Я поднялся в седло, осмотрелся.
В кремле все было уже более-менее спокойно. Сопротивления не возникло, напряжение местных служилых людей поубавилось. Их никто не бил, не пытался как-то угнетать. Просто так случилось, что в один миг Иван Волков лишился всех рычагов управления гарнизоном.
Махнул Пантелею и прочим своим телохранителям.
Они были тут как тут.
— Яков, десяток людей мне!
Он распорядился быстро, нашел тех, кто двинется со мной. И мы выступили к воротам кремля, а дальше к башне, через которую зашли в Елец. Все той же дорогой. Как-то так складывалось, что круговой объезд всей крепости лучше оттуда совершать.
Хромой казак трясся в седле рядом. Телохранители встали коробочкой, а прочие бойцы разделились — четверо чуть вперед, остальные шли следом.
— Скажи, Сава, кто ты? — Начал я.
Мне действительно было интересно, что это за казак, почему он решил перейти на нашу сторону. Все же — союзник. Так выходило. Нужно понимать, почему поддержал, на чем основано доверие.
— Я-то. — Он усмехнулся, подкрутил ус. — Казак беломестный. А еще… Сотник я. Токмо без сотни.
— Это как? — Удивился.
— Ды как? Вот так. — Он недовольно хмыкнул, скривился. — Семен Белов сотню мою к бродам увел.
Взглянул на меня косо, добавил.
— Встречать тебя, Игорь Васильевич, там надумал.
— А сам-то ты чего не пошел?
— Да, так пошло, захворал я. — Он криво улыбнулся. — Нога, шоб ей пусто было, псина этакая. — Он по ней хлопнул. — Бывает, как защемит, не в моготу. Хоть на стену лезай.
— Ясно. А чего ты меня-то признал так, сразу?
— Так, видать же. — Он говорить потише стал, чтобы слышал только я. — Царь. Как ни глянь, господарь. Про которого гутарют усе.
Я промолчал, хотя и насторожился.
— А я-то. — Он вообще перешел на шепот, этакий, заговорщический. — Не ведаю. Царь али не царь. Царев нонче много. Но…
Я бросил на него косой взгляд, и казак продолжил, поняв, что не вызвала его фраза у меня какой-то злобы. Сам то я себя государем не именовал, не звал и не считал. Так что сомнения данного товарища вполне понимал. Было интересно, почему он перешел на мою сторону.
— Так вот, я об чем. Мне Федор Шрамов, дружок мой, выходит. Товарищ боевой, побратим, коих мало про тебя сказывал. Заезжал тут он, ты же его посылал.
Вот как выходит. Оказывается, этот казак знает служилого человека из Чертовицкого. Отлично. Хоть и ушел он давно, но то, что говорил здесь с людьми, то, что письма передал — свою роль сыграло. А уже остальные гонцы, их сообщения на подготовленную почву ложились.
— Знаешь его?
— Не то слово. Мы с ним… Но это другое. Это старое. Былое. Это ладно. Так вот, он же гутарил, что супротив татар войско ты собираешь. — Шмыгнул носом, ус подкрутил. — И, это, гутарил, что сил мало у Воронежа. Помочь надо. В Рязань от нас пошел. Воеводе нашему он это все говорил. И я говорил, что идти надо. Крепко за это встал. А этот… — Лицо казака исказилось недружелюбной гримасой. — Заладил нет, да нет. Тута сидим. Придут татары, у себя бить будем. Не придут и ладно. Сила царю… — Он сплюнул. — Царьку, ты прости меня, Димитрию нужна, говорил.
— А ты, получается, не за Дмитрия? — Спросил я прямо.
Он вздохнул, глянул на меня косо.
— Как есть скажу, Игорь Васильевич. Я за жизнь. — Улыбнулся криво казак после этих слов. Головой тряхнул. — Ты вот, живой. Вижу тебя. Про дело твое слышу. А Дмитрий помер давно. Так-то, судачить про это у нас раньше как-то несподручно было. И плетей дать могли. А теперь-то, раз ты здеся власть, изрекаю открыто.
— Помер? — Удивился я.
С чего интересно, Дмитрию помирать? Или вся эта история с кучей смертей и чудесных спасений заронила сомнения в голову этого человека.
— Ну а как еще-то? Раз помер, когда малой был. Два, когда в Москве был. Сколько можно то?
Он развел руками. Повозился в седле. Повторил.
— Сколько можно? А, Игорь Васильевич?
— И то верно.
Мы наконец-то добрались до надвратной башни. Наш гарнизон стоял здесь и встретил вполне обыденно. Десятник отчеканил, доложился, что все спокойно. С момента нашего отбытия ничего не произошло. Ворота заперты из города никто уйти не пытается, тихо все. Елец спит, только в кремле возня какая-то.
Так, то — мы там суету навели.
Напомнил ему, что пленных, как в себя придут не бить без необходимости, не неволить. Отпустим их чуть позднее. Поутру лучше всего, к женам и детям.
Десятник понимающе закивал.
— А что, если полезет кто, воевода?
— Да, не полезет. — Проговорил я. Подумал, добавил. — Ну а если и прямо много. Ворота не открывать, в набат бить. Мы на помощь подойдем из кремля.
Дальше двинулись по часовой стрелке объезжать прочие посты и башни. Все же Елец крепость крупная, здесь служилых людей и укрепленных позиций даже после увода части сил хватало. Все нужно объехать, всем дать новые вводные по факту сложившейся ситуации.
Это и нам на руку. И спокойствия больше будет в самом городе.
А то власть сменилась, а те, что в дозоре стоят и не в курсе. Мало ли что начнется. Порядок должен быть. Порядок — это главное.
Двигались.
Острожные стены, выходящие к реке, охранялись плохо. Видно было даже в темноте, что гарнизона на них никакого нет. Только на башнях люди стоят и огни горят. Перебраться можно было и здесь. Да, чуть сложнее, но, скорее всего, получилось бы. Разгул для контрабанды и всяких разбойников.
Непорядок. Разгильдяйство полнейшее.
Может, непогода тому виной. Дождь промозглый, моросящий все так и не закончился. А может, люди расслабились. Опасности вроде нет. Татар же нет, или как? Воеводы нет, войска увел к бродам. Его человека захватили то ли враги, то ли… Здесь как раз сомнения и смятение начинается, за которым и стоит весь творящийся хаос. Какие-то люди странные пленили главу города. В бой не желают вступать. Ушли к монастырю.
А еще — перепились там все. Кричали, шумели. Зачем сторожить?
Вся ситуация показывала на то, что план мой вполне удался. И в Ельце Смутно было. Служилые люди не стояли друг за друга, и присутствовал некий разброд и шатания.
Охрана первых двух башен глазела, чуть ли рот не открыв на нас. Только головами кивали. Говорил я им, что атаман их, Волков — схвачен. В поруб посажен. Им, простым людям не угрожает ничего. Городу тоже. Служите как служили, утром вначале в терем, как смена придет, а потом спать.
Дозорные кивали как болванчики, не очень понимали, что происходит. Что делать и что все это значит.
Но, вид Савы, меня и узнаваемого знамени за спиной, а также спокойствие моих людей становилось хорошим доводом того, что в жизни их ничего не поменялось. Противиться, смысла нет, рисковать жизнью, а ради чего? Волкова?
Так даже он пока живой и не битый. Даже в крепость вернули его.
Отъехали от третьей по счету башни, впереди была еще одна надвратная. Та самая, из которой атаман Иван встречать меня выезжал. Видно было, что в ней народ как-то суетится чуть больше, чем везде. Факелов горит больше. Люди ходят, смотрят по сторонам. Дозор, усиленный и, ведется хорошо.
И внизу нее, окрест, чуть правее тоже какое-то движение было.
— Игорь Васильевич, там у башни, напротив, через улочку, зелейный погреб. — Проговорил Сава. — Охраны там поболе. И, мыслю. Кого-то к ним Волков послать успел, пока ты подоспел. Думаю, Фома тут, пушкарь наш.
— Спасибо. — Дальше обратился к своим людям. — Готовность, собратья. Без приказа не стрелять, но готовыми быть к плохому.
Бойцы мои изготовилась, подобрались, посуровели сразу.
Двинулись.
Справа горели огни. Подсвечивали первое, увиденное мной с момента попадания сюда, в это Смутное время, каменное здание. Серьезно! Я вот только сейчас понял, что кроме обветшалых, безликих руин по дороге из Чертовицкого в Воронеж все строения, что встречались, были только из дерева. И церкви, и монастыри, и стены крепостные. Все бревенчатое, досчатое.
А тут — камень! Что-то важное значит.
Никаких сомнений — погреб с порохом!
Приземистое, с коваными воротами строение на небольшой площади. Одна его сторона выходила на улицу, что вела от надвратной башни в центр Елецкой крепости. Остальные отстояли от дворов и стен на метров десять, а то и пятнадцать. Огромное расстояние по меркам тогдашних, очень плотных стереотипов крепостной застройки. Когда домик к домику прижимается, стенка к стенке, бок к боку и все друг на друге держится.
А здесь — вроде не плац, а пространство приличное.
И стража. Я увидел троих, но в тенях, уверен, пряталось еще столько же или больше. А еще кто-то же должен быть внутри самого склада. Плюс башня. Там тоже гарнизон. Человек пять, может, семь.
Там, где я диверсию устроил, три было. Да. Но, уверен, там атаман с собой часть людей забрал, после того как его пустили. А здесь полный контингент. Да и, вроде бы, это самые главные городские ворота. Они же напротив парома, по идее — центральные. Значит, охраны больше, должно быть.
В сумме — человек пятнадцать, примерно. Считай, как нас.
— Кто таков! — Выкрикнул вышедший вперед человек с факелом в руке. Высокий, даже долговязый, худой, чуть сутулый, смотрел напряженно, говорил чуть с надрывом. Нервничал. В левой руке сабля обнаженная. Сам кутается в какую-то накидку поверх кафтана. Видно, что продрог, промок, но бегает тут и что-то организует.
— Фома, да то мы. — Подал голос Сава, выехав чуть вперед. — Ты сабельку-то того, этого, опущай.
— Кто мы? Тебя знаю, Ус. А остальные? Кто с тобой?
Человек проявлял упорство и не хотел сдавать важный, можно даже сказать, стратегически ответственный пост. Склад пороха для крепости, это может и не кремль — как мозг обороны, но скорее как сердце. Без пороха, какая война? А вдруг мы — люди разбойные. Если сюда подберутся такие, то одного факела хватит, просто вниз его швырнуть, бочки там запалить и… Взлетит здесь все на воздух к чертям собачьим.
Так рванет, что станы содрогнутся. А потом еще и пожар начнется.
К такому подпускать абы кого нельзя.
— Богдан, за башней смотри, вдруг пушку надумают в нас целить или чего еще. Абдулла, чуть что, бей из лука, тихо чтобы. — Говорил тихо, еле слышно, чтобы только для своих ушей. — Пантелей, меня прикрывай в случае заварухи. Знамя береги.
Телохранители мои кивали, чуть расступились, чтобы удобнее им было выполнять приказы. Десятка бойцов замерла. Часть, что шла первыми, ближе к стене встали, левее. Взяли склад пороха в полукольцо. Остальные чуть правее и за моей спиной замерли. Смотрят во все глаза, оружие наготове, кони фыркают, с ноги на ногу переступают.
Пора себя показать.
— Игорь Васильевич Данилов. — Выдвинулся вперед на пол лошадиного корпуса. — Воевода Воронежский.
Глаза руководителя охраны порохового склада полезли на лоб.
— А, как… Кто?
— Сава, сотник, он, или десятник? Или кто таков? — Не обращая внимания на удивление командира охраны, задал вопрос своему сопровождающему из местных.
— Так это, сотник, над пушкарями. Фома Буйнов
— Добро. — Вновь обратился к замершему с факелом и саблей в руках человеку. — Фома, Буйнов. Все ли спокойно?
— Так, вы, это… Вы же. — Он сделал шаг назад. Его немного потряхивало и от удивления заикаться чуть начал.
— Мы не жечь и палить пришли. Успокойся и людей успокой. Посты проверяем, чтобы все тихо было. — Уставился на него, говорил холодно, размеренно. Спросил громче. — Понял меня, сотник? Нам жизни ваши ни к чему, люди служилые. И порох ваш.
— Ааа… — Он замер в недоумении.
— Если спокойно все, то дальше двинем. Если плохо, есть опасения какие-то? Людей пришлю. Для усиления охраны.
Я говорил как ни в чем не бывало. Показывал всем своим видом, что крепость уже моя и любое сопротивление или даже мысль о противодействии, какая-то глупость несусветная. Зачем, все уже ясно, все решено. И от действия какого-то малого гарнизона одной башни ничего не измениться.
Есть факт — я здесь власть!
Все — точка!
— Людей прислать? — Спросил холодно, как отрезал.
Понятно было, что он ответит. Но сказанное нужно для той игры, которую я вел.
— Так, нет… Го… — Он терялся, никак не мог собраться с мыслями.
— Вопросы какие-то есть, сотник Фома?
— А, так это… Что с атаманом? Что с Иваном Волковым? — Наконец-то выдавил он из себя что-то более-менее разумное.
— Отпустил я его, после плена. А он воду мутить начал здесь. Вот пришлось прийти и второй раз наказать. Жив. В тереме. Судить будем утром.
— Судить… — Протянул недоуменно.
— Да. А как иначе? Он нас бить хотел. Оружие поднял. На своих, на людей русских. — Говорил холодно и спокойно. Без злости. — Так что, как поутру пост передадите смене, всех жду. Тебя, сотник, особенно. С рассветом во дворе в кремле.
— Э, как, зачем, что? — Он, вроде бы пришедший в себя, все же продолжал недоумевать.
— Ты же за крепость отвечаешь. Фома. Рвы заросли, надолбы покосились, ворота скрипят. Недоброе дело. — Смотрел пристально, указывал на недостатки. — Если враг придет, что делать будем?
Я продолжал говорить с ним, как со своим подчиненным, и это хоть и вводило его в шок, все же возымело успех.
— Да, господин. — Он дернулся, поклонился.
Сломался.
— Если спокойно, мы дальше двинем.
Он сделал пару шагов назад, саблю опустил. На лице как было, так и осталось выражение полнейшего непонимания ситуации. Что-то из разряда — «Что, черт возьми, здесь происходит!»
— Никого не впускать, никого не выпускать до моего распоряжения. Ясно, сотник?
— Да, господин. — Он опять поклонился.
Все, с этим человеком мы договорились. Хороший, служилый, ответственный, вроде как. Хотя головой он еще не понимал, что происходит, как такое возможно и почему. В душе что-то подсказывало ему. Эти люди пришли, говорят, не бьют, не поджигают. Они не враги. Приказы дельные. Если атаман схвачен, паника может быть, шум, гам, выпускать никого нельзя.
А утром — все в кремль двинут, кроме постов. Там и понятно будет, что да как дальше.
— Спокойного дозора, Фома. — Обернулся к своим бойцам, проговорил. — Вперед.
— Спасибо, господин. — Ответил он и отступил.
Я рукой махнул, и процессия наша двинулась к следующей башне. После нее начинались уже более капитальные, крепкие и отлично сложенные стены — рубленные. Примерно с полчаса у нас ушло на дальнейший объезд башен.
Житенный двор с его охраной удалось урезонить даже проще, чем охрану порохового склада. Здесь не было сотника. А десятник, открыв широченные, заспанные глаза выслушал нас ошалело. Покивал, слегка трясясь от холода и удивления. Ему ничего не угрожало и дозору его. Поэтому поклонился, покивал, и мы двинулись дальше.
Чудо, но дождь к этому моменту начал стихать и вроде даже перестал.
Наконец-то, спустя примерно час после захвата терема мы вернулись в него. До рассвета оставалось всего ничего. Но часок можно было потратить на краткий отдых и приведение себя в порядок.
Жаль, зеркала не было под рукой. Уверен — чумаз я был, как черт. И, не думая, вот в таком виде ездил и караулы проверял. То-то люди косились на нас, на меня. А Сава даже слова не сказал. Почему? Скорее всего, для него неважно было — чист я или грязен, а больше-то — кто я. А раз в грязи, значит, дела военного не гнушаюсь, сам делаю многое и в его глазах это, уверен, вызвало уважение.
Внутри все спокойно.
Караулы были полностью моими, кланялись когда рядом проходил. Отпустил своих бойцов отдыхать на час. Они далеко не ушли, разместились под навесом на крыльце терема. С одной стороны сидел под охраной пленный Волков, с другой — они расположились.
А сам я узнал, где у них здесь колодец, воды набрал. Надо отмыться после лазания по рвам. Хорошо бы баньку, только долго. А у меня всего час. Быстро обмыться, отдохнуть еще немного. Еще бы переодеться, черт.
Подошел усталый Яков.
— Ну что, чумаз я? — Усмехнулся я, смотря на сотника. — Так на царя меньше похож?
Улыбнулся ему задорно. Он только головой покачал. Начал помогать мне умываться, поливать. Доспехи надо бы снять, одежду поменять. Хорошая мысль в целом. Раздобыть нужно здесь что-то.
— Если платье нужно сменить, воевода, там, в тереме, есть кое-чего. — Яков словно читал мои мысли, вздохнул невесело.
— Хороша мысль, давай, распорядись. Ух… Холодна. — Я встряхнулся. — Чего ты вздыхаешь?
— Да… кха…
— Помоги бронь снять, ну и рассказывай.
С его помощью я разоблачился. Оставшись в одних нижних, тоже довольно грязных портках, принял водные процедуры, дающие бодрость тела и крепость духа. Тем временем Яков послал за сменой одежды для меня одного из бойцов.
Ну а потом приступил к докладу.
В общих чертах ситуация выглядела так.
Здесь в тереме помимо Савы было еще четыре сотника. Главный над городскими пушкарями отсутствовал.
— Видел я его. У склада с порозом он.
— Ясно. А то насчет него опасения имелись.
— Да вроде, дельный человек. Дурить не будет.
— Кха… Ну и славно.
Яков продолжил доклад.
С сотниками он поговорил. На первый взгляд настроены они были вполне бодро. Дружелюбно и не воинственно. Но, это же только пока мы здесь сила. Над ними стоим и в город не пускаем, к людям их. А как утро придет, как люди соберутся сами под стены кремля. Чего делать?
Слушал я, пока не отвечал ничего. Обмывался холодной водой, растирался чистой, принесенной тряпицей. Радовался, что с неба лить перестало. Утром солнышко выйдет, тепло будет, славно.
Еще Яков доложил о службе Лжедмитрию.
Елец за него довольно крепко стоял. Сильнее, чем Воронеж. Пояснил, про то, что самые боевые сотни ушли к переправе. Сколько чего взяли. Подтвердил участие Ливнеских и Лебедяньских отрядов. Ну и в общих чертах обрисовал здесь политическую ситуацию. Что как, куда. Кто за кого и почему.
Переоделся я наконец-то, уставился на него.
— Я часок дреману, а потом с этими господами говорить буду. — Хлопнул сотника по плечу. — Да и люди придут. Спросят же местные, что ночью было.
Яков кивнул, и я со спокойной душой отправился отдыхать. Пока ситуация была повернута в мою пользу. Вот и отлично, вот и славно. А через час поглядим, что дальше будет.