Патриот. Смута. Том 5

Глава 8

Три полновесные сотни сгрудились на правом берегу Сосны.

В лучах заходящего солнца было видно, что это вполне обычные, довольно плохо снаряженные казаки. Далеко не у всех были заводные кони, поэтому шли они так небыстро. Ведь выдвинулись они раньше, чем мы из Воронежа, и все конными продвигались, без обоза. Планировали встать на довольствие в Ельце. Иначе то как? Столько народу кормить. Судя по снаряжению — сабли, копья, луки в разных сочетаниях. Огнестрела почти ни у кого я не увидел, как и доспехов.

Грустное зрелище.

Да путь от Оскола до Ельца чуть подальше, но не вкруговую идти, а по берегу Олыма и Сосны. Ползли неспешно, не торопились.

Люди Яра Пенькова на пароме работали, крутили свои тяжелые вороты. Первый отряд примерно в три с половиной десятка человек переправлялся. Все же отсутствие заводных коней упрощало процесс транспортировки. Банально вмещалось больше бойцов.

— Пантелей, знамя. — Скомандовал я.

Прапор гордо взметнулся над нами. Багряное знамя. Не алое, конечно, которому я в юности присягал еще в учебке, но все же похожее и какое-то близкое, родное.

Дал пяток коню, и мы медленно двинулись на встречу к ним.

Оскольские казаки как-то занервничали, увидев наш флаг. На пароме переглядывались, шептались, переговаривались. На правом берегу тоже происходили движения. Но, судя по тому, что я видел, к бою не готовились. Больше удивленными казались, чем настороженными.

Шло время, отряд сошел с парома и двинулся нам навстречу.

Мы также построились и чуть спустились.

— Здравствуйте, люди Оскольские! — Проговорил я громко.

Вперед от них, чуть выдвинув коня, буквально на полкорпуса, выступил средних лет, крупный, крепкий, даже немного пузатый казак. Усы его переходили в бороду, и вообще вида он был больше дикого. Чем-то он мне напомнил лютого, опасного кабана, готового рвануться в бой. Одежда походная, без изысков. Шапка красивая, с брошью, на меху. Доспехов нет. Из оружия помимо сабли еще и пара пистолетов в кобурах.

Зажиточный.

У него, и еще у двух сопровождавших его людей были запасные лошади. Это отличало их от всех остальных казаков. Сразу видно атаман и его близкие люди, есаул, видимо, и кто-то еще.

Смотрел на меня недоверчиво, правую бровь приподняв. Провёл рукой по усам, произнес глубоким, утробным басом:

— Здравия тебе. Только вот не воевода же ты елецкий, служилый человек, а кто ты?

— Игорь Васильевич Данилов. Воевода воронежский. — Ответил я, смотря прямо на него.

— Хм. Добрался, значит. Это хорошо. Письма твои мы получали. Вот, явиться решили. Чего круг делать… — Он сделал паузу. — Сразу к ельцу пошли. И верно оказалось, да, собратья?

Остальные казаки закивали. Но по интонации я чувствовал, что есть в этом громоздком воине некое ко мне недоверие.

Переправа за их спинами продолжалась.

— А где же Семен Белов и верные его есаул Иван Волков? — Прогудел осколец.

— Да тут такое дело. — Я буравил его взглядом. — воевода Елецкий решил, что я татар на русскую землю веду. Сидит, ждет меня у бродов, а я тут…

Сделал паузу, но собеседник хоть и хмурился, но молчал. Ждал, что скажу.

— А что до Волкова. — Я улыбнулся холодно и так, агрессивно. Оскалился больше. — Бить меня хотел. Вот на этом самом месте, где мы с тобой, атаман стоим. Кстати…

Увидел, что он хочет сказать что-то, но не дал, продолжил.

— Кстати, как звать-то тебя.

— Чудно. — Он погладил усы, погладил бороду. — Чудно, воевода Игорь. Не возьму я в толк, как так вышло, что ты здесь. И ты руководишь всем.

— Вот так, атаман. Вот так. — Буравил я его взглядом. — Твоим людям прием обеспечим, постой, довольствие.

— Это хорошо. Скажи мне, Игорь Васильевич. А чей ты человек?

Вот, началось все, как обычно. Кто я, что я, почему, зачем и для чего все делаю. Ответил фразой известной.

— Ничей. Сам по себе, свой собственный. А что делать хочу, в письме излагал.

— Читали мы с воеводой Оскольским и собратьями письма твои, читали. — Хмурился атаман все сильнее. — А еще с казаками, что из Поля пришли, говорили.

— И что? — Я оскалился по-волчьи. Понимал, о чем речь пойдет.

— Говорят, царь ты. Татар разбил. Только, после плетей, сказали то, что в плену у самого Джанибека Герайя сидели. И это его слова.

— Его. Не мои. Я себя царем не зову.

— А чего знамя тогда царское над тобой веет. — Он прямо пошел в наступление.

— Я тебя встречать приехал, атаман, а не оправдываться. — Ситуация начала понемногу накаляться. — Так скажу…

Показал ему перстень.

— Знамя, перстень, благословение старцев Задонских, письма Хана. Все это лишь символ того, что я иду верным путем. Делаю то, что давно должен был кто-то сделать.

— И что же ты делаешь, Игорь? Ради чего мы… — Он подчеркнул это слово. — Идем на Москву. Ради кого кровь будем проливать. Ты молод, вижу. Мы ходили уже и за Дмитрия, и за Ивана Исаеввича, воеводу его. И опять идем. Пришли же! — Он поднял голос, говорил утробно. — Только, ради чего?

— Просто все, атаман. Мы идем Русскую землю защищать. Ее родную. Ради нее все. Она кормит нас, всех. А еще, за веру православную. Чтобы жить на этой земле, по правде, с богом нашим, а не с Аллахом и Католическими иезуитами Сигизмунда. — Сказал, как отрезал. — Мы идем Собор собирать всей земли Русской. Земский. И царя выбирать.

— Всем воинством христолюбивым? — Он был удивлен.

— Не только. Всем миром Русским.

Конь атамана переступил с ноги на ногу.

— Эка… Эка братцы. — Он чуть отступил, переглянулся с теми, кто его окружал. — Что скажете? Пойдем мы ради такого за этим человеком? Под этим знаменем.

Остальные молчали, думали.

— А скажи. Вот придем мы, зайдем в кремль и скажешь ты нам, что Царь и править теперь ты будешь. Без собора и что?

— Все мы смертны. — Улыбнулся я зло. — Я каждому человеку, что за мной идет, клятву даю и с каждого клятву беру. Нарушу ее, все, как ты сказал, все христолюбивое воинство против меня встанет.

Он погладил бороду, стоящие рядом за ним закивали. Тот, что был слева, промолвил.

— Любо.

И остальные тоже негромко стали повторять один за другим.

— Любо.

А следом за ними, сам атаман.

— Любо! Игорь Васильевич Данилов. Тогда с тобой идем. И сами поклянемся и твою клятву примем.

— На заре, за воротами, перед тем как пойдем к бродам.

— Семена Белова бить? — Чувствовал я, что в словах этого массивного человека стояла печаль. Не хотелось ему воевать с атаманом и воеводой Елецким.

Да и мне тоже.

— Нет, говорить будем. — Он буравил меня взглядом, и я сказал то, что ему хотелось. Да и сам я мыслил так же. — Негоже, считаю. Русским людям убивать других русских людей не с руки. Но, если не выйдет. Правда за нами.

В этот момент ударил одиночный набат на надвратной башне.

Атаман дернулся, уставился туда.

— Что это?

— Мои две сотни на подходе. — Улыбнулся я.

Радости моей не было предела. Бойцы подойдут, поспокойнее и надежнее станет. Да и Григорий с его уникальным навыком разгребать весь этот бумажный учет — в самое время.

Оскольский атаман кивнул, промолвил.

— Звать меня. Давыдов, Никифор. — Встал в стременах поклонился слегка.

— Переправляйтесь, собратья. Только моего человека вперед пустите. Нужен мне подьячий, без него, как без рук. — Улыбнулся я.

— Сделаем. — Он махнул своим.

Отряды казаков начали переправу.

Паром сегодня будет работать на износ. Пять сотен человек с конями и скарбом перевести, дело не шуточное. Началось все с трех сотен оскольцев, затем минут через тридцать по моим прикидкам подошла к реке в районе все той же слободки моя рать. Рядовые казаки были рады друг другу, кто-то даже узнал знакомцев, спешились, обнялись. Приятно было видеть это.

Люди говорили.

После долгого пути коротать ожидание с беседой приятнее.

И я понимал, что сейчас по присоединяющимся ко мне отрядам пойдет молва о том, как мы били татар, как я своей рукой Кан-Темира в огне и дыме порешил одним ударом. Обезглавил. Как правую руку его, Богатура Дивеева, пленил. Как не убоялся к татарам один ехать, разговоры говорить, а также о том, что с нами в монастыре приключилось. Как святые старцы приветили, как встретили и то, что воевода то наш, то есть я, немного с причудою…

Уверен говорили и это. Почему?

Да все ему говорят, что царь он, а он — нет! На своем стоит. И перстень у него, и знамя, что отцами, настоятелями даровано, и сами иноки поклон били, крест в святилище нашелся им. А все равно — не царь и все тут. Собор земский.

Людям простым обещал, все они это знают.

Людская молва — сила великая. И если ее верно использовать, превращается она в невероятно оружие. Ее-то я и хотел использовать для формирования войска. Чтобы каждый вступающий в ряды загорался идеей, которую сам я транслировал. Собор, выборы и изгнание всех интервентов. Сильный Царь, посаженный на Русскую Землю, блюдущий законы православные, чтобы ее от врага защитить.

С первым паромом, после прихода двух моих сотен переправился Григорий.

Усталого вида, напряженный, недовольный, в целом — как обычно, только чуть более помятый.

— Здрав будь, Игорь Васильевич. — Он поднялся на стременах, поклонился.

Мимо него к своему атаману двигались отряды казаков.

— Здравствуй, собрат мой. Как дорога?

— Да весь зад отбил с ней. — Он хмыкнул невесело.

— Как войско?

— Думаю, дошло до бродов. Тренко, человек толковый. В бой не полезет. Все, как ты сказал сделает. Близко не встанет, чтобы этот атаман елецкий своих разбойников к нам не послал. — Он криво улыбнулся. — Уверен, все будет. А ты как?

В вопросе его звучало что-то… Эдакое из разряда — ну давай, рассказывай, как ты в одиночку тысячи врагов одолел. Как город взял и звезду с неба снял.

— Да вот, Елец наш. — Улыбнулся я. — Но без тебя никак.

— Игорь Васильевич. — Он смотрел на меня с невероятным уважением. — Не знал бы я, что ты, именно ты сюда с сотней ушел… Не поверил бы. А так. Бог хранит тебя и направляет на великие дела.

Он перекрестился.

— С божией помощью все осилим. — Я ответил тоже крестным знамением, размашистым.

Рука привыкала к этому действию. Раньше как-то я по церквям был не ходок, да и, судя по всему, реципиент мой тоже был человеком далеко не набожным, насколько это могло быть в эпоху Смутного времени. Однако сейчас все больше приходилось проникаться религиозностью населения.

Без веры или хотя бы видимости ее в качестве ритуалов — никак.

Григорий тем временем более официально проговорил:

— Прибыл по зову твоему, воевода. — Смотрел он на меня и ждал.

— Знаю, что только ты совладаешь со всей этой, навалившейся бумажной волокитой. Только времени мало. До утра надо. Чтобы на рассвете мы уже выдвигались.

— Игорь Васильевич. — Он покачал головой. — Я все, что смогу сделаю. Но, если ты один с сотней города берешь, я не так хорош все же в делах письменных. В Воронеже на это несколько дней ушло. И там-то я город знал. Что где понимал и людей, нужных быстро, находил. А тут, за ночь. — Он замотал головой. — Нет, не проси такого.

— А где Савелий с сыном? — Я удивился. Требовал же троих. И только сейчас понял, что нет их.

— Там. — Он махнул рукой за реку. — Ты же меня одного велел переправлять.

Улыбнулся криво, посмотрел, подняв бровь.

— Григорий…

— Да, понимаю. Прости, воевода, устал. Не подумал.

Я тут же распорядился, чтобы двух писарей переправили со следующей партией бойцов на пароме, а подьячему пока что поставил задачу, что и как необходимо сделать, сотворить. Он слушал, вздыхал. Когда закончил, посмотрел на меня.

— Ты же понимаешь, здесь работы на неделю.

— Понимаю. Но надо как-то в общих чертах. Я более или менее порядок навел. Надо, чтобы ты глянул.

Все же для меня делопроизводство того времени было непривычно. Язык мудреный, таблиц нет. Запись сплошным текстом ведётся. С оглавлением все очень сложно. Системы никакой. Продраться сложно. Как будто специально для того писано, чтобы сам черт ногу сломал, читая эти записи.

— Ясно. Задача есть, сделаю. Что смогу, сделаю.

— Вот и ладно.

Еще через минут десять мы уже вчетвером выдвинулись в кремль. Переправа еще продолжалась, но ожидать всех бойцов смысла не было. Время только зря терять. А его у меня в образ. Оно самый ценный ресурс сейчас.

Пока ехали Григорий присвистнул, смотря на надвратную башню, спросил:

— И как же ты… Взял город, воевода? — Тихо так, чтобы сопровождение не слышало.

— Да как. — Я говорил ему в тон. — Ночью. Отвлек внимание. Через стену перебрался, к башне подошел. Дозор разоружил. Открыл. Сотня вошла, а дальше дело техники.

— Как просто на словах. — Покачал головой Григорий.

На лице его было видно, что он до глубины души удивлен.

Кремль встретил нас творящейся тут кутерьмой, связанной с тем, что где-то было нужно расположить пять сотен явившихся к городу служилых людей. Изначально я начал распределять сотни оскольцев в монастырь и те самые поселки, которые занимала моя сотня. Но там места для такого количества человек точно бы не нашлось. Поэтому пришлось выдумывать. Занимать городские жилища, ставить на постой.

И это создавало проблемы.

Еще фураж нужен, накормить всех, напоить, обогреть. Много организационной мороки.

Спешились. Яков, который был тут и заменял воеводу в отсутствие меня увидел своего земляка, улыбнулся. Подошел. Они обнялись.

— Порой я думаю. — Сказал Григорий, не скрывая, довольно громко. — Что само божественное провидение послало нам в Чертовицкое Игоря Васильевича. Погляди, куда мы поднялись. Я занимаюсь складами царскими, а ты города берешь.

На удивление, говоря это, он улыбался, хотя и немного натянуто. Видеть такое было непривычно. Вечно угрюмый, к тому же сейчас усталый служилый человек, был счастлив.

— Впереди, кха… Еще много всего. — Хлопнул его по плечу Яков.

— Да. Ты все хвораешь. — Настроение Григорий сменилось.

Он откровенно переживал за собрата.

— Не помру от хвори, пуля раньше заберет. — Хмыкнул Яков.

— Отставить разговоры о смерти. — Улыбнулся я. — Работаем.

И начался поистине колоссальный труд. То, что я до этого проделал с бумагами, было половиной дела. Теперь за это взялись профессионалы, и люди сразу забегали. Приказы неслись в зелейный погреб к надвратной башне и в житницу елецкую. Люди бегали, суетились, возвращались, докладывали.

Кого-то из местных служилых искали, вызывали, опрашивали, уточняли.

Григорий знал толк в своем деле. Навострился и делал его отлично. Где-то часа через полтора он поднял один из листков бумаги, взглянул.

— Воевода. А что у нас с елецикми заключенными? — Поднял бровь, на меня посмотрел. — Может, поговорить с ними? Чай люди толковые.

Подьячий говорил дело. Их же могли под стражу взять не из-за разбоя какого и лиходейства, а по… Так сказать по политическим причинам. Надо бы глянуть, кто там сидит.

За пять минут отыскался Сава Ус и мы с ним вдвоем, взяв пару человек, двинулись в подвал терема. Пока шли, расспросил у сотника без сотни в общих чертах кто и что. Оказалось, что в основном как раз — политические. Разбойников вешали и казнили обычно сразу. Судил воевода елецкий строго и быстро. А вот с людьми, которые могли еще пригодиться и смерть которых создала бы толки среди служилых людей города, приходилось считаться. Вот и сидели они.

Даже гонец был какой-то. Из Москвы вроде.

— Гонец? — Удивился я, входя под тяжелой и низкой притолокой вниз в темный подвал.

— Да, то ли из Москвы, то ли из Серпухова.

При упоминании второго, сердце мое забилось чуть быстрее. Этот город фигурировал слишком много где. Туда шли татары, там должна была ждать девушка Рюриковна своего суженого. Оттуда открывался короткий и, считай прямой, путь на Москву.

Серпухов! Там мы должны встретиться с Нижегородскими силами, если… Если они придут.

— Давай его напоследок.

— Хорошо.

Мы минут за пять осмотрели и поговорили с гражданами сидельцами.

Сава рассказывал про каждого. Каждый или отбрехивался, или молчал, смотря бирюком. Почти все, кроме двух, а это девять человек — были биты плетьми и сидели здесь за сделанные, неугодные Волкову или Белову дела. Кто-то сказал что-то про царя Дмитрия, и по доносу сел. Кто-то о Василии Шуйском хорошо отозвался и тоже присел, отдохнуть на воду и немножко сухарей.

Всех их я с богом отпустил к семьям. Наказал привести себя в порядок и приходить, записываться в войско. Они были несказанно рады, удивлены и, так выходило, что на этих людей теперь мне можно было в какой-то мере рассчитывать.

Такое добро запомнят.

Еще один сидел по дури своей. На посту заснул. Так-то за дело, но плетей ему уже всыпали, но отпустить не отпустили. Якобы провинность слишком большая, башню сторожил и при виде атамана не поднялся по стойке смирно и позу раболепную не принял. М-да, дела.

Сидел он дня два, то есть события-то недавние.

Подумав, решил тоже отпустить бойца.

Еще один — головорез. По пьяной лавочке убил двоих. Но, уважаемый вроде человек. Десятник. Плакался, божился, что виновен и искупить хочет. Что просто так помирать — ну глупо же. Подумал я, что может быть в монастырь ему дорога. Или в отряд Серафима. Там у меня как-то так получалось, боевые монахи выходили. И люди служилые и вроде религиозные люди. Хотя не все, насколько я понимал, еще постриг приняли. Но, это может быть — пока. Но, пока в моей голове перевешивало убийство. Поручил Саве, как человеку, больше понимающему в текущих законах, разобраться.

Ну и оставался последний.

Он и сидел отдельно от других, по словам Уса с месяц уже.

— Тащи его на свет. — Улыбнулся я. — Пойду воздухом подышу. Клети-то освободились, можно новых сажать.

— Тех сажать, лучше на кол. — Деловито посоветовал старый казак.

И в его словах была доля истины. Может и правда посадить оставшихся в живых после попытки подрыва порохового запаса? Казнить лютой смертью и дело с концом. Чего мурыжить? Эх, не привык я еще до конца к суровому правосудию того времени. У нас же высшая мера, это долго и муторно. Суд, следствие. На войне в бою убить — одно, казнить — иное.

Сам вышел, начал ждать.

Смотрел на заходящее солнце. Закат красивый будет. Завалится огненный диск за стены крепостные, за леса и пойдет по облакам красным заревом отблески его от багряного к желтому. Людям на радость.

Из темноты Ус через несколько мгновений явил грязного, заморенного голодом мужичка неопределенного роста и возраста. Вообще, он больше напоминал даже не человека, а что-то такое скользкое, гнусное, мерзкое и пахло от него соответствующе.

Довели человека до такого ужасного состояния, м-да…

Существо уставилось на меня, словно покойника увидел, весь затрясся. Запах от этих телодвижений усилился.

— Игорь, Данилов. Ты… Ты как?

Ус уставился на меня с удивлением.

— Ты кто?

— Да ты что, не узнаешь. Я же Сенька, Шалымов. Да мы же, ты же… — Он осекся, по сторонам посмотрел. — Тебя тоже?

Он осекся, икнул.

От автора

«Второгодка». Вышел 3й том.

Он опер Бешеный из 90х, а, заодно, обратный попаданец, ставший старшеклассником в наше время. Его методы нравятся не всем, но он действует, как привык. Он враг преступников и друг беззащитных, и он всегда добивается справедливости. Так что, лучший друг, убивший его, тоже получит по заслугам. Вот только скоро конец четверти и предстоит серьёзный экзамен, а директриса приложит максимум усилий, чтобы он его не сдал!

1 том: https://author.today/work/470570

3 том: https://author.today/reader/494848/

🔥На первый том СКИДКА