Погоня за судьбой. Часть III

Глава XII. Шторм

… Очнувшись в скомканной потной постели от рваного беспокойного сна, в котором меня нагоняли призраки прошлого, я быстро оделась и буквально выбежала в каюты, чтобы навестить заточённого в подвале Рамона. Я спустилась вниз, в столовую, чтобы прихватить с собой подобие еды, которым мы питались всё это время, и наткнулась на Софи, сидящую за столом с наушниками в ушах. Она задумчиво листала какой-то журнал, а рядом с ней лежал портативный музыкальный плеер. При моём появлении Софи вытащила «капли» из ушей.

— Привет, Лиз. Ты как? Удалось выспаться?

— Не знаю, — ответила я, вспоминая ночную прогулку по подвальным помещениям. — Здесь для меня остаётся всё меньше тайн, но вопросов становится только больше.

— Я… Не совсем понимаю, о чём ты, — пожала она плечами, и в глазах её появилось беспокойство.

— Ладно, не забивай голову, — махнула я рукой. — Я хочу сбегать вниз, к Рамону. Тебе Василий не попадался?

Она ткнула изящным пальцем в один из проходов:

— Ушёл туда, сказал что-то про утечку энергии в одной из батарей.

Взгляд мой упал на белый прямоугольник плеера на столе, и неожиданно мне пришла в голову мысль о том, как можно было скрасить одиночество Рамона.

— Ты можешь одолжить мне эту штуку? — с надеждой в голосе спросила я. — Есть один человек, которому здесь музыка нужнее, чем всем нам вместе взятым. Обещаю, верну плеер в целости и сохранности.

Немного помявшись, Софи нехотя протянула мне прямоугольную коробочку и пару беспроводных «капель».

— Только не потеряй, хорошо? Я эту коллекцию музыки очень долго собирала.

— Неужели резервных копий нет?

— Есть. На Земле.

— Отвечаю за него головой, — пообещала я и устремилась в сторону автомата с пищевой пастой.

Распихав по карманам несколько тюбиков, я выпорхнула из столовой и отправилась на поиски Василия. Долго бродить не пришлось — по громогласному мату, эхом расходившемуся вдоль коридора, я выследила его в электрощитовой среди гудящих механизмов. Василий, наполовину скрывшись в нише в стене, копался в каком-то оборудовании. Наружу торчали одни только ноги.

— Василий! — воскликнула я с порога. — Мне нужно вниз!

От неожиданности он дёрнулся, раздался гулкий удар о металл, и через мгновение безопасник выбрался из ниши, потирая ушибленную голову.

— Блин, ты чего орёшь?! — злобно проворчал он. — Не видишь, я занят?!

— Простите, но мне надо проведать Рамона.

— Опять? — удивился офицер. — Ты не зачастила к нему? И ладно бы только к нему, так ещё и лазишь куда не следует…

— В лабораторию больше ни ногой, — пообещала я.

— Очень на это рассчитываю.

Он встал, отряхнулся, косо взглянул на меня и заковылял в сторону спуска.

— Рамон вроде в порядке, я его утром проверял. Но сидеть будет там, где сидит, пока ситуация окончательно не прояснится…

Миновав несколько изгибов коридора, мы спустились по лестнице и добрались до знакомого холла. Уже отсюда мне было слышно, как в своей камере ревёт и рычит Джон. Животное беспокоилось, оно хотело выбраться наружу. Давящая атмосфера этого места почти сразу накрыла меня с головой. Подойдя к камере Рамона, Василий заглянул в смотровое окошко и сообщил:

— Рамон, ты там в норме?

— Так точно, — отозвался наставник. — Только попроси бесноватого замолчать, а то голова уже раскалывается…

— Извиняй, если бы мог, давно бы уже попросил. Но не всё так плохо. Я к тебе посетительницу привёл.

— Кого? — вопросил Рамон.

— Это я! — крикнула я.

Молчание в ответ. Не узнал? Василий тем временем обратился ко мне:

— Я вас закрою снаружи. Посидите там, погутарьте за дела, а мне нужно с аккумулятором разобраться. Дело срочное. Вернусь где-то через час. Не заскучаете?

— Договорились!

Я подскакивала на месте от нетерпения, пряча в кармане плеер Софи. Детское желание сделать другу что-то приятное овладевало мною. Мне не терпелось оказаться рядом с Рамоном, поэтому, когда дверь отворилась, я стрелой влетела в камеру. Он сидел на кровати, тупо глядя в стену. При моём появлении он повернул голову и некоторое время разглядывал меня с головы до ног, словно вспоминая.

— Лиза, точно! — вспомнил он наконец, расцвёл и улыбнулся.

Я подошла, села рядом и заключила его в объятия.

— Ну как ты здесь? — нарочито бодро спросила я. — Скучаешь, небось?

Через две стены отсюда животное взрыкивало и исступлённо колотило кулаком по звонкому железу.

— Разве можно соскучиться с таким прекрасным соседом? — Рамон поморщился. — Этот беспокойный пассажир с самого утра барагозит. Солнечная активность на него так влияет, что ли…

— Я тебе кое-что принесла. — Вытащив из-за спины плеер с наушниками, я протянула их Рамону. — Надеюсь, это поможет тебе отвлечься от Джона.

— Ты моё спасение! — Он осторожно взял устройство, повертел в руках. — А то я тут всю эту макулатуру зачитал до дыр… Мозг от неё разлагается…

Он махнул рукой на журнальный столик с дешёвой бульварщиной и как-то сразу поник. Без того бледные щёки Рамона будто бы впали. За прошедшую ночь, казалось, он постарел на несколько лет. Возникло неловкое молчание — я мрачно размышляла о том, что с ним будет дальше. Прочитав на моём лице беспокойство, он взглянул мне в глаза и осторожно дотронулся до биотитанового предплечья.

— Я тут утром очнулся взаперти и поначалу чуть дуба не дал. Представляешь? Я всё забыл! — с наигранным весельем воскликнул он. — Всё, что произошло за последние дни… Я стал долбиться в дверь, тут вдруг бесноватый начал орать — ничего не понимаю! Серьёзно, чуть не спятил… А потом пришёл Вася и всё мне рассказал. Почему и зачем меня тут держат, и к чему всё идёт…

Сжав в ладони его большие грубые пальцы, я сказала:

— Я тоже не сидела на месте. Вчера мне пришлось немного полазить по горам, но мы запустили трансляцию через спутниковую тарелку. Есть реальные шансы, что нас услышат и придут на помощь. Я, по крайней мере, очень на это надеюсь.

— Ты за меня не переживай, так просто я не сдамся. — Он ухмыльнулся и показал крепкий бицепс. — Есть ещё порох в пороховницах… А что это тут у тебя? Поесть принесла?

Я вынула из кармана тюбик и вручила ему. Запрокинув голову, одним движением он выдавил половину содержимого себе в рот. Вторым движением управившись с другой половиной, с наслаждением произнёс:

— Никогда не думал, что пищевая паста окажется такой вкусной…

— Она очень даже ничего, если привыкнуть. — Я поднялась с кушетки и принялась рыться в карманах. — Вот, у меня здесь ещё карамельная есть… Со вкусом грибов, свиного паштета, арбуза. Какую выбираешь?

— Грибную давай…

Сидя на кровати и забыв о времени, мы уплетали тюбик за тюбиком и болтали о вкусовых предпочтениях. Живот с благодарностью урчал, переваривая месиво, а где-то за стеной без устали бесновался Джон, ставший лишь досадным фоном.

… — А помнишь, какой замухрышкой ты пришла ко мне в первый раз? — спросил Рамон. — Косточки торчат, бледная вся, аж прозрачная! Честно — я думал, ты прямо там и помрёшь, на первой тренировке.

— Помню. А ещё я помню, Рамон, как впервые положила тебя на лопатки. Раз — и ты на земле. Я тогда несколько дней собой гордилась.

— На поляне-то? Да, подловила меня, — усмехнулся он. — Я не был готов к такой подсечке и уже почти поверил в то, что ученица превзошла учителя.

— После чего ты не давал мне продыху несколько недель. Мстил, да?

— Возможно. — Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Я ведь был лучшим из лучших в своё время, и тут такая оплошность… Я не мог не отыграться, ведь у тебя была отдушина — все эти сволочи и негодяи по контрактам. Я знал, что ты в свою очередь будешь отыгрываться на них. Приятно же было им ломать шеи и душить их, словно кур?

— Да, до истории с братьями, — отозвалась я. — Когда в эпицентре взрыва погибла та девчонка, я выгорела. Всё это перестало казаться мне хорошими поступками.

— Нет в мире бо͐льшей силы, чем искренние идеалисты, — протянул наставник. — Альберт это прекрасно знал. Чего у него не отнять, он умеет работать с людьми и ставить их на рельсы.

— На нужные себе рельсы, — уточнила я. — Я иногда сомневалась, верный ли путь выбрала.

— Это и есть взросление, Лиз. А вместе с возрастом приходят и сомнения. Накапливаются, как пыль.

— Да уж, это было по-детски прямолинейно — просто лишить человека жизни, чтобы он больше ничего не сделал… Чтобы он больше не совершал никаких поступков, не творил зла. Изъять его из жизни.

— Мы были словно героями книг, — задумчиво произнёс Рамон. — Истинное добро с кулаками.

— А может быть, убивая дракона, ты сам становишься драконом, — пробормотала я. — Мне за всю жизнь встретился только один человек, который боролся с нелюдями до конца, и при этом смог остаться человеком.

— Элизабет Стилл, — тихо сказал мой друг. — Та, которую ты зареклась помнить.

— Именно…

— Да уж, — с какой-то теплотой в голосе протянул он. — Лучший способ не забыть о человеке — это взять себе его имя… Но я надеюсь, после всего, что тогда случилось, ты не держала зла на Марка. Он этого не заслужил.

О сделке Марка с местным полицейским я старалась не вспоминать. Мысли об этом жгли меня изнутри каждый раз, поэтому я заталкивала их куда-то в тёмные глубины подсознания — где-то в душе я всё ещё не простила Марка, в чём боялась признаться даже самой себе.

— Слушай, Лиза… А сколько было контрактов на Пиросе до того, как вы с Марком вышли? — Рамон перевёл тему. — Не помнишь?

Рамон сгорбился, я слышала его тяжёлое дыхание.

— Десятка два, не меньше, — ответила я. — Альберт тогда на всех этих делах очень хорошо поднялся. Но и нас не обижал, надо отдать ему должное.

— Это было будто бы в прошлой жизни.

— Это и было в прошлой жизни…

Рамон сипло дышал, на лбу его выступил пот.

— Что с тобой? — встревоженно спросила я.

— Знобит меня, Лиз. Полежать надо…

— Может, позвать кого-нибудь?

— Не нужно… Само пройдёт, такое уже было пару раз…

Аккуратно уложив его и бережно укрыв одеялом, я сидела подле, а он, прикрыв глаза синеватыми веками, мерно дышал. Джона слышно не было — он, наконец, устал и притих…

Я не знала, сколько прошло времени, я потеряла его ход. Сидя рядом с другом, я просто старалась впитать в себя минуты близости, запомнить ощущение его присутствия рядом. Я верила, что каждому человеку сопутствует его биополе, неповторимая энергетика того, что люди привыкли называть душой. Сила, подобная гравитации или радиоактивному излучению, но неизмеримая и оттого почти неуловимая…

Когда стук кулака в дверь выдернул меня из тихой медитации, я вспомнила о Василии, об антенне, о зацикленной передаче и об оставленном на ночь вездеходе на той стороне каньона. Дверь распахнулась. Василий молча стоял на пороге.

— Мне надо проверить трансляцию, — тихо сказала я, положив руку на плечо наставника. — Я оставлю тебя, хорошо?

Рамон не отреагировал — он спал…

Вскоре я уже сидела внутри вездехода и прокручивала записи с приёмника за прошедшие полсуток. Кроме шипения атмосферных помех ничего не было. Один раз мне показалось, что я услышала чей-то голос, но при повторном прослушивании он пропал также, как и появился, растворившись в белом шуме. Но должно же быть хоть что-нибудь? Неужели антенна всю ночь работала вхолостую? Неужели наш сигнал так никто и не поймал, и мы застряли тут навсегда?

Мною овладевало отчаяние, я готова была прыгнуть в вездеход и мчаться по пустыне сутками напролёт — без сна и отдыха. Не будь Рамон болен, я бы так и поступила — собрала бы скудные остатки отряда и пустилась в путь. Однако нужно было оставаться, дожидаясь… Чего? Что кто-то за тысячи километров услышит нас сквозь магнитные искажения этого раскалённого шара и прилетит, словно волшебник в голубом вертолёте?

Отгоняя чёрные мысли, я решила отправиться наверх, на гору, чтобы проверить антенну, а попутно — насладиться завораживающим видом с горной вершины. Увиденное вчера великолепие манило меня, я хотела оказаться на высоте птичьего полёта и вновь обозреть окрестности…

Ловко нацепив уже почти родное снаряжение, я начала восхождение. Взбираться было легко и свежо, по мере продвижения порывистый ветер всё усиливался, а жгучее солнце, казалось, немного сбавило свой безжалостный накал…

Вскоре, с размаху воткнув альпеншток в плоское навершие горы в последний раз, я сделала выброс и оказалась на твёрдой поверхности. Глядя вдаль, я осознавала теперь причину свежести и сравнительной прохлады — вдалеке, на самой кромке горизонта, серыми барашками вспенивался широкий грозовой фронт, клубясь и закручиваясь пыльными кудрями. Величественная армада туч неумолимо приближалась, покрывая собой раскинувшиеся подо мной километры базальтовых полей. Нужно было поспешить, и я принялась за дело.

Антенна слегка покосилась и глядела теперь в сторону надвигающейся бури. Я развернула её обратно на север, подпихнула побольше сухой каменистой почвы под кронштейн, понимая, впрочем, что вскоре её просто сметёт, словно пылинку. Кабель держался — термоскотч был, пожалуй, одним из самых надёжных и безотказных крепёжных инструментов. Окончив, я поднялась и в последний раз огляделась по сторонам…

Будто гонимые грозовым фронтом, издалека в мою сторону стремительно неслись два чёрных пятна, по мере приближения приобретавших хищные очертания мирметер. В этот раз, будучи в большинстве, они вполне могли напасть. Я напряглась, адреналин хлынул в кровь. Летающие хищники близились, и через несколько секунд одна из тварей, пролетев мимо меня, принялась кружить вокруг.

Места для манёвра у меня здесь просто нет…

Вторая стрекоза-переросток покрупнее распахнула жвалы и почти сразу же ринулась в атаку. Я выстрелила рукой вперёд, существо с размаху впечаталось жвалами в сжатый кулак мехапротеза, и ударом другой руки наотмашь я отбросила животное в сторону. Из запястья выскочил бластер, короткая очередь вспорола воздух. Всё мимо — сгустки энергии растворились в ветреном желтеющем небе, но теперь обе твари несколько поостыли и кружили вокруг меня, выжидая удобный момент для нападения.

Пора сваливать — и чем быстрее, тем лучше!

Я аккуратно отошла к краю площадки и припала на колено, одной рукой пытаясь наощупь прицепить карабин к тросу, а другой — удержать на прицеле бластера жужжащую надо мной парочку, к которой теперь присоединилась ещё одна особь. Наконец, мне удалось зацепить сбрую к канату, и когда мирметеры синхронно ринулись в атаку, я оттолкнулась обеими ногами от края и сиганула в пропасть.

Верёвка натянулась, я со свистом летела вниз, а за мной следом, догоняя, неслось гигантское насекомое. Время, казалось, замедлило свой ход. Поравнявшись со мной, тварь вильнула, сделала выпад, и в этот момент резким движением мне удалось ухватить её за краешек крыла. Что было сил я сжала хватку, а мирметера, отчаянно забившись, потеряла равновесие и уже летела вместе со мной прямо на вездеход.

Щелчок стопора, я с жужжанием троса врезаюсь в пыльный бок машины и кувырком лечу в пыль, а существо, трепыхаясь, падает на землю возле высокого колеса. Перевернувшись на лапы и припав на брюшко, оно подёргивало неестественно вывернутой и замятой левой парой крыльев.

Я вытянула руку, и предплечье выплюнуло сгусток плазмы прямо в глазастую морду муравьиной пантеры. Тварь пискнула, скорчилась и забилась в судорогах. Совершенно дико и неуместно пахнуло жареной курятиной.

Небо темнело, грозовой фронт уже выглядывал из-за горы и готовился накрыть собой всё. Обогнув вездеход, я что было сил ринулась по гуляющему и стонущему мосту и завидела Василия, стоящего на той стороне с автоматом наперевес. Прыжок, ещё один, и ещё… Мост ходил ходуном, расстояние между нами сокращалось, а начальник охраны вскинул оружие и дал длинную очередь поверх моей головы.

— Пригнись! — хрипло рявкнул он. — Они прямо за тобой!

Позади я слышала приближающийся стрёкот, но оборачиваться было нельзя, поэтому я вложила в последние метры все силы, всю энергию, которой ещё располагала. Над головой свистели пули, до ворот оставалось каких-то метров пять, как вдруг я почувствовала пронзающую боль прямо посередине спины. Колючие лапы нагнали мою поясницу, а в плечо, словно лезвие ножа, впились острые жвалы.

В глазах потемнело, последним рывком я долетела до ворот и с размаху впечаталась в створку, срывая с себя прицепившуюся тварь. Василий зажал гашетку, и его автомат с треском нашпиговал свинцом взлетавшую после падения мирметеру. Зарычав от напряжения, офицер навалился на створ ворот и резко захлопнул их.

Через несколько секунд оказавшись в предбаннике, я рухнула на пол, сжавшись в комок от жгучей боли в плече. Василий возник рядом.

— Ты какого хрена там делала одна и без оружия?! — оглушительно заорал он мне на ухо.

— Надо было… — Я шипела и извивалась на полу, не зная, куда себя деть, пока майку пропитывала свежая кровь. — Надо было проверить!

— Ну что, проверила, дубина стоеросовая?! Ещё чуть-чуть, и тебя бы там порвали на куски!

В сердцах пнув ногой стену, он с грохотом швырнул автомат на пол и быстрым шагом скрылся в глубине станции. Вскоре оттуда появился Шен с медицинской сумкой наперевес, опустился возле меня и принялся судорожно копошиться в её содержимом.

— Какое безрассудство, — с досадой в голосе бормотал Сяодан. — Так, антисептик… Бинты… Почему же вы никого не позвали? В одиночку наружу выходить слишком опасно…

Снаружи доносился перестук мелкого щебня по металлу — пыльная буря наконец накрыла комплекс. Сбоку появилась Софи и беспокойно запричитала:

— Боже мой, Лиза, как же ты так, а? Сколько крови… Где антисептик? Давайте, Шен, помогу… Надо здесь прижать…

Почувствовав обжигающее прикосновение, я зажмурилась и закричала. Боль была нестерпимой — лёжа на боку, деликатно придавленная Шеном, я старалась сжаться в точку и схлопнуться в пространстве.

— Молитесь о том, чтобы у укусившего вас экземпляра пазуха была в целости, — бормотал Сяодан где-то на грани слуха.

Молитвы здесь не помогут. Я совершила роковую оплошность, и в воображении моём уже восставала инфернальная картина того, как медленно, но верно я превращаюсь в безумный и агрессивный, яростно рычащий труп.

«Дура, чёртова дура! Теперь ты медленно и мучительно сдохнешь, и в этом только твоя вина!»

Повторяя про себя эту мантру и захлёбываясь болью, я погружалась в исступлённую синкопу…

Алая пелена спала с моего сознания, и я обнаружила себя лежащей на собственной кровати, перебинтованная свежими белоснежными повязками. Над головой, за тонким слоем металлокерамики яростно хороводил ураган, потряхивая помещение. Софи сидела рядом. Я пошевелилась, и плечо отозвалось острой резью.

— Сколько времени? — поморщившись, спросила я.

— Уже вечер, почти восемь, — негромко ответила Софи.

— Что же ты меня не разбудила-то?! Мне нужно к Рамону!

— Да ты с ума сошла что ли? — воскликнула Софи и всплеснула руками. — Лежи и отдыхай, нечего расхаживать с такими ранами!

— Я нужна ему! — исступлённо прорычала я, усаживаясь на кровати. — Либо ты мне поможешь, либо я сама…

С этими словами я свесила ноги с постели и стала подниматься. Софи, тяжело вздохнув, помогла встать, накинула мне на плечи куртку и бережно вывела меня в коридор. Спустившись вниз, мы обнаружили в пустой столовой Василия. Он полусидел в углу, прислонившись к стене, и сжимал в руках бутылку. Завидев меня, крикнул:

— Ты куда, дурёха? Тебе нужен постельный режим!

— В задницу себе засунь постельный режим! — огрызнулась я. — Мне нужно к Рамону, он там один в подвале, ему страшно и одиноко! Веди меня или давай ключ!

Эхо моего голоса разбежалось по помещению, раскололось на части и стихло в коридорах.

— Не переживай, я скоро тебя туда отведу и посажу в соседнюю клетку, как и обещал. И будет там ваша троица сидеть в назидание остальным.

Запрокинув голову, Василий сделал демонстративный глоток из бутыли, но так и не сдвинулся с места. На меня накатывала пульсирующая злоба. Подняв руку, я отщёлкнула бластер и прицелилась офицеру в лицо.

— Веди! Или я в тебе дырок наделаю!

— Ты уверена? — невозмутимо спросил он, пока я, поддерживаемая потерявшей дар речи Софи, ковыляла в его сторону.

— Уверена, как никогда.

— Значит, ты всё-таки решила сдохнуть раньше, чем превратишься, — с деланным безразличием в голосе протянул он. — Кто же я такой, чтобы тебе мешать?

Безопасник крякнул, поднялся на ноги, в два глотка осушил бутылку и швырнул её куда-то в угол. Зазвенело стекло, брызнули по полу осколки…

По наружным стенам хлестало каменное крошево и злобно завывал ветер, вторя моим внутренним ощущениям. Где-то грохотал наполовину оторванный от крыши лист железа. Буря и не думала прекращаться — она усиливалась. Мы медленно спускались в подвал, а в моей голове исступлённо колотилась единственная мысль — лишь бы застать Рамона человеком. Я слишком долго провалялась в кровати… Человеком… Лишь бы застать…

Василий, предусмотрительно глянув в смотровое окошко, крикнул:

— Рамон! Скажи что-нибудь!

Тут же в своей камере Джон захрипел и принялся выть срывающимся фальцетом. Мой друг ничего не ответил, но Василий отпёр дверь и буркнул:

— Добро пожаловать в апартаменты люкс.

Дверь со скрипом отворилась, и я вошла внутрь. Бледный осунувшийся Рамон полулежал у стены, скрестив ноги, и с отсутствующим видом слушал музыку, глядя в пустоту. Безопасник молча протянул мне через порог пару шприцев с прозрачной жидкостью. Я вопросительно покосилась на пластиковые цилиндры.

— Это обезболивающее, — устало сказал Василий. — Две смертельных дозы. Кому-нибудь из вас точно пригодится. А я умываю руки. Я сделал всё, что мог, но тебя в твоём самоубийственном порыве уже, похоже, не остановить.

Молча приняв от него шприцы, я неторопливо проковыляла к наставнику и присела рядом с ним. Дверь захлопнулась, лязгнул засов. Робко взяв друга за руку, я негромко позвала:

— Рамон, ты ещё здесь, со мной?

Он встрепенулся и посмотрел на меня красными заспанными глазами, взгляд его приобрёл некоторую осмысленность, лицо расплылось в глуповатой улыбке, а из уха на пол со стуком выпала «капля».

— Мама? — ошеломлённо вопросил Рамон. — Мамочка, ты пришла…

Внутри рванула бомба, ёкнуло сердце, в горле набух тяжеленный ком, мешающий дышать. Рамон исчезал — таял буквально на глазах. Вся прожитая им жизнь стиралась год за годом, а сам он проваливался в небытие. Забыв о боли в плече, я отложила шприцы в сторону и пододвинулась к нему вплотную.

— Как ты себя чувствуешь?

Голос мой предательски дрожал, а он, по-детски улыбаясь, прижался ко мне лысой головой.

— Мне снились кошмары, мама, всю ночь одни кошмары… — пролепетал он. — Кто-то всё время кричит, я не могу уснуть…

— Всё хорошо, сынок, я с тобой… — От этого странного и чужого слова перехватило дыхание, но я чувствовала, что сейчас это было нужно ему больше всего на свете. Я просто не могла не принять правила этой игры. — Смотри-ка, сын, что у меня есть.

Сунув руку во внутренний карман небрежно наброшенной на плечи куртки, я вынула фотографию. Достала её в первый раз с тех пор, как взяла со стола в брошенном доме дяди Алехандро. Прямо на нас с карточки смотрели улыбающиеся лица. На глаза наворачивались слёзы, и я слабо понимала, что делаю. Нужно было делать хоть что-то…

Я протянула фотографию Рамону, он взял её пухлыми пальцами и принялся разглядывать с детской сосредоточенностью. Беспечная улыбка расцветала на его небритом лице.

— Вот это — дядя Алехандро, очень хороший человек, — указала я пальцем на фотографию. — Он мне как отец. Видишь, какая у него классная соломенная шляпа?

— Мне нравится, она помогает от жары! — просияв, сказал мой товарищ. — А это что за дядя?

— Дядя Марк, мой хороший друг и родственник.

Рамон отвлёкся от фотографии и блуждающим взглядом заглянул прямо мне в душу.

— А где он сейчас?

— Далеко-далеко, — всхлипнув, дрожащим голосом ответила я. — Но я обязательно вас познакомлю, вы подружитесь.

— А что случилось с твоими руками? Где твои настоящие руки? — Он удивлённо разглядывал бликующий под яркой потолочной лампой мехапротез.

Что ему ответить? Да какое это имеет значение… Ответь хоть что-нибудь…

— Я очень хотела стать сильной, поэтому сделала себе металлические руки. Тебе нравится?

Я протянула к нему ладонь, он восхищённо уставился на неё и принялся гладить грубыми руками прохладный биотитан.

— Вот здорово! А можно мне такие же, когда я вырасту? А? Ну, пожалуйста! — умоляюще протянул он.

— Можно, сынок. Тебе можно всё, что пожелаешь…

— Всё-всё? Вообще-то, я просто хочу уйти отсюда, мам… — Измождённое лицо его вдруг стало грустным, уголки губ опустились. — Мне тесно, я хочу на улицу, погулять…

— Конечно, мы уйдём отсюда немного позже. А пока я побуду здесь с тобой. — Я поцеловала его в лоб, а он, такой большой и беззащитный, поджал под себя ноги и положил голову мне на колени. — Я тебя одного тут не брошу, обещаю.

Так мы застыли в ожидании конца, а я уже больше не могла сдерживать слёзы — они крупными каплями стекали по щекам и падали на мою серую от грязи майку, оставляли влажные пятнышки на его чистой и свежей футболке.

— Мам? — тихо позвал Рамон.

— Что, сын?

— Почему ты плачешь?

— От радости… Я плачу от радости. Мы ведь с тобой наконец увиделись…

Помолчав немного, он пробормотал:

— Я очень рад, что ты пришла, мамочка… Мне очень больно, болит голова… Я хочу спать, но не могу…

— Я уберу боль, но только надо потерпеть укольчик. — Взяв с пола шприц, я скинула колпачок на пол. — Потерпишь? Ты же у меня очень смелый…

Молча, с подчёркнуто серьёзным видом он кивнул. Я аккуратно ввела иглу ему в плечо и вдавила поршень. Какая-то невидимая внутренняя сила задержала мои пальцы, и вместо того, чтобы опустошить шприц, вместо смертельной дозы я ввела лишь половину жидкости.

Прижавшись ко мне, он мерно сопел, а я держала его голову на коленях. Я прикрыла глаза, вслушиваясь в пульсирующую боль в плече и в неровное дыхание Рамона. В тишине вязкие секунды неумолимо отстреливались одна за другой, я отсчитывала их с каждым ударом сердца. С ужасом в груди я уже знала: скоро моего друга не станет, а его телом завладеет нечто другое, и больше всего на свете мне хотелось, чтобы время остановилось…

Неожиданно низкий гул насквозь прошил стены, прорвался в помещение, растворяясь в бесконечных коридорах лаборатории; пол завибрировал, мелко затрясся под нами, а через несколько мгновений всё затихло. Я распахнула глаза, сердце бешено заколотилось. Гром? Или… Не может быть, неужели это…

Рамон резко всхлипнул, тело его изогнулось и забилось в страшном припадке. Я испуганно прижала его голову покрепче к себе, другой рукой пытаясь нашарить лежащий в стороне шприц, а мой друг несколько раз дёрнулся и затих. Затем неуклюже подволок под себя руку и привстал. Повернул ко мне лицо и осклабился, обнажив ряд слегка желтоватых зубов.

Глаза его были налиты багряной кровью, в которой маленькими островками тонули чёрные смоляные зрачки. Изрыгая утробные хрипящие звуки, он недоумённо поднял брови — он пытался вспомнить, узнать меня сгорающим в огне инфекции разумом.

Я смотрела ему в глаза и дрожащими пальцами гладила его лицо.

— Рамон, это всё ещё ты! Останься со мной, — лихорадочным полушёпотом умоляла я. — Это ты, мой старый товарищ… Я здесь, с тобой, я никуда не денусь! Только будь рядом, пожалуйста! Останься!

Лоб его собрался в морщины, лицо исказила дикая животная злоба, и он резким рывком схватил меня за горло. Я сквозь слёзы шарила глазами по его оскалу — сопротивляться не было сил. Нечеловеческий хрип вырвался из его груди, а пальцы судорожно сжимались и разжимались, будто две его части — звериная и человеческая — боролись друг с другом на краю пропасти. Аккомпанементом к отражённой на искривлённом лице внутренней борьбе за стеной надсадно горланил Джон.

— На дверях висел замок, взаперти сидел щенок, — зажмурившись до фонтанов горячих искр, фанатично твердила я старый стишок, всплывший из подсознания. — Все ушли до одного, не осталось никого…

Считанные мгновения спустя остатки человека покинули Рамона, и пальцы на горле сжались… Воздух уходил из меня, замещаясь болью в гортани, в глазах рябило и темнело… Сделай это, мой друг… Давай же… Я желаю принять судьбу и уйти на ту сторону вместе с вами, моими друзьями — всё, что мне осталось в этой тесной запертой камере… Это всё, что осталось…

Нет!!!

Дикий, нечеловеческий страх забился в животе, звериная же воля к жизни вдруг проснулась, завопила всем нутром, буквально на части разрывая черепную коробку. Запястье щёлкнуло, рука метнулась вперёд. Комнату заполнил душераздирающий крик и оглушительное шипение расплавленного мяса. Рамон выгнулся дугой, стальная хватка пальцев ослабла, а из спины его вырвался ослепительно белый поток пламени и вибрирующего воздуха.

Ещё один щелчок — плазменный факел угас, мой друг и наставник обмяк и уронил голову, грузное тело его осело на мои колени. Отверстие в его спине дымилось, крошечное помещение заполняла вонь горелой плоти. Ничего не соображая, я сделала первое, что пришло в голову — трясущимися пальцами машинально взяла с пола упавший наушник и сунула его в ухо.

Голос не пел, он будто навылет прорубался сквозь отчаянный крик гитарных струн и отбойные молоты барабанов:

… Я здесь, с тобой,

(I'm right here,)

Когда мир взлетает на воздух;

(When the world explodes,)

Попытайся вспомнить эти слова,

(Try to remember these words,)

Когда мир взлетает на воздух;

(When the world explodes)

Самой тёмной ночью всех ночей

(In the darkest of nights)

Ты — моё внутреннее неиссякаемое пламя;

(You are my endless fire inside)

Сквозь бурные воды вперёд, к потерянным берегам

(Across the waters and back to shore)

Ведёшь ты меня вдоль лезвия времени…

(There's space in time, you guide me…)

За вязкой пеленой влаги на глазах, за заполонившим всё запахом палёного мяса лязгнул дверной запор. Время почти замерло, дверь медленно-медленно отворилась, и исподлобья взглянувший на меня офицер безопасности комплекса отступил куда-то вбок. В помещение решительно вплыло бирюзовое пятно — человек, с ног до головы закатанный в костюм биологической защиты, в перчатках и непроницаемом шлеме, с медицинской сумкой на плече. Следом за ним вошёл ещё один, и ещё…

… Боюсь, времени слишком мало;

(Afraid there's not much time)

Жизнь — это дело мгновений…

(Life's a matter of moments

Взгляни правде в глаза –

(Face the truth)

Я не могу убежать;

(That I cannot run)

Я всегда это знал…

(I always known…)

Разум уплывал далеко-далеко по бурным волнам, я едва осознавала происходящее, а нежданные гости стали расчехлять сумки и доставать какие-то предметы. Один из медиков принялся водить в воздухе неизвестным устройством, второй очутился рядом и ввёл мне в шею шприц с мутным содержимым. Привалившись к стене, я судорожно, крепко прижимала к себе Рамона и машинально гладила его остывающую сухую лысину…

… И если у меня больше не будет шанса сказать это тебе,

(So if I never get to say this to you)

Ты должна знать — утри глаза;

(You should still know, dry your eyes)

Найди поток, что ведёт к божественным водам;

(Find a stream that leads toward the water of the divine)

Ну же… Ляг подле меня…

(Come, lay with me)

Раздавались взволнованные голоса, но я уже не слышала их, погружаясь в ничто. Чёрная мгла разверзлась под ногами, и бездна проглотила меня…