Воздух, и без того спёртый и сладковато-гнилостный, вдруг сгустился до состояния тумана.
Давление в теле увеличилось, заставив перед глазами поплыть кровавые пятна — пришлось срочно регулировать биохимию организма.
Илона за моей спиной судорожно вдохнула, и её пальцы впились мне в плечо — не от страха, нет. Скорее, это был жест готовности, яростного согласия на предстоящую бойню.
Моя девочка… Как же мне нравится твоя решительность…
Из пульсирующей стены напротив нас, из самой плоти Вайдхана, выступила фигура. Не материализовалась — именно выступила, как барельеф, становясь объёмной и реальной. Это был не Охотник — это был кто-то на порядок старше и могущественнее.
Он был высок, строен, облачён в подобие древнеегипетского облачения, что сливалось с его телом, словно вторая кожа из тёмного, поглощающего свет камня. Его лицо… Лица не было. Вернее, оно было скрыто за маской из отполированного чёрного обсидиана, идеально гладкой, без единой щели для глаз или рта.
Странно, но при этом я…
— Я как-то чувствую его взгляд, — прошептала Илона, и я кивнул. Сам испытывал то же самое.
Эта сущность прожигала меня насквозь, холодной, бездушной, древней ненавистью. А ещё от него исходил запах — не просто магии, а чего-то невообразимо древнего… У меня в сознании мелькнули образы: остывшая лава, космическая пыль и пустота, в которой гаснут звёзды…
— Ментухотеп… — произнёс я, узнав древнего пожирателя.
Ну, чему удивляться? За мной пришёл один из Совета…
В следующую секунду пространство между нами взорвалось.
Это не было заклинание в привычном смысле. Это было искажение самой реальности. Пол перед Ментухотепом вздыбился и выстрелил в меня костяными шипами — каждый размером с копьё.
Я не блокировал удар — рванул вперёд и в сторону, и мои энергожгуты, вырвавшись наружу, сплелись в гигантский вращающийся диск. Он врезался в град шипов, кроша их в мелкую, острую пыль, которая тут же впилась в стены, заставив плоть Вайдхана содрогнуться и издать низкий, болезненный стон.
Я не дал Ментухотепу ударить снова.
Моё сознание, обострённое до предела, впилось в пульсирующую плоть вокруг. Я не просил — я брал. Вырвал из крепости громадный сгусток сырой, жизненной силы, превратил его в некротику — и швырнул его в Ментухотепа. Энергия сгустилась в идеальную, сверкающую белую сферу и рванула вперёд, оставляя за собой след из ионизированного воздуха, пахнущего грозой, и разложения — которое уничтожало плоть Вайдхана.
Он даже не пошевелился. Его маска впитала в себя мой мощнейший удар. Без звука, без вспышки. Сфера просто… исчезла, будто её и не было. Но стены вокруг Ментухотепа почернели и осыпались пеплом.
— Детские игры, — прозвучал голос, который я уже слышал в видениях. Он был тихим, как шорох савана по камню, и оглушительно громким одновременно. Странное ощущение… — Ты играешь силой, которую не способен постичь, смертный.
В ответ я лишь оскалился.
Смертный⁈ Думаю, ты сильно удивишься, умник…
Ментухотеп махнул рукой. Небрежно, словно отмахиваясь от назойливой мухи — но этот жест породил бурю. Потолок над нами разверзся, и оттуда хлынула чёрная, вязкая субстанция. Она не была жидкостью или плазмой — это были сгустки чистой энтропии, и всё, к чему они прикасались, рассыпалось в прах.
В нос ударил запах смерти.
Я отшвырнул Илону назад, в относительно безопасный угол помещения, энергожгутом создав вокруг неё купол из чистой силы, насыщенной Эфиром — и влил в невесту ещё немного Эфира, как последний барьер защиты, на всякий случая…
А сам рванул навстречу смертельному потоку…
Я не мог поглотить его — слишком сильной для уровня развития моего тела была эта магия, но… Я мог её перенаправить.
Мои щупальца из силы впились в пол, в стены, в самый потолок — и я стал проводником. Чёрная энтропия ударила в меня, в мою энергосистему, пронзила её вспышкой боли — и прошла сквозь меня в плоть Вайдхана.
Крепость взревела.
Гулкий, животный крик боли вырвался отовсюду сразу. Стены затрещали, пошли глубокими трещинами, из которых хлынула ярко-алая, почти кипящая жидкость. Пол под ногами Ментухотепа вздулся и разверзся, пытаясь поглотить своего хозяина. Он лишь флегматично взлетел над пропастью, его маска невозмутимо повернулась ко мне.
— Жалкое зрелище, — прозвучало у меня в голове.
Он исчез.
Не телепортировался — переместился со скоростью мысли. И материализовался прямо передо мной. Рука Ментухотепа, длинная, неестественно худая, с пальцами, похожими на обсидиановые когти, уже была занесена для удара. Он целился не в тело — в саму мою магическую сердцевину, в источник силы.
В Искру…
Я едва успел среагировать. Мои энергожгуты, всё ещё воткнутые в стены, рванули меня вверх, к разрушенному потолку. Обсидиановые когти просвистели в сантиметре от груди, и там, где они прошли, пространство исказилось, оставив после себя дрожащий, чёрный шрам в реальности.
Я оттолкнулся от упругого, живого потолка и ринулся вниз, как ястреб. Вращаясь в воздухе, сплел из энергожгутов не щит, а гигантское, сверкающее копьё чистой силы, заострённое до мономолекулярного уровня — и усиленное Эфиром.
Копьё с оглушительным рёвом, от которого задрожала вся плоть Вайдхана вокруг, рвануло к маске Ментухотепа.
Впервые он среагировал так, словно моя атака могла ему навредить. Рука древнего пожирателя метнулась навстречу, и на ладони вспыхнул символ — сложный, вращающийся узор из пепла и тлена.
Копьё моей силы встретилось с его ладонью — и мир взорвался.
Ослепительная вспышка белого света образовалась в точке соприкосновения. Звука не было — был лишь оглушительный вакуум, вышибающий из лёгких воздух и разрывающий барабанные перепонки. Волна энергии ударила от эпицентра, и плоть Вайдхана не выдержала.
Стены вокруг нас просто испарились. Пол рассыпался в пыль. Мы рухнули вниз, в очередной ярус этого чудовищного улья, проламывая один за другим пульсирующие мембраны и мышечные перегородки. Крики Илоны, мой собственный рёв, немой гнев Ментухотепа — всё смешалось в оглушительном грохоте рушащейся биологической крепости.
Мы приземлились в огромном, похожем на желудок помещении, заполненном бурлящей кислотой. Я едва успел создать платформу из силы под ногами, отскакивая от упругой, скользкой стены. Ментухотеп парил над самой кислотой, его одежды слегка дымились — мой удар всё же достиг цели.
Чуть-чуть…
Пожиратель медленно повернулся ко мне. Из-под маски послышалось тихое, шипящее дыхание — явно недовольно, и очень яростное.
Ментухотеп поднял обе руки — и пространство вокруг него затрещало…
Кислота в озере внизу закипела. Где-то наверху закричала Илона, но её голос утонул в оглушительном гуле надвигающегося конца.
И в этот миг всё сложилось. Вспышка озарения, холодная и ясная, как лезвие — и я почувствовал.
Долина Царей. Проклятый храм. Тот самый «ключ», который я там получил — сгусток чужеродной, непостижимой силы, который горел у меня внутри, тихий и странно… знакомый.
Я думал, что это «проходка» к третьему Храму — но ошибался. Это была метка, личная подпись. Отпечаток самой сути того, кто сейчас стоял передо мной, готовый меня уничтожить.
Подпись Ментухотепа! ЕГО ДОСТУП К ЯДРУ!!!
Мысль была безумной, самоубийственной — но других вариантов не было. Сражаться с ним в его мире, по его правилами — означало проиграть. Моя сила таяла, Эфир иссякал, а он, казалось, черпал её всё больше и больше из самого хаоса.
И я сделал вид, что моя защита окончательно рухнула. Энергожгуты погасли, щиты рухнули — и я сделал вид, что испугался. «Попробовал» вытянуть энергию из Вайдхана, засуетился, скинул последнюю защиту с Искры и превратил её в атакующее заклинание…
Сознание Ментухотепа, холодное и тяжёлое, как звёздное ядро, устремилось в меня. Он не просто атаковал — он ринулся поглощать, подчинять, стирать моё «я»!
Молодец — то, чего я и добивался
И мы рухнули.
Не вниз, а внутрь.
Реальность Вайдхана — вонь кислоты, рёв плоти, крик Илоны — всё исчезло, сменившись оглушительной тишиной моего собственного разума.
Мы оказались в ограниченной части моего сознания — пространстве, которое я создал в последний миг перед тем, как Ментухотеп захватил мой разум. Создал, потратив большую часть Эфира — ибо это был единственный шанс сразиться с этой тварью на равных…
Бескрайняя пустота, усеянная мириадами кристаллов-воспоминаний, переплетёнными нитями магических связей и тихо шепчущими голосами всех поглощённых мной душ. Это был мой внутренний космос, моя вселенная.
Ментухотеп материализовался здесь в своём истинном облике — всё тот же обсидиановый силуэт, но теперь он казался меньше, лишённый опоры внешнего мира. Он замер, его маска медленно поворачивалась, осматривая «пейзаж». Я чувствовал его замешательство, холодный, аналитический интерес, сменяющий ярость.
— Как… — его голос прозвучал в моей голове уже без грома, приглушённый силами моего сознания, — Как осколок смог выстроить такое? Это не просто память. Это… контроль. Порядок… Как ты меня завлёк сюда, червь⁈
И тут его «взгляд» упал на тот самый «ключ». В моём внутреннем мире он висел в самом центре, как пульсирующая чёрная звезда, испещрённая знакомыми лишь одному Ментухотепу письменами. И от него ко мне тянулась прочная, неразрывная нить.
В пожирателе всё дрогнуло. Замешательство сменилось шоком, а шок — всесокрушающей, бешеной яростью, от которой задрожали кристаллы моих воспоминаний.
— НЕТ! — его мысленный рёв едва не разорвал меня изнутри, — Это… моя печать! Моё клеймо! Ур-Намму! Он отдал тебе её! Он обманул нас! Он создал тебя!
Я не понимал, о чём говорит Ментухотеп, но его ярость была моим шансом. Пока он был ослеплён гневом на своего брата, я действовал.
Весь мой собранный Эфир — остатки той драгоценной, истинной силы, что копилась неделями, месяцами и годами — всё что у меня осталось, я обрушил на пожирателя здесь, в самом сердце своей территории.
Нити моего разума, усиленные Эфиром, сплелись вокруг него в мерцающий кокон абсолютной изоляции. Ментухотеп взревел, пытаясь разорвать их, но здесь его сила — хоть и невероятная — была чужая. Он был вирусом в моём теле, и я направил все ресурсы на его подавление.
И тут его ярость внезапно утихла. Сменилась чем-то другим… Изумлением? Жаждой?
Он замер внутри моего кокона и медленно, очень медленно повернул свою маску ко мне.
— Нет… — прошептал он, и в его «голосе» впервые прозвучало нечто, кроме гнева и презрения.
Понимание.
— Ты не просто осколок… Не просто пожиратель! — его слова падали в тишину моего разума тяжёлыми, обсидиановыми глыбами, — Эта печать… она легла на тебя, потому что узнала родное. Ты не отсюда. Ты… извне. Как и мы!
Он сделал паузу, и следующая его мысль ударила меня с большей силой, чем любая атака.
— Как же мы были слепы… Мы искали угрозу в других… а она была в нас самих. В наших же творениях. Ур-Намму пытался контролировать тебя, направлять… а надо было просто посмотреть!
Кокон вокруг него слегка ослаб. Он не пытался вырваться. Он вытянул свою ментальную проекцию, почти что приблизившись ко мне, и я понял, что слабею.
Сволочь начала играть против меня моим же методом! А у меня просто не хватало сил, чтобы добить его…
— Прекрати это безумие, дитя. Ты губишь то, что должно принадлежать тебе по праву. Ты сражаешься против своих же! Мы можем быть… сильнее вместе. Мы можем вернуть всё, что потеряли. Не здесь, в этой грязи… а там.
Его слова повисли в воздухе моего разума, густые, как смола, и такие же ядовитые.
«Извне». «Свои». «Вернуть».
Этот идиот думал, что бьёт в самую больную точку — в пустоту, что всегда была в них самих, в ощущение, что я чужой в этом мире, на этой планете.
А я-то напротив — не хотел, чтобы мои богоподобные родственнички знали обо мне! Они были мне не нужны!
Да и эмоции не обманешь… До меня доносились отголоски чувств Ментухотепа — и я прекрасно чувствовал, что этот древний ублюдок не предлагает мне партнёрства. Лишь кабалу под новым, блестящим соусом демиглас, мать его…
Он лгал. Он боялся меня! Я чувствовал это — под маской величия и родства.
Он боялся меня….
Охренеть…
— Нет, — моё мысленное слово прозвучало тихо, но окончательно, как щелчок затвора, — Я уже нашёл то, что мне нужно
И обрушил на него всё, что осталось. Весь мой Эфир, всю ярость, всё отчаяние. Сжал кокон вокруг его сущности, стягивая его в точку, пытаясь раздавить, стереть, уничтожить это древнее, чудовищное эго в самом сердце себя.
Но он… рассмеялся. Холодный, беззвучный, уничижительный смех, который обжёг моё сознание больнее любого крика.
— Ты думаешь, что умеешь пользоваться Эфиром? — прозвучало в моей голове, и его «голос» вдруг стал твёрдым, как алмаз, и острым, как бритва, — МЕНЯ⁈ Я вдыхал эфир, когда твой мир был лишь горячим сгустком в пустоте!
И в этот момент его собственная сущность вспыхнула изнутри.
Это был не просто свет. Это было пробуждение. Из глубины его сути хлынула сила — та самая, что я чувствовал в «ключе», но в миллион раз более концентрированная, дикая и необузданная. Она была того же порядка, что и моя, но… старше.
Гораздо старше.
Она ударила по моему кокону, и мои собственные нити, сплетённые из Эфира, начали не удерживать её, а… впитывать, перенасыщаться и трещать по швам.
Ужас, холодный и тошнотворный, сковал меня. Он тоже мог пользоваться истинной силой — да как!
Моё заклинание дрогнуло и поползло трещинами. Сквозь них пробивался ослепительный, невыносимый свет истинной формы Ментухотепа — не человеческой, а чего-то геометрически неправильного, невыразимо древнего и чужого.
Он собирался разорвать меня изнутри — но я продолжал чувствовать исходящий от него страх…
Почему? Почему он боится? Почему…
И в этот миг, на самом дне моего отчаяния, я почувствовал её.
Тончайшую, дрожащую ниточку. Она шла откуда-то извне, из реального мира, прошивала все уровни моего сознания и вплеталась в мою угасающую силу. Она была крошечной, едва заметной искрой, но в её чистоте и жертвенности было больше силы, чем во всей моей ярости.
Илона.
Она отдавала мне назад те крупицы Эфира, что я дал ей для защиты. Всё, что у неё было…
Но её дар был не просто энергией — он был доверием. Верой, любовью, тем, чего у них, у этих древних беглецов, не было и никогда не будет.
И этой крохи хватило.
Моё падение остановилось. Трещины в коконе вспыхнули ослепительным белым светом — не слепящим, как свет Ментухотепа, а ясным и неумолимым, как истина. Я не стал бороться с его силой. Я просто… переопределил правила.
Внутри моего собственного разума я был богом — куда сильнее, чем каждый из них.
Я разомкнул кокон — не ослабляя его, а превратив из тюрьмы в воронку. В черную дыру. Я направил всю его ярость, весь его древний, звездный Эфир не против себя, а в никуда. В забвение.
Я заставил его силу пожирать саму себя.
Ментухотеп взревел — впервые по-настоящему, не мысленно, а всей своей сущностью. В этом крике была не только ярость, но и ужас, и непонимание. Он не мог осознать, как что-то столь малое, столь временное, может противостоять ему.
— НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!
Его сознание, его память, его яростное «я» стало рушиться, схлопываться под давлением моего направленного воли. Образы, воспоминания, целые эпохи вырывались из него и тут же стирались в квантовую пену. Я видел вспышки — рождение звезд, падение цивилизаций, лица давно умерших богов… и всепоглощающий, леденящий душу ужас перед чем-то, что гнало их сквозь пустоту.
Я не останавливался. Я давил, пока от него не осталась лишь одна-единственная, последняя искра — сгусток чистой, нефильтрованной информации.
А «ключ» распался и исчез, а сгусток, оставшийся от Ментухотеп взорвался.
Тьма поглотила меня, но в этот раз это была не пустота — это был поток. Бешеный, всесокрушающий вихрь чужих воспоминаний, чужих мыслей, чужой тоски, протянувшейся через тысячелетия.
Я тонул в сознании Ментухотепа, и его последние, самые сокровенные мысли впивались в меня, как раскалённые иглы.
Он больше не пытался «казаться», не хотел меня обмануть, не мечтал меня одолеть.
Он передал мне последнюю информацию — и хотел, чтобы я её понял правильно.
Я видел их. Беглецов — правителей.
Они восседали на вершине этого мира, как идолы из тёмного камня, и смотрели на кишащую внизу жизнь с таким же скучающим презрением, с каким человек смотрит на муравейник. Они не боялись своих «детей». Они презирали их. Презирали этот мир, его ограниченность, его примитивные законы, его жалкую, бренную магию.
Я видел, что они бежали от чего-то ужасного — но даже это «что-то» не смогло заставить их сидеть на Земле тихо и спокойно.
Они не смогли найти себе цель, не смогли смириться с этим бегством…
Они устали.
Это было самое шокирующее для меня. Древние, бессмертные титаны, познавшие тайны мироздания — действительно мои родичи, некогда сравнимые силой с самим Титаносом! — просто устали.
От однообразия. От предсказуемости. От вечной, монотонной игры в богов для расы, которая даже не могла по-настоящему оценить их величие.
И тогда Ур-Намму, вечный архитектор, предложил им выход.
Уйти.
Вернуться туда, откуда они пришли, или найти новые, неизведанные вселенные. Взорвать эту песочницу и построить новую — но покинуть её любой ценой.
Вот зачем им было нужно добиться огромной популяции магов — ради энергии, которую можно пустить в расход…
Эти «боги» не хотели править! Им вообще не была нужна Земля… Она была для них всего лишь перевалочным пунктом!
И когда накопится достаточное количество магов, энергии, собранной в них…
Ур-Намму откроет дверь.
В иные миры, в иные вселенные — но только для них. А для всего, что останется здесь…
Волна энтропии и магического анти-излучения обратит в пыль города и континенты, испарит океаны и разорвёт саму планету на атомы. Весь этот накопленный потенциал, вся красота, вся боль, вся жизнь — всё это будет использовано как одноразовый аккумулятор для одного-единственного прыжка.
Конец света — вот что ждёт человечество…
И меня вместе с ним.
Конец 9 книги.
10 книга — https://author.today/work/484309