Патриот. Смута. Том 5

Глава 11

Я замер перед своим развернутым для атаки шестисотенным воинством. В самом его центре. Впереди сумбурно и в легкой панике строились ряды противника. До них был чуть меньше километра. Видно было, неровно становятся, делают много лишнего, суетятся. Разброд и шатание. Значит, все удалось.

Произнес

— Яков, приказ ясен?

Служилый человек взглянул на меня с удивлением, покачал головой.

— Да, воевода, но… Кха. Прости за сомнения. — Он кашлянул, протянул хрипло. — Думаешь, они согласятся?

Приказы не обсуждаются. Но тут случай особый. Все же

— Да, согласятся. Нас больше, в их стане распря. Ты видишь, как они готовятся к бою? — Я усмехнулся. — А поединок, старая традиция.

— Они не лыцари. — Усмехнулся Яков. — Это казаки, а не ляхи. И воевода их казак.

— Он согласится. У нас его сын.

Это было отличным исходом ситуации, настолько замечательным, что, пожалуй, было сопоставимо с моментом нахождения мной креста в священном месте. Божественное проявление, ни больше ни меньше. То, что этот мальчишка явился сам. В наши руки. О чем он думал? Стать героем? Показать отцу, что может решать проблемы.

Ох уж этот юношеский максимализм. Или он видел, что отец запаниковал, никак не может принять решение. И, начал действовать сам. Лихо, но глупо. Делать можно что-то, только понимая шансы на успех. А здесь — мы могли убить его на подходе. Но, повезло так повезло.

Господи, может ты все же есть? И ты…

А да, не о том я думаю. Мне предстоит бой.

Трое во главе с Яковом под белым знаменем отделились, двинулись от наших рядов к их становищу. Дошли без проблем. Замерли. Противник не атаковал. Прошло несколько минут. Никакой замятни, стрельбы и прочих нападок на парламентеров не последовало. Там их кто-то встретил, и они вскорости развернулись обратно.

Двинулись неспешно.

А воинство елецкое как-то расслабилось. Видно было, что люди переглядывались, топтались, ряды в которые они худо-бедно встали, ровно не держали. Оружие опускалось. Как будто строю роздали приказ — «Вольно».

Согласен воевода, деваться некуда. А бойцы и рады. Не хотят они воевать, ни со мной и ни с теми людьми, которых я веду. Смысла не видят. И верно это.

Я перевел взгляд на правый берег. В этот момент мои тамошние силы выходили на позиции. Надеюсь, Тренко понял все верно и не начнет штурм без сигнала. Конница там строилась на фланге, вперед выступала стрелковая пехота. Подтягивались возы. А на них у нас имелись пушки. Это бы стало сюрпризом для защитников.

Интересно — есть ли артиллерия у них, и кто бы выиграл эту дуэль.

Смотрел на все это и понимал. Хорошо бы дело решить миром. И вроде бы все к этому шло. Кровь одного человека лучше, чем жизни сотен. Здесь и думать не нужно.

Яков вернулся, улыбнулся невесело, проговорил:

— Он согласен. Кха. Скоро будет. Сам Белов и двое сопровождающих.

Я кивнул.

— Пантелей и Богдан со мной. Мальчишку прихватите.

Толкнул коня сапогами и неспешно двинулся вперед. Нужно найти удобное место, занять его и поджидать там воеводу. Биться будем пешими, по всем правилам.

Местечко мы нашли вполне хорошее и знаковое.

Посреди холмистой равнины, на склоне взгорка, росла дикая яблоня. Вокруг нее было много поросли, но слева, чуть ближе к реке проплешиной возвышалась вершина этого холма. Скорее всего — курган какой-то древний. Недалеко журчал небольшой, но звонкий ручеек. Выходило, что и от наших позиций, и от недружных рядов елецкого воинства отделено это место примерно на равном расстоянии. Да, чуть ближе к талицким бродам, а не к нам, занявшим довольно хорошие позиции на подходе. Но тут и ошибиться несложно, когда на глаз расстояние меряется.

Мы были первыми.

За спиной моей Пантелей держал знамя, которое трепетало и развевалось на ветру.

Я смотрел на елецкие ряды. Готовы ли эти люди биться? Что-то подсказывало мне, что нет. Явление мальчишки — вряд ли только его глупость. Он видел что-то. Что-то понял. Не скажет, это точно. Юношеский максимализм не позволит. Раз примчался убивать меня, то что-то услышал. Почувствовал, что отец дал слабину, решил взять все в свои руки, доказать делом, что уже не маленький. Что достоин. Для этого времени — он уже воин. Так-то похвально, только глупо вышло.

Хотя не ведая того, что творит, спас сотни жизней.

Наконец-то елецкое воинство прошло в движение. Волной перекатывалось, головы вращались, сумятица небольшая пошла. От рядов противника отделилось трое всадников. Шли без знамени, не спешили.

— Смотрите в оба, чтобы еще двое не удумали чего. — Сказал я Пантелею и Богдану. — Должен быть честный бой.

Глянул на мальчишку пристально. Обратился к нему, сидящему на четвертой лошади, привязанному к седлу вообще связанному, чтобы не чудил и не удрал.

— Надеюсь, твой отец, человек чести. — Улыбнулся.

Парень уставился на меня злобно. Его трясло, и выглядел он очень бледно. Еще бы — эмоции, адреналин, юный организм с трудом справлялся с тем потоком всего, что с ним сейчас творилось. А ты думал раз и готово? Нет, такие дела так не делаются.

Они приближались, расстояние сокращалось. Метров с пятидесяти я поднял руку, выкрикнул.

— Пешими, на саблях!

— Воевода, а что, если они решат стрелять? — Спросил Богдан, приподняв бровь.

Говорил негромко, смотрел на подъезжающих.

— Вы должны выстрелить первыми. Но только не в воеводу. Этот человек мой. Он должен пасть от моей руки. На глазах у всего войска.

— Ясно. — Он чуть поудобнее сел, руку положил на кобуру своей аркебузы.

Пантелей сидел молча, смотрел пристально. Я знал, что этот человек, несмотря на свои габариты достаточно ловок, чтобы успеть выхватить оружие. К тому же от него не ожидают такой прыти, это уж точно.

Тридцать метров.

Я следил за их руками и оружием.

— Белов! Кто из вас⁈ — Выкрикнул.

В ответ тишина.

Один из них — недавний знакомец Волков. Слева. Еще один средних лет крепкий мужчина, справа, чуть в стороне и сзади. Задумал чего? Глаз да глаз за ним. Хотя и за бывшим моим пленником тоже приглядеть надо. Злой, обиженный, даже если плана у них подлого какого нет может дурь совершить на эмоциях.

И по центру.

Уверен воевода именно он — одетый в кольчугу или панцирь, с такого расстояния не разобрать. Высокий, даже, можно сказать, долговязый. Руки длинные, но вряд ли это будет проблемой. Хотя в поединке надо это учесть.

Глаза щурит, лицо точеное, холодное, сам напряжен до предела.

Снаряжен хорошо. Помимо металлического доспеха ладные ножны с доброй саблей, кинжал. Пара пистолей на перевязи. В кобуре седла — аркебуза. На голове шапка красная, бархатная, черным мехом отороченная. А за поясом еще и чекан.

Странно, вроде бы признак атаманства, это булава, а здесь — несколько иначе. Ну может ему привычнее таким оружием в бою работать. Латников-то им, польских, вполне хорошо валить.

Пятнадцать метров.

Они замерли. Кони переступали с ноги на ногу, фыркали.

Лица у двоих казаков злые, если не сказать разъяренные. Третий, что чуть отстает от них какой-то ошарашенный больше, удивленный, что ли. Справа немного дальше движется. На знамя смотрит, на меня, на сопровождающих, на пленника, что привели с собой.

На первый взгляд — вроде стрелять не намерены. Но кто их знает.

Этого нам точно не надо. Честь по чести бьемся и дело с концом.

Белов, я уже на все сто был уверен, что это он, смотрел на сына. Зубы его скрипели, челюсти двигались. Но, он молчал. Казалось, злоба не давала ему и рта раскрыть. Поднеси спичку и полыхнет он ярким пламенем. Такой злющий и напряженный был.

— Семен Белов! Сыну своему спасибо скажи! — Проговорил я холодно и спокойно. — Если бы не он, много крови пролилось бы, а так… — Сделал паузу, изучал реакцию. — Предлагаю дело миром решить. Вы под меня пойдете…

Воевода елецкий молча саблю выхватил. Спрыгнул с коня. Резким движением отстегнул с груди пистолеты, кинул их на луку седла. Из-за пояса вытащил чекан, кинжал оставил. Уставился на меня, во взгляде ненависть лютая. Крутанул клинком, на меня медленно двинулся.

Ладно, раз так, то так.

Спокойно спустился с обнаженной саблей в руках. Тоже отстегнул пистоль, мешать только будет. Оставил на коне. Пошел на встречу.

— Белов! Я предлагаю всем вам жизнь. Я не веду татар. Ты же видишь! Я иду на Москву собирать Земский Собор. — Шел неспешно, изучал манеру движения противника.

Для того, кто находился в состоянии невероятной, немыслимой ярости, перемещался он достаточно плавно. Хороший боец.

Продолжил:

— Это знает каждый в моем войске. Я клятву дал им, а они мне.

Елецкий воевода просипел что-то тихое, выругался, видимо. Произнес сквозь зубы, с трудом.

— Молчи… Колдун! — Неспешно двигался на меня. Изучал, смотрел. — Дьявола душонка.

Опытный, бывавший в деле противник, но… Если они не надумали никаких хитростей, то шансов у него немного. Если уж я француза одолел, то уж с казаком точно совладаю.

— Меня старцы за Доном благословили. — Креститься, когда в руке сабля, было как-то не с руки. — В монастыре. Знамя от них! Белов, не дури! Я не хочу твоей смерти и гибели твоих людей. Сдавай оружие и в монахи иди. С миром отпускаю.

— С миром, пес… С миром! — Он не выдержал, сорвался.

Опять эти их звериные ругательства. Нет, все… Такое прощать было нельзя.

Я двинулся вперед и тут краем глаза увидел, что Волков дернулся, потянулся к кобурам. Резко выхватил пистоль.

Бабах!

Раздалось это из-за моей спины. Случилось сразу очень много всего. Время словно замедлилось. Лошадь казака встала на дыбы, он полетел с нее вниз, хватаясь за грудь. Мальчишка заорал.

— Дядька!!! Дядька!!!

Тот третий опешил, ошарашенно смотрел на происходящее какие-то доли секунды. Он понимал, что произошло. Осознавал, что именно Волков решил нарушить дуэль. Но, его опередили.

Мой поединщик ошарашенно отпрянул в сторону, прикрылся рукой. Думал, стреляют в него. А я как ни в чем не бывало замер, выкрикнул.

— Стоять! Всем стоять!

Сговаривались они или нет, не ведомо. Но Волков, тварь эдакая, все же не сдержался. Хотел пристрелить меня во время дуэли. Точнее, до ее начала. Богдан, по моей указке, был готов к этому и шмальнул в него. Попал и, судя по всему, убил.

Парень, что был нашим пленником, смотрел на это все и не понимал. Для него этот человек, видимо, был эталоном чести и доблести. Как и отец. Недаром он стоял за него горой, ведь воевода не зря оставил его охранять город. Видимо, друг семьи, близкий человек, а не просто подчиненный.

А здесь — сговорились биться, а он. Мощный удар по авторитету.

Хотя, с другой стороны я как раз ждал чего-то такого. Только от самого воеводы, а не от его помощника.

— Ты… Ты!!! — Заорал Белов.

Он же не видел, что хотел сделать его сотоварищ. Что случилось поняли все, но только не он. Даже их третий, понимал, почему мой человек разрядил свою аркебузу. Он спешивался и шел быстрым шагом к своему павшему товарищу.

А воевода в приступе безумной ярости бросился на меня, махнул саблей.

— Убью, собака!

Опять эти ваши звериные мотивы.

Удар в левую щеку, подход, укол.

Бился он размашисто, но уверенно. По стилю мне это напоминало манеру Григория, но все же ощутимо лучше и комплексней. Там была идея просто врубить сильно с плеча и понестись дальше — чисто конная. А здесь складывалось впечатление, что человек кое-что смыслит в поединке.

Сбил его клинок, отвел в сторону. Контратаковал.

Мы обменялись быстрыми хлесткими ударами.

Очередной резкий выпад в лицо. Я отбил, ушел вбок, атакуя ведущую руку. Не вышло. Отстранился, перегруппировался. Противник умело пользовался длиной рук. Использовал легкую свою почти прямую саблю. Больше палаш. Действенное и как колющее и как рубящее. Хороший воин, знающий свои сильные стороны.

Еще укол. Я отразил удар, отвел в сторону. Попытался обойти его. Удалось! В маневре он оказался слаб. Ноги не успевали за руками.

Вот и нашлось уязвимое место.

Рубанул справа, крутанул кистью и резко направил клинок снизу слева. На инерции довел и высек искры из кольчуги. Противник отшатнулся. Часть колец упало на землю, но раны не было. Синяк — это точно. Но для опытного бойца, пустяк. Слишком легкий клинок. Против доспешного не то оружие. Но, я знал, что нужно делать. Был у меня план, которого он точно не ждал.

— Пес! — Заорал, отшатываясь Белов.

Стиснул зубы. Вновь атаковал сам.

Рубанул, целясь сбоку. Медленно, слишком медленно.

Он начал пытаться держать меня на дистанции. Осыпать ударами, отпугивать клинком. Хорошо, знает преимущество своих рук. Толку только? Меня же не достать.

Я обходил его, маневрировал. Выбивал из сил.

Рубил, колол, делал финты. Творил вокруг настоящий танец с саблей. Перемещался, напружинив ноги, как на тренировках. Достал уже раза три-четыре, но так — чуть вскользь. Все же клинок мой плохо работал против кольчуги. А из-за длины рук как-то так выходило, что постоянно он их успевал отвести. Дистанцию держал.

Видно было, что злость накатывает на Белова волнами.

Мы обменялись еще парой ударов. Он пошел в наступление, полагая, что я не смогу его достать. Глупость и ошибка.

Пора!

Резко сменил тактику. После пары ответных секущих ударов вышел в клинч. Сделал подшаг.

Все. Он в моей власти. Удар. Захват. Сабля полетела вверх, вывалилась из руки. А я с силой толкнул его. Подсек ногу. Такого он не ожидал. Так агрессивно у них никто не умел драться. Слишком рискованно лезть близко. Да, все так. Только если ты не обучен помимо фехтования еще и кулачному бою и борьбе вдобавок.

А если все в комплексе, то и применяешь совместно.

Воевода белов начал заваливаться навзничь. Рука его метнулась к бебуту. Какой неугомонный. Черт!

Отшаг.

Рубанул его по ноге, чуть выше колена. Несильно. Отрубать не хотел, так — порезать.

Он упал, но успел выхватить оружие. Перекатился. Устремился к своей сабле. Но я был уже над ним. Одна рана не останавливает, значит, сделаем еще. Убивать — смысла нет. Доказать превосходство — вот цель.

Ударил ногой.

Он извернулся, попытался ткнуть меня кинжалом. Но напоролся на саблю. Я ждал такой атаки и вонзил лезвие в предплечье, отпрыгнул.

— Ааа. — Зарычал он.

Это был не столько крик боли, сколько рык раненного, обезумевшего зверя.

Вскочил, кинулся не меня, раскинув руки перед собой. Схватить, повалить. Что за дурь? я же вооружен. Смерти ищет. Не стал убивать, ушел в сторону. Рубанул по кольчуге, сократил дистанцию пнул в бок.

Казак опять покатился по земле.

— Хватит! Белов! Мне не нужна твоя жизнь!

Он на карачках рванулся к сабле, вскинулся. Но я был уже рядом. Укол. Все было кончено. Мой клинок вонзился в правое плечо. Пробил изодранное секущими ударами полотно. Прошел через ткань, рассек кости и вышел наружу с другой стороны. Заструилась кровь.

Он попытался схватиться за лезвие, рвануться вперед. Но я был быстрее. Вырвал оружие, отшатнулся, отступил. Ноги подвели воеводу, и после пары быстрых шагов он споткнулся и рухнул на колени.

— Остановись! — Мой клинок был около его горла. — Остановись, дурень! Мне! Не нужна! Твоя! Жизнь!

— Колдун. — Прошипел он сквозь зубы. — Бес! Убей, убей меня! Я не могу, не могу больше!

— У тебя сын, семья. — Клинок упирался ему в кадык. Хотел в яремную вену, но так он бы мог совершить акт самоубийства, а мне это было вовсе не нужно.

Смотрел на него, поверженного. Проговорил.

— Ты хороший воин. Такие нужны этой стране. Руси, России. — Говорил громко, уверенно. Надеялся, что после поражения он одумается. Поймет, что служил не тому и не затем. — Я не зову тебя с собой на север. Ненависть затмила тебе сейчас глаза. Но, я дарую тебе жизнь. — сделал паузу, смотрел на него, поднявшего глаза к небу и ждущего решающего укола. — Бери сына, жену, еще детей, если они есть, и поезжай к задонским старцам. Они расскажут тебе правду. Им-то ты поверишь?

Сделал пару шагов назад

Белов со стоном схватился за рану. Кровь лилась оттуда ручьем. Перевязать надо. Казак застонал, и я услышал.

— Боже… Господь… За что! За что мне это! Господь!

Я развернулся и двинулся к своим телохранителям. Произнес.

— Богдан, развяжи его сына. Отпусти. Пусть за отцом присмотрит, перевяжет.

Мой казак уставился на меня с удивлением. Уверен, думал сейчас, не встанет ли этот парнишка против нас. Не сотворит ли чего дурного, не нападет со спины. Стопроцентной уверенности в том, что он не сделает это, у меня не было. Но казнить этих двоих было выше моих сил. Такие люди, бесстрашные и сильные духом действительно нужны. Зрела во мне надежда, что старцы действительно смогут объяснить им, всей их семье, что и как. И почему я оставил его жить.

И жизнь свою они посвятят служению отчизне.

Влетел в стремена, осмотрелся.

Парнишка, отпущенный, спрыгнул с лошади, помчался к замершему на коленях отцу. Рвал на бегу рубаху, готовился бинтовать. Главное, чтобы от раны не умер воевода. Но если так, то это значит — судьба.

Сам обратился к третьему, оставшемуся на ногах из приехавших елецких.

— Что с Волковым?

— Мертв. — Проговорил он. Поднялся от него, уставился на меня.

— Ты все видел. Иди скажи елецким, что жду всех сотников к себе. Нам незачем проливать кровь. Незачем отдавать свои жизни здесь. Наш враг там! — Я махнул рукой на север. — Наша цель, Москва! Вместе мы будем сильнее и добьемся Земского Собора. Всю Русь соберем и Царя на трон поставим сильного. А не этих, цариков.

Он поклонился, двинулся к лошади.

— Жду. И прикажи войска отводить, чтобы мои люди переправу начали. Мы не желаем вам зла. Мое слово!

Человек поклонился вновь, взлетел в седло и помчался к елецким рядам.

Я повернул голову к Богдану. Он смотрел на меня очень удивленно. В его парадигме мира я поступил… Вероятно, излишне мягко. Но, так было нужно. Именно такие деяния запоминаются и создают вокруг предводителя ту славу, которая важна. Строг, но справедлив.

— Богдан, скачи к нашим. Передай, строем ровным, ко мне. Не ломая рядов.

— Сделаю.

Он дал пяток коню и помчался к моим бойцам. Они уже неспешно двинулись вперед сами. Понимали, что происходит.