Печать Мары: Пламя. Книга I

Глава 19: Расстань

После засады в лесном распадке, только благодаря поистине звериному чутью Мартына, отряд Силина вышел все-таки на оставленных перед боем лошадей. Не быстро. Платили считай полдня. Но все-таки вышли. Хотя возможно произошло это благодаря Василю. Литвин собрал все фигурки в кучу, после молитвы, окропил их святой водой, а потом сжег. Кто-то даже посмеялся над странными действиями Василя. Мол для чего мочить то, что предназначено огню. Но на всеобщее удивление, мокрые деревяшки сразу занялись ярким пламенем. Так что в нем сгорели все сомнения в правильности действий литвина.

Как бы то ни было, из приготовленной ему ловушки отряд вышел почти без потерь. Но вот след ватаги Болдыря был окончательно потерян. Когда азарт погони ушел, и не это сейчас беспокоило Силина. Могила Савелия и встреча с ним на сукином болоте не выходила из головы. Силина так и подмывало поговорить об этом с Василем, но… Анна. Она явно что-то знала. Неспроста же она скрыла от него смерть Савелия. Хотя с другой стороны, а почему она должна была о ней рассказывать? Ни сватьями, ни братьями они не были. Может просто боялась бередить его, Силина, душевные раны. Силин вздохнул. Ладно с Анной он разберется. Но как-нибудь разберется. Не сейчас, позже. А вот Савелий. Неужто и вправду упырь. Как посчитал тогда на болоте Василь. Или сказать все же Василю?

Силин обернулся в седле и поискал товарища глазами. Василь ехал на пару лошадиных корпусов сзади. Он заметил движение Силина, чуть ускорил своего коня. Всадники поравнялись.

— Что, пан Николка, такой смурной? Печалишься, что злодеи ушли?

Силин помолчал, взвешивая все за и против. Кивнул.

— Да, печалюсь.

— Ничего, в другой раз не уйдут

Силин снова кивнул. Пару минут ехали молча. Василь несколько раз бросал на товарища обеспокоенный взгляд. Потом не утерпел.

— Пан Николка, что-то все-таки случилось?

— Случилось… — Силин наконец решился, — прав ты был на Сукином болоте! Не живой наш Савелушка. Но жив… Вот как-то так…

Василь даже не удивился.

— А как ты узнал.

— Да просто, на могилку наткнулся. Свежую.

Какое-то время ехали молча. Первым прервал молчание литвин.

— Его упокоить нужно. Немедля. Как живой ведь, ты сам видел. Значит кровь вовсю пьет. А он, когда умер?

Силин замялся. Ему очень не хотелось вплетать в разговор имя Анны. Дружба дружбой, но жена и, главное, ее неясные отношения с Савелием Силин даже с другом не очень хотел обсуждать.

— Точно не знаю, но месяца три как преставился.

— Это плохо, — голос Василя звучал встревоженно, — Это очень плохо. Совсем скоро он без гроба сможет обходиться. Спокойно ходить может куда хочет…

Лес кончился, дорога делала резкий поворот и выходила на перекресток. Три дороги. Две проезжие, одна старая, давно не хоженая. Налево Ставки, направо небольшой хутор с кузнечным двором и кладбище. То самое, где нашли вечный покой родители Силина и Савелий.

— Ходить говоришь… Куда хочет?

Силин медленно повторил последние слова Василя. Потом остановил Баяна. Василь встал рядом. Силин махнул рукой следующим за ним всадникам в сторону дома. Дождавшись, пока вся кавалькада проследует мимо, спешился.

— Ты давай, веди воев в Ёгну. Распорядись, чтобы угостили их честь по чести, ну а потом по домам.

Силин замолчал. Василь удивленно посмотрел на Силина.

— А ты, пан Николка?

— А я… — Силин вздохнул, — а я! Дело, Василь, есть. Недалеча тут.

Вид у Силина был угрюмый и неспокойный. Василь хотел возразить, но Силин его остановил.

— Делай, что велено. То моя справа.

Тон был жесткий и резкий. Василь отпрянул, как от удара. Давно, наверное, еще с часов плена, Силин не позволял с ним так говорить. Литвин выпрямился в седле.

— Так есть, пан поручик!

Василь развернул коня и помчался догонять отряд. Силин глянул ему в след. На душе было нехорошо от своих же слов. Но как по-другому? Все же не объяснишь. Да и правда, это его, Николки Силина, дело.

Какое-то время Силин стоял молча. Нехорошее место был этот перекресток. Тетка Фрося, его кормилица, рассказывала о нем страшные вещи. Росстань. Да, точно. Так она называла это место, где сходились три линии дорог. Сказывала, что тут, прямо под дорогой, закопан какой-то то ли колдун, то ли ведьма. И еще Фрося на ухо маленькому Николке шептала, что нельзя делать на перекрестке. А там одни нельзя и были. Нельзя есть, нельзя зевать, нельзя ничего поднимать, даже, что сам уронил, нельзя ходить через центр. Нельзя стоять посередине, а то жизнь изменится к худшему. Силин замер и огляделся. Ну вот. Он стоял аккурат в самой середине. Усмехнулся. Но веселее от этого не стало. Куда уж хуже-то? Осталось только плюнуть, чтобы еще и жизнь выплюнуть! Не-е-е…не сейчас, дела еще есть.

Силин снова глянул по сторонам. Старый поклонный крест, стоящий недалече, пропал. Из травы торчало его основание, со свежим еще белесым сломом. Силин подошел поближе. Крест не был сломан. Его просто срубили. Топором. А вот это уже действительно нехорошо. Погане, чертово племя. Силин чуть не сплюнул, но в последнее мгновение удержался.

Развернулся и снова застыл в нерешительности. Ха! Силин даже хлопнул себя ладонью по лбу. Как-же он чуть не забыл. На перекрестке желание можно загадать. И сбывается же. Он вспомнил, как после рассказов кормилицы проезжал в телеге Росстань с зажмуренными глазами, как-бы не сделать чего-то из запрещенного. И тогда же загадал желание поцеловать одну девочку. Ту, которая пахла дивными цветами и травами. И все сбылось. Поцеловал. От этих воспоминаний на душе стало тепло и спокойно. Силин вышел на центр. Встал чуть расставив ноги на пересечении трех дорог. Зажмурился. И загадал желание. Правда, оно было совсем не похоже на то по-детски наивное, загаданное много лет назад.

Силин открыл глаза. Ну что, чему быть того не миновать. Заодно и проверит еще раз, как работает магия перекрестка. Или нет. Хотя если не сбудется, то он, Николка Силин, это вряд ли узнает. Сделал глубокий вдох. Полной грудью. Ну с Богом! Запрыгнул на коня и направил Баяна в сторону видневшейся вдалеке кузни.

Силин остановился перед широко распахнутой дверью. Внутри весело и слажено звенел молоток и молот. Тюк-тюк-тюк. Бум! Тюк-тюк-Бум! Собравшись с духом, зашел внутрь. Лука, низкорослый дородный мужик, весь мокрый от пота, ковал лезвие для косы. Силин дождался, когда кузнец сделает паузу в своей работе, и напомнил о себе.

— Хм… Лука.

Кузнец опустил молоточек на наковальню, вытер пот со лба тыльной стороной руки и чуть заметно качнул головой в сторону подмастерья. Данилка, здоровенный детина под два метра ростом, опустил свои молот, поставил его около колоды и, молча, вышел. Лука подхватил клещами раскаленный докрасна кусок металла и опустил его в кадку с водой. Та закипела, вспучилась, заполняя небольшое помещение кузни паром. Силин терпеливо ждал пока кузнец закончит работу.

— Ну барин, чего надобно?

Кузнец говорил уверенным, если не дерзким тоном. Силин подавил закипающую злость и спокойно начал:

— Да надобно, это ты верно заметил.

Силин осекся. Как он не готовился к этому разговору, сама тема его не укладывалась у Силина в голове. Лука терпеливо ждал, легко поигрывая тяжелыми клещами.

— Ну да ладно! Значит так. Небось слышал, что упырь у нас объявился. Так вот. Упырь — это Савелий, бывший барин Нечаевский. Его упокоить нужно.

Кузнец молча слушал, потом положил клещи на колоду.

— Ну справа-то понятна. Я-то тут при чем? Я ж кузнец…

Он не успел договорить, как Силин оказался рядом с ним. Злость, копившаяся из-за необходимости этого странного для самого Силина разговора, из-за равнодушного молчания кузнеца требовала выхода.

— Ты мне брось, — Силин хотя и понизил голос, выговаривал слова раздельно и четко, — ты мне брось это. Знаю я твои делишки. Колдуешь-то ты помаленьку, а все равно всем слыхать. Давно по тебе монастырский острог плачет. Но я не за тем к тебе пришел, чтобы тебя колодкой пугать и слушать как ты тут мне ваньку валяешь. Я этого Савелия как тебя видел после того, как он уж поди месяц в могиле лежал. Ты меня понял?

Кузнец сделал шаг назад. Испуга на лице у него не было видно, но тон его разговора изменился.

— Не обессудь, барин, я ж правда не сведущ в делах этих…так помаленьку людишкам помогаю.

— Вот и мне помоги, помаленьку.

И Силин, и Лука замолчали, переводя дух. Первым заговорил кузнец.

— Барин, а ты днем упыря того видел?

Силин кивнул.

— Облик людский имел? Клыки не вылезали?

Силин отрицательно покачал головой.

— Людский, как у нас с тобой. Да и рожа, и глаза такие же красные, как у тебя были.

Силин усмехнулся. Кузнец юмора не оценил.

— Ты ж, барин, не знаешь, когда он оборотился?

— Откуда, — Силин снова тряхнул головой, — к чему тебе?

— К тому, что до сорока дней он в могиле обычно днюет. Выходит, конечно и днем, но все равно трудно это ему пока. А после сорока ищи его свищи… где хошь может шастать.

Кузнец замолчал.

— Знаешь, Барин, может отвадить его. Я это умею. Так шуганем его, что забудет дорогу в наши края…

Впервые за разговор в голосе Луки появилась слабая надежда, что можно обойтись малой кровью.

— Нет.

Лука, осекся и поднял на Силина глаза.

— Нет. Шугать мы его не будем. Извести нужно под корень. Так чтобы духу его не осталось.

Кузнец, снова зыркнул на Силина, исподлобья. Заговорил серьезно, взвешивая каждое слово.

— Опасно это. Силен он уже. Крови много выпил. Слыхал, сколько девок пропало. Вот то-то и оно. Силен. Может и не сдюжим.

— Сдюжим, не сдюжим… — Силин похлопал кузнеца по плечу, — ты давай, собирай, что там нужно.

Вся уверенность кузнеца мигом испарилась.

— Да как щас-то, да и дела, да и…

— Дела подождут. Бери своих мастерят, штучки свои колдовские собери и не тяни. Упырь уже выдрыхся поди в могилке-то своей. Пора ему и вставать. Я снаружи подожду.

Силин еще раз постучал Луку по плечу. Пошел к выходу, пригнулся, чтобы не задеть притолоку, и обернулся уже на самом пороге.

— Золотом не осыплю, но помощи не забуду. Отблагодарю…если живы будем.

Силин широко улыбнулся и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Кузнец сразу присел на колоду, сложил руки на коленях. Какое-то время он сидел молча, уставившись на догорающий в горне огонь. Потом встал, подошел к дальней от входа стене, привстал на носках, достал запрятанный почти под самой крышей сверток. Не разворачивая, засунул его в полотняный мешок.

— Данилка! — гаркнул Лука. Не получив ответа, крикнул снова, — Данилка, черт окаянный. Ходь сюды. И лопату возьми!

Пока грузили телегу Силин коротал время у кузни. Младший сын кузнеца куда-то отъехал ненадолго, а теперь надевал на лошадь хомут. Глядя на него, Силин решил проверить подпругу у Баяна. Пока он этим занимался, время от времени поглядывал, как Данилка грузит лопаты, лом и какие-то свертки в кузовок телеги. Когда сборы были закончены, лошадь запряжена в телегу, вышел кузнец. Трижды размашисто перекрестился, глянул исподлобья на Силина и кряхтя залез в телегу. Данилка запрыгнул вслед за ним, младший сын кузнеца сел за возницу.

— Ну-у-у… По-шла-а-а…

Детский голос прозвучал деловито и серьезно. Силин, запрыгивая в седло, не сдержал улыбки. Подъехал к телеге и бросил вознице.

— К кладбищу ближнему давай.

Обогнал телегу и пришпорил Баяна.

Силин уже заждался у поворота на кладбище, когда телега, наконец, показалась из-за кустов. Неспешно подъехала и остановилась рядом. Кузнец тяжело слез со своего места и подошел к Силину.

— Барин, коня лучше здесь оставить.

Силин наклонился к нему, легко похлопывая коня по шее.

— С чего это?

— Барин, они… — кузнец кивнул в сторону поросшего травой кладбища, — они слышат. Чуют они.

— А в телеге не почуют? — Силин натянуто улыбнулся.

— Телега что…колеса, да мерин. Прошу, барин, пересядь к нам.

Силин тяжело вздохнул, легко соскочил с седла. Отвел коня под уздцы к ближайшему дереву. Затянул узел. Снова похлопал жеребца по шее. Конь не хотел отпускать хозяина. Потянулся к нему, ткнулся узким лбом с белым пятном в голову Силина. Тот еще раз потрепал коня по шее и быстрым шагом пошел к телеге. Сел рядом с Лукой.

— Ну… Едем?

На этот раз кузнец сам взялся за вожжи. Молча тронул поводья и показал кнутом в направлении небольшой кладбищенской часовни. Ее купол был едва виден за густыми кронами лип, окружавших сельское кладбище.

Ехали молча. Телега с грохотом катилась по накатанной колее, со скрипом кренясь на ухабах. На кочках ее трясло так, что Силину казалось, что внутри него все обрывается. Сын кузнеца, паренек лет десяти, старался не выдавать страху. Но у него это получалось плохо. Силин потрепал его рукой по непослушным вихрам. Мальчик поднял голову и вымученно улыбнулся.

У часовни остановились. Кузнец обернулся и обратился к младшему сыну.

— Отец Борис там? — кузнец кивнул в сторону часовни.

— Тама, где ему быть. Идтить не хотел, но как узнал, что барин велел, согласился.

— Ну добро. Прими-ка, да привяжь.

Кузнец протянул поводья ему. Тот лихо выпрыгнул из телеги и начал привязывать их к оградке ближайшей могилы. Руки мальчика тряслись, и узел никак не выходил. Данилка, исподлобья смотревший на судорожные движения пальцев брата, смачно сплюнул в кусты, выдернул поводья из детских рук и сноровисто сложил узел. Еще раз сплюнул, взял с телеги сверток и передал его отцу.

Кузнец подошел к низкой, почерневшей двери. Руки были заняты, и он не мог ее отрыть. Пришлось Силину это сделать. Кузнец с благодарностью кивнул и, пригнув голову, зашел внутрь. Силин вошел следом. Небольшое темное помещение освещалось несколькими тусклыми свечами. Лики с закопченных икон смотрели грозно и сурово. Силин троекратно осенил себя крестным знамением. Поклонился образу Христа.

Отец Борис нервно и испуганно оглянулся на вошедших. Увидев Силина, священник немного успокоился. Он принял из рук кузнеца сверток и хотел было уйди за алтарную преграду, но кузнец задержал его. Он что-то зашептал ему на ухо, и священник удивленно вскинул брови, не отрытая глаз от Силина. Отец Борис чуть заметно кивнул, и кузнец подошел к Силину.

— Николай Поликарпыч, вы это…сабельку свою дайте батюшке, осветить бы ее.

Силин удивленно глянул на него, потом пришел в себя и веско, даже зло, ответил:

— Окстись Лука. Не гоже того делать. Там и так образ святой есть. Самой Божьей Матери.

Силин развернулся и заспешил к выходу. Прямо над притолокой висела большая икона. Страшный суд. Гигантский красный змей, как молния рассекал ножную половину иконы. Оскаленная пасть, огромные черные глаза, глядящие прямо в глаза смотрящему. Силин невольно обернулся, следуя за взглядом Антихриста. На противоположной стороне, на алтаре, Иисус Пантаркатор грозно сдвинул брови. Силину стало не по себе от этой битвы взглядов, на перекрестке которой оказался он сам.

Он быстро вышел из часовни. Сделал несколько бесцельных шагов под удивленными взглядами детей кузнеца. Потом остановился и зло пнул небольшую муравьиную кучу, затерявшуюся в траве. Дверь со скрипом открылась, и из часовни вышел сам кузнец. Он защурил глаза на дневном свете, пригнувшись пересек дверной проем и осторожно подошел к Силину. Какое-то время он постоял рядом, молча. Потом собрался с мыслями и быстро заговорил, как будто боялся, что Силин его остановит.

— Барин. Я кузнец! В чем-чем, а в металлах я разбираюсь. Направлял я как-то твою сабельку. Сталь в ней не от мира сего. Образ Богоматери нашей держит ее злую силу. Но водой святой окропить и молитву над ней совершить лишним не будет. Только силу образа укрепит. Сдержит…

— Лука! Что сдержит? Это сабля… Просто добрая сабля…

Силин говорил четко, разделяя слова. Хотел продолжить, но кузнец перебил его и порывисто, срывающимся голосом захрипел:

— Барин… Погане этот метал ковали, кровью честных хрестиан питали. Кто образ там святой выбил и молитву начертал, знали свое дело. Хотели удержать силу злую… Но только кровью она живет. Нам сейчас, барин, на смерть вместе идти…отдай саблю батюшке, пусть укрепить силу божью!

Кузнец замолчал. Молчал и Силин.

— Барин, — голос кузнеца зазвучал серьезно и твердо, — для стали этой нет преград, что в нашем мире, что в ином. Нет для нее своих и чужих. Что с врага кровь возьмет, что с хозяина. Даже, — тут кузнец перешел на шепот, — с богов может кровь взять…с тех, с поганых.

Силин по-прежнему молчал. Стоял, погруженный в свои мысли.

— Христом Богом прошу, если в него веришь…дай батюшке ее для молитвы.

Силин еще колебался. Потом молча вынул саблю из ножен, подержал в руках, прошептал одними губами молитву, выбитую на клинке и оружие, передал кузнецу. Тот обрадованно, с благоговейностью, принял ее и быстро скрылся в темноте часовни.