… Косохлёст беспощадно полосовал лицо и плечи, одежда давно уже превратилась в липкое влажное месиво, а я, дрожа от мокрого холода, мёртвой хваткой вцепилась в штурвал ховербайка. Тут и там чёрную завесу над головой прошибали молнии, на мгновение освещая пересечённую местность далеко внизу и синими изломанными дугами уходя в землю. Как заклинание, я исступлённо повторяла:
— Только не в меня, только не в меня… Пожалуйста, только не в меня…
Единственный раз сверившись с картой перед самым отлётом, я выбрала направление и тупо гнала гравицикл прямо, наперерез ветру с ливнем, никуда не сворачивая, чтобы не заблудиться. Очередная вспышка озарила берег внизу, а вдалеке забрезжили едва различимые туманные огоньки. Они быстро приближались, во мгле вырастал водный посёлок. Сверху Новая Венеция была похожа на робкую светящуюся паутинку, раскинутую в неглубоком колодце белёсого тумана посреди водохранилища.
Толкнув штурвал, я устремила машину вниз, прямо на деревню. Армия чёрных крыш ощетинилась острыми клиньями, растянув ловушки-провода. Едва не свалившись с ховербайка, я выровняла машину, которая, покачиваясь под порывами ветра, повисла над опустевшим к ночи рыбным рынком. Вонь тухлой рыбы окутала меня облаком, проникавшим во все самые укромные уголки разума. Шаря глазами в полутьме, я высматривала место для посадки.
— Слышь, наездница, не рыпайся, а то дырку проделаю! — раздался хриплый крик сквозь шум дождя. — Метров на тридцать сдай назад, на плоской крыше можно приземлиться!
Внизу блеснул мокрый силуэт с направленным в мою сторону оружием. Из-за угла ближайшего дома показался второй, ещё два возникли на крыше соседней постройки. Не очень-то тёплый приём, но сейчас ради сухой постели я была готова отдать всё, что у меня было — даже этот гравицикл.
— Всё нормально, свои! — крикнула я в ответ и аккуратно развернула машину.
Зависнув над плоской площадкой, погасила двигатели, и машина гулко стукнулась о щербатые деревянные доски. Тут же рядом очутились пара здоровяков в блестящих мокрых плащах.
— Давай рюкзак, — приказал один из них, протягивая руку.
Спустя несколько секунд второй бесцеремонно сорвал с моего плеча мокрый ранец, отдал его напарнику и принялся обшаривать мои карманы. Его грубые руки в поисках оружия прошлись по талии, чересчур надолго задержались на бёдрах и спустились по ногам до самых щиколоток. Я напряглась было, сжимаясь в пружину и готовясь дать отпор, но здоровяк, ощутив твёрдый металл мехапротезов, закончил обыск.
— Двигай, пойдём к старшему, — буркнул он.
— К Капитану Стиллу? Только зря время потеряете, — сообщила я. — Он в курсе, что я здесь. Даже койка уже забронирована.
— Откуда мне знать, что у тебя тут забронировано? — спросил здоровяк и сплюнул под ноги. — Или, может, у тебя документики есть? Карта посетителя? Нет? Тогда вперёд.
Я промолчала и решила послушаться. В сопровождении троих крепких мужчин в дождевиках мы миновали несколько поворотов лабиринта деревенских помостов и вошли в уже знакомый домик Капитана. Внутри было сухо и тепло, и я сразу ощутила, насколько промокла — захотелось сбросить с себя одежду и забраться в микроволновку с ногами.
Привычно развалившись на диванчике и забросив ноги в армейских ботинках на столик, Ричард Стилл попыхивал трубкой и задумчиво смотрел в небольшую железную печку, в которой плясал живой огонёк.
— Капитан, у нас тут гостья, — пробасил детина, подтолкнув меня в спину. — Свалилась сверху на гравике, как снег на голову. Говорит, что в ночлежке место есть. Вот решили у тебя спросить, прежде чем отправлять её за борт.
Второй сопровождающий влажно протопал в глубину комнаты и сложил на верстаке мои вещи — промокший рюкзак, разряженный «Шниттер» и ножны с катаной. Стилл обернулся, картинно развёл руками и с улыбкой воскликнул:
— Отличную погодку ты выбрала для полётов! Вот только у нас тут не авианосец, на палубу которого можно запросто сесть. Могли пострадать люди. Чем ты руководствуешься, мне непонятно… Давай-ка, присаживайся поближе к «толстобрюшке». — Он указал рукой на печь, а затем обратился к стоявшим на пороге дозорным: — Прикройте машинку брезентом от любопытных глаз, завтра будем разбираться.
Я пододвинула к печи стоявшую в углу табуретку и уселась спиной к тёплому стальному цилиндру. Промокшие вертухаи ещё несколько секунд помялись на пороге, встретили вопросительный взгляд Капитана и, скрипнув дверью, скрылись в дожде.
— Русские называют такую печку «буржуйкой», — заметила я, утопая в волне тепла.
— Возможно, но меня интересует не это. — Капитан выпустил в воздух клуб густого ароматного дыма и повернулся ко мне: — Хорошо в гостях тому, кому дома скучно. Очевидно, тебе здесь, на Каптейне, очень хорошо и весело — иначе я не могу объяснить, как ты за день успела разжиться мечом и ховербайком. — Он взял со стола брелок и, пристально изучая, повертел его в руках. — Судя по тому, что это «Хускварна» — очень дорогим. Неужели с тараканьих бегов можно столько заработать?
Глаза его иронично сверкнули, а вопрос застал меня врасплох. Врать смысла не было, да и не очень хорошо это у меня получалось, поэтому я сказала правду:
— Я его украла. И меч тоже.
— А где сейчас хозяин пропавшего имущества?
— Не знаю. — Я пожала плечами. — Наверное, в больнице.
— И, как это обычно бывает, скоро сюда заявится полиция, — задумчиво пробормотал он. — А может, не полиция, а кто-нибудь покруче? Как считаешь? Кому ты отдавила хвост?
Я снова пожала плечами. Капитан снял ноги со стола, вытряхнул трубку в пепельницу и сказал:
— В общем, так. Рюкзак можешь забрать, а остальное пусть пока побудет у меня. Утром будем решать, что делать дальше. Вопросы по существу есть?
Я отрицательно помотала головой. Ричард Стилл производил впечатление честного человека, и я ему верила. К тому же, мне очень хотелось наконец улечься и провалиться в глубокий сон на сухой подушке.
— Тогда иди, в гостинице отогреешься, — сказал Капитан и открыл дверь в рокочущую очередным громовым раскатом сырость. — Будем надеяться, что забитую тобой койку никто не успел занять. Как добраться, помнишь?
Я снова кивнула и вышла из помещения. Снаружи было темно — хоть глаз выколи. Ливень барабанил по деревянным крышам, порывы ветра покачивали редкие тусклые фонари. Сделав привычную уже затяжку из белого цилиндра с красным рогатым оскалом, я двинулась сквозь холодные переулки в сторону гостиницы, где надеялась по-настоящему обсохнуть и прийти в себя. Сверкнула вспышка, выхватывая промокшие деревянные стены и стихийно растянутые над головой провода. Кровь в жилах разгонялась, челюсти сводило судорогой, а влажный холод терял надо мною власть.
Повороты утреннего маршрута к ночлежке исчезали позади, я смотрела себе под ноги, чтобы не споткнуться, зацепившись за особо широкую щель меж мокрых досок, и совершенно не заметила препятствие впереди. Натолкнувшись на что-то тёмное, большое, блестящее, я подняла глаза. Передо мной, возвышаясь на две головы, стоял человек. Плотный, с торчащими из-под капюшона козырьком кепки и курчавой бородой, он чем-то напомнил мне Слесаря, насмерть забитого мною днём ранее. Наверное, комплекцией.
— Ты куда-то спешишь? — пробасил незнакомец сверху.
Ничего не ответив, я попыталась его обойти. Места как раз хватило бы, чтобы мы разошлись, но он сдвинулся и преградил мне путь.
— Уйти в сторону, — потребовала я.
— А если не уйду? — невозмутимо спросил он. — Разобьёшь мне нос, как Уркхарту?
— Какому ещё Уркхарту?
— А вот ему, — сказал детина, указав большим пальцем через плечо.
Позади его широкой спины стояли двое. В темноте лиц было не разобрать.
— Дай дорогу, а не то я за себя не отвечаю, — ледяным тоном сказала я и поправила рюкзак.
— Ты мне должна! — шепеляво крикнул один из тёмных силуэтов. — Я тебе ничего не сделал, а ты взяла и расквасила мне лицо!
Сзади меня раздался голос:
— Вообще-то, Линдси, ты схватил её за задницу. Я видел.
Вполоборота стрельнув краем глаза, замечаю ещё двоих позади. Путь для отступления отрезан.
— Заткнитесь, оба! — рявкнул бородатый детина и дохнул на меня смесью табака и перегара: — Гости должны проявлять уважение. Ты много себе позволяешь, и теперь тебе придётся держать ответ. Три зуба.
— Или можем обсудить варианты, — гоготнул позади голос.
Я была загнана в угол, без катаны и «Шниттера» я чувствовала себя беззащитной. Деваться некуда, оставалось лишь напасть первой — как всегда. Нарочито медленно оглянувшись на стоящие позади меня фигуры, я включила усилители и молниеносно выстрелила свободной рукой в здоровяка перед собой, рассчитывая попасть в низ живота. Звучный металлический звон, словно удар гонга, наполнил влажный переулок, а живое плечо пронзила боль — словно тысячи молоточков одновременно застучали по нервам. Броня?! Да не просто броня, а толстенная стальная пластина!
Колотьё устремилось дальше по нервным волокнам, в шею, в грудь, и вдруг что-то тяжёлое обрушилось на меня сверху, мелькнув тенью со второго этажа. В одну секунду я оказалась на деревянном настиле, придавленная грузным телом. Дыхание перехватило, перед глазами запрыгали серебряные блохи. Откуда-то сбоку раздался хохот, кто-то шепеляво воскликнул:
— Молодец, Максвелл! Хорошо ты её подловил!
— Давайте глянем, что там у наездницы! Наверняка, что-то ценное есть!
Кое-как повернувшись на бок, я увидела, как один из бандитов поднял в воздух рюкзак, рывком расстегнул молнию и принялся вытряхивать содержимое наружу. С глухим стуком на доски посыпались упаковки с галетами, банки с тушёнкой, деньги, ламинированная въездная карточка, стальной магазин «Шниттера», наполовину промокшая кофта… Что-то низко булькнуло внизу, под настилом, и скрылось в воде. В полуметре от меня на влажное дерево упал передатчик. Нет, только не рация!
Давление на секунду ослабло и я, воспользовавшись моментом, делаю резкий выпад, рукой сгребаю переговорник под себя, под живот и закрываю его своим телом. В следующую секунду кто-то моментально заламывает мне руку за спину. Затем вторую. Их уже двое, они наваливаются сверху всем своим весом, пока подельники собирают рассыпанные по настилу промокшие купюры.
— Да у неё боевая подготовка! — слышится чей-то фальцет. — Крепче держи шмакодявку! Я же говорил, что на ней не просто так эти железяки!
— За ней глаз да глаз! — вторил ему кто-то ещё.
Чьи-то толстые пальцы сдавили шею, в глазах стало темнеть. Вложив все силы, я пыталась освободить руку, но тщетно — боль в вывернутом плече затмевала окружающий мир, утопающий в дожде. Резко затрещала рвущаяся материя, кто-то раздвинул мне ноги, чьи-то шершавые руки заскользили по биотитановым голеням, словно огромные волосатые пауки — поползли выше и выше, к покрывшейся зябкими мурашками живой коже.
— Я следующий, Линдси! — сказал кто-то.
Я попыталась лягнуть ногой куда-то назад и не смогла — добрые полтора центнера похотливого мяса прижимали меня к настилу. Пальцы на шее сжались ещё сильнее.
— Ты у нас такая крутая, да? — прошепелявил запыхавшийся от волнения гнусавый голос. — Я люблю крутых, просто обожаю… Вот так, сучка…
Бёдра грубо дёрнули вверх. Я зажмурилась изо всех сил, пытаясь исчезнуть, раствориться в дожде, просочиться сквозь доски, превратиться в пар, улететь с ветром… Ощущая прикосновения суетливых волосатых пауков, я хотела лишь одного — чтобы поток воды смыл меня вниз, в тёмные ленивые волны. Время вокруг застыло в капле янтаря, внизу живота взорвалась сверхновая звезда, а в пережатом горле застрял сдавленный крик — воздуха хватило лишь на едва слышный стон. Спустя вечность, наполненную шорохом материи и похотливым пыхтением, где-то далеко отбойным молотком застучала протяжная автоматная очередь. Кто-то стрелял в воздух, звук был смутно знакомым — это был мой «Шниттер».
— Что вы здесь устроили, грязные ублюдки?! — Голос Ричарда Стилла, сотрясая стены, сливался с очередным громовым раскатом. — А ну отставить! Всем встать, руки по швам! Встать!!!
Хватка тут же ослабла, неподъёмная ноша сползла с моей спины, по скользкому дереву заскрипели подошвы.
— Да мы, это… — раздался бас здоровяка. — Она в драку полезла…
— Вы, мрази, уже позабыли о правилах?! — зверем ревел Капитан. — На борту Венеции женщина неприкосновенна! Хотите творить беспредел и превращаться в животных — отправляйтесь к береговым крысам!
«Правила… Правитель… Праведник… Исправить…» — Я в полубреду жонглировала словами, а затем вспыхнула беспощадная мысль: «Речь же не обо мне. Это ведь всего лишь повод?..»
Тьма, одна тьма вокруг — и боль внизу живота. Веки мои были опущены, по ресницам текла вода и сочилась меж досок. Остался только слух. Я повернулась на бок, подволокла под себя ноги и покрепче прижала к животу рацию, словно беззащитного младенца. Ничего больше не было — только рация, которую нужно защитить, и деревянные доски под боком. И невидимый спектакль вокруг. Мыслями я была где-то в зале, яростно и исступлённо отказываясь участвовать в происходящем.
— Чья это идея?! — рявкнул Капитан.
— Наша, — пролепетал второй голос.
— Ты знаешь правила, Максвелл! Вы совершили одно из тягчайших преступлений, совершили его вместе, но идея зародилась в одной голове — и она должна стать уроком для остальных! Линдси…
— Это не я, клянусь! — причитал Линдси Уркхарт. — Это Рой придумал её подкараулить! И вообще, он хотел её трахнуть после меня!
— Не свисти, Линдси! — хрипло заорал Рой. — Ты весь день носился с планом мести! Все уши нам прожужжал!
— Но вы же согласились! — голос Уркхарта сорвался. — Пожалуйста, Кэп! Я извинюсь! Я всё исправлю!.. Ну прости меня, слышь, ты, как тебя там?!
Это он мне? Я всё ещё здесь? Почему? Почему меня всё ещё не смыло вниз, в темноту?!
— Ты знаешь правила, — упрямо повторил Капитан, и в голосе его почувствовалась горечь. — Мой стыд за тебя безграничен. Ты недостоин называться человеком.
Грянул выстрел, что-то массивное тяжело рухнуло на доски рядом со мной.
— Максвелл, убери тело, а потом на гауптвахту, — замогильным голосом прохрипел Ричард Стилл. — Макс и Рой, проконтролируйте. С похоронами будем разбираться завтра. Остальные — по своим постам согласно очерёдности.
Многочисленные шаги шаркали по дереву, и большая ладонь легла на моё плечо. Я открыла глаза. Передо мной стояли чёрные армейские ботинки, ручейками с них струилась дождевая вода.
— Вставай, нечего тут валяться, простудишься…
Сильная рука потянула меня вверх и поставила на ноги, а я всё также прижимала к животу радиопередатчик. Тело было словно набито ватой. Мне казалось, ещё мгновение — и мои клочки во все стороны разметёт ветер. По крайней мере, я отчаянно надеялась на это. Вокруг, среди потоков воды, светлыми пятнами белели лица. Заспанные и бодрые, хмурые и заинтересованные, со сжатыми губами и приоткрытыми от волнения ртами — они все смотрели на меня. Силы покинули меня, ноги сами собой подкосились, и я обмякла.
— Эй, ты только не отключайся! — охнул Стилл, крепко обхватив меня за талию. — Пойдём. Никто тебя больше не тронет, я обещаю… Не на что тут смотреть, народ, расходитесь по домам! Человек нарушил закон, приговор вынесен и приведён в исполнение на месте! Шоу закончено!
— Чёртов дождь… — прохрипел Капитан, закрывая за мной дверь. — И так триста дней в году. Из трёхсот тридцати. Чтоб мне сблевать болотной молью! Неделю назад просмолил крышу, и уже подтекает…
Он снял мокрый дождевик и повесил его на гвоздик сбоку от двери. Сгорбившись и уставившись на решётку печки, в которой перемигивались угольки, я стояла на пороге и дрожала от смеси холода и нового, непонятного ощущения. На пол по ногам стекала дождевая вода.
Бережно, точно фарфоровую куклу, Ричард Стилл увлёк меня к столу и усадил на диван. Забросил в печь полено, достал откуда-то большую стеклянную бутыль, полную сверкающего янтаря, стукнул ею об стол и наполнил до краёв две рюмки. Пододвинул одну из них ко мне. Я тупо смотрела на прозрачную ёмкость, в которой отплясывали блики занимавшегося полена.
— Выпей, полегчает… Не брезгуй, я сам варил, настойка что надо, высший класс. — С этими словами он опрокинул стакан себе в горло и крякнул. — Давай. Тебе это нужно.
Рюмка переливалась всеми оттенками бронзы. Взгляд мой скользнул по заваленному каким-то барахлом столу к печке. Потом к верстаку, на котором так и лежала моя катана, спрятанная в ножны.
— Нельзя было её вам отдавать, — сипло выдавила я из себя. — Этого бы не случилось.
— Ты про оружие? Наверное, этого не случилось бы… — Он налил себе ещё и со скрипом опустился на колченогий табурет напротив меня. — Но я не мог тебя не обезоружить. Таковы правила, понимаешь? Если жить без правил, всё развалится к чертям. Оно и так уже на грани, потому что люди на поверку совсем не те, кем кажутся…
— Мне нельзя было отдавать оружие…
— Как знать, что могло бы быть, если бы я тебя не обезоружил? Может, там сейчас была бы гора трупов. А так — обошлись малой кровью, которая и так льётся потоками…
Малой кровью? Нет, они все должны были умереть… Все до единого. Вся их кровь должна была вытечь из кожаных мешков и окрасить это озеро багрянцем, не оставив ни единого зелёного пятнышка! Глаза мои слезились, из живота к гортани подступал большой и тяжёлый ком. Медленно, но верно приходило понимание того, что произошло несколько минут назад.
Полным ненависти взглядом смерив Капитана, расплывавшегося во влажной поволоке, я улеглась на диван, свернулась в позе эмбриона и закрыла глаза. Тяжёлые шаги заскрипели по половицам, сверху на меня легло тёплое шерстяное одеяло.
— Не бывает лёгких решений, Лиза, не бывает, — устало произнёс Стилл. — И справедливости не бывает. Мне жаль, что моё решение привело к… этому. Я правда искренне сожалею и мне стыдно перед тобой. Но я не умею заглядывать в будущее, а если бы умел — меня бы тут не было…
Огромный Ричард Стилл казался маленьким, сжавшимся в размерах. Он говорил искренне, и от этого становилось ещё хуже, ведь теперь мне было сложнее его ненавидеть.
— Я дам тебе сухую одежду, оставлю тут, на спинке, — пробормотал он. — Она у меня для Элли на случай, если она заглянет. Надеюсь, тебе подойдёт. Ты переоденься, не залёживайся в мокром. Не хватало ещё простыть…
Скрип деревянных досок, треск полена в печи… Шелест тяжёлой материи — и тишина, нарушаемая лишь потрескиванием сгорающего в топке дерева. Темнота и усталость… Новое чувство обретало очертания — это была смесь стыда и ненависти к самой себе. Бессилие, стыд, ненависть. К ним. К Стиллу. К себе… Вот и всё, что от меня осталось…
Гигантские многоглазые пауки тянули свои волосатые лапы ко мне, окружали, чтобы опутать своей паутиной и затянуть под землю, где я высохну дотла в тугом коконе… И я распахнула глаза.
Всё также трещала печурка. В комнате было тихо, лишь из-за глухой непроглядной ширмы раздавался могучий храп, сотрясавший стены. Снаружи на кровлю с шелестом равномерно сыпался ливень, за окном было темно. Сколько времени прошло? Совсем немного, судя по тому, как горело лицо и слезились глаза — так бывало всегда после очень короткого сна. Плечо отдавалось болью, и я всей душой надеялась, что живой сустав не был вывихнут.
Усевшись на кровати, я впала в ступор…
Перед глазами из мрака восставала сцена — ночь, до боли знакомое побитое временем крыльцо при входе в здание. Топот многочисленных ног, рёв двигателей в отдалении. Детей, собранных по всей территории интерната, ведут в девичий корпус — они не сопротивляются, они в полном смятении, послушные, будто барашки в стаде. Они не понимают, откуда взялись все эти незнакомые мужчины с оружием в руках. Скалящиеся бородатые хищники с обветренными лицами, готовые воплотить в жизнь кровавую задумку безумных убийц — осуществить отбраковку…
Вдруг возле самого крыльца кто-то срывается и бежит против потока — расталкивая сверстников. Один из ребят ломится в сторону кустов, но под самыми ступенями дорогу ему преграждает здоровяк в военных брюках и разгрузке. Мальчик нападает первым. Сцепившись руками, они борются — слабый, загнанный в ловушку отчаянный зверь и сильный, упитанный хищник, предвкушающий трапезу. Мелькают руки, сыплются размашистые удары, тонкие бледные пальцы цепляются за выпавшую из-за пазухи головореза цепочку. Она рвётся, соскальзывает с шеи и со звоном проваливается во тьму, а лицо мальчика встречается с прикладом оружия… Мелькнула синяя вспышка, озарившая прутья ливневой решётки…
Я моргнула, скидывая наваждение, а рука тем временем сама нашарила в мокром кармане и вытащила на свет маленький кусочек нержавеющей стали, повисший на цепочке. Армейский жетон с лаконичной гравировкой: «Азанчеев Рефат Г., 1514056-2134, Каптейн».
Мне нужно идти. Я не могу здесь оставаться. Я должна уходить — прямо сейчас, не дожидаясь утра. Не дожидаясь пустых слов и неловких извинений за чужие прегрешения, за деяния убитого подонка. Не дожидаясь взглядов — виноватых и любопытных, осуждающих и боязливых. Я обязана уйти, мне лучше быть одной. Мне всегда лучше одной. Но я не уйду так просто…
Вскочив, я быстро переоделась в оставленное Капитаном чистое и сухое бельё — похоже, у нас с Элли Стилл была почти идентичная комплекция. Натянула штаны-карго, влезла в серый джемпер, взглядом нашарила свои ботинки, стоящие в полутьме на пороге, и направилась к верстаку. Спящая в чехле катана ждала меня. Она терпеливо ожидала своего часа, когда сможет наконец напиться крови.
Я взялась за рукоятку и потянула лезвие из ножен. С тихим шелестом гладко отполированный металл освобождался из заточения, и наконец я ощутила в ладони вес оружия. Покрепче перехватив меч, я сделала пару рубящих движений в пустоту, свыкаясь с продолжением руки. Со своим новым напарником? Пожалуй, что так. С тем, кто не обманет и не предаст, не ударит в спину и не подведёт, когда ждёшь этого меньше всего. С тем, кто будет со мной до конца и не позволит случиться ничему плохому.
Я не уйду так просто. Смерть одного подонка ничего не решает. Законы и правила этой маленькой деревни на воде не смогут удовлетворить меня, и кто-то ещё должен заплатить. Кто угодно и прямо сейчас.
Я тихо пересекла комнату и приоткрыла ширму. В темноте посреди грубой деревянной кровати на спине лежал Капитан. Одна его рука свесилась вниз, богатырский храп пробирал до костей, пахло потом и алкоголем. Три бесшумных кошачьих шага — и я стою у изголовья кровати. Мёртвой хваткой сжав меч обеими руками, я занесла его над горлом Ричарда Стилла.
Глядя на большое и беззащитное тело перед собой, я крутила так и этак, со всех сторон оглядывала и ощупывала единственную мысль — ты в моей власти. Я владею твоей жизнью. Одно моё движение — и она оборвётся. Ты, сильный мужчина, захрипишь, судорожно хватаясь за горло, истечёшь кровью и прекратишь существовать. Об этом вопиёт обострённый инстинкт убийцы, этого вожделеет хищное желание разлить вокруг себя море крови, нырнуть в неё с головой. Этого требует меч в моих руках…
Капитан всхрапнул и причмокнул губами, седая аккуратная бородка его шевельнулась, выдёргивая меня из вязкого транса.
Что я делаю?! Нет, только не его! Дрожащий меч ушёл в сторону, я отступила от края бездны, в которую готова была сорваться секундой позже, а к горлу подкатил ком. Я зажала ладонью рот, чтобы не дай бог не издать какой-нибудь звук. Нет, я не имею права. Только не его…
Выскочив из комнатки, я схватила первую попавшуюся сумку и принялась набивать её всем ценным, что попадётся под руку — причудливая подзорная труба, какие-то консервы, полупустая бутыль с хвалёным самогоном, мой драгоценный радиопередатчик… В ящике комода обнаружилась современная боевая маска с фасеточными глазами, и я сразу же про себя решила — отныне он, чёрный оскал плотоядного насекомого станет моим лицом.
В карман упал брелок от «Хускварны», ножны катаны легли на пояс. Ботинки всё ещё не высохли, но мне было наплевать — мехапротезы не дадут мне простудиться из-за такой мелочи. Пора.
Опустив на лицо маску, я вновь вывалилась в пробирающую насквозь сырость. Затянутое хмарью небо уже серело к утру, но узкие мостки между домами были абсолютно безлюдны — после ночного происшествия деревня снова спала. Я хорошо помнила маршрут. Чуть ли не бегом я миновала место надругательства, мельком заметив, что моих вещей не было — их, скорее всего, растащили зеваки или выбросили вниз, в воду. Сквозь застывшую во времени деревню я без труда добралась до искомого одноэтажного сарайчика, на крыше которого синей горой возвышался укрытый брезентовым полотном стальной зверь. От него меня отделяли лишь один прыжок да деревянный уступ крыши, но я не спешила.
Затаившись за углом, я решила немного выждать — и не напрасно. Напряжённый слух вылавливал из монотонного шума дождя какие-то звуки. Постукивания. Вздохи. Шелест материи. Приближались шаркающие шаги. Стало тихо, кто-то чиркнул зажигалкой, и вновь послышалась тяжёлая поступь. Я прижалась к стене и поудобнее перехватила рукоять катаны. Через секунду слева, из-за угла, показался силуэт в мокром дождевике. Капюшон был поднят, из овального отверстия торчали козырёк кепки и дымящаяся сигарета в густых зарослях бороды.
Мозг ещё не успел сопоставить зрительные сигналы с памятью, а катана взвизгнула, вырываясь из ножен и протыкая плечо болью, я оттолкнулась от стены, крутанулась вокруг своей оси и вонзила остриё прямо в центр зелёного плаща.
— Оргх… — захрипел мужчина, выпучив глаза.
Глухо стукнулся о дощатый настил увесистый автомат, а я, сжимая рукоять, что было силы дёрнула её вверх и влево. Затрещала рвущаяся материя и выворачивающаяся наизнанку плоть. Детина, ловя ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба, обессиленно припал плечом к стене и уставился на меня. Навалившись всем весом, я пропорола бок гибнущего тела и с хрустом вырвала катану. Чавкающе плеснуло по настилу, освобождённая кровь хлынула на помостки, смешиваясь с водой и грязью.
Вот оно, желанное море крови, присланное самой судьбой. Волна мучительного наслаждения покатилась от бёдер к макушке, меня обдало тёплым, едва заметным паром жизни, уходящей из тела безымянного врага. Схватив упавший автомат, я закинула его на плечо и принялась ощупывать покойника. Ладонь скользила по липкому бурому месиву, обшаривая карманы павшего жертвой бородатого охотника. Зажигалка, кожаный кошелёк… Во внутреннем кармане плаща я обнаружила хорошо знакомый цилиндр с дьяволовым соком. Вот так гадёныш…
— Ты решил ещё и прибрать к рукам чужое имущество? — вполголоса спросила я у трупа, который непонимающе глядел в никуда остекленевшими глазами.
Прыжок — и мехапротезы подтягивают меня на плоскую крышу сарая. Перекатившись, прижимаюсь к брезенту и оглядываюсь по сторонам. Поодаль, на той стороне рынка, на одной из крыш стоит часовой и глядит на водную гладь. Внизу, в переулке между домов только что скрылся ещё один. Поглубже затянувшись наркотической смесью, я ухватилась за край полотнища, приподняла тяжёлый брезент и с шорохом парусины откинула его в сторону. Забралась на ховербайк, нашарила в кармане брелок и сквозь материю нажала кнопку зажигания.
Засвистело предпусковое реле, и я мысленно начала отсчёт. Раз, два, три, четыре, пять… Азанчеев Рефат, я иду тебя искать… Монстр подо мной задрожал и глубоко вздохнул, поднимаясь в воздух. Я поправила сумку, потянула штурвал на себя и зажала ручку акселератора. Разбрасывая заряженные частицы, движки загудели в полную силу и потянули машину вверх, в серое дождливое небо — прочь от этого чужого и враждебного места…
Гроза ушла, остался лишь дождь. Молнии не озаряли окрестности, протыкая землю насквозь, а утро уже разливало по земле скупые горсти света.
Пребывая в полубредовом состоянии, я смутно помнила, сколько времени летела под сизой вуалью туч. Вроде бы недолго. Я опасалась уснуть на ходу и свалиться с «Хускварны» в воду или на верхушки деревьев. Мне известно было лишь направление — север.
Водное покрывало скрылось позади, и в какой-то момент, завидев на берегу извилистой речки заросшую лачугу — брошенную, как и весь этот полусгнивший мир, — я направила машину вниз. Аккуратно завела ховербайк в крошечный сарайчик, примыкавший к одноэтажному домику. Нарвав мокрой травы, обустроила импровизированную постель и сверху укрыла её джемпером. Выставив на приём рацию, чтобы не пропустить утренний сеанс связи, я рухнула на влажную кашемировую ткань.
Там, на узком клочке сухого пола посреди растущих сквозь доски сорняков, я и провалилась в душные объятия Морфея…
Скомканный сон прервался звонкой трелью коммуникатора. В полудрёме схватив рацию, я нажала на кнопку ответа. Издалека, будто из соседней галактики, зашуршал голос дяди Вани:
— Здравствуй, беспокойное дитя, — в механических интонациях звучали нотки иронии. — Судя по перемещениям сигнала, ты успела побывать в местах боевой славы. Как там твой старый-добрый интернат? Всё ещё стоит?
— Стоит, куда же он денется, — пробормотала я, осоловело протирая глаза.
Доски впивались в тело, я чувствовала себя совершенно не выспавшейся. Разбитой, уничтоженной и раздавленной. Я даже не понимала до конца, где нахожусь.
— Ладно, я вижу, ты немного не в настроении, — заметил дед. — Я тебе не просто так звоню. Ко мне приходили… Полиция на шаттле заявилась прямо на корабль, они искали Анну Рейнгольд, и я еле отбрехался. Я сюда тебя привёз в частном порядке, знать тебя не знаю, и вообще — видел единственный раз в жизни. Первый и последний раз.
— Что это значит, дядя Ваня? — спросила я, не понимая, к чему он клонит.
Сквозь дырявое решето крыши хижины проступали мрачные пятна затянутого бесцветным саваном неба. Низкая туманная завеса постепенно рвалась на части. Освободившись от влаги, плотные облака заметно полегчали и поднимались всё выше.
— Ты действуешь неаккуратно, — проскрипел динамик. — Гибнет слишком много непричастных людей, и всё это зашло слишком далеко. Ты поставила под удар не только себя, но и меня.
Это он про Слесаря? Про охрану особняка? Наверное. Задавив в себе желание вывалить ему всё, что произошло несколько часов назад, я сбивчиво забормотала:
— Я продвинулась в деле. Ещё немного — и я нападу на след. У меня есть железная улика, я уже почти…
— Мне всё равно, — отрезал старик.
Повисла тишина, из динамика струилось шуршание радиопомех. Я не знала, что сказать, поэтому ждала. Коммуникатор прошелестел:
— Я ухожу.
— В каком смысле — уходишь? — дрогнувшим голосом спросила я.
— В прямом. Я улетаю отсюда. Моя задача выполнена — я доставил тебя сюда, обеспечил легальный вход на планету. С тех пор ты занимаешься своими делами… — Мне показалось, или послышался вздох? — Что делать дальше — это твоё дело. Можешь всё тут уничтожить… Перебить людей, сжечь дотла города… Но меня здесь не будет, я не собираюсь в этом участвовать. Не поминай лихом.
Радио пиликнуло, и воцарилась тишина. Где-то наверху, в термосфере Каптейна-4 большой серебристый «Виатор» запускал маршевые двигатели, готовясь сняться с орбиты и раствориться в чёрном пространстве космоса. А здесь, в полуистлевшем домике на берегу мутной речушки сидел крошечный и жалкий зверь. Униженный, мокрый и продрогший до костей…
Нет, нельзя… Нельзя! Вставай и иди! Но куда? Куда угодно! Прямо, куда глаза глядят! Но идти ведь некуда… Но что ещё делать, кроме как идти?!
Трясущимися руками я расстегнула сумку, нашарила баллончик — всё, что у меня осталось, мою опору и надежду, — и сделала глубокую затяжку. Уверенность, сила и бодрость духа постепенно возвращались, сердце уже бежало далеко впереди по неизведанным тропам, словно мускулистый липицианский конь — это был не страх, но предвкушение чего-то другого. Страх отступил и спрятался за портьерой подкорки. До поры до времени…
А до сеанса связи с Элли оставалось почти полчаса. Проведя небольшую ревизию скромных припасов, что я умыкнула у Капитана, я вскрыла одну из консервных банок и позавтракала говяжьим паштетом. Затем, спустившись к воде, уселась на самом берегу и стала разглядывать облака, которые периодически расступались и предоставляли бело-жёлтому Каптейну возможность скупо окропить меня долгожданными тёплыми лучами.
В вышине по небу плыла стая птиц, которые отсюда казались чёрными бумажными листами, гонимыми ветром. Удивительно, как редко я обращала внимание на природу, вечной жизнью кипящую вокруг меня. Мир этот совершенно не похож на мир людей. Да, он тоже беспощаден, но только люди могут творить зло ради собственного удовольствия…
Коммуникатор у меня на коленях зазвенел тревожными нетерпеливыми бубенцами. Я молниеносно схватила устройство и приложила его к уху.
— Тёзка, приём, — изо всех сил стараясь бодриться, сказала я. — Как слышно?
— И тебе не хворать, — устало пробормотала Элизабет Стилл. — Слушай сюда. В Венецию тебе больше нельзя, там тебе точно не будут рады…
— Да, это я уже поняла, — вздохнула я. — Но ты подожди, мне нужно, чтобы ты помогла мне кое с чем.
— С чем ещё тебе помочь? — скептически спросила Элли.
— Я нашла жетон с именем — Рефат Азанчеев. Там ещё какие-то цифры…
— Диктуй, — коротко приказала Стилл.
Вынув из кармана жетон, я продиктовала в рацию всё, что было на нём выгравировано. Динамик молчал, и я, вспомнив вчерашний разговор в интернате, поинтересовалась:
— А как идёт твоё расследование?
— Не сейчас, — отрезала она. — Будь на связи ровно через два часа.
Снова стало тихо. Я вздрогнула — на противоположном берегу в ветвях кто-то невидимый протяжно заорал. Звук совершенно нечеловеческий — какое-то животное…
Элли теперь была единственной надеждой на сколько-нибудь положительный исход всего моего предприятия — и её усталый, убитый голос вызывал во мне беспокойство. Может быть, я зря переживаю. Может, она просто провела бессонную ночь — как и я, — и теперь с нетерпением ждёт, когда можно будет уложить голову на тёплую подушку. Подушку… Как бы я сейчас хотела потискать подушку, набитую мягкой ватой или на худой конец колючими перьями…
Где-то справа, ниже по течению, возник гул мотора. Его источник медленно приближался, и я, вскочив на ноги, быстро вернулась к хижине, схватила украденный карабин и затаилась под облезлой оконной рамой. Отсюда было видно высокие заросли сиреневого камыша, примыкавшие к берегу. Рёв мотора был уже совсем близко, и по мутному потоку воды пошли лёгкие волны, а следом за ними мимо проплыл знакомый бок аэроглиссера болотного цвета.
Это же Данила!
Не помня себя, я выскочила из укрытия, сквозь заросли проломилась к самой кромке берега и отчаянно замахала руками. Из кабины катера мне махнули в ответ, и судно вильнуло. Сделав небольшой вираж, оно подкатилось к берегу и замяло заросли прямоугольным носом. Через открытый обтекатель на палубу выбрался лучезарно улыбавшийся Данила. Голова его была взлохмачена, чёрные соболиные брови стояли домиком.
— А я тебя искал, — сказал он таким тоном, будто говорит это каждый день.
— Зачем? — Я развела руками.
— Вся Венеция на ушах стоит. — Данила посерьёзнел и спрыгнул в камыши, раздался плеск воды. — Я такого не люблю.
Неуклюже пошатнувшись, он схватился за крутой берег, кое-как вскарабкался на гребень и принялся снимать промокший башмак.
— Ну и что теперь? — спросила я, покрепче сжимая карабин. — Попытаешься вернуть меня туда, чтобы надо мной совершили правосудие?
— Да сдались они мне, — отмахнулся он, усаживаясь на траву и снимая второй ботинок. — Я просто решил, что тебе не помешает поддержка. Сказали, что ты улетела на север, вот я и подумал грешным делом, что ты где-то на нашем вчерашнем маршруте. Подсознание у нас так работает — выбирает хотя бы отдалённо знакомое место из всех, а мы с тобой, как ни крути, мимо проплывали.
— Я видела по меньшей мере десяток таких домов вдоль этого ручья, — заметила я.
— Я тоже. Но ты выскочила именно из этого. — Улыбаясь добрыми глазами, он кивнул на разбитую лачугу.
Какой-то уютный и домашний Данила воссоздавал вокруг себя умиротворение. Показавшийся мне поначалу простоватым и даже чудаковатым, он определённо таил в себе какой-то секрет. Его манера держаться, железобетонное спокойствие — всё это было неспроста. Всё это — маска, за которой скрывалось нечто другое…
Тем временем он уже надел башмаки, поднялся во весь рост — на голову выше меня, — и смотрел сверху каким-то изучающе-напряжённым взглядом. Умные тёмные глаза на простом русском лице проникали в душу. Он сделал шаг вперёд, я дёрнулась и инстинктивно направила карабин ему в живот. Резкое движение поползло в плечо болезненной пульсацией, перед глазами поплыли алые круги, а глубоко по дну подсознания неприкаянно блуждали фрагменты прошедшей ночи.
Надо мной возвышался мужчина, и я не знала, что делать — я не могла ему довериться, потому что боялась его. Страх поселился в душе, и теперь я была уверена, что он останется там навсегда. Чёрные волосатые пауки караулили во тьме… Неужели теперь они всегда будут выжидать, пока я усну?
— Всё будет нормально, тебя никто больше не тронет, — спокойно произнёс мужчина передо мной.
— Я тебе не верю, — прошептала я и опустила оружие. — Я никому больше не верю.
Данила подошёл вплотную, мягко обхватил меня руками и прижал к себе.
— А ещё у меня невыносимо болит плечо… И мне негде спать…
— Это всего лишь вывих, сейчас вправим, — приговаривал Данила, поглаживая меня по спине. — Будешь как новая — и пойдём дальше.
И в этот момент я не выдержала, напряжение последних дней хлынуло наружу потоком слёз. Я уткнулась в его джемпер и отчаянно зарыдала…
— На вот, держи, — сказал Данила, протягивая мне жестяную тарелку, на которой дымился сочащийся кусок жареной рыбы и пара ломтей ржаного хлеба.
— Наконец-то, нормальная еда! — обрадовалась я, потирая ладони.
Небольшой уютный костерок прямо посреди полуразрушенного строения согревал и придавал благоустроенность хлипким развалинам дома. В решётке-гриль, установленной поперёк рогатин, дожаривались куски желтоватого филе, а Данила тем временем разливал из термоса горячий чай. Жестяная кружка оказалась рядом со мной, я жадно впилась зубами в мясо. Кажется, это мясо было лучшим в мире…
Привычно затарахтела лежащая рядом рация. Элли! Торопливо проглотив недожёванный кусок, я схватила передатчик и приняла вызов.
— Есть на чём записать? — без предисловий поинтересовалась она.
— Сейчас, погоди минутку… — Порывистым дыханием охлаждая обожжённое горло, я протянула руку в сторону своего попутчика. — У тебя есть бумажка с ручкой?
— Карандаш сгодится? — спросил немногословный Данила.
Я кивнула. Данила вынул из глубин лежащей комком куртки маленький потёртый блокнотик и огрызок карандаша.
— Пишу, — сказала я, прижимая рацию к ноющему после вывиха плечу.
— Рефат Азанчеев. Живёт в Инга-Кали на Риббон-стрит, двенадцать, семьдесят один. Служил в пехоте, после отставки исчез с радаров, а всплыл официально только после завершения активной фазы конфликта. Ты уже и сама знаешь, что это точно твой клиент… Герхард Нойманн… Можешь вычеркнуть… — Секундная пауза, шорох бумаги. — Хусам Тамим, Эсбо, улица Космофлота, сто десять, частный дом… Джереми Янгон, Бивер-Стоун, один, тридцать… Армин Ваймес… С этим сложнее, он пропал без вести…
Элизабет диктовала имена и адреса, а я записывала. Закончив перечислять подонков и убийц, она выдохнула и сказала:
— Пока всё. Возможно, список пополнится. Твою энергию нужно направить в верное русло. Только чтобы без невинных жертв, иначе все они лягут камнем на моей совести.
— Я сделаю всё, что смогу, — сказала я.
— Завтра утром в интернате под своим матрасом найдёшь конверт с фотографиями. У меня всё. Конец связи.
Стилл отключилась. Девять имён. Девять мест, где я с высокой долей вероятности могла найти этих существ, семеро из которых всё ещё оставались на Каптейне. Я перечитывала адреса и имена, и с каждой строчкой во мне зрели уверенность и спокойствие…
Теперь у меня было всё, что нужно — имена, местоположения, транспорт, оружие… Я была готова сорваться в смертоносный вояж по региону, чтобы острым лезвием вершить правосудие — жестоко, без оглядки, без разбора. Так и только так я могла задушить в себе чувства стыда и бессилия — ненавистью. Залить кровью.
— Ты уже отправляешься? — полюбопытствовал Данила, слышавший весь наш разговор.
— Надо бы, — выключив коммуникатор, ответила я.
— Я могу помочь тебе немного, достать пару вещей. Например, патроны пятого калибра вот для этой штуки. — Он показал на карабин.
— Ты что угодно можешь достать? — вопросила я и принялась загибать пальцы, не особо, впрочем, рассчитывая: — Спальный мешок, сухофрукты, бронежилет… Зарядник для рации, кое-какая одежда… Набор хирургических инструментов…
По мере того, как я фантазировала о том, как буду расправляться с жертвами, я перечисляла нужные мне предметы, а брови Данилы поднимались, пока не застыли в крайней степени удивления. Наконец, я закончила, а он сказал:
— Спальник сперва.
— И подушку с пухом, — добавила я.
— Ты решила объявить миру войну, — заметил Данила. — Я только об одном спрошу. Ты согласна довериться ей? Отвечать сразу необязательно.
Вопрос доверия… А ведь это, наверное, самый важный из вопросов. Начав их задавать, рискуешь завязнуть в сомнениях. Но сейчас мне было явно не до них, я обязана была показать результат. Прежде всего самой себе.
— И ещё… — Я помедлила в нерешительности.
— Я так надеялся, что обойдётся без этого, — разочарованно протянул он.
— Если я не буду эффективной, я рискую не добиться результата…
— За каким чёртом тебе эта дрянь сдалась? — Встретив мой умоляющий взгляд, он почесал затылок и вздохнул. — Да уж, без него ты несколько недель потеряешь на отходняках. А дела не ждут, верно?
Я молча кивнула. Было понятно, что я загнана в угол, но сдаваться я не собиралась. И я не представляла, что делала бы без случайно встреченного человека, сидящего напротив…
— Прежде чем ты взвалишь на себя эту ношу, скажи… — попросила я. — Зачем это тебе? Возвращаешь долг, которого нет?
Он пожал плечами, пару секунд посмотрел себе под ноги и сказал:
— Я вообще верю в правду. И хочу, чтобы она была сильнее.
— И поэтому вписываешься в какие-то сомнительные разборки с мутными людьми, — заметила я.
— А знаешь, как правду опознать? Правда тогда, когда человек весь в этом. Ему некогда скрывать или утаивать что-то, а это можно определить даже по голосу. Эта твоя тёзка верит в то, что говорит…