Силин подъехал кладбищу. Возка Анны не было. Может пешком пришла. Силин огляделся. Не видно. Привязал Баяна у входных ворот, к привязи. Отодвинул одну из створок и зашел внутрь. Прошел немного вглубь и снова покрутил головой в поисках жены. Кладбищенская поляна упиралась одной стороной в неглубокий овраг. С другой стороны, вплотную к кладбищу примыкал небольшой березовый карек. Стараясь не наступать на едва заметные в траве холмики старых могил, Силин прошелся от ворот к оврагу до березовой рощи. Анны нигде не было. Хотел было уйти, но со стыдом вспомнил, что давно уже не был на родительских могилах. Нашел их не сразу. Даже место вечного покоя коснулись изменения. Приметную березу, которая раскидывала над могилками свои ветви, давно срубили. Высокий бурьян и густая крапива скрывали два креста на почти незаметных холмиках.
Силин стоял на коленях около могилы родителей. Холмики он расчистил, густую траву срезал засапожным ножиком. Оба креста были поставлены почти в одно время. Мать пережила отца всего на три месяца. Сгинула от кручины по мужу. Но ее крест почему-то потемнел сильнее чем родителя. Силин провел по нему рукой. Пальцы наткнулись на что-то мягкое и податливое. Он удивленно поднес руку к глазам. Смола. Вздохнул и на глазах появились слезы. Выходит, и на том свете мать оплакивает мужа.
Стало тоскливо. Тяжелый камень лег на сердце так, что его защемило от режущей тягучей боли. Силин еще раз провел рукой по кресту матери, потом коснулся креста отца.
— Вот так и живет сын ваш непутевый. Настенька, вот одна отрада …да и то. Неспокойно мне за нее…
Силин замолчал. У него-то и при жизни не получалось поговорить с родителями, не выходило и сейчас. Силин поднялся с колен, перекрестился, поклонился в пояс могилкам и, не оглядываясь, пошел к привязанному у ограды коню.
Силин шел медленно, погруженный в свои мысли. По старой привычке, прилепившейся к нему еще в детстве, не думая, пробегал глазами по крестам на могилах мимо которых проходил. Он уже возвращался к воротцам, как вдруг увидел такое, что заставило его остановиться. Силин даже не сразу сам сообразил, почему он это сделал. А когда понял, земля чуть не ушла у него из-под ног. Он замер, не веря своим глазам. Могила была довольно свежей, с аккуратным, не расплывшимся еще земляным холмиком. Над ней стоял крест с неровной, написанной неуверенной рукой надписью. Раб Божий Савелий! СА-ВЕ-ЛИЙ! Силин не верил своим глазам, поэтому заставлял себя прочитать эту надпись раз за разом.
Этого не могло быть. Он видел Савелия два дня назад. Живого и здорово! Румяного, как мальчишка после игрищ на морозе. Да мало ли Савелиев здесь живет! Жило. От сердца сразу отхлынуло, но через мгновение оно застучало еще сильнее. Рядом стоял почерневший от времени, покосившийся крест матери Савелия, Агриппины. Ох. Силин еще до конца не осознал увиденное, как вспомнил слова Василя об упыре. Так неужели это правда! Неужели такое бывает.
Голова кружилась. Силин закрыл глаза. Зажмурился изо всех сил. До красных кругов под веками. Сейчас. Он откроет глаза и наваждение пройдет. Этого же быть не может! НЕ-МО-ЖЕТ! Силин резко выдохнул и поднял веки. Могила, крест, надпись никуда не делись. Силин с трудом заставил себя сделать несколько шагов на нетвердых, подкашивающихся ногах. Подошел вплотную к могиле. Опасливо коснулся кончиками пальцев креста. Почувствовал даже небольшие заусенцы на плохо отструганном дереве. Правда. Значит это не сон, не видение, не детские байки, не выдумки латинских книжников. Упырь! Вот ты кем значится стал, Савелушка. Не умер до конца, шастаешь теперь по белу свету. Хотя вот по белому-то вряд ли. Нет для вас, упырей, здесь жизни. И тут Силину стало легче. Враг снова обрел плоть и кровь. Он еще не знал, что делать, но на душе появилось уверенное спокойствие.
В этот момент тишину кладбища прервал дробный стук копыт. По дороге на взмыленной лошади несся молоденький пастушок. Увидев Силина, он буквально слетел с коня, пробежал через открытые ворота и бросился к нему. С ходу бухнулся в ноги.
— Барин, Барин… Обыскался я вас…в Ёгнах сказали вы тута…
Дыхание мальца перехватило, он закашлялся. Силин терпеливо ждал. Пастушок чуть отдышался и торопливо, все еще срывающимся голосом, запричитал:
— Барин… Барин… Там на Выселки, на наши Выселки разбойники…
Силин схватил парня за худые плечи, резким движением поставил его на ноги и встряхнул. Для верности.
— Успокойся. Выселки какие? Дальние или Демьяновские. Какие?!
Пастушок растерянно посмотрел на него, оглянулся по сторонам как будто ища у кого-то поддержки или помощи. Потом в его взгляде мелькнула осмысленность.
— Да как же! Демьяновские… Демьяновские. Я сам оттуда, и маманя и папаня …там.
Пастушок вдруг весь скукожился и заплакал, поскуливая.
— Маманя там… Маман-я-я-я…
Силин встряхнул его еще раз. Скулеж прекратился, только слезы градом текли из глаз.
— Сколько их? Сколько разбойников?
Пастушок непонимающе посмотрел на Силина.
— Ась?
— Много разбойников?
— А-а-а… — протянул и быстро закивал головой, — Да тьма их…много, со всех сторон валили…
Силин отпустил мальчишку. Тот сел на траву, охватил голову руками и снова заревел. Силин, не обращая на него внимания, бросился к Баяну, заскочил в седло и с места пустил коня галопом.
Когда Силин въехал в ворота усадьбы в Ёгне, двор был похож на разворошенный муравейник. Весть о нападении разбойников всколыхнула размеренную жизнь поместья. Дворовые девки, служки носились в какой-то бестолковой суете. Только боевые холопы были спокойны и деловиты. Они стояли небольшой группой у конюшни. Там, под руководством Василя, они сосредоточенно и деловито подгоняли снаряжение, проверяли оружие и лошадей.
Силин махнул Василю рукой, подъехал к самому крыльцу, отдал коня подбежавшему конюху. Сам быстро взбежал по ступеням. Василь за ним. Зашли в мужскую половину. С помощью Василя Силин быстро облачился в броню. Гусарский полудоспех с панцирными пластинами типа «рак» и двуглавым орлом на груди, два заряженных пистоля за пояс. И, конечно, знаменитая сабля. Та самая, заговоренная. Шишак с отрытым лицом и широким характерным наносником одевать пока не стал.
Силин оглядел себя. Несколько раз подпрыгнул, проверяя хорошо ли подогнана амуниция.
— Ну добро. Ты давай выводи людей, я сейчас.
Стукнул Василя по металлическому наплечнику. Тот вышел. Силин постоял немного в задумчивости. Решился и быстрым шагом проследовал в женскую половину.
Анна сидела у окна, что-то вышивала на пяльце. Не услышать гремевшего броней Силина было невозможно. Но она даже не повернула голову, когда он вошел в «бабий кут». Только вздохнула.
Силин застыл при входе. Грозный, при броне, с шишаком в руках. Замялся, не зная, что сказать и с чего начать. Не хотелось ему, после той злополучной ночи, вот так просто уходить туда, где его ждет смертельная опасность. А может и сама смерть. Откашлялся. Анна не повела даже головой. Так и сидела, уткнувшись в работу.
— Анна.
Анна перестала вышивать, просто сидела. Не поворачиваясь, как будто муж обращался не к ней.
— Анна, я…ты прости, я …
Анна резко обернулась. Лицо ее было опухшее от слез, под глазами были темные мешки. Она хотела сказать что-то резкое, но смолчала.
Силин опустил голову.
— Я не хочу в такой час так расставаться.
Анна встала, выпрямилась.
— Прощаю, Николка. Прощаю…
Голос Анны был спокойный и …Равнодушный. Силин поднял на нее взгляд. Она спокойно и холодно приняла его. Посмотрела в ответ прямо и твердо. Глаза в глаза. Силин замолчал. Он все понял. Во взгляде Анны не было ни любви, ни гнева, ни обиды, ни сожаления. Ни-че-го! Только пустота. Равнодушное безразличие к нему, Силину. Мужу и отцу их дочери. По скулам заходили желваки. Он стиснул зубы. Сдержался. Выровнял дыхание и спросил спокойным, обычным тоном:
— Когда Савелий преставился?
Анна вздрогнула. Она явно не ожидала такого вопроса. По ее лицу пробежала тень растерянности. Она быстро овладела собой, но не до конца. Когда она заговорила, голос ее дрогнул.
— Савелий? Месяца три как. А что ты вдруг спросил?
— Три говоришь…
Взгляд Анны заметался. В глубине зрачков что-то вспыхнуло. Страх, боль? Силин хотел еще что-то сказать. Но тут за окном, во дворе, заржали лошади. Силин молча развернулся и вышел из покоя. Звеня оружием и броней, прошел по коридору к выходу. Но уйти далеко не успел. Дверь в детскую распахнулась. Настя со всего маха влетела в него, охватила руками и сжала изо всех сил.
— Тятенька, тятенька, не уезжай. Ну, папочка. Не хочу одной оставаться, не хочу без тебя. Тятенька…
— Ну что ты, Настенька, ну что ты, моя девочка.
Растроганный Силин погладил ее по волосам.
— Ну что ты, что. Ну успокойся, маленькая моя… Ты же не одна. Подружки вон твои…
Силин кивнул в сторону раскрытой двери в детскую, где на кровати сидели две куклы. Фарфоровая и тряпичная. Силин надел шишак на голову, взял лицо дочери в ладошки и поднял вверх. Аккуратно вытер слезки. Посмотрел ей прямо в глаза.
— Ну успокойся, солнышко. Вот так. Я тебя никогда не оставлю. Ну …веселей!
Настя попробовала улыбнуться, но отца все равно не отпускала. Тогда Силин аккуратно, но настойчиво расцепил ее объятия, поднял на руках и отставил с дороги.
— Все, Настенька. Не держи меня. Мне пора.
Голос его сорвался, стал хриплым от накативших чувств. Силин притянул ремень шишака, поправил саблю на боку и, громыхая доспехами, двинулся на выход. Три десятка боевых холопов в полном вооружении под началом Василия терпеливо ждали его во дворе. Силин остановился на крыльце. Быстрым взглядом пробежал по знакомым и незнакомым лицам. Будет хороший повод проверить новичков, набранных в Шабановой горе. Махнул рукой.
— По коням!
Сам быстро сбежал по ступеням и запрыгнул в седло подведенного отроком Баяна. Перед тем как пришпорить коня обернулся. Одно из окон было распахнуто, и заплаканная Настя отчаянно махала ему рукой. Силин придержал коня и махнул ей в ответ.
— До встречи, Настенька!
Лихо развернул Баяна, легко ударил его по бокам. Конь негромко заржал и двинулся вперед, поднимая клубы пыли. За ним потянулся весь отряд, на ходу выстраиваясь в колонну по двое.
Ватага Болдыря словно растворилась в лесах. Как будто кто-то накрыл разбойников шапкой-невидимкой. Несколько раз дозорные Силина находили оставленные следы коротких стоянок. И каждый раз путь уходящего от погони отряда терялся в лесной чаще или речных перекатах.
На третий день пошел дождь. Лил недолго, но мощно, словно смывая своими крупными каплями последнюю надежду Силина найти и догнать разбойников. Лес, по которому шел отряд, был темным и глухим. Всадники двигались осторожно. Мартын, знатный охотник и следопыт, ехал первым на небольшом отдалении. Он остановился и шумно втянул в себя лесной воздух, насыщенный запахами влажной земли и хвои. Силин заметил это и усмехнулся. Уж больно в этот момент его боевой холоп был похож на охотничьего пса, пытающегося взять потерянный след.
— Ну что, Мартын Макарыч, — Силин с уважением относился к старому следопыту, — все? Пора по домам?
Мартын обернулся к нему не сразу, словно услышал вопрос с большим опозданием.
— Да нет, Николай Поликарпыч, не скажи, — дымом пахнет.
Силин принюхался, но ничего не почувствовал. Неспроста, значит, Мартын ему псом показался.
— Веди, Мартын Макарыч, давай…
Проводник двинулся вперед, а Силин обернулся к своим воинам и приказал быть на чеку. Действительно, не успели они пройти и пары сотен саженей, как вышли на довольно широкую лесную тропу. Она была мокрой от недавних дождей, но зато следы небольшого конного отряда просматривались очень четко. Сломанные ветки, примятый кустарник, отпечатки подкованных лошадиных копыт. А в одном месте — и человеческих ног. Мартын явно повеселел. Поначалу отспешивался, трогал землю, внимательно осматривал отпечатки. Но скоро следы стали такими явными, что ни у кого не осталось сомнений, что они, наконец, напали на след лесной ватаги.
На этот раз Панкрат сам развернулся и подъехал к Силину.
— Недавно здесь были, полдня не прошло, — сказал Панкрат, глядя в землю, — не меньше двадцати душ.
— Возьми одного из ребят и разведай, что да как.
— Одному сподручнее.
Силин молча кивнул. Панкрат легко, несмотря на свои тридцать пять десятков, спрыгнул с седла, быстро поправил снаряжение, несколько раз подпрыгнул на месте, проверяя, чтобы ничто не гремело, и бесшумно скрылся в лесной чаще.
Томительное ожидание длилось почти час. Лошадей не расседлывали. Все были на чеку и не расставались с оружием. Глядя на обеспокоенного Силина, к нему подъехал Василь. Но не успел он поравняться, как из кустов появился Панкрат. Весь мокрый, перепачканный грязью и обломанный иголками. Глядя на тяжело дышащего лазутчика, Силин не стал приставать к нему с вопросами, дав возможность отдышаться, хотя по Силину было видно, что он с трудом сдерживает нетерпение. Панкрат это тоже заметил и не стал испытывать терпения вожака.
— Они тута, недалече совсем. В распадке встали. Два в дозоре с каждой стороны, остальные на роздыхе.
Силин слушал молча, не перебивая. Лазутчик рассказывал четко и подробно. Все и так было ясно. Силин отдал приказ. Отряд спешился и разделился на две группы. Сам Силин повел одну, Василь — другую. У Силина под началом было пять бойцов, у литвина — шесть. Маловато на два десятка воров, но выбирать не приходилось. Жаль, что одного пришлось оставить с лошадьми, но без этого никак. Быстро проверили оружие, зарядили пистоли, ружья и мушкеты.
— Ну, с Богом.
Перекрестился сам, осенили себя крестным знамением бойцы. Когда Силин приложил руку к нательному кресту, то даже через ткань кафтана почувствовал плоский кусок металла на груди. Оберег. Ох, не место ему рядом с честным крестом! Эта мысль, как удар плети, обожгла разум. Но времени на раздумья не было.
— Давай, Василь, веди своих! Мы следом.
Отряд растворился в лесной мгле. Каждый человек — это тень. Ни звука, ни лишнего движения. Они шли как волчья стая. След в след, один за другим. Довольно быстро они вышли к низине. Лес стал реже, деревья словно расступились, открыв небольшой лагерь разбойников. Силин быстро огляделся. Судя по всему, воровская ватага планировала расположиться тут надолго. Уже было поставлено две палатки, сейчас устанавливали третью. На костре стоял большой котелок с варевом. Один из воров помешивал в нем большой ложкой, другой рядом точил клинок сабли. Дрова после дождя были сырые. Густой дым заполнял распадок и низко стелился по окрестностям. Ближний из сторожей, привалившись к большому дереву, клевал носом. Ну и славно!
Силин огляделся. Шесть теней за его спиной застыли в разных точках, ожидая его команды. Все было готово. Он молча поднял руку, убедился, что все это увидели и навели оружие на цели. Ну… Силин махнул рукой. Раздался залп! Тут же, с другой стороны, грянули выстрелы группы Василя.
— Царе-е-ев!
Силин с саблей в одной руке и с заряженным пистолем в другой ринулся в атаку. Он бежал, не оглядываясь, а за его спиной шесть глоток вторили ему:
— Царев! Царе-е-ев!
Ответных выстрелов не последовало. Только над самым ухом Силина просвистела стрела. Сзади кто-то охнул и упал, с шумом ломая кусты. Ничего! Ничего!
— Царе…
Силин ворвался в низину — и замер. Сзади на него чуть не налетел Мартын. Но успел в последний момент остановиться и теперь стоял рядом, тяжело дыша.
— Что за хрень?
В воровском лагере никого не было! Вернее, не было и самого лагеря. Только старое кострище, и около него — небольшой шалашик из еловых веток. Силин осторожно подошел к нему и скинул несколько ветвей кончиком сабли на землю. Внутри шалаша стояли фигурки. Люди, палатки, кострище и котел на нем. Все было из дерева. Маленькие копии людей, вырезанные с точностью до мелочей. Некоторые были с оружием в руках, кто-то ставил палатку, а один застыл с поварешкой в руках.
Силин одним ударом сабли разметал шалаш по веткам. Нагнулся, чтобы взять одну из фигур, но тут услышал предупреждающий окрик Василя:
— Не бери, пан Николка. Кто знает…
Василь не успел договорить. Силин так зло зыркнул на него, что литвин осекся и не стал продолжать. Силин поднял одну из фигурок. Деревянный человечек смотрел ему прямо в глаза с издевающейся усмешкой на губах.
— Чертова кукла!
Силин хотел забросить фигурку в кусты, но Василь на этот раз остановил его.
— Не кидай, я их лучше сожгу. Морок с их помощью поставили.
Силин спорить не стал. Молча опустил руку и закинул фигуру обратно к другим. Мартын тоже услышал слова Василя про морок.
— Точно морок. И главное — следы так ладно вели. И вот — привели к засаде! — Голос Мартына вернул Силина к реальности. — Самострелы воры поставили со входов. Егора и Митяя поранили слегка.
— Чутка?
— Совсем мальца, слава тебе Господи, — Мартын трижды перекрестился, — только это…
Проводник смущенно замолчал. Силин подождал ответа, но Мартын молчал, виновато понурив голову.
— Ну?
— Дело такое, — проводник все еще мялся, подбирая слова, —
Следов вообще нет. Ни их, ни наших. Только вот тут что-то видно. А отойдешь чуть — и все, пусто. Словно нас никогда здесь не было.