Печать Мары: Пламя. Книга I

Глава 15: Заговор-приговор

В Ёгну приехали засветло. Только сам Силин и Василь. Обоз еще не подтянулся. Дорога через Званку была короче. Не доезжая до усадьбы, Василь распрощался с Силиным. Силин улыбнулся, глядя вслед удаляющемуся литвину. К мельничихе, небось, поехал. Василий еще не свернул с дороги, а улыбка сошла с губ Силина. Встреча с Савелием не выходила у Силина из головы.

Силин в тишине въехал на пустой двор перед господским домом. Дневные работы были уже закончены. Дворовые разошлись по домам, а служки, жившие в усадьбе, ужинали по своим углам. Даже Баяна принять было некому. Силин сам завел его в стойло. Пнул ногой разомлевшего после еды паренька. Приказал ему вычистить лошадь, а сам заспешил домой.

Как только Силин заключил в свои объятия Настю, дурные мысли исчезли сами собой.

— Тятенька, тятенька приехал.

Анна встретила мужа сдержанно, если не холодно. Обнялись-поцеловались, соблюдая дистанцию и приличия.

Быстро стемнело. Баню топить не стали. Силин смыл дорожную пыль просто в кадке с теплой водой. Вышел уже в домашнем. Обновленный и довольный. Подозвал Настю. Вытащил из седельной сумки небольшой деревянный короб.

— Посмотри, что я тебе привез.

Силин поднял крышку коробки. Внутри, среди деревянной стружки, лежало настоящее чудо. Кукла. Непростая. Настоящей фряжской работы. Из далекого Крулевца. Круглое фарфоровое лицо, большие нарисованные глаза, настоящие кудри, взбитые в высокую прическу с маленькой блестящей диадемой. Яркое атласное платьице, из-под которого выглядывали изящные туфельки.

Настя замерла. Она никогда в жизни не видела ничего подобного.

— Бери, не бойся. Это тебе.

Силин вынул куклу из короба. Стряхнул на пол застрявшие в волосах стружки. Присел. Протянул куклу Насте. Та подошла. Осторожно. Чтобы не вспугнуть. Как будто боялась, что чудо исчезнет. Пропадет так же неожиданно, как появилось. Остановилась перед отцом. Несмело протянула руку. Легко дотронулась пальцем до куклы, убеждаясь, что это происходит на самом деле. И тут же отдернула руку. Под мягкой тканью было неожиданно твердое тело. Деревянное.

— Не бойся, Настенька.

Силин потянул куклу за руку. Та послушно согнула руку в шарнире и помахала Насте ручкой.

— Привет. Ну… бери, смелее! Не бойся.

Настя благоговейно приняла куклу из рук отца. Не веря своему счастью, она держала ее на вытянутых руках. Потом быстро прижала ее к себе, развернулась и побежала в свою комнату. В дверях спохватилась, обернулась, счастливо улыбаясь.

— Спасибо, тятенька! Спасибо.

Силин улыбнулся ей в ответ и махнул рукой. Беги-беги. Отрадушка, его единственная. Настя выбежала, пронеслась по коридору, вихрем ворвалась в свою комнатку.

— Беляна, Беляночка… смотри!

Вытянула руки с куклой вперед, чуть подняв ее над головой.

— Смотри…

Насте никто не ответил. В комнате никого не было. Кроватка, лавка у окна, сундучок с одеждой, шкатулка с безделицами. И никого больше.

— Беляночка, ты где?

— Здесь! Что разоралась!

Голос Беляночки был неожиданно грубым и злым. Настя испуганно обернулась. Беляна стояла в углу, сложив на груди руки.

— Променяла меня на фарфоровую болванку!

Настя улыбнулась, но Беляна была серьезна.

— Да нет, ты что. Мы же подружки. Давай с ней вместе поиграем.

Беляна насупилась, и в этот момент по коридору послышались тяжелые мужские шаги.

Силин зашел в комнату. Остановился в дверях. Подаренная кукла сидела на кровати среди подушек. Рядом с ней была простая кукла-вязанка из лоскутов и соломы.

— Беляночка, это теперь наша Фрязинка.

Силин замер в недоумении. Настя говорила не куклам, а куда-то в сторону. Как будто обращаясь к кому-то невидимому, стоящему в углу.

— Ты что, егоза, убежала?

Настя обернулась на голос.

— Тятенька, конечно, понравилась! И мне, и Беляночке. Правда, Беляночка? Ну вот видишь!

Настя снова обернулась в угол. Силин опешил. Настя смотрела в пространство перед собой и разговаривала с невидимым собеседником. Просто в пространство перед собой. Тряпичная кукла была на кровати, и она обращалась явно не к ней. В горле у Силина стало вмиг сухо. Он хотел что-то сказать дочери, но голос сорвался. Он откашлялся, подошел к Насте, обнял ее за плечи и сказал как можно ласковее:

— Ты с кем говоришь, доченька?

Настя улыбнулась:

— Это моя подружка, Беляночка, — Настя ткнула руку в пустоту, — А это мой тятенька любимый.

Настя обернулась и порывисто обняла отца. Силин обнял ее в ответ, а сам взволнованно посмотрел за плечо дочери. Там, конечно, никого не было. Только соломенная кукла на кровати. Рваный залатанный сарафан, аккуратно расчесанные выцветшие волосы, давно поблекшие нарисованные глаза. Стараясь сохранять спокойствие, Силин спросил:

— Настенька. Это же куклу твою зовут Беляна?

— Да нет, тятенька. Это подружка моя. Она… она не совсем кукла. Ну, то есть была кукла… А теперь подружка. Она со мной играет. Она и прясть умеет, и вышивать меня научила. Вот, смотри.

Настя высвободилась из объятий, подошла к сундучку, порылась в нем и вытащила незаконченный платок на пяльцах. Отдала в руки отцу. Силин удивленно рассматривал кусок ткани, испещренный диковинными орнаментами. Работа была тонкая, явно недетская. Только местами были грубые стежки, видимо, принадлежавшие Насте. Силин задумчиво провел пальцами по нитям.

— Это ты сама сделала?

Настя кивнула. Силин молчал, подбирая слова.

— А эту твою Беляну кто-то еще видит?

— Нет, — Настя грустно замотала головой, — никто не видит.

Силин машинально повертел в руках пяльце, потом передал его дочери. Та бережно прижала его к груди. Где-то захлопали двери, зашелестели торопливые шаги. В комнату заглянула Параська.

— Барин. Я тебя обыскалась. Когда обед прикажешь подавать? Стынет все, а никто не идет!

Силин от неожиданности оторопел.

— Подожди, а Анна… хозяйка?

— А хозяйка болеют, немощь у нее. К вам, говорит, идти.

— Хорошо, сейчас… подожди.

Параська юркнула обратно за дверь. Силин хотел еще что-то спросить у Насти, но никак не мог сосредоточиться и подобрать слова.

— Так, доча. Не нравится мне твоя подружайка. Заберу я ее, пожалуй. Давай, давай ее сюда.

— Ну, тятенька. Не надо. Ну, пожалуйста.

Силин хотел взять куклу, но Настя опередила его. Выхватила ее почти из руки отца, отскочила от него и спрятала Беляночку за спину.

— Нет, тятенька, не надо!

Силин решительно подошел к дочери, хотел выхватить у нее куклу, но тут за спиной, в коридоре, хлопнула дверь в спальню Силина.

— Силин!

Голос Анны звучал слабо, но требовательно. Силин бросил взгляд на заплаканную Настю.

— Не плачь, доченька. Потом поговорим, хорошо.

Настя кивнула головой. Потом тихо, чуть слышно прошептала:

— А мне кажется, мамочка видит Беляночку.

Но Силин этого не услышал. Он уже вышел из детской навстречу жене.

Не успел Силин выйти из комнаты, как Беляна подлетела к Насте.

— Ты зачем отцу про меня сказала?!

Настя не ожидала такого напора, удивленно захлопала заплаканными глазами.

— Ну я, я… тятенька же. Как не сказать?

— Разлучит нас твой тятенька!

— Нет, ну нет же… тятенька добрый.

— Добрый, добрый… тятенька добрый, — Беляна передразнила Настю. — Заладила! Ты же знаешь — не видит меня никто.

Настя подняла голову на подругу.

— А маменька, мне кажется, видит. Она всегда на тебя смотрит, когда ко мне приходит. Я и подумала, что тятенька тоже увидит.

Беляна прошла мимо Насти, потом все-таки обернулась и обняла ее. Настя тут же уткнулась лицом в ее плечо. Беляна хотела отстраниться, потом нерешительно подняла руку и погладила Настю по волосам.

— Ну не плачь, не плачь.

Настя, не поднимая головы, прошептала:

— А вдруг тятенька правда нас разлучит?

— Не разлучит, не переживай. Не разлучит.

Беляна шла по дому, не таясь. Никто, кроме Насти и Анны, не мог ее увидеть. Первая играла с подарком отца, а вторая была ей не опасна. Беляна невольно улыбнулась. Общение с упырем ни для кого даром не проходит. Особенно, когда жертва во всем идет губителю навстречу. Как раз из-за этого Анна и могла ее видеть. Только существа из нави могут видеть друг друга. А Анна одной ногой была уже не на этом свете.

Кикимора, принявшая облик Беляны, боялась одного: что Силин разлучит ее с Настей. Мысль эта не давала ей покоя. Она только начала срастаться с девочкой, проникать в ее сознание, сливаться с ним. А тут так некстати появился Силин, а дуреха Настя решила их познакомить. Ну нет! Не позволю я тебе этого!

Беляночка хихикнула. Одна из стряпух, суетящаяся на кухне, удивленно оглянулась. Слышать она, конечно, ничего не могла, но, видимо, почувствовала присутствие мерзкого злого существа. Беляна замолчала. Все-таки нужно быть осторожнее. Спокойно дождалась, когда баба уйдет. Быстро нашла графин с вином, который предназначался Силину. Никому в доме, кроме него, венгерское вино не подавали. Да и кто пить-то будет эту сладкую патоку? Тьфу! Гадость. Она видела, как Поликарп как-то отлил себе стопочку и плевался потом, выгоняя непривычный вкус изо рта.

А теперь-то я еще сильнее подслащу заморский напиток хозяину, — подумала и улыбнулась. Сейчас.

Взяла поухватистей зеленоватого стекла графин и с трудом открыла притертую пробку. В детском обличье Кикиморы было мало сил. Собралась с мыслями. Ну, начнем.

Беляна закрыла глаза, сосредоточилась и начала произносить заговор:

— Стану я, не благословясь, пойду, не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, в чисто поле. В том поле есть Окиан-море, в том море есть Алатырь-камень, на том камне стоит столб от земли до неба огненный, под тем столбом лежит змея жгуча, опалюча.

Беляна остановилась, сделала паузу и продолжила:

— Я той змее поклонюсь и покорюсь: ой еси ты, змея! не жги, не пали меня, полетай под восточную сторону к Николке, пусть идет в высок терем, в новый покой, на пухову перину да шелкову подушку, разожги, распали-зажги у того Николки ретивое сердце, черную печень, горячую кровь, все поднятные и занокотные жилы и чресла; чтобы тот Никола не мог жить, ни быть, ни часу часовать и минуты миновать, чтобы с Анной не залежать! Замыкаю свой заговор семьюдесятью семью замками, семьюдесятью семью цепями, бросаю ключи в Окиан-море, под бел горючий камень Алатырь.

Беляна три раза провела рукой над вином. Потом закрыла пробку и поставила графин на место. Усмехнулась.

— Хороша ноченька будет у семейки. Не скучная.

Тихо хихикнула, прикрывая рот рукой. Дело сделано. Выскользнула из кухни обратно в детскую.

Из-за суеты, царившей в имении после приезда Силина, вечерить сели поздно, когда почти стемнело. По случаю возвращения хозяина стол был богаче обычного, но довольно скромный. Помимо традиционных солений, на вышитой нарядной скатерти стояли наваристые густые щи, моченая селедка, пироги с разными начинками, гречневая каша, тетерка, запеченная рыбка и всевозможная зелень. Пряный квас с тмином и мятой, медовуха, взвары из ягод, польское хлебное вино и заготовленная специально для хозяина угорская мальвазия.

Силин уселся во главе стола, в красном углу. Прочитал быстро молитву, взял ложку с ломтя свежего душистого хлеба и снял пробу с щей. С чувством втянул в себя густую, парящую на воздухе жидкость. Даже крякнул от удовольствия. Потом забелил щи густой сметаной и кивнул головой домашним. Можно начинать трапезу.

За столом сидели втроем. Василь так и не вернулся от своей мельничихи. Стосковавшись по домашней еде, Силин уплетал блюдо за блюдом, обильно запивая еду мальвазией. В Шабановой Горе так вкусно не стряпали. Обычно он предпочитал ядреный польский напиток, к которому привык в западных походах. Но сегодня вино заходило ему гораздо охотнее. Анна ела неохотно, больше ковыряя в тарелке ложкой. Зато с каким-то остервенением глодала кости куропатки, непропеченные у самых концов. Он даже пошутил, что жена за время его отсутствия стала совсем уж экономной. Анна вымученно улыбнулась его шутке, но кости не оставила. Так и ели бы в молчании, кабы не Настя. Соскучившись по отцу, она закидывала его вопросами:

— Тятенька, тятенька… А ты в Москву ездил?

— Нет, доченька. В Шабанову Гору ездил.

— Пап, а ты в Новогороде был?

— Был, Настенька, проездом, за грамотами заезжал к разборщику.

— А какой он, Новогород?

Настя оставила ложку и мечтательно прикрыла глаза.

— Эх, Настенька. Отвезу тебя как-нибудь, сама увидишь. Красота и мощь. Церкви, дворы, а какие там торги… Эх. И товары какие заморские у фряжских купцов. Чудеса, да и только.

— Как Бася?

Силин удивленно глянул на дочь:

— Какая Бася?

— Ну, кукла моя новая. Василь мне как-то сказал, что самую красивую девочку в мире зовут Бася. А кукла эта — она самая-самая красивая-прекрасивая! А ты его тоже в Новогороде купил?

Силин чуть не поперхнулся мальвазией.

— Кого его?

— Ну, Василя. Все говорят, что ты его купил.

Силин вытер рукой с бороды пролившееся вино и засмеялся:

— Брешут, дочка. В полон, это правда, я его взял. А на службу цареву он сам перешел, его мне в товарищи и определили. Как ротмистру гусарскому. Учил меня науке гусарской.

— Как это учил? Ты что, тятенька, неучем был?

Силин усмехнулся. Объяснять дочери, как Василь вбивал в головы рейтар гусарскую благородную науку, можно было долго, но смысла не имело. Да и зачем это девчонке. Вот сыну… Силин одернул сам себя. Не дождаться ему сына от Анны. Как ни скрывала жена от него, но Силину все равно донесли, что после рождения Насти она стала бесплодной. Развестись бы с ней, честь по чести… Но…

Силин бросил взгляд на сидевшую рядом жену. Та почуяла его взгляд, но даже не повернулась в его сторону. Развестись бы, да Настя. Судьба дочери не давала Силину покоя. А поладит ли с мачехой? А как будет жить чужой в отчем доме… Дело Силина-то служивое. Будет набор, война — и поминай как звали…

— Тятенька! Тятенька! Ты что?

Настя трясла отца за рукав.

— Задумался, доченька, — Силин натянуто улыбнулся. — А мы же про Василя говорили. Ну так вот, он наш Василь, строгий был, страсть как!

— Нет, тятенька. Василь не такой, он… добрый.

Силин хотел продолжить разговор про васильево учение, но заметил, что Настя заскучала. И хотя кивала головой, было видно, что мало поняла из объяснений отца. Силин, пользуясь паузой, решил выйти до ветру. Хлопнул себя по коленям, поднялся из-за стола и пошел к двери не очень твердой походкой. Силин вышел, и в гостиной воцарилась тишина. Скоро Насте стало совсем скучно, и она принялась тихонько постукивать по столу. Какое-то время Анна сидела молча. А потом ее как будто прорвало. Она резко ударила по столу рукой и закричала зло и истерично:

— Перестань! Перестань, я тебе сказала!

Настя испуганно замерла. Анна порывисто встала из-за стола, подбежала к дочери и замахнулась на нее рукой. Настя вся сжалась, готовясь к удару. Но тут послышались шаги возвращающегося Силина. Анна опустила руку и, не дожидаясь прихода мужа, рванулась на выход. Силин едва успел отпрянуть в сторону, чтобы разминуться с ней в дверях. Ничего не понимая, он проводил ее удивленным взглядом.

Силин хотел было сесть обратно за стол. Но тут увидел готовую заплакать Настю. Быстро, как мог, подошел к ней и обнял.

— Настюшка, доченька моя любимая… Ну что ты… Не плачь, солнышко…

Настя, с трудом сдерживающая себя, тут же разревелась в три ручья. Силин как мог успокоил ее, а потом отправил в детскую спать. Сам сел за опустевший стол и налил себе полный кубок мальвазии. Уж больно хорошо шла она сегодня!

Уже далеко за полночь Силин, пошатываясь, зашел в опочивальню. Вино оказалось неожиданно хмельным и одурманивающим. Поначалу он и не собирался сюда идти. Хотел заночевать у себя, но неожиданно проявившееся плотское желание привело его в опочивальню жены. В комнате царил полумрак. Силин не заметил в темноте лавку, налетел на нее, с трудом удержался на ногах, громко и витиевато выругался.

— Анна, Анна…

Не дождавшись ответа, подошел к кровати. Стал снимать одежду. Не получилось. Запутался одной ногой, затанцевал на другой и упал, буквально рухнул на кровать спиной. С трудом поднялся и сел на край, свесив ноги. Голова кружилась, мысли путались. Зачем он сюда пришел? Нужно к себе. Силин охватил голову руками.

Беляна, пристроившаяся за дверью у замочной скважины, недовольно зашипела. Силин оказался слишком устойчив к ее зелью. Ну ничего. Ничего. Она снова прикрыла глаза и зашептала:

— Распали-зажги у того Николки рети-вое сердце, черную печень, горячую кровь, все поднятыя и занокотныя жилы и чресла; чтобы тот Никола не мог жить, ни быть, ни часу часовать и минуты минавать, чтобы с Анной не залежать!

Силин оторвал руки от головы.

— Анна! Спишь, что ли?!

— Заснешь с тобой.

Голос Анны звучал раздраженно и устало. Силин обернулся к жене. Под тонким одеялом был хорошо виден крутой изгиб бедра. Острое желание нахлынуло на него тяжелой, горячей волной.

— Правильно, не заснешь. Иди ко мне, женушка моя…

Подтянулся поближе к Анне и попытался ее обнять. Жена отстранилась.

— Силин, ты пьяный. Отстань от меня.

— Анна, я муж твой…

Силин рывком притянул Анну к себе. Та попробовала выкрутиться, увернуться. Не получилось. Тогда Анна уперлась ему руками в грудь и оттолкнула от себя.

— Ну отстань, Силин, сплю я уже. Давай потом. Не сейчас.

Силин попробовал сжать Анну в объятиях. Та снова оказалась ловчее. Но в борьбе ночная рубаха распахнулась. Рука Силина коснулась обнаженной груди. Он почувствовал горячую, трепетную кожу под рукой. В глазах поплыло. Желание овладеть стало невыносимым. Ему было нужно ее тело. Здесь и сейчас!

— Анна…

— Силин, отстань. Проспись…

— Не играй, Анна, со мной! Хочу тебя, мочи нет.

Анна затихла. Силин снова провел рукой по ее груди, спустился вниз до бедра, скользнул к лону. Силин попытался снять с Анны рубаху. Та не противилась, но и не помогала. Наконец, Силин справился и бросил одежду на пол.

— Николка, не надо… Николка…

Анна лежала рядом с ним. Обнаженная, но равнодушная и отстраненная. Силин молча попробовал развести сжатые ноги. Анна поначалу не давала ему этого сделать. Силин приподнялся на локте, посмотрел на ее лицо, на закрытые глаза. Красивая. Но… какая-то чужая. Его жена или не его вовсе…

— Анна!

Голос его звучал жестко и требовательно. Анна вздохнула и отвернула лицо от мужа. Расслабилась. Быть тому, если он так хочет. Закрыла глаза и вызвала в памяти образ Савелия. Савелушки. Любимого ее.

Силин молча сделал свое дело. Желание прошло, оставив после себя пустоту. Он сам не понимал, что на него нашло. Устало отодвинулся от Анны в сторону и тут же уснул. Анна закрылась одеялом, свернулась калачиком и тихо заплакала. Слезы потекли нескончаемым потоком, а губы шептали:

— За что мне это, за что… Савелушка, любимый мой…

Кикимора за дверью отстранилась от скважины, радостно потирая сухие, скрюченные ручки.

Силин проснулся далеко за полдень. Не открывая глаза, пошарил по постели рукой. Анны рядом не было. С трудом открыл глаза. Поднялся, опираясь на руку. Взял кувшин, стоящий около кровати, и жадно его ополовинил. Сел, поставил ноги на холодный пол. Посидел немного, стараясь не двигаться. Каждое движение отдавалось в голове ноющей тупой болью. Выпил еще воды. Расправил рукой волосы, тряхнул головой и невольно застонал от пульсирующей боли в висках.

— Анна, Ан-н-на-а, ты где?

Вопрос его остался без ответа. Силин собрался с силами и с трудом встал на ноги. Сделал несколько шагов и чуть не упал. Ноги запутались в рубашке Анны, которая валялась на полу. Не нагибаясь, отбросил ее в сторону и, пошатываясь, побрел к двери.

Шлепая босыми ногами, дошел до кухни. Стряпуха, увидев барина, сметливо нацедила ему жбан рассола. Силин выпил, спеша и обливаясь. Рубаха на груди стала мокрой. Не рассчитав силы, с шумом поставил жбан на стол. Кивнул стряпухе с благодарностью. Отдышался.

— Хозяйка где?

Стряпуха захлопала глазами, потом сообразила:

— Так на кладбища пошли.

Силин снова было взялся за жбан, но остановился.

— Умер кто?

Стряпуха быстро заморгала.

— Да нет, вроде. Барыня, они-то часто ходют.

— Хм… часто.

Головная боль нахлынула новой волной. Силин сморщился, поставил бесполезный рассол обратно на стол и заковылял на мужскую половину. Хотел лечь на кровать, но передумал. То, что произошло ночью, Силин помнил смутно. Но чувство, что он сделал что-то нехорошее, его не покидало с момента пробуждения. Тяжело выдохнул. Нужно найти Анну. Поговорить. Повиниться.