в руке стальной термос.

— Не откажусь, — ответила я и оглядела помещение.

В углу лежали две увесистые сумки, у стены был разложен спальный мешок, а рядом стоял портативный передатчик военного образца. Полотенце, сухпаёк, зеркало… Она что, жить сюда перебралась?

— Ты что, жить сюда перебралась?

— Это уж как пойдёт, — пожала плечами она. — Но я здесь, похоже, надолго. А ты, если хочешь, располагайся вон в том углу.

Элли обернулась, и я наконец-то увидела её лицо, моментально изменившееся при виде меня.

— Боже правы, на кого ты похожа?! — воскликнула она. Кожа да кости, один скелет остался! Щёки впали, на одних своих железках еле держишься… Это ты за месяц успела так себя ухайдакать? Ты что, одной наркотой питаешься?

— Не только ею, — возразила я и уселась рядом с печкой, скрестив ноги. — Хоть «сок» и приглушает аппетит, сил у меня хоть отбавляй. Я никогда себя так бодро не чувствовала. Могу горы двигать голыми руками. Хочешь покажу?

— Не нужно, — отмахнулась Элли. — Сейчас ты двигаешь горы, но такими темпами скоро двинешь кони. Лучше расскажи, что там у тебя. Которому по счёту ты сегодня голову свернула?

— Двадцать девятый.

Я сунула руку за пазуху и вытащила скомканные исчерченные листочки, вырванные из блокнотика Данилы. На них карандашным грифелем была отпечатана моя одержимость — косые наброски, планы, небрежные рисунки висельников, подклеенные фотографии и вырезки… Стараясь вытряхнуть, вычеркнуть из памяти глаза маленького мальчика, я положила листочки на пыльный пол рядом с Элли.

— Остался тридцатый, и на этой планете мне больше делать нечего, — сказала я. — Скоро мы сможем попрощаться, и ты вздохнёшь с облегчением.

— Насчёт вздохнуть с облегчением вряд ли, — улыбнулась Стилл. — Я тут в такие дебри полезла… Слушай, тебе, наверное, интересно, чем я всё это время занималась?

— Если честно, не очень, — честно призналась я, ощутив вдруг укол стыда.

— Я двигала забытое дело о пропавших детях, — заявила она, ничуть не растерявшись. — После беседы с той дамой оно пошло так хорошо, что аж штукатурка со стен посыпалась.

— И что же тебе удалось выяснить?

С разгоравшимся интересом я придвинулась поближе, а Элли тем временем выдержала паузу и разлила чай по металлическим кружкам.

— У этого твоего Слесаря, с которого всё началось, есть покровители кое-где наверху. Пару раз бывший руководитель нашего отделения пытался к нему подобраться, но ничего не получилось. Потом и вовсе дело интерната изъяли из полиции, а все материалы передали старшим братьям… В смысле, гээсбэшникам, в какой-то из тамошних комитетов.

— Галактической Службе Безопасности?

— Солидное название для спецслужбы, правда? Чувствуются галактические амбиции! — усмехнулась Элизабет. — Дело отдали — и на этом всё. Тишина. Бывший начальник как-то заикнулся о том, чтобы вернуть дело к нам и возобновить расследование, но вдруг неожиданно написал рапорт о переводе на Землю, и рапорт тут же удовлетворили. Он даже попрощался с коллективом по удалёнке, но у меня почему-то нет уверенности, что это был он.

— Значит, дело заметают под ковёр? Неужели на уровне Комендатуры?

— Бери выше. — Элизабет показала пальцем в потолок. — У Комендатуры только одна цель — угомонить разноцветных партизан. Их в своё время создали службисты Конфедерации в помощь властям Каптейна, чтобы давить вооружённых социалистов, но как обычно, всё вышло из-под контроля. Бандиты есть бандиты, и единственное, что можно вырастить из кучки убийц — это преступную группировку. Они выполняют любую работу для тех, кто платит деньги.

— Когда-то я сама занималась чем-то подобным, — пожала я плечами.

Стилл смерила меня долгим взглядом, подула на горячую чашку и продолжила:

— В отличие от благородных социалистов-меркуловцев с принципами, этим вообще наплевать на всё. Сегодня они режут красных по заказу Комендатуры, завтра охраняют плантации наркобаронов, а послезавтра угоняют в рабство мирные деревни. Суды здесь давно уже толком не работают, я в этом сама убедилась. Любое крупное дело, которое идёт через суд, превращается для судьи в простейший выбор — либо взять взятку, либо погибнуть от рук наёмного бандита. Прямо как в Колумбии в двадцатом веке. «Хочешь жить — бери сто тысяч».

— Кажется, твой дядя Ричард рассказывал про эту цветную круговерть с партизанами и наркотиками, — заметила я.

И вдруг вспомнила, как чуть не перерезала ему, спящему, горло, и непроизвольно вздрогнула всем телом. Что было бы, сделай я это? Наверное, после такого можно было бы с благодарностью принять пулю от Элли, ведь она бы такого не простила. А я? Могла бы я себя простить, или предавалась бы жизни без сожалений? Недолго, впрочем, ведь за ампутацией сожалений часто следует что-то ещё. Расчеловечивание.

Тем временем Стилл, не моргнув глазом, вещала:

— Вся эта цветущая наркоторговля и контрабанда померкли по сравнению с повесткой усмирения партизан. Прекращение огня — вот, что занимало уютные кабинеты Комендатуры больше всего. А способ примирения у них был только один — нарезать планету на владения. Социалистов Меркулова в конце концов раздавили… Оно и понятно, эти гринго ненавидят всё, что связано с социализмом, остатками своих душ… Но остались сотни вооружённых группировок и банд, которым нужны деньги. Много денег… А где же их взять? — Она задрала брови и развела руками. — Промышленности нет, инвестиций нет, все частные начинания загибаются на фоне зашкаливающей преступности. И тут в игру вступают военные, которые давно уже наладили каналы сбыта наркотиков по всему Сектору. А если ещё точнее — военные учёные. Эти ребята просто купаются в деньгах — Конфедерация финансирует их так, будто завтра настанет последний день человечества, да ещё и ограждает от любых преследований.

— Хочешь сказать, что заказчики расправы над детьми — военные учёные Конфедерации?

— Им нужна была не расправа. — Стилл помотала головой. — Им нужны были образцы для опытов. Поэтому они прогнали деньги через Комендатуру Каптейна, профинансировали бандитов, гордо именующих себя партизанами, и чужими руками осуществили так называемый «отбор образцов». Нужны были не все. С «побочным продуктом», который был им не нужен, они разрешили делать всё, что угодно. И эти твари, которых ты отправила на тот свет, не нашли ничего лучше, кроме как перебить их.

— Эксперименты над людьми, — потухшим голосом пробормотала я. — Неужели в этом мире со времён нацистов ничего не поменялось?

— Как видишь, нацисты во все времена всплывают наверх, как дерьмо, — развела руками Элизабет. — Но беда не в этом. Им некому противостоять, верь всех поделили на клубы по интересам, и все заняты друг другом. Перед нами свои врата распахнула её величество Вселенная, а мы только и делим бюджеты и кромсаем друг друга на части…

Она многозначительно посмотрела на меня, и я уловила её посыл.

— Про меня мне всё известно, — произнесла я. — Но я никак не могу понять одну вещь. Зачем ты помогаешь мне?

Элли взяла дымящуюся кружку и сделала осторожный глоток.

— На Каптейне действует разветвлённая сеть по торговле людьми, — вместо ответа на мой вопрос продолжала она. — Это выгодный и налаженный бизнес. Здесь, в этом проклятом всеми богами мире пропажа людей давно стала обыденностью. Человек — неважно, мужчина или женщина, взрослый или ребёнок, — вышел из дома и больше никогда не вернулся. Где он теперь? Убит? Утонул в болоте? Заблудился в лесу по дороге домой? Да кто его разберёт? Исчез. Ставим печать и навеки убираем дело к остальным глухарям.

Мне становилось не по себе. Гиблая земля, пропитанная кровью — вот, чем стараниями людей, у которых есть имена, стал Каптейн. Был ли у него шанс на другую судьбу? И если да — где он, тот роковой поворот, после которого всё пошло под откос?

— Но самое, пожалуй, неприятное моё открытие, — продолжала Элизабет, — в том, что скорее всего, в этом деле замешано моё нынешнее начальство. Некоторые признаки указывают непосредственно на шефа полиции округа Сайрен — Джеффри Майлза. И, хоть я и старалась скрыть то, чем занималась всё это время, он уже точно обо всём знает. На меня недобро косятся пол-отдела, а в последнюю ночь на мой телефон поступил звонок. В трубке — молчание и чьё-то сопение. Классика…

— И поэтому ты решила собрать вещи и уйти? Иной бы посмеялся…

— Да, — кивнула она. — Три дня назад я посадила жучок на машину Майлза, собралась и ушла из дома. Семьёй ещё не обзавелась, поэтому не пришлось никому ничего объяснять…

Вот так меньше, чем за месяц офицер полиции превратился для коллег в изгоя. А сколько ещё полицейских участвуют в схеме по торговле людьми? Неужели здесь всё настолько прогнило, что честными остаются считанные единицы? Впрочем, наверное, так было всегда и везде, хотя судьба сталкивала меня с хорошими людьми.

— Не вмешайся я в твою жизнь, всё могло быть иначе, — негромко произнесла я. — И я не могу не спросить…

— Зачем я взялась помогать тебе выслеживать гадов?

— Неужели ты поставила превыше закона, которому обязалась служить, личные мотивы?

— Так было не всегда, — протянула она и задумчиво уставилась в кружку с чаем. — Однажды ко мне пришла женщина и принесла шапку… У неё есть сын, который с рождения страдал аутизмом, был сам в себе, никогда не улыбался и не реагировал на внешний мир. Пока однажды ему не подарили собаку. Он переменился. Буквально ожил. Стоит ли говорить, что они с собакой стали лучшими друзьями…

Стилл усмехнулась с горечью.

— Но однажды собака ушла на улицу и пропала, а ребёнок вернулся к тому, с чего всё началось и замкнулся в себе на глухой засов. Время, конечно, лечит, люди привыкают к переменам в жизни и в людях, но как-то раз в магазине одежды женщина увидела меховую шапку подозрительно знакомой расцветки. Взяла в руки, потрогала, понюхала, и поняла — это Чарли, сомнений быть не может. Устроила в магазине истерику, и её спровадили. А на следующий день остыла, подумала было, что показалось, и решила удостовериться наверняка. Купила в магазине эту шапку и отнесла её домой. И нет бы спрятать куда-нибудь, так положила на видном месте… Сын чуть с ума не сошёл, он натурально лез на стенку, и отцу больших трудов стоило его успокоить, ну а женщина с этой шапкой пришла в отделение, прямо в дежурку в мою смену…

Я затаила дыхание. Элизабет тёмными глазами смотрела куда-то вдаль.

— За два часа мы с Робертом вышли на кожевенника и накрыли цех по пошиву с целым гаражом шкур. Трое мужиков держали небольшое предприятие, отлавливая уличных животных… Их посадили под домашний арест с браслетами. В первую же ночь отец мальчика убил двоих. Третьего не успел, потому что его скрутили раньше… С его женой я впоследствии встретилась ещё раз, когда её привезли за убийство третьего живодёра. Гарпуном. Она завершила то, что начал муж, и это стоило ей семьи и свободы. А я с тех пор второй раз задалась вопросом, не напрасно ли я делаю своё дело, и в этот раз вопрос больше не выходил из головы. Тех ли людей я защищаю, тех ли наказываю и по совести ли. А что касается тебя…

Повисла пауза. Я не нашлась, что сказать, и просто взяла в руки остывающую кружку с чаем. Отхлебнула немного, и тёплый душистый напиток устремился вниз, в желудок, согревая после долгой дороги исхудавшее тело. Я переваривала поведанную мне историю.

— Ты идёшь по своему пути, — заметила Элли и горько усмехнулась. — Тому, что ты учиняешь, нет оправдания, ведь отнимать жизнь дозволено только Всевышнему. Но почему им было можно, а тебе нельзя? Тем более, если это помогает сделать мир чище? И уж тем более, что это дело непосредственно связано с моим… Я решилась на очень опасную борьбу, но впервые за долгие годы ощутила, что живу не напрасно. Я увидела свой собственный путь. Это дело… Оно стоило мне карьеры и может стоить жизни, но меня это не тревожит…

Это было странно. Вся ситуация казалась нереальной, будто сцена в каком-нибудь фильме. Сбежавшая от всего мира бывшая сотрудница полиции выражала благодарность чудовищу, убийце. Пускай даже убийце убийц.

Элли пила мелкими глотками и искоса поглядывала на меня.

— Мы воюем, Лиза, — сказала она. — Но не на обычной войне с фронтом. Война идёт тут. — Она указала пальцем на свой висок. — Весь мир стал сплошным полем боя, сражения происходят в головах, а всё остальное — убийства, взятки, предательство — просто симптомы… Я жалею, что слишком поздно это осознала. Может быть, удалось бы изменить что-нибудь к лучшему другими способами.

— Я думаю, ты уже изменила, — сказала я. — Не может же быть, чтобы во всём участке ты одна была честным офицером.

— Да, не может. Роберт был честным, — сказала она, задумчиво глядя во тьму сквозь выбитое окно. — Знаешь, что я делала до того, как пойти в полицию?

Я отрицательно помотала головой.

— Я работала антрепренёром. — Элли встретила мой непонимающий взгляд и закатила глаза. — Ну, была организатором у знаменитостей. Сопровождающим для селебрити на Кенгено. В мои задачи входило прибытие на объект — будь то гостиница, таунхаус или даже частный остров. Проведя разведку, мы со свитой — ещё двумя такими же, как я, — организовывали всё так, чтобы у нашего хозяина или хозяйки всё шло как по маслу. Заселение, питание, нужная температура воды в бассейне, правильный цвет и мягкость домашних тапочек, идеально выверенный ассортимент нейротрансляций…

Я не успевала удивляться Элли и её жизненному пути, но догадывалась, насколько капризными могут быть знаменитости, поэтому такая работа, скорее всего, требовала нечеловеческой собранности.

— Неблагодарная работёнка, — заметила я.

— С одной стороны да, а с другой… Я жила этим. Мы с моими напарничками-змеюками всегда досконально изучали всех наших хозяев. Что любит на завтрак актриса Амрита Гириш, какого цвета бельё предпочитает ведущий Кенни Брокельштайн, в каком году развелась Ирина Подосёнова и даже, прости господи, какой крем для бритья ног использует Кори Дэйвис…

Элли выжидающе смотрела на меня, рассчитывая на реакцию.

— Никого не знаю из всех вышеперечисленных, — пожала я плечами.

— Точно, ты же где-то в своём мире обитаешь, — согласно кивнула она. — Каждый раз, стоя по стойке смирно у дверей перед тем, как через них пройдёт очередной знаменитый кошелёк, туго набитый деньгами, мы с Кевином и Зигги устраивали квиз из таких вот загадок. Кто-то из нас называет букву, и мы на эту букву озвучиваем факт, а потом проверяем друг друга. Мы соревновались — кто же из нас лучше? Кто из нас так и останется в агентстве, а кого повысят, отдав в личное распоряжение какой-нибудь звезды? Ведь рано или поздно в нашем сообществе это всегда случается — очередной богатей, пребывая в восторге от того, насколько качественно его облизали, спускается с небес и забирает туда к себе какого-нибудь счастливчика.

— И тебя не забрали, — догадалась я.

— Меня не забрали, хотя я старалась сильнее всех. Я знала всё, я никогда не ошибалась. — Стилл поставила кружку и изящно полулегла на грязный пол, облокотившись на локоть. — Однажды я осталась одна. Кевин и Зигги ушли на повышение, а я приготовила огромный трёхэтажный коттедж и стояла в холле, сцепив лапки и ожидая прибытия гостя. Я не знала, кто он, но знала, что он очень богат и пожелал остаться анонимным. И вот, снаружи донёсся рёв моторов, послышался шум множества голосов. Двери распахиваются и…

— И? — Я подалась вперёд.

— В холл вваливается толпа малолетних придурков. Бухие в хлам, они гогочут и разбредаются по дому, рассчитывая хорошенько повеселиться здесь ближайшие несколько дней. И тут ко мне подходит заказчик всего этого торжества — точно такой же малолетний кретин, которому после выпускного богатый папочка проплатил отдых на несколько сотен тысяч меритов… Он подходит ко мне, суёт свёрнутую пачку денег в декольте и говорит: «Можешь быть свободна до утра, крошка».

Элли прыснула со смеху. Похоже, эта история её больше забавляла, нежели возмущала. А что бы сделала я в такой ситуации?

— Представляешь? Вот так. — Её выразительные глаза задорно сияли в тусклом свете фонаря. — И в этот момент я подумала в первый раз — какого хрена я делаю? Для чего живу эту жизнь? Чтобы пьяный имбецил сунул мне в вырез кучу папиных денег и отправил погулять? Я понимаю, что бывают варианты и похуже, но в этот же день я уволилась и вернулась домой, в Новую Венецию, откуда парой лет ранее улетела с гордо поднятой головой, ведь они оставались, а я смогла накопить на билет… А через некоторое время прошла курсы и устроилась в полицию, под начало Роберта. С которым мы и проработали все эти годы…

Роберта, который погиб в ту же ночь, когда они с Элизабет меня задержали. Роковая случайность? Замысел автора этого безумного мира? И не это ли событие сблизило нас с ней — людей, которые стоят на диаметрально противоположных сторонах закона.

— Слушай, Лиза, ты же бывала на Земле? — неожиданно спросила она.

— Нет, я родилась на Кенгено, а после «исхода» жила на Пиросе.

— У Пироса ведь тоже есть луна? Арденум, да?

— Да, — ответила я, — но она настолько маленькая, что иногда её бывает сложно отыскать на небе.

— Я бы всё отдала, чтобы увидеть циконианских близнецов — Айаса и Араса, или хотя бы земную Луну, — мечтательно протянула Стилл и прищурилась, словно кошка в сладостной неге. — Она как второе солнце в небе, освещает Землю по ночам. То мягко и ненавязчиво, то зловеще и ярко… Я за всю жизнь не видела ни одной луны. Бывала только в двух мирах, и в обоих по ночам мы будто слепые кроты… Ты погляди туда, за окошко — там же тьма кромешная. Без этих вот устройств… — Она кивнула на мою маску, оснащённую ночным режимом. — Ни черта не разглядишь ночью.

— Ты права, там снаружи — хоть глаз выколи, — согласилась я, подумав, что ей, пожалуй, не стоит знать, где я взяла эту маску. — Честно скажу, Элли, я не лучший пример для подражания. Я погубила немало людей ещё даже до того, как прилетела сюда. И они уже даже перестали сниться мне по ночам.

— Успокойся, я не собираюсь тебе подражать, я уже взрослая девочка, — улыбнулась она. — То, что ты привнесла в мою жизнь немного смысла, не меняет тебя, как человека. Не мне тебя судить, и твоё прошлое — твоя ноша. Только пожалуйста, не надорвись. По-моему, ты уже очень близка к этому…

Только я открыла рот, чтобы заявить, что чувствую себя великолепно, как передатчик в углу зашипел, застрекотал и замигал огоньками. Элли вскочила, в одну секунду оказалась рядом с устройством и включила громкую связь. Из динамика сквозь помехи послышался мужской голос:

— Позывной «Ракушка» всем, кто на приёме в секторе Р-52. В вашем районе работают ловчие, сегодня — с кунжутом…

— Элли, что это?! — приглушённо прошипела я, и рука сама потянулась к катане. — Какой, к чертям, кунжут?!

Элли цыкнула на меня и приложила палец к губам. Эта нелепая трансляция не сулила ничего хорошего, а радио тем временем продолжало:

— Задействованным отделениям включить эмиттеры «свой-чужой» и не гасить до сигнала завершения операции. Код семьсот один, время начала — три-ноль-три. Сигнал об окончании — по зашифрованной частоте, плюс три терагерца. Повторяю — время начала сброса — три-ноль-три. Сигнал об окончании — по зашифрованной частоте, смещение плюс три. Кто не спрятался — мы не виноваты. Отбой, конец связи.

Радио щёлкнуло, Элизабет села возле устройства, откинула прямоугольную пластиковую крышку и принялась сосредоточенно вводить какие-то команды. Наконец, хлопнула крышкой и вернулась к переносной печке.

— Ну, вот и всё. И сосиски как раз дошли. — Она открыла окошко в печи, в воздухе тут же запахло ароматным жареным мясом.

— Сосиски с кунжутом? — поинтересовалась я.

— Нет, самые обычные сосиски. Вот, если надо, бери зерновой хлеб. — Небольшой бумажный свёрток появился из сумки. — Спальный мешок можешь кинуть вон туда. А если своего нет, могу тебе ещё один выдать.

— Что это была за трансляция?

— Если ты про радио — скоро нас накроет войсковая операция.

— Так какого чёрта мы тут делаем? — Я вскочила на ноги, из-за угла вглядываясь в кромешную тьму за окном. — Надо сматывать удочки.

— Сиди тихо, — ответила Элли, напряжённо поглядывая на приёмник, который помигивал зелёным огоньком. — С этой игрушкой они нас не тронут. В ней самые актуальные магистрали шифрования, коды военных, встроенный транспондер, спутниковая связь… Думаешь, почему тебя за эти три недели ещё не схватили за жабры? Эта штука работает через военные спутники, а им на тебя и на твои дела плевать с высокой колокольни. Зато они тебя прекрасно видят и отлично передают узконаправленный сигнал на твой передатчик.

— Откуда у тебя это устройство? — спросила я.

Удивление моё ширилось с каждым её словом. Вот так Элли…

— От папы осталось, — неопределённо ответила она. — И наши сюда не сунутся, чтобы не огрести, поэтому меня тут искать никто не рискнёт.

— Ваши — это полиция? — спросила я и жадно впилась в сочную сосиску.

— Да, сослуживцы, — ответила Элли, снова разливая чай. — С Майлза станется устроить мне какую-нибудь «катастрофу» или «исчезновение».

— Но что ты теперь собираешься делать? На тебя уже наверняка объявлена охота. Или вот-вот скоро начнётся.

— Я собрала кое-какой материал, который собираюсь передать в столичный минюст. Но мне не хватает самой малости — доказательной базы. Хоть чего-нибудь, что поможет прижать Майлза к стенке. С этим теперь, впрочем, проблем не будет. — Она постучала аккуратным ухоженным ногтем по планшету, лежащему рядом. — Теперь он у нас как на ладони. Любое неосторожное движение с его стороны — и мы берём его за яйца. А в этом мне поможешь ты со своим стальным рысаком. Сделаем пару кадров, а дальше останется только доставить информацию кому следует.

— Я вижу, ты настроена серьёзно, — заметила я с уважением.

— Серьёзней некуда. Как оказалось, я не зря сделала ставку на тебя.

— Значит, ты с самого начала меня использовала?

— Я бы назвала это координацией усилий, но… — Она лениво потянулась, словно сытая и сонная кошка. — Но можно сказать и так.

Из окна доносились какие-то звуки, похожие на шорох наждачной бумаги. Порывами бил ветер, а вместе с ним снаружи докатывались едва различимые обрывки реактивного гула. Элли тут же среагировала и выключила фонарь. Я достала из сумки подзорную трубу, покрутила ручки, включив ночной режим, встала на цыпочки и прильнула к подоконнику.

— Так, погоди… Откуда у тебя эта труба?! — возмущённо спросила Стилл.

— Я украла её у твоего дяди, — честно ответила я, всматриваясь вдаль, где болотистая равнина уходила к горизонту.

— Что? Да как… Как рука у тебя вообще поднялась?! — воскликнула она.

— Тебе надо было арестовать меня ещё тогда, у ручья. А теперь, пожалуй, уже поздно… Я вижу какое-то движение. Это то, о чём ты говорила?

Сквозь окуляр было видно, как тёмное пятно неторопливо разреза͐ло хмурое небо по курсу справа налево. Угловатый силуэт самолёта двигался медленно, даже лениво, а из-под днища машины под едва заметным углом рвалось пламя — дюзы в вертикальном режиме были направлены в землю, и горячий воздух пригибал к грязной воде заросли камышей, беспощадно палил скрюченные верхушки мёртвых деревьев.

Вот машина задрала нос и начала набирать скорость. Струя пламени постепенно переходила в горизонтальное положение, а в брюхе стальной птицы распахнулось жерло люка. Выплеснулись к земле бессчётные полчища мух — брызнули в разные стороны чёрными россыпями, разлетаясь по болотистой местности. Не рой — скорее жидкая сталь, застывающая в форме смертоносных насекомых. Угловатый силуэт матки-самолёта, ускоряясь, проплыл мимо и скрылся за деревьями. Остался гул двигателей, волнами обдававший здание заброшенного гаража.

— Давай-ка подальше от окна. — Элли тронула меня за плечо. — Они, конечно, поймают наш сигнал метров за сто и пройдут мимо, но лучше спрятаться. Мало ли что.

— И сколько их, этих дронов-камикадзе?

— В одном контейнере за тысячу штук. По сути, это летающие самонаводящиеся пули, которым предписано уничтожить всё живое в заданном районе, если только оно не находится под куполом сигнала «свой-чужой».

Вот, значит, как выглядит войсковая операция. Автоматическая тотальная зачистка площадей. Этот район был безжизненным, на двести километров вокруг не было ни одного города, но если вдруг в программе дрона произойдёт сбой, и он собьётся с маршрута и выйдет из заданных пределов?

— Это какое-то безумие… Они вообще никого в живых не оставляют?

— Никого, — отрезала Элли. — Даже крупных животных. И я не поверю в то, что это делается по ошибке.

Снаружи жужжал рой электронных комаров, несущихся мимо. Они летели, огибая маленькую невидимую сферу, в которой укрылись два человека. Летели, чтобы найти цель — плевать, кем она будет, они не отличат взрослого от ребёнка, им было плевать, человек это или зверь.

Я слушала, как они проносятся мимо, эти чёрные иглы искусственного роя. Каждая — идеальный убийца. Без сомнений, жалости, прошлого и будущего. Подчинённые одной задаче — найти живую цель и уничтожить её, — они будут выискивать её, чтобы уничтожить ценой собственного существования.

И вдруг до меня дошло. Я смотрела на мехапротезы, на фасетчатую маску в углу, и вызрела, прорвалась наружу кривым зеркалом леденящая, отвратительная параллель.

«Это тебе никого не напоминает, Елизавета Волкова?» — мысленно спросила я у себя самой…