Поцелуй победителя

Глава 36

Рука девушки схватилась за эфес кинжала.

— Верекс.

Он смущенно стояла в лунном свете: длинные, покатые, узкие плечи, большие глаза, растрёпанные светлые волосы. Когда он встретился взглядом с Кестрел, то сделал такой большой глоток воздуха, что ей показалось, будто его грудь сейчас необратимо прогнется внутрь тела.

— Я так волновался за тебя, — наконец выдавил он.

Кестрел пересекла песок и бросилась в его объятия.

— Я пытался помочь, — пробормотал он.

— Знаю.

— Я послал тебе ключ в трудовой лагерь.

— Я его получила.

— Мне так стыдно.

— Верекс.

— Я не мог сделать больше. Хотел. Я должен был постараться.

Она отстранилась от него.

— Тот ключ был всем для меня.

— Но этого было недостаточно. Мой отец…

— Он узнал? — У неё кровь застыла в жилах. — Он тебя наказал?

— Он говорил со мной так, словно знал, что это я: «Ну, сын мой, слыхал? Заключённая на севере пыталась сбежать. И каким образом… как думаешь? — в её грязной ручонке нашли ключ». Он ни разу ничем не дал понять, что заключенная — это ты. Никогда не обвинял меня в том, что это я передал тебе ключ. Просто смотрел на меня и улыбался. А после добавил, что заключённую подвергли пыткам. Убили. И я… — У Верекса перекосилось лицо.

— Я в порядке. Я здесь.

Но его это будто не убедило.

— Что он тебе сделал?

Верекс махнул рукой.

— Ничего.

— Рассказывай.

— Ничего такого. По-моему, он просто наслаждался ситуацией, дескать, я знаю, что это твоих рук дело. Ты попытался и потерпел неудачу. У меня есть свои шпионы при дворе, мне просто пришлось ими обзавестись, и когда ты исчезла, я очень быстро выяснил, что с тобой случилось. Он хотел, чтобы я знал. Всё это время он не говорил ни слова о твоём отсутствии, сообщил только ту же историю, что распустил при дворе, и велел мне отплыть на южные острова. И сказал, что присмотрит за Ришей, пока меня не будет. — Верекс засунул руки в карманы. Его плечи поникли ещё больше. — Он сказал: «Я знаю, как ты печёшься о восточной принцессе».

— И он…

— Нет. — Его голос прозвучал тверже. — Он знает, что если с её головы упадет хоть волос, я его убью. Она в безопасности, в столице.

— Верекс, что ты здесь делаешь? Ты же не боец.

Он усмехнулся.

— Я бы мог сказать то же самое и о тебе. И посмотрите-ка вы на неё.

— Ты знал, что это была я.

— Я узнал твою походку. Ты широко шагаешь.

— Я не ожидала увидеть здесь императора, не говоря уж о тебе.

— Я здесь по большей части для того, чтобы находиться под его присмотром. Император взял меня с собой, чтобы поднять боевой дух своих войск. Эта военная кампания уже потерпела несколько неудач. — Он пробуравил её взглядом. — Твоих рук дело?

Она не знала, как ответить. И впервые за всё время ей пришло на ум — было совершенно неважно, что Верекс был ей другом. Он всё равно мог её схватить.

Может, он забьет тревогу.

Или же он не может быть ей другом, когда окажется настолько очевидным тот факт, что она была врагом его народа.

Кестрел сделала шаг назад, потом остановилась, когда боль промелькнула на его лице.

— По-моему, — произнес Верекс нежно, — твой отец догадывается, кто за этим стоит.

— Мой отец?

— Я не придавал этому большого значения, но после победы валорианцев на пляже, один офицер отметил засаду вдоль дороги вблизи поместья Эрилит. Упоминалось имя Арина. И что он с ним сделает, если возьмёт живым.

У Кестрел скрутило живот.

— Сказал что-то о… рабе с умным трюком.

Верекс умолк и в этом его молчании она услышала гнусности, которые он не смог воспроизвести.

— Твой отец сначала ничего не ответил на это. А потом: «Это не его трюк. Не только его». А тот офицер ухмыльнулся и сказал: «Вы имеете в виду безносого варвара». Но теперь я не думаю, что генерал вообще рассматривал кандидатуру восточного принца. После битвы на пляже я видел, как он осматривал тела, переворачивал их на песке… оглядел всех, кого удалось взять в плен. Как он всматривался в лица…

— Не говори ему, что видел меня.

— Может, ему следует это знать.

— Верекс, не смей. Поклянись.

Он обеспокоенно вгляделся в лицо Кестрел.

— Даю слово. Но…

Он провёл рукой по волосам и внимательно посмотрел на неё, прищурив глаза. Юноша поднял пустой мешочек, висевший на девичьем бедре, потом убрал ладонь и потёр большой и указательный пальцы друг о друга. Услышал неповторимый запах чёрного пороха. И весь ужас понимания медленно, но верно отразился на его лице.

— Что именно ты здесь делаешь?

— Просто дай мне уйти. Забудь, что видел меня, прошу.

— Я не могу этого сделать. Ты заставишь меня нести ответственность за всё, что собираешься сделать.

— Никто не пострадает, если ты не подпустишь никого к повозке. Придумай какое-нибудь объяснение. Никто не умрёт.

— Сегодня, возможно. А что будет завтра, когда нам понадобится то, что ты собираешься уничтожить? Ты же пришла за чёрным порохом, не так ли?

Она ничего не ответила.

— Я легко и просто могу остановить тебя прямо сейчас, — сказал он сухо.

— Если ты это сделаешь, то вручишь своему отцу ещё одну победу.

Он вздохнул.

— Самое ужасное заключается в том, что часть меня хочет ему угодить, несмотря ни на что.

— Нет. Прошу, не нужно. Ты не можешь.

— Но я хочу… ненавижу себя за желание угодить ему и не могу найти другой способ, чтобы при этом не навредить тебе. Может быть, ты его придумала, но так мне и не рассказала об этом. Если ты попадешь в руки моего отца, а, следовательно, и в руки своего, я себе этого никогда не прощу.

Кестрел сказала ему, что ей будет не хватать его. Она сказала ему тихо, в тон шума волн, что ей очень хотелось, чтобы он был ей братом, что ей жаль и что она благодарна судьбе за то, что ей посчастливилось познакомиться с ним.

Она ушла, не оставив после себя ничего, кроме бьющихся о берег волн.

Когда она добралась до Арина, тот раздвинул кусты и опустил восточный арбалет, который держал наготове.

— Тебе не пришлось бы, — заявила она.

Арин посмотрел на неё. Он бы выстрелил.

— Верекс — мой друг.

Арин разрядил арбалет. Его пальцы дрожали.

— Ты встретила его как друга, — признал он, — но…

Они оба бросили взгляд в сторону лагеря. Худая фигура Верекса медленно удалялась в его сторону. Он растворился в свете лагерного костра, на приличном расстоянии от повозки.

Кестрел развязала мешочек, сняла его с талии, отряхнула руки и одежду.

— Спички, живо.

Руки Арина ещё не слушались его. Он неуклюже завозился с коробкой. Кестрел забрала её, вынула спичку и, чиркнув ею о тёмную полоску, подожгла дорожку чёрного порошка на песке. Та заискрилась, загорелась, и по дорожке побежало пламя.

И они тоже побежали.

Пляж озарил взрыв.

Они держались подальше от дороги, пробираясь сквозь ночь обратно в свой лагерь. Не спешили. Лунный свет рисовал на земле причудливые узоры. Они молчали, но Кестрел знала, что они молчат о разных вещах.

Она не рассказала Арину, что видела своего отца в валорианском лагере. Что она никак не могла выкинуть из памяти его образ, что любовь к нему засела у неё в душе, словно кулак. Дрожащий, израненный. Она презирала эту любовь в себе. Разве это не похоже на любовь избитого животного, которое крадучись подползает к своему хозяину? И невозможно было отделаться от правды: ей не хватало отца.

И это было так ужасно, чтобы рассказать Арину.

Но, в конце концов, когда они остановились, чтобы устроить привал и поспать, даже не собираясь возиться с палаткой, просто завалившись в ложбине, которую они вытоптали в высокой траве, Арин заговорил. Он проскользнул рукой под тунику девушки, чтобы прикоснуться к её обнаженной спине, но замер:

— Всё в порядке?

Ей хотелось объяснить: раньше она не думала, что позволит кому-нибудь прикасаться к своей исполосованной шрамами спине, думала, что это будет противно ему и противно ей. И всё же его прикосновения заставляли её чувствовать себя лёгкой и обновлённой.

— Да.

Он поднял тунику, ища отметины от кнута, проводя пальцами по всей их длине. Кестрел позволила себе почувствовать это, дрожа под его пальцами и не думая ни о чём. Но напряжение росло. Он лежал неподвижно, за исключением руки.

Кестрел спросила:

— В чём дело?

— Твоя жизнь была бы куда проще, выйди ты замуж за валорианского принца.

Она развернулась, чтобы было видно его лицо. Запах чёрного пороха впился в них обоих. Его кожа пахла свечой, которую только что задули.

— Но не лучше, — сказала она.

К исходу следующего дня они догнали армию Рошара, которая остановилась… что странно — ещё было слишком рано разбивать лагерь для ночёвки и слишком поздно для обыкновенного привала. Более того, сами солдаты пребывали в недоумении. Они выглядели так, будто вообще никаких приказов не получили. Они держали строй, но скорее условно, переговариваясь между собой, правда, броню при этом не сняв, и коней не расседлав. Кто-то даже сидел в седле. Геранец держал лошадь под узды. Дакранец выглядел так, словно ему хотелось, чтобы и у его лошади были вожжи, и ему было чем занять руки. Когда Арин и Кестрел подъехали к авангарду, все подняли на них глаза. Лица обратились к Арину в поисках объяснения, явно испытав облегчение, что наконец-то им будет дан ответ. Но Арин даже не понял вопроса.

— В чём дело? — спросил он двух ближайших всадников.

— За нашим принцем кто-то пришёл, — сообщил дакранец.

Арин посмотрел на Кестрел, взволнованный неуверенностью в голосе дакранца. И он не знал, нужно ли ей перевести то, что он сказал.

— Кто-то его увёл? — спросила она на языке солдата.

Солдат цокнул зубами. Нет.

— Но я слышал, что его сиятельство по-настоящему испугался. На него смотреть было страшно. Кто-то думает, что она…

— Она?

— Несёт весть об окончании войны. Что мы должны отказаться от дальнейшего похода и отправиться по домам. — Солдат искоса посмотрел на Арина. — Кое-кто надеется на это.

— Явилась ваша королева? — спросил Арин.

Но это не королева пришла навестить брата.