Печать Мары: Пламя. Книга I

Глава 6: Гнев человеческий

Случайная встреча Савелия и Анны на Масленице не прошла просто так для обоих. В душе Анны всколыхнулись уже давно позабытые чувства. Все годы замужества за Силиным она искренне старалась загнать их в самый дальний, самый сокровенный уголок своей души. Ей даже начало казаться, что у нее это получилось. Хотела быть его женой, матерью. Но… Бог не дал. Родила Настю — и все. Кончилось ее материнство. Рожала так тяжело, что уж не думала, что выживет. А после, как пришла в себя, повитуха сказала, что детей у нее больше не будет. Лишила ее дочь семейного счастья. Какая же семья без детей, а муж без сыновей-наследников? Поначалу боялась, что Силин узнает о ее беде и выгонит со двора. Но он ушел на очередную свою войну. А она… Лучше бы выгнал тогда! Не рвала бы она сейчас так душу, увидев Савелия. Как только приметила своего Савелушку, его глаза, широкую открытую улыбку, где-то внутри Анны, под самым сердцем что-то оборвалось. екнуло — и все. В один миг, старательно возводимая Анной плотина дала трещину. И готова была рухнуть под напором вновь вспыхнувшей страсти.

Она еще надеялась, что сможет справиться с загоревшимся в груди огнем, как-то затушить его. Но когда в ее открытое окно залетел камень, обернутый в бересту, она поняла, что вряд ли сможет справиться. Дрожащими от волнения руками она развернула необычную записку. Савелий. Да она и не сомневалась. Еще в детстве они с Савелием подавали друг другу весточки подобным образом. Дядька Анны был против ее общения с сыном однодворца. Все мечтал пристроить сироту-племянницу в семейство побогаче. Когда пришли сваты от отца Савелия, выставил их. Да не просто так, а с позором. Выгнал взашей, с обидой, чуть не собаками затравил. Анна тогда не знала, что он уже сговорился с Силиными. Хотя, если бы знала, то что? Что она смогла бы сделать? Наивная сирота пятнадцати лет от роду.

Слезы подкатились к глазам Анны. Она быстро развернула записку. Савелий. Савелушка. Анна пробежала глазами коротенькую записку еще раз. «Коли не забыла меня и люб я тебе, приду завтра, как стемнеет, под окно твое». Анна нервозно скомкала бересту. Прижала ее к груди. Сердце затрепетало еще сильнее. По телу пробежало томление, голова закружилась. И тут Анна услышала шаги в коридоре. Заметалась, засуетилась, не зная, куда деть любовное послание, которое держала в руках. Шаги были все ближе, а Анна все еще стояла, не в силах пошевелиться. Потом бросилась к кровати и сунула бересту под горку подушек. Метнулась к двери — и наступила на камень, который остался лежать на полу. Не обращая внимания на боль в ноге, она подхватила его. Шаги были у самой двери. Анна уже ничего не могла сделать и так и стояла, сжимая камень в руке, и…

Силин прошел дальше по коридору к Насте. Анна услышала, как отворилась дверь и радостный голос дочери, встречавшей отца. Раздался глухой удар. Камень выпал из ослабевшей руки и снова упал на пол. И в этот момент Анне стало страшно. А что если бы Силин увидел записку Савелия? Анна бросилась к кровати, вытащила кусок бересты, подошла к горевшим над кадкой с водой лучинам. Береста весело затрещала. Огонь быстро съедал запретные буквы одну за другой. Анна не могла оторвать глаз от пламени, пока его язычки не обожгли кончики пальцев. Охнула от неожиданной боли. Остатки бересты и пепел упали в воду, разогнав по воде круги. Небольшие волны отбились от бортов кадки и начали находить друг на друга. Скоро вся поверхность воды внутри кадки покрылась мелкой рябью. Свет лучины отразился от нее. В одночасье показалось, что сама вода вспыхнула ярким огневым заревом. Анна отпрянула, прикрыв глаза руками.

Да нет, этого быть не может. Опустила руки и осторожно заглянула в кадку. Рябь на поверхности воды почти прошла. Отражение горящей лучины с каждым мгновением становилось все более четким. Анна облегченно выдохнула. Привидится же такое. Нужно прилечь. Пошла к кровати и остановилась на полпути. Увидела лежащий на полу камень. Подобрала его, открыла тяжелую неподатливую створку окна и выбросила его наружу. Воздух с улицы холодными острыми коготками пробежался по покрасневшим щекам Анны. Женщина закрыла глаза и вдохнула холодный вечерний воздух. Завтра под этим окном ее будет ждать Савелий. Ее Савелушка!

Смеркалось. В тени, у дальней стороны длинного усадебного дома Силина, стояли двое. На дворе было тихо. Анна как бы невзначай велела привязать собак, мол, мешают выспаться своей брехней. Савелий придвинулся к женщине почти вплотную. Анна прикрыла его рот ладошкой.

— Не надо, замолчи!

— Люба ты мне! Что тебе этот Николка? Знаю ведь — и ты меня любишь!

Савелий сделал порывистое движение, пытаясь прижать женщину к себе, но Анна остановила его.

— Люблю, люблю, Савелушка. Знаешь же, неволею отдали меня. Но не время сейчас. Потерпи. Николка уедет скоро…

Савелий, преодолев слабое сопротивление, все-таки обнял Анну. Та попробовала отстраниться, упираясь руками в грудь мужчины.

— Ну, не время сейчас. Не надо здесь.

— Давай уедем отсель. На Сибирь охочих людей кличут. Там никто не спросит, кто мы и откуда. Не будет дела никому там до нас. Аннушка! Давай…

Савелий хотел еще что-то сказать, но в этот миг яростно и грозно прозвучал голос Силина:

— Ах ты сука!

Савелий отпрянул от Анны, та вскрикнула и прижалась к стене дома. Силин бросился на Савелия. Савелий выглядел выше и крепче противника, да и к тому же был опытным кулачным бойцом. Но Силин не зря столько лет провел на войне. Именно поэтому, вступая в схватку, он хотел не просто победить противника, а убить своего врага. Как делал уже не раз и не два в своей жизни. И когда мальцом вместе с отцом был в первый раз на Засечной черте, и потом, когда служил на западных рубежах ротмистром Новгородского гусарского полка его светлости князя Хованского.

Видя надвигающегося Силина, Савелий без колебания ударил первым. Силин пригнулся, уворачиваясь от размашистого удара противника, чуть зашел за него и сделал подсечку по ногам. Савелий коротко вскрикнул от боли, потерял на секунду внимание, пытаясь удержать равновесие, и тут же получил сокрушительный удар кулаком сбоку по голове. Савелий было развернулся в сторону противника и снова пропустил тычок по колену. Ноги Савелия подкосились, и тут Николка со всей силы двинул головой противнику в нос. С неприятным хрустом носовые кости — хрящи — сломались, и Савелий рухнул на спину.

Силин запрыгнул на поверженного противника и принялся наносить удар за ударом, повторяя:

— Су-у-ука! Су-у-у-ука!

Анна даже не пыталась разнять дерущихся. Она стояла, вжавшись в стену, и сквозь слезы повторяла:

— Оставь его, оставь, Христом Богом прошу, оставь…

Савелий уже не защищался. Он лежал, раскинув руки, а Силин раз за разом поднимал окровавленные кулаки.

— Тятенька, тятенька! Не надо!

Настя подбежала к дерущимся и бросилась отцу на спину. Замахиваясь перед очередным ударом, Силин чуть не задел ее локтем, обернулся, увидел дочь — и замер. Девочка прижалась к мокрой от пота спине отца. Силин еще раз занес над Савелием кулак и медленно, через силу, опустил руку.

Тяжело встал, придерживая дочь. Потом поставил ее на землю перед собой. Погладил по волосам окровавленной рукой со сбитыми костяшками пальцев. Бросил взгляд на лежащего без движения Савелия, взял дочь за руку и тяжело пошел в сторону дома, даже не посмотрев на жену. Как только они прошли мимо, Анна бросилась к раненому.

— Савелушка, Савелушка…

Она приподняла его разбитое, окровавленное лицо, прижала щекой к своей груди — и в этот момент Савелий застонал. Анна радостно улыбнулась сквозь слезы, подняла голову, как будто хотела поделиться этой своей радостью, и в этот момент Настя, шедшая за руку с отцом, обернулась. Мать и дочь встретились взглядами. Девочка резко отвернулась и крепче прижалась к Силину. Так они и шли, пока не повернули за угол.

Анна выпрямилась, поправила растрепанные волосы, пачкая их и размазывая кровь Савелия по своему лбу, и позвала слуг на помощь.

После драки с Савелием Силин не находил себе места. Ярость быстро ушла, осталась пустота и раздражение. На всех и вся, но прежде всего на Анну и на себя. Дворовые при виде хозяина прятали глаза и находили неотложные дела подальше от него. По окрестным поместьям поползли было липкие слухи. Но, зная крутой нрав Силина, вслух об этом судачить боялись. Василь пару раз пробовал с ним поговорить, но Силин не хотел обсуждать с ним семейные проблемы. Говорить отказался, но по-прежнему молчал, бычился и был зол на весь свет. Единственное, что отвлекало Силина — это подготовка поездки в новый надел. Снег уже начал сходить. Дорога до Шабановой горы была неблизкая. Да и сама усадьба была в запустении. Прежний хозяин умер несколько лет назад, и хозяйство было без особого присмотра. Но сборы сборами, а душа требовала чего-то другого. И Силин быстро понял, чего именно.

Весна уже начала вовсю вступать в свои права. Снег таял, дороги развезло, но воздух был наполнен радостной весенней свежестью. Яркой и терпкой. Ночью подморозило. Силин покинул усадьбу рано, почти с рассветом. Наст был, но тяжесть коня выдержать не мог. Ноги Баяна проваливались, увязая в снежном плену. Когда Силин вышел к берегу Званки, там, где в нее вливалась Медведка, конь под всадником уже изрядно выдохся. Силин наскоро вытер его от пота и привязал к засохшей березе. Чуть подумав, он повесил перед мордой жеребца сумку с сеном. Пусть полакомится.

Оставив коня, Силин пошел к берегу. За березами начинался сосновый бор, который заканчивался крутым обрывом. Снега под деревьями было меньше, чем в поле, и Силин довольно быстро добрался до берега. Осторожно подошел к самому краю. Остановился. Поднял торчащую из снега ветку и ткнул ею перед собой. Нужно было понять, где заканчивается земля, а где начинается снежный нарост. Убедившись в безопасности, Силин сделал еще пару шагов вперед. И снова остановился.

Под ногами гремел ледоход. Толстые ледяные плиты, ослабленные потоками воды, плыли по течению, сталкиваясь друг с другом с громким треском. Под солнечными лучами ледяные глыбы мерцали, отражая блики света, словно тысячи алмазов, плывущих по водной глади. Недалеко от места, где стоял Силин, Званка делала поворот. Прямо перед ним из воды торчало несколько больших валунов. Летом они казались просто огромными, но сейчас едва торчали над поверхностью воды. Некоторые льдины наталкивались на них и останавливались. На них тут же находили другие, и через пару мгновений на камнях уже громоздились настоящие торосы. Потом все это срывалось с камней и с грохотом неслось вниз по течению.

Здесь. Или нет? Силин обвел взглядом берег реки, камни, поворот. Вроде тут. Хотя нет… Той сосны, которая тогда нависала над Званкой, уже не было. Силин сделал несколько шагов вдоль берега. Остановился и закрыл глаза.

Они сидели вот здесь. Николка Силин, совсем еще мальчишка, и она — девочка с туго заплетенной длинной косой и яркими голубыми глазами. Такими яркими, что иногда ему казалось, что они ярче неба в солнечный день. Иногда с ней был зверек. Маленькая юркая ласка. Она была совсем ручной, но в то же время свободно убегала в лес. Надолго. Силин хорошо знал эту ласку, с небольшой отметиной между ушками. Как-то раз во двор усадьбы собака принесла в зубах маленького зверька. Задушить не успела, как на нее набросилась другая. Началась свара, а маленький Николка, поддавшись какому-то неожиданному порыву, бросился в ее гущу. Выхватил зверька из самой собачьей пасти, за что был основательно покусан. Отец тогда в качестве лечения всыпал ему плетей, чтобы был поумнее. Но ласку Николка все-таки спас и выходил, кормя из блюдечка молоком. Он уже думал, что она так и останется жить у него в доме, но как только ранки затянулись, ласка исчезла.

Николка погрустил, попечалился, но недолго. Через пару месяцев он встретил на берегу Званки девочку. Он даже иногда думал, будто бы ласка ему ее и привела. Так они стали дружить. Но дружили странно — только тут, на берегах речки. Откуда была эта девочка, куда она уходила и откуда приходила, Николка не задумывался. Он знал только, что если сесть у сосны на краю обрыва, зажмурить глаза и загадать, чтобы она пришла, то девочка непременно появлялась. Но зажмуривать глаза нужно было сильно-сильно, чтобы появились красные круги. По-другому не получалось.

Силин усмехнулся невольно и попробовал зажмурить глаза, как тогда, в детстве. Начал было, а потом мысленно одернул себя. Вот здоровый дурень! Заветной сосны давно уже не было. Пока Силин был, как новик, в своем первом походе, берег подмыло, и сосна рухнула вниз. Он еще застал торчащий из воды корень. Как руки тонущего, высунутые на поверхность в тщетной мольбе о спасении. Потом и их не стало. Снесло по весне, очередным ледоходом. Таким, как сейчас.

Силин застыл в задумчивости. Вокруг был снег, под ногами гудела ледяная река, а перед его взором на миг появились глаза. Яркие, чистого голубого цвета. Но в то же время теплые, полные нежности… А может, любви… И тут он провалился в голубой, бездонный омут. Сердце зажалось в груди, защемило от нежной сладкой тоски. Почему? Ну почему не она… Почему Анна? Зачем он согласился… И тут видение, если оно было, вмиг растаяло, растопилось. Как будто и не было его. Не было этих глаз. Остался снег, уже почерневший на солнце. И грохот ледохода под ногами.

За спиной послышался какой-то легкий звук. Он терялся на фоне гула реки, но Силин его услышал. Как будто царапанье острых коготков по коре. Хрш-хрш. Силин резко обернулся. Прислушался. Черт. Показалось. Он сделал только один шаг в сторону от берега, как снежный гребень, на котором он только что стоял, с грохотом рухнул вниз.

Задерживаться в Ёгне Силин больше не хотел. Как только дороги немного подсохли и стали проездными после весенней распутицы, Силин дал распоряжение готовиться к отъезду в новую вотчину, на Шабанову гору. Сборы были быстрые, расставание — спорым. Анна даже на дорожку с ним не присела. Так и не вышла из своей спальни, сказавшись больной. После стычки Силина с Савелием вместе они не спали. Будить дочь Силин не стал. Перед самым выходом из дома заскочил к кормилице. Только приоткрыл дверь и услышал, как сорокалетняя старушка причитает у иконы:

— Подите, Бог с вами, благослови, Господи,

На всех путях, дороженьках,

Пресвятая Богородица, спаси и сохрани

От всяких напастей, от злых людей,

От воинских боев, от судов,

От гроз, от пожаров, от болезней,

Спаси, сохрани, Господи!

От этой искренней, наивной молитвы Силину стало так грустно, что он тихо затворил дверь и вышел, не попрощавшись. Не на войну же…

Двор усадьбы был пустой. Груженых подвод, еще вечером теснившихся у сарая, уже не было. Собаки устали лаять и лежали на траве, около тына. Небольшой караван, под началом Василя, ушел еще затемно. Только следы колес в грязи, да оброненный кем-то и втоптанный в землю кушак. Силин запрыгнул на подведенного отроком коня. Одним махом осушил поднесенную Потапом стременную. Эх, залетная! Дал Баяну в бока и выскочил со двора, лихо пронесся по улице, среди домов дворни и боевых холопов. Собаки тут же сорвались с места и громким лаем просились провожать уезжающего хозяина Ёгны. В домах уже начали топить печи, и густой дым стелился из дымовых окошек по-черному. Разгоняя серые клубы, Силин пронесся мимо уже поделенных на грядки огородов, выскочил за околицу и проскакал среди зазеленевших, засеянных еще с осени полей.

Родная Ёгна осталась позади. Силин резко осадил коня. Справа от дороги виднелась небольшая березовая роща. Почки деревьев набухли и местами дали первые, едва заметные листочки. Силин спешился и направился в сторону деревьев по примятой прошлогодней траве. Каждый раз, отправляясь в поход, он посещал это место. И хотя ехал он сейчас не на войну, а в свою новую вотчину, что-то потянуло Силина остановиться, сойти с коня и подойти к березкам.

Он остановился у первых деревьев. Как же все изменилось всего за несколько лет! Силин немного растерянно огляделся, затем шагнул было вправо. Сделал еще пару шагов, засомневался и снова остановился. Нет, не туда. Точно. Вернулся назад, взял теперь уже влево. Через десяток шагов, у обугленного молнией ствола, свернул вглубь рощи. Где-то здесь!

Силин огляделся. Залома нигде не было видно. Силин не был особо суеверным, но в этот момент под сердцем похолодело. Лет десять назад, перед его первым боевым походом, он пришел сюда с родителями. Мать пригнула к земле вершину небольшой березки. Сделала залом, связав ветви с травой у корня. Так часто делали, провожая мужчин на войну. Как оберег, защиту ратнику. Если дерево выживало — значит, и тот, на кого ставили этот оберег, вернется домой живым. А если нет… Нет, значит, нет. От своей судьбы не уйдешь.

Силин еще раз огляделся. Сделал несколько неуверенных шагов. Да вот же! Силин невольно охнул. Береза была сломана почти у основания. Даже не сломана — кто-то надрубил ствол топором, а потом свалил его вниз. Ствол почти лежал на земле, скрытый подросшим кустарником. Держался только на кусочке коры. Силин присел, провел рукой по коре мертвого дерева. Коснулся места сруба. Били пару раз. Рука была нетвердая, неуверенная. Мужчина бы перерубил тонкий ствол одним махом.

Силин тяжело вздохнул. Кто-то ведь специально срубил березу с заломом. Не побоялся навлечь на себя лихо. Обычно такие деревья не то что рубить, трогать боялись. Из посторонних никто ведь не знал, зачем и кто сделал залом. А таким образом и колдуны свои дела справляли. И горе было тому, кто рискнул тронуть такую березу. Силин сжал зубы с такой силой, что на скулах заходили желваки. Чему быть, того не миновать, ничего не поделаешь. Все мы умрем. Вопрос только — раньше или позже.

Силин выдохнул и выпрямился. Но что-то необычное бросилось ему в глаза. Он быстро наклонился, торопясь раздвинул рукой спутанную пожухлую траву. И тут же облегченно выдохнул. У самого корня от ствола тянулся вверх живой отросток. На нем уже зеленела пара листочков, а остальные почки должны были вот-вот раскрыться. Силин осторожно провел рукой по нежным листочкам. Так-то лучше. Жива, значит, береза! Силин снова выпрямился. Уже уверенно и спокойно. Постоял немного в задумчивости, не отрывая взгляда от тоненькой веточки. Пора. Резко развернулся и решительно зашагал к коню. Привычно запрыгнул в седло, лихо свистнул и погнал Баяна догонять караван.