Патриот. Смута. Том 5

Глава 22

Разбойник смотрел на меня снизу вверх, кривился, ухмылялся.

Ну и гнусная рожа, так и хочется вмазать. Я таких, что в девяностые из всех щелей повылезали терпеть не мог. Вот и сейчас праведный гнев накатывал волнами. Но для дела нужно было с этим индивидом поговорить. А потом уж… Потом решим его судьбу.

— А не думаешь, что ты запоешь, если я за тебя, как положено, возьмусь?

— Запоюс, милс человек. Конечно. — Он лыбился все сильнее. Харя мерзкая, кулака так и просила. — Толькос, сзнаешс, что под пытками где лож, а где правдас… А сказать мне есссть, чтос…

Вот гад, цену себе набивает.

— И какую же клятву ты хочешь получить, а? Соловушка?

— Вижус, сссерьезныйс ты человекс. А я жить хочус. Житься, по землес ходитьссс… Там-то, чертис меня ждутссс. Под ней.

Что верно, то верно. Такого душегуба за порогом смерти только ад ждет. Если он, конечно, есть. Ничего хорошего, сам понимает, не светит ему.

— Ладно, черт с тобой. Если расскажешь все как на духу, отпущу.

— Э, не, еще и всссе хриссстолюбивое воинссство твое, тожес.

— Пойдет. Если толком все расскажешь.

— Расскажус, раз такойс человек клятвус даетс, то как иначессс. — Протянул он.

— Ладно, клянусь, что все воинство мое христолюбивое не тронет тебя. Яков, сотник и все, кто здесь люди мои, вот крест. — Перекрестился. — Ни один христианин, что мне верен, что мне служит, не причинит тебе зла. Только отпущу поутру, чего в ночи-то тебе лазать. Согласен? Говори.

— Тогдас… Ужинс с стебяс. — Он отвратительно улыбнулся, повел языком по зубам. — Изголодалссся ясс.

— Хорошо, при людях своих обещаю, что сам и войско мое христолюбивое тебя не тронет. Поутру отпустим, накормить, накормим.

Увидел я недовольный взгляд Якова из-за костра. Не нравился ему этот тип примерно так же, как мне. Думал он, и я уверен, что хотел, запытать его до беспамятства, чтобы на все вопросы ответил. А потом казнить. Но была у меня мыслишка на этот счет. Конечно же, тварь такую отпускать на волю, чтобы людей грабить и убивать я не собирался. Но и раз клятву дал, нельзя нарушить ее.

Мое слово крепко. Каждый из бойцов то знать должен. Но лазейка-то есть.

— Говори.

— Хорошос…

Я поднял Соловья, посадил, чтобы он не из положения лежа вещал. Вернулся на то место, где сидел сам. Уставился на него, начал вопросы задавать и ответы слушать.

Раскручивать.

Своим мерзким свистящим голосом поведал мне разбойник много интересного.

Выходило, что, как и Маришку и Жука послали его сюда всяческое зло творить. Кто? Да московские какие-то бояре. Фамилий, титулов и родов точных он не знал, не назвал. Шайку его, что по острогам сидела да казни ждала, помогли собрать. Поместье какое-то было, под Москвой вроде. Там все это и формировалось.

Я описал ему Мстиславского.

Разбойник закивал, сказал, что этого видел. Но, кто он такой, не знает. Да и не надо ему оно это было. Отпустили на волю, грабить поручили, так он сразу же в свою стихию и попал. Эта, как волку поручить овец у пастуха резать.

Это же его жизнь, иной он не знает.

Отправили Соловья сюда, сколотить еще большую ватагу лихих людей. Дальше до Ельца добраться и докучать там служилым людям. На обозы налетать, грабить, убивать, жечь. Но вышло иначе. В том году осенью пару раз сунулись разбойнички за Полепки, но там им отпор дали.

Жестко действовали служилые люди, несмотря на Смуту.

— Мы жес, не дуракис, грабить там, где самих побитьс могутс. — Проговорил он с самодовольной улыбкой. — Мы-с сссюда пришлис.

На удивление говорил он открыто, довольно честно, как мне казалось, считывая его поведение. Ну и с каждой фразой чувствовалось, что расслабляется он, ощущает себя героем, властелином положения, так сказать. Раз пообещал воевода его не трогать, то жизнь налаживается. Это он победил, а не его.

Понял, что не убьют и говорил, как на духу. Ни жалея не о чем.

Ох, как ошибался этот лиходей!

По факту ему было плевать и на Мстиславского, и на Царя, и на иных бояр, дворян и весь этот благородный люд. А еще на саму Смуту и на Русь вообще. Этого человека волновал только его барыш, день сегодняшний и, пожалуй, все. Его жизнь, его окружение и благополучие.

Вино, женщины и награбленное. Остальное — да пропади оно пропадом. Сегодня есть, завтра нет. Добыл — славно, гуляем. Нет — думаем, как добыть.

Лихой, бесшабашный, прожженный, готовый рискнуть всем ради большего.

Вот и получалось, по такой идее, к Ельцу они ходить перестали. Броды на реке Красивая Меча стали их доходным местом. Да, в Смуту торговля шла еле-еле. Но все же через реку как-то переправляться надо было. Люди ходили, возы возили, да и лодки проплывали.

Поначалу они даже паром не жгли, засады до и после него делали. Но потом смекнули, что лучше все в одно место собирать. Разгромили и разграбили поселок.

— Ефремово? — Спросил я, уточняя, о чем речь.

— Да чертс, его разберетс… Где паромс былс. То и разграбилис.

М-да, отношение этого человека к жизни раздражало меня прилично. Злило. Наплевать ему было вообще на все и вся.

Ждали в этом году путников побольше. Ведь тот боярин и его люди, что Соловья из петли вынули и помогли собрать костяк банды, говорил о гонцах и татарах. А татары — это беженцы. Куда они пойдут, к бродам, с имуществом, которое можно отобрать.

При этих словах меня аж передернуло. Отбирать у тех, кто лишился всего! Это низость ужаснейшая. Люди и так не от лучшей жизни бегут, а их под нож пускать. Грабить.

Злость бурлила в моей душе, все сильнее.

Гонцы… Я подавил накатывающую ярость. Задумался, а как я пробрался через эти броды? Тот прошлый я? Интересно. Как мой реципиент с Ванькой умудрился просочиться через всю эту землю от Тулы до Ельца? Чудом каким-то или грамотами.

Хотя…

Вряд ли разбойники умели читать и верили каким-то писанным в Москве письмам. Плевать они хотели на эти писульки.

По словам Соловья ждали они татар в этом году, вот уже вскорости. Когда мои силы увидели, даже поначалу решили, что так и есть и что это авангард татарского воинства. Думали уже с места сниматься.

Проход готовить, как боярин тот говорил? Нашли дураков.

Разбойник заливисто засмеялся, когда я задал прямой вопрос.

Да, говорил боярин тот о проходе и что? Для кого? Для степняков они проход подготовят? Ага… Да если татары сюда пришли бы, то всех их, по заверению Соловья, на ремни бы пустили.

И в полон взяли, в Крым, а там на рабские рынки.

Э не, не дураки они, чтобы так жизни лишаться.

У банды был простой план. Нажить, сколько можно, а как татары придут, убраться подобру поздорову. Все для этого было подготовлено пару недель назад.

На мой вопрос, а чего полезли-то? На нас.

Разбойник выругался, ответил, что-то в духе. Жадность! Засмеялся опять громогласно. Повторил.

«Жадность»!

Объяснил, что следили они полдня, думали. Ну и прикинули, пощипать войско нерадивое, которое стало так, что брюшко подставило. Решили, что удастся урвать что-то и уйти. Оружие же дорогое. Аркебузы, сабли, а то и кони. Все уже собрано было, все готово к отступлению.

Последнее дело. И здесь удача отвернулась.

— Сстарик… Сдал… — Процедил злобно Соловей.

— И вы его, святого человека. — Я прищурил взгляд.

— Да, бог там ссам расссберется, кто сссвятой. Ему же и лучше… Сстарику. — Хохотнул разбойник, глаз прищурил. — Он тут сухарь в неделю ел, а там в раю ангелы его манной небесной накормят.

Последнее он как-то скороговоркой выдал, даже не сипел и не присвистывал.

— И много добра у вас?

— Ссс… Многос… — Скривился Соловей.

— Ну так говори, где спрятано, что там и как.

Он ощерился, замотал головой.

— Обещал, все рассказать. А то не отпущу.

— А… Хитер, воевода…

После сложного допроса выдал все же разбойник место, где несколько лодок стоит с имуществом, готовые отправляться. Еще кое-что было припрятано, зарыто на черный день. Но поскольку банда хотела уже уходить с этих мест, становящихся совсем неспокойными из-за прохода татар — решили они добро свое, основное ценное, забрать с собой.

На мой вопрос о письмах и гонцах он улыбнулся.

Зубы показал, цыкнул, сплюнул.

Ответил что-то в духе, мы же читать не умеем. А бумага для растопки идет хорошо. То, что письма могли денег стоить, а еще и человеческих жизней, он и не думал. Ну письма и что? Раз продать их на рынке нельзя, съесть или на себя надеть — то цены никакой нет в них.

Бояре пишут что-то. А этим лиходеям плевать. У них уклад иной.

Искать людей, что-то кому-то предлагать. Так и на кол сесть недолго.

В общем, по факту примерно часового разговора ничего особо толкового узнать не получилось. Как итог — вроде бы Мстиславский его сюда направил. Но, связи никакой этот человек держать с ним изначально не собирался. Сидел тут, разбойничал. Указания из Москвы не исполнял и не считал важным и нужным это делать. Лагерь у него был дальше по дороге. Там еще было несколько человек. Пятеро, если не убежал никто. А также десятка полтора пленниц — женщин, используемых разбойниками для утех и выполнения всяческих хозяйственных нужд по лагерю.

Про татар Соловей тоже знал, только в общих чертах.

Никакого брода не готовил, но по его словам и не нужно было. Переправа весьма хорошая. Все ей пользовались. А они с этого кормились.

Просто лиходей, просто разбойник, идущий своей дорогой, но получивший поддержку из Москвы.

Все.

Я хлопнул по коленям, поднялся.

— Ну чтос… Воеводас… ужинс ждетс. — Проговорил он, кривя свой рот отвратительной улыбкой.

Костер продолжал гореть. Люди Якова оставили нескольких охранников над прочими пленными, а сами разошлись отдыхать. Лагерь тоже уже спал. В обычном походном режиме — выставив дозоры. Да, разбойников мы поймали, но расслабляться нельзя мало ли что.

Сам подьячий сидел, чуть клевал носом, похрипывал, покашливал, но слушал речь этого лиходея. Вскидывался за все это время пару раз, злобные взгляды бросал. На меня смотрел, но потом опять придремывал.

— Ужин, да.

Я повернулся к паре оставшихся дозорных.

— За этим следить особенно. Сейчас мы ему ужин принесем. — В голосе моем прослеживался сарказм. — Пошли Яков.

Подьячий встряхнулся, встал, смотрел на меня с удивлением. Мы двинулись вперед, к лагерю. Шли через лес к опушке. Тут было недалеко. В темноте, конечно, можно было свернуть не туда, но вроде бы сложно ошибиться. Через деревья почти сразу стали просвечиваться огни костров, у которых грелись, спали мои служилые люди.

— Господарь… — Подал голос мой верный сотник. — Не вели казнить, не серчай… Да только…

Он никак не осмеливался вопрос задать.

— Как я этого гада отпущу? Как слово ему свое дал?

Яков закашлялся, кивнул.

— Собрат мой. Слово мое, твердое. — Проговорил спокойно.

— Так тать он… — Сокрушенно проговорил Яков. Осекся.

— Знаю. Но слово сдержать надо. — Я улыбнулся ему. — Тут дело то какое. Не знал этот человек, что во всем христолюбивом моем воинстве есть один человек, который во Христа не верует, а Аллаху поклоны бьет. И за него я…

Яков замер, а я посмотрел на него с усмешкой.

— Сейчас мы Абдуллу разбудим, и он этому Соловью ужин-то и отнесет.

— Воевода. — Сотник рукой по лицу провел. — Я уж думал…

— Что отпущу его? Э не. Такую заразу каленым железом с Русской земли выжигать надо. Но ни я, ни один православный человек из моих, его и пальцем не тронет.

Дальше мы тихо добрались до того места, где отдыхали мои телохранители. Я растолкал Абдуллу. Пояснил ситуацию. Он уже кое-как понимал русский язык. Несколько недель обучения пошли на пользу. Татарин кивнул, спросил ломано.

— Как он встречать смерть?

— Быстро. Он все рассказал. Заслужил быстрый конец. И, покорми его. Я обещал, он заслужил.

Татарин кивнул, поднялся. Взял пару сухарей, бурдюк с водой и кусок солонины. Яков наблюдал за всем этим, покачал головой. Произнес.

— Господарь. Дозволь проследить.

Я приподнял бровь.

— Хочу видеть, как падаль эта… — Он вздохнул, закашлялся.

— Иди, только отдохни потом. День будет не простой.

Распрощавшись и посмотрев им вслед я организовал себе место для ночлега поудобнее. Скинул снаряжение, положил уже привычно так, чтобы в доступе оружие было. Лег и провалился в сон.

Утро встретило холодной росой и легким туманом, что поднялся от речушки. Зябко было. Глаза открыл, Ванька костерок теплил уже, трясся.

— Г…г…господддин. — Он улыбнулся как-то невесело. — Про…про… продрогли вы.

— Нормально Ванька, нормально. — Я поднялся, начал зарядку делать, мышцы разминать.

Ух, хорошо.

Слуга смотрел на меня, как на умалишенного, кутался в кафтан.

Лагерь постепенно тоже пробуждался. Петухов, что побудку кликают на заре здесь не было. Но привычка людей этого времени вставать с первыми лучами солнца играла свою роль. День будет непростым, нас впереди ждет переправа через броды. Работы очень много. А еще через лес пройти надо. И разделиться придется, лагерь лиходеев навестить.

Так что быстрый завтрак и в путь.

Осмотрелся. Абдулла был на месте, завозился, открыл глаза.

— Ну как? — Смотрел на него сверху вниз.

Он, не отвечая ничего, только пальцем по горлу провел. Кивнул.

Дело сделано, а теперь меня ждут броды и припрятанное где-то вблизи них имущество Соловья.

Пантелей и Богдан тоже пробуждались. Дел было много, которые до отправления еще порешать надо. Серафиму передать спас. Он вроде у Якова. Но тот и сам, думаю, справится с этим действом. Остальных разбойников то ли повесить, то ли пристроить к батюшке.

Сам справится отец или помощь нужна будет, здесь вот не очень ясно.

— Ванька. Давай завтрак, а мы по делам.

Богдан и Пантелей тоже проснулись. Вместе мы собрались и двинулись на поиски Якова. Искать пришлось недолго, он сам уже брел нам на встречу со стороны возов.

— Утро доброе. — Проговорил я улыбаясь.

— Кха… Черт. К Серафиму вот. — Он показал образ. — Несу.

В свете восходящего солнца видны были кровавые потеки на дощечке, а еще проступившую местами смолу. И саму икону. Невероятно, но контуры человеческого облика в срубе видны были. Не показалось мне вчера. И ночью не ошибся, действительно коснулся вязкой субстанции.

— Хорошо. — Проговорил, подумал и добавил задач. — Поручи ему с разбойниками этими разобраться. Поговорит пускай и решение примет, кого себе взять можно, а кого казнить придется. — Сделал еще короткую паузу, произнес. — Так оставлять нельзя здесь никого. Даже если они до этого кровь не проливали, а только на подхвате, как разведка, например, у Соловья были, от жизни дикой опять в разбой пойдут. Вариантов нет.

Яков кивнул, двинулся через лагерь к Кобыленке. Лицо его было удивленным и немного взволнованным. Нес спас как-то неловко, посматривал на него. Казалось, не знал он, что делать с этой штукой, как вести и себя.

На той стороне речушки, что вчера нам удалось перед отбоем преодолеть, я видел, что тоже поднимались люди. Лагерь начинал завтракать. Скоро все придет в движение и воинство мое двинется на север.

Туман не давал хорошего и полного обзора, но понять, что там теплятся костры, можно было. Дымок поднимался выше.

Позавтракали.

Меньше чем через час первые обозы двинулись вперед.

Я сам в авангарде вновь с сотней Якова пересек мелкий ручей, углубился в лес. Разослали дозоры, усиленные на всякий случай. Не дожидаясь, пока весь наш обоз построится и переправится через незначительную водную преграду, повел людей по извилистой дороге.

С собой пришлось прихватить двух связанных разбойников. Самых молодых и малохольных, испуганных до жути. Они должны показать нам место, где размещался лагерь.

Пока ехали, прикидывал я, успеем или нет. Будут ли эти разбойнички ждать своего атамана или уже ночью они решат сбежать с имуществом. Что победит, страх перед гневом Соловья или страх неведомого.

Главарь куда-то делся, не вернулся, что дальше?

Удирать, ждать или нового выбирать?

Шли мы быстро. Чем меньше времени потратим, там больше шанс взять лагерь в процессе сборов.

Прошел где-то час. Вокруг к небу поднимались деревья. Кое-где, то слева, то справа от дороги попадался бурелом, а порой настоящая черная, непролазная, заросшая густым подлеском чаща. Лес был почти девственным. И в нескольких метрах от тракта, местами, неопытному путнику легко было заплутать.

Дорога петляла, постов и дозоров разбойничьих не встречалось. Видимо, большинство людей собрал Соловей для ночной вылазки, оставив лишь немного в тылу. Лагерь охранять они должны были.

Да и чувствовалось, что ворью здесь живется вольготно. Они здесь главные. А все, кто на их территорию ступит — добыча.

Только поменялось все, когда я сюда с войском пришел. Закончилась их бандитская вольница. Атаман мертв. Осталось «малину» накрыть.

— Вот… Вот здесь — Просипел один из пленных.

На дороге действительно было приметное деревце такое, ветвистое, украшенное несколькими венками. От него вправо в чащу уходила протоптанная тропа. Лиходеи особо не скрывались. Не то, что Маришкины подчиненные. Тут они чувствовали себя хозяевами жизни.

Мы свернули. Двинулись неспешно между деревьями. Проезд был сложный. Конно двигаться было непросто. Так выходило, что возы сюда не загоняли. Не настолько еще обнаглели разбойнички, чтобы отвод от дороги сделать к своему логову.

Впереди раздались звуки лагеря. Крики, шум, ругань. Запахло дымом и едой.

Дозорных не было.

Я приказал бойцам спешиться. Нужно окружить все это воровское подворье и взять. Чтобы никто не ушел и ничего не унес.

Махнул рукой

Двадцать человек вместе с Яковом ушло налево, еще двадцать направо. Основные наши силы под моим личным руководством выждали. Спустя несколько минут и оставив сорок бойцов за спиной, я повел еще двадцать и своих телохранителей вперед.

Метров двести по извилистой, хорошо протоптанной тропинке и мы пешими влетели в лагерь разбойников.

Что тут началось!