Патриот. Смута. Том 5

Глава 19

Хутор располагался на опушке.

Вокруг к небу вздымались сосны. Крепкие, корабельные, источающие смоляной запах. Видимо, промышлял люд местный охотой, полесованием и добычей живицы, да смолы. Раньше. Сейчас выглядело это все устрашающе. Остовы глиняных печей, не привычных мне русских, а более древний еще вариант, встречавшийся повсеместно. Совсем простые сооружения, которые по черному топились.

Они, а вокруг пепелище.

Заваленные какие-то остовы строений.

Битые черепки, разваленные и разломанные кадки, ящики. Рванина какая-то пожжённая. Кости обглоданные белели в лучах солнца, что только-только перевалило через зенит. Не хотелось даже думать, человечьи они или животных.

Вот он весь — истинный лик Смуты.

Спаленные деревни, выжженные поля, посечённые люди.

— Место больно приметное. — Проговорил я. Глянул на Богдана.

— Ага. — Кивнул он, спрыгнул с коня. — Гляну, воевода?

— Да, казак, посмотри, что да как.

Он двинулся от околицы внутрь. Осторожно, пригибаясь к земле. На лес смотрел. Мы все тоже туда поглядывали. В ветвях чуть удаленных вглубь деревьев, казалось, мне, тоже какая-то рванина привязана. Может, пытали кого и оставили помирать не сняв. Меж сосен растянули. Кто знает?

Проверять самому желания не было.

Словно враг лютый по земле прошел. Зрелище удручало, хоть и привычный я к такому был. Немало зверств всяких за жизнь свою повидал. Но, когда в бою люди друг друга убивают, это одно, а когда невиновные, мирные гибнут, иное. Даже у меня, тертого калача, сердце сжимается.

Богдан походил по пепелищу. Отвалил какой-то сплетенный щит, отшатнулся.

Осмотрелся, припал к земле, словно увидел что-то. Двинулся к лесу. Пропал на минуту, появился. Устремился к нам.

— Был тут недавно кто-то. День, может, два. Думаю, дозоры. Место лихое, вольница здесь где-то малая. — Он улыбнулся.

— Ну что? — Спросил я тихо.

Богдан выглядел задумчивым. На лице, словно хитрость какая-то застыла.

— Думаю дозор здесь. — Говорил он заговорщически. — Да, хутор сожгли, но давно. Больше года точно. Кости-то старые, белые уже. Тряпье, думаю, для вида больше. Под щитом вроде как колодец. Только смердит, как сдох там кто-то…

Он сплюнул, скривился.

— Но, дальше, чуть в лес если. Там и гнездо воронье, и следы стоянки. Уверен, кострище там, если походить, найдется. А дальше, уверен, шагов сто, двести. Либо родник, либо еще один колодец припрятан.

— Разбойники. — Вздохнул я. — Там дальше на север леса, где переправа. В них, скорее всего, сидят. А здесь, сторожат. Лихая земля.

— Все, как на Дону, ниже Воронежа. — Криво улыбнулся Богдан. — Думаю, здесь они дальний дозор держат.

— Давно ушли? Что скажешь?

— Думаю, вечером или, самое позднее, утром. Землянки поискать можно, туда дальше в лес. Только надо ли время тратить?

Я секунду подумал, мотнул головой. Здесь мой телохранитель во всем был прав. Можно было поискать местных людей, разворошить их стоянку, влезть в потаенные жилища. Только ушло бы на это несколько часов. Да и, скорее всего, не обошлось бы без потерь. Я бы организуя такую сторожу, наделал бы окрест нее всяких ям волчьих и прочих ловушек неприятных.

Если незваный гость придет, кровавыми слезами умоется.

Эх, так выходило, что двадцать пять лет назад Русь у поля кусок отхватила, поставив крепости на Белгородской черте. А Смута пришла, и степь возвращала свое. Верно сказал казак — как на Дону. Там татарин гоняет казака, а тот его ищет и тоже не прочь позабавиться. Кто сильнее, ловчее, хитрее и выносливее, выживает.

Теперь это и здесь, в отсутствии крепкой царской власти вовсю процветает. Своя малая разбойничья вольница.

— Идем! — Махнул рукой, призывая людей за собой нагонять авангард нашего воинства. — Если кто живой тут и остался, он спрячется так, чтобы мы его не нашли. А найдем, что с того толку?

Богдан пожал плечами, согласно кивнул.

Мы двинулись дальше. Впереди нас ждало столкновение со всеми ужасами того, что делает гражданская война с землей, на которой она идет. Это только первая ласточка, причем довольно обыденная.

Дальше будет только хуже.

Кровь, боль, пепелища, трупы, голод. Словно четыре всадника апокалипсиса с картины известного немецкого художника промчались здесь.

Мы своим чуть отставшим отрядом догнали идущий вперед не спеша авангард.

К нему как раз подошел разъезд.

— Господарь, дозор мы видели. Чужой!

— Так! — Вот это было уже интересно. И, чего уж тут, весьма опасно. Обратился к разгоряченному дозорному. — Кто?

— Пара всадников. — Пожал плечами служилый человек. — На горизонте, на восход. Ушли сразу. Думали, уверен, что не увидели мы их. Скрылись.

— Ясно. — Я секунду взвешивал информацию. — Передать по войску, что идем мы через земли разбойничьи. Смотреть в оба. Идти плотно, не растягиваться, не отставать.

— Сделаем. — Несколько человек понеслось назад, против хода движения колонны раздавать указания людям. Доводить мою волю до сотников.

Выходит, тут все отчетливее просматривалась своя вольница.

Вряд ли местные жители распахивали поля, имели жен и воспитывали детей, хотя кто-то из них, возможно, и такую жизнь вел. Но земли не были окончательно безлюдны. Некое население здесь имелось. Одичавшее и, как это всегда бывает в трудные времена, пришедшее к самым исконным типам организации.

Либо военная демократия, по факту чем-то похожая на бандитскую общность. Крышующая все сильная банда уверенных в себе мужчин и подчиняющиеся, находящиеся под ее защитой работники.

Жизнь в таком строе завесела от конкретной персоны лидера и жестокости времени, порождающем, как известно жестокость в сердце.

Второй вариант — общинный строй. Еще более древняя формация.

Здесь, скорее всего, было первое. Более характерное для русского культурного кода заселения степных территорий.

И еще, что интересно, зачастую такие общности формировались вокруг каких-то верований и предрассудков. Взгляд их на жизнь и на то, что происходит вокруг также менялся. Мозг пытался сформировать мистическую защиту, и дать какое-то объяснение. Как правило — не рациональное.

Искали его люди в некоей высшей силе.

Что говорить о времени смуты? Откуда местным было знать, что неурожаи, морозы летом и голод — итог извержения вулкана на другом конце света. И, справедливости ради, это характерно для любого поколения. Не стоит считать людей семнадцатого века темными и дикими.

Почему?

Мне вспомнились ужасы распада Советского Союза. Сколько пророков, экстрасенсов, тех, кто заряжал целебную воду через телевизор, а по факту мошенников и грабителей повылезло. И казалось бы — заряженные идеей логического мышления люди велись на все это. Все потому, что им было страшно. А получить любую защиту, пускай и такую, выдуманную, неосязаемую в эпоху перемен — естественная человеческая потребность.

Уверен, что сейчас мы легко могли столкнуться с тем же. Но, не хотелось бы. Воевать с фанатиками — крайне неприятная вещь. Здесь это могло быть что-то искаженное, христианское. А могло тянуться из глубин веков.

Маришка, к слову, под Воронежем, была создана именно в той же логике.

Поскольку Богдан был одним из Донских казаков, подумал я, что можно расспросить у него про такие дела.

— Скажи, если здесь люди живут, так же вольно, как на Дону, чего ждать от них следует? Что думаешь?

— Воевода, господарь мой. — Он покачал головой. — Казак он тем силен, что против татарина бьется. Да, мы бояр всяких и дворян не очень-то любим и чтим. Что верно, то верно. Почему? Да потому что многие холопами были. Многие муки всякие от них приняли. Но, и веры мы православной, и народ русский без особой надобности не сечем. Храним его мы от той напасти, что из Поля каждую весну поднимается.

Он улыбнулся радушно и добро.

Да уж, порадовал. Не сечете вы народ, без надобности. Хорошее добавление к фразе. М-да… Но что сказать, в это время казаки не были прямыми подданными Русского царства. Сложные и довольно необычные взаимоотношения у них были.

К слову, как и у Запорожцев с Речью Посполитой.

Вольница на границе — свои плюсы и минусы. Свои странности взаимодействия с государственными образованиями.

Тем временем Богдан продолжал:

— А еще, и мы и бояре военное дело знаем. Только им весь почет, а нам работа тяжкая. — Он кашлянул, добавил. — Справедливость, она где? Ты вот, вижу я, господарь справедливый. Для тебя что дворянин, что казак, все едино. За дела людей поднимаешь. Тебе служить, славно и почетно. Я, признаюсь…

Он сделал паузу, потише говорить стал.

— Сетовал я и бога гневил, что на саблях проиграл тебе. А сейчас думаю, благодать Божья, что такого человека храню от бед и поручение его выполняю.

— Спасибо, Богдан. — Я был польщен такими словами.

— От души я, господарь. Не лесть это, а мысли мои. Вижу я. Вот например, Тренко, Чершенский, они же крови разной, но оба люди достойные. И я их обоих уважаю в равной степени. И ты их над нами возвышаешь, потому что достойны. А при других воеводах…

Он злобно скривился, свесился с лошади, сплюнул.

— Ух, казаки бьются, кровь проливают. А слава вся, кому?

Я молчал. Вопрос был риторический.

— Верно. Слава-то боярам. А нам, плети.

Вздохнул он негодующе.

Тем временем авангард добрался до балки. Тянулась она прямо поперек нашего пути. Влево в лес и вправо уходила далеко, петляя и ветвясь. Объехать, никакой возможности. Овраг глубокий, но там, где мы к нему вышли — укрепленный прокатанный спуск, а напротив подъем.

Здесь обоз и спускать придется, и поднимать через метров двадцать.

Естественно, ни моста, ничего такого здесь не было. Откуда такому сооружению взяться через овраг в веке семнадцатом. Тут в Поле через реки-то не всегда мосты имеются, больше паромы.

Спустились.

Внизу чувствовалась сырость, но минимальная. Грунтовые воды близко. Не болото, не ручей.

Конница перебиралась не спеша, для авангарда это не было проблемой. А вот подводы наши здесь, уверен, задержатся.

Осмотрелся я. Место гиблое. Самое то, здесь торговцев поджидать и со всех сторон наваливаться. Рядом лес, там схорониться можно. Если отпор сильный будет, в степь на восток уйти. А так — спустилась подвода, ее сверху стрелами засыпали. Охрану перебили, вот тебе и радость, и добыча.

В земле что-то блеснуло.

Наконечник стрелы.

Вот и доказательства мыслей моих. Не одного торговца здесь на нож взяли. Осмотрелся по сторонам. Ветви поломаны, земля истоптана. Были здесь люди, внизу поджидали, только ушли. Всмотрелся. А вон и пара остовов от подвод. Что утащить не удалось. Припрятаны, убраны, но оставлены все же.

Далеко разбойники хлам всякий не прятали, не убирали. Да и… Нерадивый торгаш мог решить, что ломаются тут колеса на спуске и оси трещат.

— Что, Богдан, хорошее место для засады? — Видел я, что телохранители мои по сторонам так и смотрят.

— Да, воевода. Недавно ушли отсюда. Чую я. Вот чую.

— Много нас. Налететь испугались.

Начал раздавать приказы, чтобы сотня одна ближе к лесу двинулась, там глянула, что да как. Чтобы не было, какого сюрприза, когда возы пойдут. Глупо, конечно, налетать на войско. Но кто знает. Если здесь враг наш стоит, могли и просто стрелами обсыпать, зажженными и убраться в чащу поздорову. Иди их там, ищи.

Ушла сотня.

На подъёме, опять же у леса чуть западнее приметил я еще одно сожженное поселение. Тоже какие-то порушенные, почерневшие остовы строений. Да, немного здесь жило народу. Может быть, три, может, пять семей, но все же дома их Смута разрушила, а что с ними самими.

Кто знает?

Судя по косвенным факторам, пожар здесь был лет пять, может, семь назад. Давно. А вот недавно здесь были какие-то люди. Разбойники, соглядатаи, разведчики.

Вернувшиеся бойцы подтвердили мои догадки.

Спугнули кого или нет, не поняли.

Дальше двигались напряженно. Казалось, что из-за каждого куста, рощи, леска за нами следят. Дозорные возвращались и докладывали, что действительно видели на горизонте конные разъезды.

Лес, что был по левую руку, начал отступать, забирать на запад. Дорога уперлась в реку, повернула четко на север и двигалась вдоль ее левого берега. Небольшая такая, которую и без брода на коне и пешком пересечь можно. Но на подводах — еще одна проблема. Наши основные силы задержались у того самого овражка, но постепенно перебирались и двигались вслед за авангардом, ушедшим на пару километров вперед.

Пришлось не спешить и выжидать.

Растягиваться и отрываться от основных сил — опасно. Да нас много. Но кто знает, сколько человек может собрать противник. И что у него на уме.

Время, выкроенное в ожидании, я решил потратить с делом, и мы исследовали все окрестности. Действительно на востоке, текла мелкая речка с причудливым именем — Кобылинка. Тот самый опытный сотник, что вел нас, выступал проводником, сказал, что чуть дальше будет пригодный для переправы брод. Просто по факту больший разлив реки, где ее человеку по колено перейти можно. И то, это сейчас. А к осени, и по щиколотку. Мелководье.

И на том берегу как раз стоит нам привал организовывать. На ночь ставиться.

Дело же к вечеру спорилось.

Там дальше на север Кобылинка сливалась с еще более маловодной безымянной речушкой. А может, и ручьем. Про переправу через эту преграду сотник даже не сказал ничего конкретного. Выдал, что поутру перейдем, а дальше путь все больше через леса будет. Несколько балок там есть, неприятных, но не проблема.

А вот разбойники — это да, это возможная беда.

Если с ними не схлестнемся, и все хорошо будет, то после обеда завтрашнего дня должны выйти к броду. Ну а вечер уже на другой стороне Красивой Мечи встречать.

Выходило, что на запад лес отступал немного, но с востока и севера все больше давил. Справа за Кобыленкой сейчас он становился все темнее.

Пока шли — пару раз я видел припрятанные в камышах сходни. Небольшие мосточки. Да и прочие признаки присутствия человека, его жизнедеятельности виделись. Лодок не было. Но, спрятать их в зарослях камыша — дело не хитрое. Скорее всего, здесь местные все же жили. Да, кого-то из них жгли, били, но выживал человек и в таких условиях.

А кто-то приходил из северных регионов на смену павшим.

В чем выгода?

А как жить, если через твои земли постоянно какие-то отряды вооруженные ходят? Здесь да — Поле. Опасно, но и сокрыться есть где. А подле Москвы и в северных, более густонаселенных землях что? Крупные поселения постоянно подвергались налетам каких-то банд.

Устал мужик русский от Смуты. Кто похрабрее был, тот ушел на юг.

Кто здесь осел, как получается тоже вольницу создал, хоть и не столько казацкую, сколько больше разбойничью. А кто на Дон. Так можно и в войско донское податься, если руки из верного места растут, и славы казацкой сыскать. Зачем? Да, чтобы всем тем, кто ходил и грабил, посевы жег, голодом морил, избы на дрова раскатывал, жен и дочек насильничал, а сыновей в посошную рать уводил — ответ дать. Отомстить!

Сполна спросить за зло все, что сотворили и уйти вынудили.

В этом весь смысл. Смута смешала все. Перевернула.

Близость реки радовала. Вообще, в Поле воды было довольно много и пить коням можно было.

Я шел в центре авангарда своего войска. То чуть вперед, то западнее, посылая крупные силы, целые сотни. То приказывал дожидаться обоза. Единственное, что не делал и, вцелом, специально — не пересекал речушку на восток и туда никого не засылал.

Уверен я был, что там, как раз за нами-то и следят.

Показывал всеми действиями своими — не туда мы идем. Вода не наша стихия и не сунемся к вам. Не надобно оно нам. Мы здесь сами по себе осторожничаем, боимся всего. Суету лишнюю наводим.

Всеми силами делал я такой вид.

А в чем хитрый план был? Да в том, что чем ближе подступала ночь, тем больше уверенности у меня было, что придут к нам гости незваные, как раз из-за реки с востока. Нужно показать им было, что не вижу я угрозы. Слабость и трусость показать. Выманить. Вода — хоть и не сильно глубокая — преграда явная. Ей я прикрываюсь. И верю я, как воевода, что оттуда враг не полезет.

Надеялся, что введу тем самым в заблуждение разбойничков, следящих за мной оттуда.

А ночь должна была показать — удалось или нет.

Авангард вышел к переправе через Кобылинку часа за три до захода солнца. Времени было мало. Еще через час должны были подойти основные силы и начать переправу. По моим мыслям заночевать нам нужно было в месте, где безымянный ручей или речка впадает в Кобыленку.

Зачем? Немного подставить правый, восточный бок тем самым разбойничкам.

Мы реку форсируем, а они будут за нами все так наблюдать. Глядишь, ночью полезут, а мы тут как тут.

Дело двигалось к ночи. Мы вышли на планируемый мной рубеж. Далеко от переправы не удалялись. Послал я изучить место объединения речек. Не топко ли, нет ли болота. Да и что там, в целом имеется. Еще отряд отправил чуть на север, обезопасить себя оттуда.

А на восток никого не послал.

Сам остался с остальными сотнями у переправы. Простоял полчаса или даже больше возы первые ждал. Когда же переправляться начнут.

Увидел, оценил ситуацию и двинулся к месту предполагаемого лагеря.

Местность здесь была чуть холмистая, тракт петлял. А там, где два русла соединялись, была на этом берегу приличных размеров роща. На другом она превращалась в темный лес и уходила вдаль.

В лучах заходящего за горизонт, за чащу солнца я увидел, как дозор мчится ко мне как раз от места предполагаемой стоянки. Что-то явно случилось. Что-то или кого-то они нашли, обнаружили.