Поцелуй победителя

Глава 35

Стоило Рошару утром увидеть их лица, как он закатил глаза.

— Хочу обратно свой шатер, — сказал он.

Кестрел рассмеялась.

Она загружала седельную сумку на Джавелина, слушая, как армия разбивает лагерь: клацанье и бренчание, кто-то мочится на дерево, звон конской упряжи, стук подошвы ботинок по решётке для приготовления еды на огне, чтобы сбить сажу. Джавелин мотал хвостом. Арин неподалеку осматривал копыта своей лошади. Кестрел хватило одного взгляда на животное, чтобы понять, что это кобыла. Прошлый его конь остался на пляже. Хозяин этой кобылы тоже, скорее всего, был мёртв.

Арин отрегулировал подпругу. Осмотрев всю лошадь, он спросил:

— Как думаешь, почему на нас ещё не напали?

Кестрел медленно застегнула седельную сумку.

Он сказал:

— Я не об этом хотел спросить.

У него был невыспавшийся вид, рот слегка опух, но очень загорелая кожа, как будто блестела. Кестрел подумала, что, должно быть, она выглядит примерно так же: словно желание сточило все острые углы, девушка сияла как камень, отполированный речной водой, блестящий, благодаря своей гладкости.

— Как бы мне хотелось… — И тут он спохватился, и от того, как он оглядел оживленный лагерь, она решила, что Арин хотел сказать: как бы ему хотелось, чтобы не было войны, чтобы они смогли потеряться друг в друге, не потеряв при этом ничего.

Но это было не совсем правдой для него и для неё, и ей так же, как и ему, хотелось победить в войне.

— На нас не напали, потому что плацдарм укреплений моего отца остался на берегу. Подкрепляет свои войска довольствием. Им нужно восстановить силы. Им эта победа дорого далась. И ему не нужно ликвидировать нас прямо сейчас, только после того, как его армия станет сильнее. Но скоро он выступит. Займёт территорию вдоль дороги, отрежет все отходы в город.

— А ещё? — Арин посмотрел на неё.

— А ещё, — ответила Кестрел неохотно, — он считает, что покорит город малой кровью.

— Мы сами себя загоняем в ловушку.

— Да, но…

Он подождал.

— Это даст нам время, — продолжила говорить девушка. — Если мы на самом деле отступим, а не сделаем вид, что отступаем, а его разведчики доложат об этом, тогда мы сумеем найти способ контратаковать, застав его врасплох. Иногда лучше действовать, а не имитировать действие… особенно, когда нет намерения действовать так, как ожидает враг.

— Что ты задумала?

Она погладила Джавелина по носу.

— Я пока толком не знаю.

— Чёрный порох — это самая большая проблема. Если у валорианцев его не слишком много, то у нас есть шанс выстоять против них.

— Ну вот.

— Что ну вот?

— Я могу его уничтожить.

Арин потёр затылок и сморщил лоб, пока слушал её объяснение, что конкретно она хотела сказать.

Ему это не понравилось.

— Ты же знаешь, я всё равно пойду.

Он оставил свою лошадь и похлопал ладони друг о друга, чтобы стряхнуть пыль от лошадиных копыт. Когда Арин подошёл ближе, у Кестрел возникло такое чувство, будто она вышла на мороз и оказалась рядом с костром. Арин коснулся кинжала на её бедре и пробежал большим пальцем по символу на его эфесе: круг в круге.

— Бог души, — сказала Кестрел. — Это его символ.

— Её, — мягко поправил Арин.

Кестрел не была уверена наверняка, как долго она знает значение этого символа. Может быть, уже в течение длительного времени. Или, может, она только вчера вечером поняла, что это. Это было такого рода знание, которое однажды войдя в тебя, создает впечатление, будто жило там вечно.

В выражении его лица читались нежность, восхищение и озадаченность.

— Ты чувствуешь, что изменилась? Я чувствую, что изменился.

— Да, — прошептала она.

Он улыбнулся.

— Это странно.

Так оно и было.

— Мы могли бы добраться до пляжа Лерален к наступлению ночи, — сказала она, — если поднажмём. Поскачешь со мной?

— Ах, Кестрел, есть вопросы, которые тебе даже не нужно задавать.

Солнце уже зашло, когда они добрались до спутанных ветром кустарников, огородивших пляж. Дальше виднелись костры неприятельского лагеря; иссиня-чёрный воздух пах дымом и смолью.

Кестрел почистила свои валорианские доспехи, стянула ремнем традиционный на вид (для её народа) кинжал, который она прихватила из армейской телеги с вооружением, и молча протянула Арину другой, что он выковал для неё.

— Мне не нравится моя роль в данной миссии, — сказал он. — Она заключается в том, чтобы просто смотреть на тебя, пока ты ходишь по лезвию бритвы.

— Ты забыл.

— Ах, ты об этом. Да это ж ерунда была.

— Ты мог пострадать.

Он моргнул.

— Нет.

— Тебе никогда не страшно за себя?

— Не в общепринятом смысле этого слова.

— Тогда как?

Он уставился на свои руки.

— Порой… я думаю о том, каким я был. Когда был ребёнком. И я разговариваю с ним.

Она медленно проговорила:

— Как разговариваешь со своим богом?

— Это другое. Или может быть, я думаю о нём, как мой бог думает обо мне. Будучи ребёнком, я дал обещания. И я боюсь, что не смогу их сдержать.

— Что ты обещал?

— Отомстить.

— И ты это сделаешь.

Арин кивнул, но это было скорее обыкновенное знание, нежели фактическая уверенность.

Кестрел посмотрела на него сквозь задымленный вечер, в котором еще было достаточно света, чтобы увидеть выражение его лица, и довольно сумрака, чтобы укрыть его тело в тени. Скоро ночь по-настоящему вступит в свои права. Волны облизывали берег и убегали обратно.

— Прежде чем спуститься в лагерь, нужно дождаться восхода луны, — сказала она.

— И чем займемся, пока ждём? — спросил он.

Она поднесла его пальцы к своим губам, чтобы он мог почувствовать её улыбку.

Его пальцы провели по длине девичьей косы и поиграли с кожаным шнурком, вплетенным в волосы. Он развязал узелок. Звук расплетавшихся волос был едва слышен, как дыхание. Он распустил волосы и притянул Кестрел к себе.

Когда луна поднялась высоко в небо, Кестрел с Арином собрали все, что было нужно, и направились к пляжу, стараясь держаться поближе к лохматым кустам, сливающимся с темнотой. Они подождали, присев на корточки у границы лагеря, откуда могли видеть повозки с припасами, холстины которых покрывали купола крыш, похожие в лунном свете на грибы.

Наконец, часовой, делая обход вверенной ему территории, подошёл к их укрытию. Арин молниеносно подлетел к нему, зажал ладонью рот и стащил вниз на песок.

— Ни звука, — прошипел Арин часовому, тыча кончиком кинжала тому за ухо. Арин повернул мужчину лицом к луне. Глаза широко распахнуты. Кожа натянутая и бледная. — Говори, в какой повозке держат чёрный порох.

Часовой покачал головой.

— Помнишь, — прошептал Арин, — как наказывали сбежавших рабов? Нет? Давай-ка, я тебе напомню. — Он провел кончиком кинжала по уху и кончику носа мужчины, едва касаясь острием его кожи. — Которая повозка?

Валорианец вновь покачал головой, но на этот раз его взгляд метнулся к одной из больших повозок.

Арин взглянул на Кестрел.

«Этого достаточно?» — спросили его глаза. Она ответила губами, что достаточно, но…

— Не надо, — прошептала она. Ей было больно смотреть на часового, прижатого к песку, у него были такие же чёрные глаза, как у её друга детства, как у любого валорианского ребёнка. Они блестели тем страхом, который, в конце концов, ребёнок учится прятать. Но угроза смерти — не самый лучший учитель, она заставляет забыть всё, что вы уже успели выучить. — Нет, — повторила она.

Арин помедлил, прежде чем ударить мужчину рукояткой своего кинжала по голове, чтобы лишить того сознания.

— Не мешкай, — сказал ей Арин.

Кестрел надрезала мешочек с чёрным порошком, привязанным к её талии, и услышала, как из маленького отверстия он посыпался на песок, а потом девушка зашагала прямиком в лагерь.

Она шла с опущенной головой, перекинув туго заплетённую косу через одно плечо. Её лицо было испачканным, напомнила она себе, когда проходила мимо костров. Кестрел поработала над внешностью. Её волосы порыжели… однако они казались еще рыжее, благодаря огню. Наверняка её никто не узнает. В этих доспехах. В таком виде. Ни следа косметики, никаких украшений, шелков, драгоценных камней, сверкающего венчального клейма. Она была не похожа на себя. Кестрел была просто одной из них. Просто ещё одной валорианкой. Но во рту всё равно пересохло, а живот стянуло в тугой узел.

До повозок было рукой подать. Чтобы успокоить себя, она провела пальцами через струйку чёрного пороха, льющуюся из мешочка, и подумала, как эта линия, остающаяся на песке, разделяет её и Арина.

Когда Кестрел добралась до повозки, часовой даже не удостоил её взглядом. И девушка медленно выдохнула. Она заглянула внутрь повозки и увидела в ореоле лунного света, проникающего сквозь холст, туго набитые мешки, перевязанные шпагатом.

— Чем это ты занимаешься? — раздался чей-то требовательный голос.

Медленно, очень медленно, выдавив весь свой внезапный страх в скрип песка под ногами, Кестрел повернулась.

Это был стражница. Женщина оглядела Кестрел с головы до ног.

— И что разведчица забыла в той повозке?

Небольшой мешочек на талии Кестрел оказался на виду. Из него высыпался почти весь порошок. Заметила ли стражница его в тени?

— Инвентаризация.

— Зачем это ещё?

Слова начали слетать с её губ еще до того, как она вспомнила их целиком.

— Ради славы Валории.

Стражница слегка отпрянула, вздрогнув, услышав фразу, означающую, что указанная военная миссия не подлежит обсуждению.

— Но… шпионка?

Она вновь внимательно оглядела доспехи Кестрел, цвет и материал (кожа, а не сталь, как у офицеров), мысленно отметив низкое звание девушки.

Кестрел пожала плечами. Пустой мешочек из-под пороха покоился на бедре.

— Вряд ли стоит задавать подобные вопросы генералу.

— Да, да, конечно… — незамедлительно ответила стражница и отошла в сторону, уступая дорогу Кестрел… а та, в свою очередь, постаралась идти не слишком быстро, несмотря на то, что ей безумно хотелось бежать, бежать изо всех сил всю дорогу до дюн.

А потом ей будто ледяная мраморная рука опустилась на плечо, прижимая к земле, вынуждая ноги вязнуть в песке.

Не было никакой руки, сказала она себе. Никто к ней не прикасался.

«Иди дальше».

Но она просто не смогла, как и не смогла опустить взгляд, чтобы не увидеть в пятнадцати шагах от себя своего отца, стоявшего в свете оранжевого света костра.

Что-то в ней надломилось и выпустило некое подобие эмоции — создание: двуглавое, шишковатое, с кожаными крыльями, бесчисленным количеством конечностей, существо, которое не должно было никогда появиться на свет. Кестрел даже не догадывалась, пока не увидела лицо отца, что она по-прежнему очень сильно его любит.

Неправильно, что она всё ещё это чувствовала. Неправильно, что любовь могла сосуществовать вместе с предательством, болью и гневом.

«Ненавистью», — поправила она себя.

«Нет», — прошептал в ответ голос, голос маленькой девочки.

Отец не видел её. Он смотрел на огонь. Его глаза были в тени, губы печально изогнуты.

— Траян, — раздался чей-то голос. Кестрел увидела, как к генералу приблизился седовласый человек. Солдаты расступились, обтекая его, словно вода. Император подошёл к своему генералу, лицо которого изменилось, сделалось старше, чем она помнила.

Отсвет всполоха от костра полоснул императора по щеке, когда тот склонился, чтобы прошептать что-то её отцу на ухо. Кестрел заметила полуулыбку и вспомнила какое удовольствие получал император от своих игр — сделав ход, он месяцами мог выжидать завершения, поставленного им спектакля. Но сейчас она не могла понять по выражению его лица, что он задумал.

Отец ему ответил. Девушка стояла слишком далеко, чтобы услышать, о чем они говорили, но была достаточно близко, чтобы увидеть, что их дружба была крепкой и верной.

Кестрел отвернулась. Она зашагала к дюнам, осторожно, чтобы не наступить на свои собственные следы и не смазать дорожку пороха, которая при поджоге должна стать проводником огня от Арина прямиком до повозки. Кусты, где её остался ждать Арин, представлялись сейчас чёрными размытыми каракулями. Её щеки были влажными. Никто из валорианских солдат не обратил на неё внимания, когда она проходила мимо. Кестрел отёрла лицо. Песок шуршал под её спешащими сапогами. Она оставила лагерь позади.

Кестрел почти дошла до кустов, когда услышала, что кто-то последовал за ней.

Прошагал по песку. Прямо по её следам. Подошёл вплотную.

Она медленно опустила руку на кинжал, душа ушла в пятки.

Она обернулась.

— Кестрел?