Воскресенье, 21 декабря.
Нест Фримарк только что закончила одеваться в церковь, когда услышала стук в дверь. Она прервала процесс подкрашивания ресниц тушью перед зеркалом в ванной и глянула через плечо: может быть, ей показалось. Она никого не ждала, к тому же раннее воскресное утро — не то время, когда посетители являются без звонка.
И она продолжила красить ресницы. Спустя пару минут стук повторился.
Нест сделала гримасу, потом взглянула на часы, дабы удостовериться. Так и есть. Восемь сорок пять. Она отложила тушь, одернула платье и осмотрела себя в зеркале. Высокая, совсем чуть-чуть недотягивающая до пяти футов десяти дюймов,[1] худощавая и стройная, с длинными ногами бегуньи, узкими бедрами и тонкой талией. Когда она была подростком, то казалась долговязой и костлявой — правда, во время бега все было иначе — но сейчас наконец ее тело обрело гармонию. В свои двадцать девять она двигалась с плавной грацией модели, и в ее облике читалась сила и выносливость, выработавшиеся за долгие годы изнурительных тренировок.
Нест изучала себя в зеркале, глядя так же открыто и доверчиво, как всегда смотрела на людей. Зеленые глаза широко распахнуты под изящными дугами бровей, лицо круглое, весьма симпатичное. Волосы цвета корицы коротко острижены и вьются тугими кудряшками, обрамляя некрупные, точеные черты лица. Люди часто называли ее хорошенькой, но Нест не была склонна им верить. Друзья знают ее всю жизнь, поэтому вряд ли могут судить беспристрастно. А чужие люди могут так говорить просто из вежливости.
И все-таки, сказала она себе, не без иронии, поправляя волосы, никогда не знаешь: а вдруг принц на белом коне уже стучит в твои ворота. Так что лучше уж быть наготове, не то останешься на бобах.
Она вышла из ванной и прошла через спальню в холл. Встав в половине шестого, она уже успела пробежаться по практически пустым дорогам, соединявшим Синиссипи-Парк с Мунлайт-Бэй. Несколько недель назад началась зима с первым серьезным снегопадом, но снег весь растаял во время оттепели на прошлой неделе, и больше его пока не выпадало. Кое-где на лесных тропинках и возле водосточных труб все еще виднелись заплатки грязного снега, но асфальтовые дороги были сухими и чистыми. Нест пробежала пять миль, потом приняла душ, приготовила себе завтрак, поела и оделась. Ей нужно быть в церкви, чтобы помочь в детской комнате в девять тридцать, поэтому тому, кто звонит в дверь, нужно поторапливаться.
Она прошла мимо старинных черно-белых фотографий и портретов женщин своей семьи. Их лица смотрели сурово и чуть отстраненно из простых деревянных рамок на фоне темных стволов и ветвей парка. Гвендолин Уиллс, Кэролайн Глинн и Опал Эндерс. Портрет ее бабушки тоже был здесь. Нест повесила его после ее смерти. Выбрала ранний снимок, одни из тех, где Эвелин Фримарк выглядела юной, дерзкой и необузданной, с развевающимися волосами, с обещанием во взоре. Вот почему Нест любила вспоминать Ба. Фото передавало сильные и слабые стороны Эвелин.
Нест пробежала глазами всю группу портретов, проходя в холл, восхищаясь решимостью в их глазах. Женщины рода Фримарков, как она любила их называть. Все они служили Слову, сотрудничали с Пиком, помогая лесовику сохранять в равновесии мощную природную магию, наполнявшую парк. Все они родились с собственной магией, хотя и не каждой удалось научиться ею управлять. Нест вспомнила о темных секретах бабушки, о тех хитросплетениях, которые были связаны с ее магией, и о цене, которую за это пришлось заплатить.
Портрета матери здесь не было. Кейтлин Энн Фримарк оказалась слишком хрупкой, чтобы соответствовать требованиям магии. Она умерла совсем молодой, вскоре после рождения Нест, пав жертвой предательства своего возлюбленного-демона. Нест держала ее фотографии на столике в гостиной, где на них постоянно падал ласковый солнечный свет.
Третий стук раздался, когда она как раз достигла двери. Нест открыла. Маленькие серебряные колокольчики на гирлянде, висевшие над дверным глазком, тихонько зазвенели от этого движения. Она не стала особенно мудрить с рождественскими украшениями — ни елки, ни огней, ни мишуры — только свежая зелень, россыпь ярко раскрашенных веточек да несколько подвесных украшений, принадлежавших еще Ба. Это Рождество она отпразднует глубоко в своем сердце.
Сухой, морозный зимний воздух ворвался в дом, когда Нест отперла наружную дверь и вышла на крыльцо.
Снаружи стоял пожилой мужчина, одетый во все черное. Прежде такой наряд назывался сюртуком — двубортный, с широкими лацканами, доходящий до колен. Черная шляпа-котелок не могла скрыть клочковатых седых волос, живших, казалось, самостоятельной жизнью и во что бы то ни стало стремившихся вырваться на свободу. Лицо избороздили морщины, солнце и ветра выдубили его, а глаза были прозрачного серого цвета, почти лишенные оттенка. Он улыбался, и все лицо его словно собиралось в гармошку. Он был выше Нест на несколько дюймов, и сейчас спустился на одну ступеньку, как бы желая исправить несоответствие.
Она вдруг вспомнила старинного проповедника, чей образ часто встречается в мистических романах и фильмах ужасов. Он обычно восстает против безбожия и нравственного упадка человечества.
— Доброе утро, — поздоровался гость, и голос его звучал глубоко и проникновенно. Он слегка склонил голову и коснулся рукой полей шляпы.
— Доброе утро.
— Мисс Фримарк, меня зовут Финдо Гаск, — объявил он. — Я — проповедник справедливости и носитель священного слова.
Как будто желая подчеркнуть это заявление, он показал ей томик в черном переплете, из которого торчала шелковая закладка.
Нест кивнула, ожидая, что за этим последует. Он откуда-то узнал ее имя, хотя она точно никогда прежде не встречалась с ним.
— Сегодня дивное утро, великое утро, подходящее для того, чтобы отправиться куда угодно, и я не стану вас задерживать, — проговорил он, бодро улыбаясь. — Вижу, вы собираетесь в церковь. Мне бы не хотелось стоять на пути молодой леди и препятствовать выполнению долга служения. Пользуйтесь моментом, чтобы насладиться покоем, сказал бы я. Ибо мир наш жесток и безжалостен, полон несправедливости, бедствий и ужасающих катастроф, и нам ничего не остается, кроме как признать разумными некоторые меры предосторожности.
В словах этих заключалось столь многое — а особенно в тоне, каким они были произнесены, что в душе Нест забрезжила непонятная тревога. Это звучало скорее предостережением, нежели приветствием.
— Чем могу быть для вас полезной, мистер Гаск? — спросила Нест, не понимая, чего же, собственно, он добивается.
Он слегка склонил голову набок.
— Я ищу одного человека. Его имя Джон Росс.
Нест вздрогнула, не сумев скрыть свою реакцию.
Джон Росс. Она не виделась и не общалась с ним уже более десяти лет. И никто никогда не произносил его имени, если не считать Пика.
— Джон Росс, — повторила она. Ее тревога усиливалась.
Старик улыбнулся.
— Общался ли он с вами в последнее время, мисс Фримарк? Звонил или писал?
Она покачала головой.
— Зачем бы он стал это делать, мистер Гаск?
Улыбка гостя стала шире: он словно подчеркивал нелепость такого вопроса. Водянистые серые таза подозрительно обшаривали пространство у нее за спиной.
— Он уже здесь, мисс Фримарк?
В ее голосе зазвучало раздражение.
— Кто вы, мистер Гаск? И почему интересуетесь Джоном Россом?
— Я уже сказал вам, кто я, мисс Фримарк. Проповедник справедливости. Что же касается моего интереса в отношении мистера Росса — он мне кое-что задолжал.
Она уставилась на него. Что-то во всем этом не так. Воздух вокруг ощутимо нагрелся, изменил цвет вкус и структуру. Она ощутила, как внутри что-то зашевелилось — там, где Дух дремал, будучи тем не менее всегда наготове, как защитник ее души.
— Может, поговорим внутри? — предположил Финдо Гаск.
Он сделал движение, как будто двигаясь в сторону помещения — перенес вес с одной ноги на другую, и вот она обнаружила себя отступившей в сторону, пропуская его. Желудок сжался. Она заставила себя посмотреть ему в глаза.
Легкое недомогание сменилось приступом тошноты.
Она сделала глубокий вдох и выдохнула. Демон.
— Я знаю, кто вы, — тихо промолвила она.
Улыбка осталась на месте, но теплота испарилась.
— И я знаю, кто вы, мисс Фримарк, — повторил Финдо Гаск. — Итак, мистер Росс здесь или нет?
Нест словно впервые ощутила зимний холст и поежилась. То, что демон вот так запросто приходит к ней домой, заставило ее нервничать.
— Будь он там, я все равно бы вам не сказала. Почему бы вам не сойти с моего крыльца, мистер Гаск?
Финдо Гаск снова сделал движение, словно показывая: он не войдет, пока не будет готов. Нест ощутила, как внутри тревожно заворочался Дух.
— Разрешите сказать вам кое-что, мисс Фримарк, и потом я пойду, — проговорил Финдо Гаск, испустив утомленный вздох. — Мы не так уж несхожи, вы и я. Когда я сказал, что знаю, кто вы, я именно это и имел в виду. Вы же дочь своего отца, а мы оба знаем, кем он был, правда? Пожалуй, для вас ваш родитель не имеет большого значения, но правду не скроешь, мисс Фримарк. Вы — то, что вы есть, так зачем же притворяться кем-то еще, пусть вы и очень старались.
Нест вспыхнула от гнева, но Финдо Гаск замахал руками.
— Я ведь сказал: я — проповедник справедливости. Вы думали, я имею в виду вашу справедливость и вашу веру. Но вы ошиблись. Я — слуга Пустоты, и представляю ее справедливость. Вы полагаете ее злой, черной. Но это — субъективное мнение. Ваша вера и моя, как вы и я — весьма похожи. И та, и другая относятся к высшим силам, которые мы представляем, к мощи, которой мы можем манипулировать. И та, и другая могут быть как целительной, так и разрушающей. И та, и другая имеют сторонников и противников и желают господствовать в мире. Борьба между ними длится уже целые эпохи, она вряд ли закончится в один из ближайших дней.
Он сделал шаг вперед, и на любезном лице изобразилась лучезарная улыбка, за которой, правда, не могло укрыться угрожающее выражение.
— Но однажды она прекратится, и Слово будет уничтожено. Так будет, мисс Фримарк, потому что магия Пустоты всегда была сильнее. Всегда. Хрупкость и слабость человечества непреодолимы. Ошибочное убеждение, будто человечность стоит того, чтобы ее спасали — просто смешно! Посмотрите, как функционирует все в мире, мисс Фримарк. Вокруг нас сплошные слабости и глупости человеческие. Повсюду моральный упадок и разложение, продажность и коррупция царят в мире. Жадность, зависть, лень и все прочее. Последователи Слова борются с ними бесконечно — и безрезультатно. Пустота принимает их и обращает слабости в силу. Миролюбие и кротость? Милосердие и добрая воля? Доброта и мужество? Чушь собачья!
— Мистер Гаск…
— Нет, нет, выслушайте меня, юная леди. Проявите чуточку вашей хваленой любезности. — Он бесцеремонно прервал ее протесты. — Я не для того вам все это рассказываю, чтобы напугать. И не для того, чтобы убедить в целесообразности моей миссии. Мне, в общем-то, наплевать, что вы чувствуете и думаете на мой счет. Я сообщаю все это вам, дабы продемонстрировать глубину моего дара убеждать и моей ответственности. Меня нелегко вспугнуть. Я хочу, чтобы вы поняли: мой интерес относительно мистера Росса — первостепенной важности. Представьте, что я — волна прилива, а вы — замок из песка на пляже. Ничто не поможет вам, не спасет от меня, если вы стоите на моем пути. Вам же будет полезнее отступить в сторону. И у вас нет причины поступить иначе. Ни единой. Вы ничего не вложили в этот предмет. Если вмешаетесь, ничего не приобретете, а потеряете — все.
Затем он сделал паузу, поднимая книгу в кожаном переплете и с силой прижимая ее к груди.
— Здесь содержатся имена тех, кто противостоял мне, мисс Фримарк. Имена погибших. Мне нравится иметь их при себе, вспоминая, кем они были. Я, в отличие от них, живой и еще долго буду живым после того, как вы покинете этот мир.
Он опустил книгу и прижал палец к губам.
— Вот чего я хочу от вас. Для вас не составит труда понять мою просьбу. Потому что я изложу ее в привычных для вас терминах. В терминах вашей собственной веры. Я хочу, чтобы вы отвернулись от Джона Росса. Выкинули его из сердца, ума и души, словно злокачественную опухоль. Отшатнулись от него, словно от прокаженного. Сделайте это для самой себя, мисс Фримарк, не для меня. Я все равно доберусь до него, в конце концов. И мне не придется вас беспокоить.
Нест обуревали такие эмоции, что она более не могла скрывать их. Она хранила молчание на протяжении всего этого мерзкого и ядовитого выступления, стараясь сдерживаться, но Дух все более выходил из-под контроля. Вряд ли Финдо Гаск знает о Духе, а ей вовсе не хотелось обнаруживать это без необходимости. Нест нужно было побольше узнать обо всем, ведь она ни на минуту не собиралась соглашаться на его нелепые требования.
— Джона Росса здесь нет, — удалось ей выдавить, вцепившись в дверь с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— Я это понял, мисс Фримарк, — отозвался Гаск, слегка склонив голову. — Но он будет здесь.
— Почему вы так в этом уверены?
По его глазам она поняла: Гаск уверен, что одержал над ней победу и теперь она пытается сотрудничать с ним.
— Назовем это интуицией. Я давненько слежу за ним и теперь могу утверждать, что неплохо его знаю. Он приедет. Когда это произойдет или если он попытается выйти на контакт иным способом, не пытайтесь помочь ему.
— Что у него есть такое, в чем вы нуждаетесь? — не отставала она, почувствовав любопытство.
Демон пожал плечами.
— Магия, мисс Фримарк. Магия, которую, боюсь, он попытается использовать против меня.
Она кивнула.
— А вы попытаетесь использовать ее против него?
Финдо Гаск отступил назад, дотрагиваясь до полей шляпы.
— Ну, что ж, я и так отнял у вас уйму времени. Воскресная служба ждет. Буду ждать вашего звонка.
— Мистер Гаск, — обратилась к нему Нест, когда он сходил с крыльца. Он повернулся к ней, прищурившись под ярким зимним солнцем. — Мой дед всегда держал в чулане у спальни ружье для утиной охоты. Когда мой отец попытался войти в этот дом пятнадцать лет назад, бабушка воспользовалась этим ружьем, чтобы отпугнуть его. Ружье все еще здесь. Если еще когда-нибудь ступите на мою территорию, я применю его против вас. Разнесу в клочья вашу несчастную личину и оставлю в вашем демонском обличье, так что вам долго придется собирать себя снова!
Финдо Гаск уставился на нее, словно лишившись дара речи, и затем его лицо претерпело столь ужасную трансформацию, что Нест решила: он сейчас бросится на нее. Но вместо этого демон повернулся, вышел на дорогу и, не оглядываясь, исчез.
Нест Фримарк подождала, пока он не скрылся из виду, потом вернулась в дом и захлопнула дверь с такой силой, что от удара портреты женщин из рода Фримарков подпрыгнули на стене.