Печать Мары: Пламя. Книга I

Глава 7: Дедов остров

Минул третий день пути. Караван из пяти подвод со всем необходимым для обустройства в новом месте растянулся метров на двести. Телеги то и дело застревали, и возницы с помощью боевых холопов вытягивали их из грязи. Угрюмые леса, еще не зазеленевшие яркой весенней листвой, луга, темневшие прошлогодней травой, черные квадраты полей и грязный, раскисший, еще не езженный никем в этом году тракт на Луковец. Только переправа через Суду внесла разнообразие в размеренную череду похожих друг на друга дней. Медленный путь по еще не просохшей с зимы весенней дороге тянул из Силина душу. Он в который раз пожалел, что не послушал Потапа и не задержался в Ёгне еще на пару недель. Но видеть опухшее от слез, вечно недовольное лицо Анны у Силина не было сил. Сразу на память приходил Савелий, стоящий рядом с женой, и его улыбка. Открытая, смелая. При других обстоятельствах быть бы им хорошими друзьями, но… жену не выбирают. Отец Силина, Поликарп сын Матвея, сделал выбор за него.

Неожиданно впереди замаячил одинокий всадник. Только раз за все время обоз обогнал попутчиков. Поп с семейством ехал в новый приход. Встречных не было вообще. Рано. Слишком рано они выехали. Силин хлестнул коня. Вороной жеребец коротко заржал, скосил взгляд на хозяина, чуть затанцевал, перебирая ногами. Потом резко рванул вперед, выбрасывая комья грязи из-под копыт.

Завидев Силина, всадник остановился. Молодой крестьянин, в добротной, почти неношеной одежде. Снял шапку и слез с лошади. Не лихо, как казак или гусар, а неторопливо, с осторожностью.

— Доброго здоровьичка, Николай Поликарпыч. Я Тишка буду, управляющий с горы.

Силин удивленно посмотрел на говорившего. Молодой, лет двадцати пяти, с широким открытым лицом.

— Ждал твою светлость на постоялом в Ботове, как уговаривались, но вот решил встретить тута вот.

— Управляющий горой, значит?

Парень согласно кивнул и заулыбался.

— Тишка. Тихомир, значит? А по-православному как крестили?

Парень смутился:

— Трифиллием… Выпало по святкам.

— По святкам, говоришь! — Силин и Василь переглянулись, а потом засмеялись. — Эка твои родители батюшку разозлили! Ну да ладно. А откуда про нас узнал? Ну что подъезжаем? Не было ж никого…

— Вестями земля полнится, вот и узнали, барин.

Тихомир сдержанно улыбался, видя озадаченный вид Силина.

— Небось дозорные передали? Те, что вчера через трактир в Войново проезжали?

Тихомир снова кивнул и широко разулыбался. Силин перевел взгляд с одного на другого.

— А ты-то что, ночью не спал?

Силин спросил Василя, а сам тут же вспомнил неравнодушные взгляды, которые дочка трактирщика бросала на литвина. Не дожидаясь ответа, Силин протянул:

— По-нят-но.

Силин оглянулся на обоз. Передняя телега в очередной раз застряла. Все попытки выехать своим ходом привели к тому, что она встала боком, перегородив дорогу следующей за ней. Крестьяне, боевые холопы спешились и, после бурного обсуждения матери непутевого возницы, впряглись в работу.

— Ну что, Тишка. Слышал я на дворе в Войнове, что в нашу Шабанову гору короткий путь есть?

— Правду говорят, но обоз-то там не пройдет.

— Да обоз и не нужен. Они так и пойдут в сторону Кириллова. А мы срежем мальца.

— Ну так-то можно. Через Тыханку перейдем бродом, там через Дедов остров — и считай на месте.

— Остров? — Силин удивленно поднял брови.

— Ну да, село было такое. А-а-а, — Тихомир понял удивление собеседника. — Да нет, то не остров, чтобы остров. Хотя… на болотах он. Может, и поэтому остров. Сам увидишь, барин!

— Ну, посмотрим…

Силин двинулся вперед. Тихомир начал прилаживаться, чтобы сесть в седло, но его окликнул Василь.

— А что, правду говорят, что нехристи у вас шалят?

Тихомир уже поставил ногу в стремя и замер. Повернулся в сторону литвина:

— Ну, не без этого, но слава Богу, — тут он быстро и мелко перекрестился, — монастырь недалече, монахи им спуску не дают. Щас… щас…

Крякнув, Тихомир залез в седло. Поерзал, устраиваясь поудобнее. Василь усмехнулся. Было видно, что всадник из управляющего не ахти какой. Наконец, Тихомир развернул коня. Когда Василь поравнялся с ним, Тихомир продолжил:

— Поганые-то полбеды, барин. Бог, как говорится, им судья, сковороды в аду для них уже нагреты, а вот нечистые — это да… Житья бывает не дают… Вот это-то беда… да…

Василь хотел продолжить расспрос, но тут отъехавший уже на десяток саженей Силин остановился и нетерпеливо махнул им рукой. Тихомир дернул поводья и заспешил к нему.

Они проехали вместе с обозом еще с версту. На распутье остановились и подождали обоз. Силин определил старшим Никодима, одного из боевых холопов. Тихомир объяснил грузному бородачу, где нужно свернуть на Шабанову гору. После короткого разговора телеги двинулись дальше торным шляхом, а трое всадников свернули налево, на боковую дорогу.

К вечеру три всадника приблизились к заброшенной в Шекскинских лесах деревне. Казавшиеся бесконечными еловые леса закончились. Вместо них по сторонам дороги торчали низкие скрюченные березы. Тихомир ехал впереди, по чуть заметной среди пожухлой травы гати. Кочки, кривые стволы скрученных берез, почерневшие, как от пожара, остовы мертвых сосен. Пройдя через небольшую рощицу, дорога резко повернула вправо. И тут все три всадника разом остановились. С небольшого бугра были видны все окрестности. Гать, прямая как стрела, вела через огромное болото. Тонкая линия, рассекающая зелено-коричневое море. Поросшие редким лесом берега терялись в вечернем тумане. А перед путниками, на холме, стояла, освещенная лучами заходящего солнца, деревня. Дедов остров.

— Ну что, я намет здесь поставлю?

Не дожидаясь ответа, Тихомир вылез из седла и стал развязывать притороченный сзади баул с палаткой.

— Да зачем, Тишка? В деревне заночуем.

— Барин шутит?

— С чего это?

— Да в деревне уж сто лет никто не живет. А сами знаете, как в таких местах ночевать. Чего и кого там только нет.

Тихомир сплюнул и добавил веско:

— Вот то-то и оно!

Посчитав, что разговор закончен, Тихомир еще раз дернул за веревку.

— Стой! — голос Силина звучал требовательно и властно. — А чья это земля будет?

— Та, — Тихомир махнул в сторону черных поникших домов, — ваша. А здесь, — он топнул ногой, — монастырская.

Он помолчал, а потом добавил, подразумевая, что это важно:

— Не Феровопонтого, Белозерского монастыря-то…

Силин усмехнулся. Повернулся в седле к молчавшему Василю.

— Вот так дело. Он думает, что я, Николка Силин, сын боярский и поручик гусарский, буду ночевать не на своей вотчине, а под монастырским кустом.

— Тебе, пан Николка, только вирши писать. Сын боярский и поручик гусарский…

Василь усмехнулся беззлобно, потом чуть опустился в седле и легонько ткнул Тихомира рукоятью плети.

— Смотри, никто не живет там, говоришь.

Все обернулись в сторону деревни. В окне одного из крайних домов загорелся свет.

— Ходь за мной!

Силин легко тронул бока коню, и через пару шагов ноги жеребца зашлепали по воде, покрывавшей гать сверху. Василь тронулся за ним. Тихомир с досадой затянул мешки на седле, три раза перекрестился и тяжело залез в седло.

Дом, так манивший себя теплым уютным огоньком, путники нашли не скоро. Издалека казалось, что он стоит на краю деревни. Только дорога к нему, если и была, то давно уже поросла быльем. Тут и там проезду мешали бревна от разрушенных строений, основания давно сгнивших столбов, поваленные заборы, не видимые в лежащей спутанной траве. Чтобы не покалечить коней, всадники спешились и пошли в поводу.

Путники обогнули дом, от которого осталась одна стена, и остановились. Огонек, маячивший уже совсем близко, пропал. Тихомир растерянно закрутил головой.

— Да как же… Так ведь…

Василь молча указал плеткой, которую держал в руке, куда-то направо. Точно. Огонек светил там. Ярко и четко.

— Пошли.

Силин махнул рукой. Все трое двинулись вперед. Спустились в небольшой овражек. Пересечь его не получилось. На противоположной стороне, среди колючих кустов, виднелись остатки забора. Идущий первым Тихомир взял правее и, когда вышел из низины, снова остановился.

— Да чтоб тебя!

Силин подошел к нему. Тихомир нервно вздрогнул и ткнул рукой в сторону.

— Как же так… вот ведь опять слева.

— Давайте я пойду впереди.

Не дожидаясь ответа, Василь обогнул стоящих перед ним попутчиков и вышел вперед. Неторопливо достал из седельной сумки небольшой пузырек, вылил несколько капель на руку и скинул их на дорогу перед собой. Молча убрал пузырек обратно, протер лицо оставшейся влагой. Обернулся и широко улыбнулся, увидев озадаченные лица Силина и Тихомира.

— Что? Вода святая… Идемте!

Ничего не сказав, Силин двинулся за ним. Тихомир замыкал процессию. Идти в конце ему явно не нравилось, но обогнать Силина он не решился. Зато старался от него не отставать, время от времени нервно оглядываясь за спину. Обогнули еще пару домов, потом спустились в очередной дол. Силин уже пожалел о своем решении искать ночлег в деревне, но тут яростный лай собак обозначил, что они, наконец, пришли на место.

Два здоровенных пса, больше похожие на волков, скалили пасти через редкие слеги забора. Тихомир громко позвал хозяина, но никто не отвечал. Он несколько раз крикнул, но его слова тонули в собачьем лае. Из дома никто не выходил. Если бы не отблеск из окна, выходившего на другую сторону, можно было подумать, что внутри никого нет. Тихомир начал терять голос, а Силин — терпение. Вдруг за их спиной раздался пистолетный выстрел. Собаки шарахнулись от забора, поджав хвосты. Силин резко обернулся. За ним стоял улыбавшийся Василь с дымящимся пистолем в руках. Силин уже собрался бросить ему что-то резкое, как за забором громко скрипнула дверь, и полоска света упала на двор.

— Кто там?

Женский голос звучал спокойно и уверенно.

Тихомир было начал говорить:

— Госпо…

Но тут Силин зажал ему рот и продолжил:

— Господь привел нас сюда. Паломники мы. Ехали в монастырь, сбились с дороги…

— Паломники? — Голос звучал насмешливо. — Ну раз паломники, значит, милости просим. Только больше не палите, а то аж в ушах заложило. Погодьте, сейчас собак привяжу.

Через пару минут ворота открылись. В проеме появилась статная простоволосая женщина лет сорока. На длинную простую рубаху была надета душегрейка, в руках — большая свеча. В ее отблесках взгляд хозяйки дома казался дерзким и насмешливым.

— Стойло в дальнем углу, за псарней. Сена немного, но есть. Если не хотите спать на сеновале, милости просим в дом.

Она говорила деловито, как будто была хозяйкой постоялого двора, принимавшего гостей каждый день, а не приземистого покосившегося дома в забытой Богом и оставленной людьми деревне.

Пригнувшись, Силин переступил порог дома вслед за хозяйкой. Внутри избы было бедно, но чисто. Узкие сени были завалены крестьянским скарбом. Они вели в большую просторную горницу. Утоптанный земляной пол, белая громадина печки, занимавшей половину помещения, длинный стол, лавки по стенам, сундук, покрытый тряпичным покрывалом. Силин по привычке развернулся к красному углу и хотел перекреститься, но не увидел ни одной иконы. Хотел было поинтересоваться, где они, но спросил о другом:

— А где хозяин?

— Хозяин? Да отошел хозяин ненадолго, да и прилег тут недалече. На погосте.

— А не боишься здесь одна?

— А кого бояться? Людей бояться-то надо, так они здесь не ходют. А на зверей у меня свои звери есть.

— А нечисти не боишься?

Василь подошел незаметно. Водилась у него такая привычка. Не то чтобы специально, просто ходить умел литвин — мягко и тихо.

Женщина повернула голову в его сторону. Слегка покачала головой.

— Нечисть она как… ты ее не трогай, не ходи в места заповедные, обычаи соблюдай, да не просто, а с уважением… Она-то и не тронет тебя, нечисть эта.

— С уважением, значит…

— Так заболталися мы, вы есть будете? — и, не дожидаясь ответа, добавила: — Я хлеб сегодня пекла, да и каша еще осталась.

Силин утвердительно кивнул. Хозяйка улыбнулась и добавила:

— Ну и медовуха тоже найдется.

Ели молча. Тихомир начал было прислуживать за столом, но Силин сказал, что «в пути чинов нет» и усадил его за стол. Хозяйка принесла хлеб, кашу, моченых яблок, кувшин с пенным напитком и ушла на холодную половину готовить гостям постель. К моменту, когда гости выпили и поели, она появилась снова. Силин поблагодарил Ольгу, так звали хозяйку, за гостеприимство и пошел спать.

Дальняя дорога, хорошая еда и добрая медовуха быстро дали о себе знать. Силин лег на спину и закинул руки за голову. Хотел подумать о своем житье-бытье, но сон пришел раньше. Бревенчатые стены расступились, потолок ушел куда-то вверх, и Силина поглотила ночная тьма. Обычно он спал очень чутко, но не в этот раз. Сейчас он просто провалился в темноту, которая укрыла его с головой теплым обволакивающим одеялом.

Неожиданно в глухой темноте чуть слышно скрипнула половица, и через мгновение под одеяло юркнуло гибкое женское тело. Женщина притулилась к Силину всем телом, так что он со смущением почувствовал ее груди, прижатые к своей руке. На незнакомке была только тонкая нательная рубаха. Сам не зная почему, Силин не отстранился. Он продолжал лежать неподвижно, затаив дыхание. Вначале подумал грешным делом, что это хозяйка пришла его проведать. Но тут же отмел эту мысль. Ольга была крепко сбитая, с грубыми, задубевшими от работы по хозяйству руками. А те пальцы, которые легко скользили по его груди, чуть-чуть царапая кожу, были совершенно другими. Мягкие и нежные.

Женщина молчала. Силин чувствовал ее дыхание на своей шее и запах, необычный, но приятный. От нее легко пахло травами, чуть терпкими и горьковатыми. В какой-то момент Силину показалось, что он уже где-то слышал этот запах. Когда-то давным-давно, возможно, даже в детстве. Ему показалось, что еще чуть-чуть, и он все вспомнит, но тут женщина приподнялась на локте и чуть слышно начала что-то шептать ему на ухо. Вначале слов было не разобрать, но потом стали различимы отдельные слова, а дальше стал понятен весь смысл сказанного.

— Николка, не надо тебе на Гору, вернись в Ёгну. Не найдешь ты здесь счастья, а что имел — потеряешь. Свою жизнь погубишь, людей и себя погубишь, всех, кого любишь, потеряешь. А если и найдешь, то лучше уж потерять их было.

Слова падали сухо, жестко. Голос шелестел, как осеняя листва, гонимая холодным ветром. И этот ветер выдувал из Силина силы, сковывал волю, отнимал надежду. Женское тело рядом с ним стало вдруг чужим и холодным. Мужчина попытался оттолкнуть его, но руки затекли, сделались ватными и не слушались его. Женщина быстрым движением оказалась над ним, навалилась с неожиданной тяжестью на грудь. Она продолжала шептать страшные слова: то ли проклятия, то ли предсказания, а Силин лежал под ней, не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться.

— Короткая дорога коротко тебя к погибели приведет. Смерть идет за тобой по пятам, и сам ты смерть с собой несешь. Печать на тебе ее, печать…

Силину стало не хватать воздуха, он задвигал ртом, как рыба, выкинутая на берег. В глазах потемнело, скопившийся в легких воздух разрывал ребра. Сердце пронзило острой режущей болью, а потом вмиг все отпустило.

Силин резко выдохнул и открыл глаза. Низкий закопченный потолок, грубо струганные стены. На его груди сидел небольшой пушистый комочек. Ласка. Буро-коричневая с белой грудкой. Она была неподвижна, но в то же время ее тело колебалось в такт судорожным вздохам Силина. Зверек смотрел на него пристально, не отрывая взгляда от его глаз.

Постепенно дыхание Силина успокаивалось. За перегородкой звучно храпел Тихомир, посапывал Василь, хозяйка гремела посудой — видимо, готовила завтрак. За окном вставало солнце. Силин успокоился, и ласка неподвижно замерла перед ним, чуть подергивая хвостиком. Он еще раз глянул на нее и заметил затерявшуюся в плотной шерсти веревочку. Ему показалось, что к веревочке что-то прикреплено. Силин поднял руку, чтобы посмотреть на это поближе, но ласка мягко и беззвучно спрыгнула с его груди на пол, встала на задние лапки, а потом бросилась к двери и протиснулась в щель под дверным полотном. Силин ринулся за ней и услышал грохот падающей посуды и гневный крик хозяйки.

Силин пронесся через сени и ворвался в закуток, откуда донесся шум. Хозяйка стояла на коленях на полу и собирала разбитые черепки. Глиняные осколки лежали в луже воды вперемешку с травами и кореньями. Ольга подняла голову, взглянула на Силина и, предваряя его вопрос, ответила:

— Отвар вам готовила, силы с утра поправить. Да вот… безрукая стала.

Силин удивленно проговорил:

— Я думал, это ласка.

— Какая ласка? Не было тут никаких таких ласок.

Голос Ольги звучал зло и раздраженно. Она отвела от Силина взгляд и вернулась к своей работе. Николка хотел вернуться обратно к своим спутникам, но тут увидел кровавые полосы на руке женщины. Ольга перехватила его взгляд, резко одернула рукав.

— Что смотришь, изодралась маленько. Доля наша такая… крестьянская. Работаем мы.

Силин хотел осечь хозяйку за дерзкий тон, но в благодарность за предоставленный для ночлега кров смолчал. Женщина, сама сообразив, что сболтнула лишнего, потупила голову, принялась выискивать на полу завалявшиеся осколки. Силин развернулся и пошел будить товарищей.

Путники, к неудовольствию Тихомира, выехали не позавтракав. Молоко, собранное на утренней дойке хозяйкой, неожиданно прокисло. Жевать голый хлеб Силин и Василь не захотели. До Шабановой горы было совсем недалеко.

Только они вышли за ворота, Ольга выпустила псов, проводивших незваных гостей оглушительным лаем. Ехали молча. Силину хотелось рассказать Василю свой сон. Не просто так литвин пять лет провел в Кракове на факультете теологии и экзорцизма, пока не забросил науку и не сбежал в приватную армию Михаила-Казимира Радзивилла. Но рассказать товарищу о полунагой женщине, которая явилась ему во сне, было срамно и неудобно.

— Тпру-у-у…

Василь, ехавший за Тихомиром, остановил коня, натянув поводья. Удивленный Тихомир повернулся в седле.

— Пан ТихОмир, говорил, что тут никто не ездит!

Литвин кивнул головой в сторону. Дорогу, по которой они возвращались с Дедова острова, пересекала тропа. Узкая, но явно хоженая и хорошо утоптанная.

Силин подъехал к Василю.

— Тишка, кто здесь бродит?

Тихомир быстро заморгал глазами и покраснел.

— Не знаю, Николай Поликарпыч, отродясь здесь никто не ходил. Наши шабановские сюда не ходют. Не любят они здешних мест. Да и делать тут нечего. Ни грибов, ни пчел, ни зверья. Пустой лес. У красновского старосты надобно спросить. Или умлядского Никодима спытать. Может, ихние шастают.

— Где ж их здесь взять, старост твоих? — риторически спросил Силин и, не дожидаясь ответа, развернул коня с дороги в направлении тропы.

Тихомир тем временем подъехал поближе.

— Фь-ю-ють, — он присвистнул, — да где там ходют. Мурава-то выше меня. Что там искать-то? Потом съедим, барин. Дом-то рядом уже.

Тихомир говорил быстро. Силин внимательно посмотрел на него. Управляющий замолк под пристальным взглядом.

— Айда за мной! — выкрикнул Силин, двинул коня вперед, по чуть видной в траве стежке.

Тихомир округлившимися от страха глазами смотрел, как Силин достал саблю из ножен и положил лезвием на переднюю луку седла. А Василь, ехавший за поручиком, вынул из кобуры пистоль. Оружия у Тихомира не было, и он тихо читал «Отче наш», периодически крестясь.

Кони шли почти шагом. Лес стоял вдоль дороги сомкнутыми рядами мохнатых елей и еще голых, без листьев, берез. Удары копыт о землю отдавались от деревьев глухим эхом. Изредка в чаще щебетали птички и в такт ходу лошадей долбил где-то одинокий дятел. Лес становился все гуще, деревья подступали все ближе и ближе к всадникам, стало темно, как в вечерних сумерках перед закатом. Голоса птиц смолкли. Всадники в полной тишине погружались в лесное море.

Прав был Тихомир. Пустой лес. И недобрый. Силин резко остановился. Густой лес, грозивший поглотить чужаков, неожиданно кончился. Впереди был небольшой холм, за которым поблескивала сталью открытая вода болотного озера. На самом краю холма, немым хороводом выстроились старые, почерневшие от времени идолы. Лики были стерты и покрыты густым слоем мха. Местами в рядах деревянных истуканов зияли прорехи. Упавшие божки лежали вытянутыми темными тенями. Один накренился, но продолжал стоять, отчаянно удерживая хрупкое равновесие. Силин спешился. С трудом продираясь через густую траву, пошел к шеренге безликих божеств. Ближе к капищу трава стала реже, а у подножия идолов вообще не росла. Как будто древние божества выпили из нее все соки в отчаянной попытке подпитаться хоть какой-то силой. Люди сюда не ходили уже много-много лет.

Силин подошел совсем близко к одному из истуканов. Ему показалось, что он разглядел женские черты в изрезанном трещинами дереве. Поддавшись внезапному порыву, он протянул руку, чтобы убрать мох с лика. Силин успел только притронуться к столбу, как тот с оглушительным треском рухнул. Высохшее дерево оказалось не тверже тонкой лучины. Идол глухо упал на землю, а где-то далеко в лесу шумно взлетела птичья стая.

У основания соседнего столба сидела ласка. Силин замер, пораженный. Та самая, которую он видел утром на Дедовом острове. Разум отказывался понимать увиденное. Без всякого сомнения ласка была та самая. Белая грудка, коричневый мех на спине, отметина между ушками и веревочка, прятавшаяся в густой шерстке. Силин растерянно огляделся по сторонам. Потом его взгляд вернулся к притаившемуся зверьку. Ласка быстро поднялась вверх по идолу, потом спрыгнула на землю и снова замерла. Маленькие бусинки глаз, казалось, пристально смотрели на Силина. Зверек царапнул передними лапками землю раз, потом еще. И тут Силин заметил у самого основания упавшего идола, под лапками ласки, какой-то металлический блеск. Он осторожно опустился на колено. Ласка отскочила в сторону, обратно к своему идолу и продолжала оттуда смотреть на Силина. Тот поднял с земли небольшой запачканный грязью медальон. Полуистлевший обрывок кожаной веревки, на которой он висел, торчал грязной ниткой из ушка. Силин протер рукой поверхность. На белом металле была выцарапана зигзагообразная линия. Больше ничего. Силин еще раз протер медальон. Напрасно. Только один грубо начертанный штрих зубчатой змейкой — и все.

Силин хотел подняться, но тяжелая рука Василя опустилась на его плечо.

— Пан Николка, не надо здесь ничего брать.

Силин сжал руку, пряча в кулаке находку. Неожиданно по руке прошла приятная прохлада. А вместе с ней — какое-то уверенное спокойствие.

— Окстись, Василь.

Силин крепче сжал кулак. Потом мягко стряхнул с плеча руку Василя и выпрямился. Тут он вспомнил о ласке, завертел головой в ее поисках, но нигде ее не увидел. Василь озабоченно взглянул на товарища.

— Пан тоже видел панну ласку?

Василь выглядел обеспокоенным и говорил очень серьезно. Силин кивнул и деланно улыбнулся.

— Прям панну? Ха… Видел, да!

— Пан Николка тем паче не должен ничего здесь брать. Панна ласка никогда не дает находку, — Василь запнулся, — клад, просто так.

Силин понемногу приходил в себя.

— Заладил, панна, панна. Это ж зверек просто. Постой, — Силин усмехнулся, — наш езуитский учень истуканов испугался, что ли?

— Я их не боюсь. Но уважаю… — Василь тут же поправился, — нет, не так. Считаю, что чужая вера достойна уважения, и не нужно брать то, что дано не тебе… А панна — ну, потому что мы так ее называем… панна ласка.

Он хотел продолжить, но Силин обнял его и с улыбкой сказал:

— Вот ты, как Ольга сейчас, правда… с уважением. То человек ему не брат, а тут ласка панна. А что до веры… — Силин обернулся к Тихомиру, — Тишка, завтра чтобы этого капища поганого здесь не было. Усек?

Тихомир, который так и остался стоять на границе леса, опустил голову и буркнул угрюмо:

— Наши не пойдут, побоятся.

Силин выпрямился и улыбнулся:

— Ну ты к монахам тогда пойди. Эти-то с радостью!

Он посмотрел на серьезного Василя, на озадаченного Тихомира и нарочито громко и оптимистично произнес:

— Так, братья мои путники, давай веселей. Дом скоро. Кого-то жена поди заждалась. Хорош шляться по лесам. Давай домой!

Тихомир смущенно заулыбался и довольно развернул лошадь обратно по направлению дороги. Только серьезность Василя никуда не делась. Силин похлопал его по плечу и с улыбкой сказал:

— А может, это меня как раз и ждало?!

Василь так и не улыбнулся, только покачал головой.

— Так, трогаем. А то за полдень уже. Пора уже и Шабанову гору навестить!