Утро началось с лёгкого гула генератора за стенкой. Я проснулся от холода — один из обогревателей в ангаре выключился, лампы мигали. Металл под спиной не прощал — даже через матрас. Потянулся, с хрустом сел. Щупальца не тревожили, но мышцы ныли. Стандарт.
Лаура уже не спала. Сидела на койке, в рубашке, расстёгнутой до середины. Волосы мокрые — видимо, только от душа. Возилась с ножнами, что-то перепрошивала на креплении.
– Утро, – сказал я, вставая.
– Почти.
– Спала?
– Часов пять. Достаточно.
Кивнул. Сам не помнил, сколько спал. Достаточно, чтобы не упасть. Этого хватит.
Достал из коробки еду — галеты, пакет с протеиновым пюре, изотоник. Поставил на стол. Лаура подошла, села рядом. Ели молча. В ангаре — приглушённый звук шагов, кто-то из другой группы мимо прошёл. Никто не вмешивался.
– Куда дальше? – спросила она, когда запивала последний кусок.
– Пальманова, – ответил я. – Кольцевая крепость. Если она держится — там будет и штаб, и склады, и, может, связь с остальными регионами. Может, там кто-то из тех, кого мы знали.
– Далеко?
– Два часа на машине, если без проблем. Но перед этим…
Поставил чашку, встал.
– Хочу попробовать одну штуку. Мне надо к механикам.
– Что именно?
– Хочу попробовать сделать бронеплиты из системного металла.
– Окей. Я с тобой.
Собрали вещи. Коммуникатор — 87%. Заряжался хорошо. Вышли из ангара. Утро было серым, но сухим. Небо — в пепельных разводах, ветер — с востока.
До техзоны — минут пять пешком. Нас пропустили без вопросов. Тот же механик был внутри, ковырялся в дизеле, матерясь под нос.
– Вернулись? – буркнул он, не оборачиваясь.
– Да. Мне нужна возможность… Хочу системные мечи переплавить на бронеплиты.
Он посмотрел на меня. Потом хмыкнул.
– Пробовали уже. Металл у системного оружия странный. Почти не тупится, не плавится, даже G ранга, самый убогий. Мы так, пытаемся иногда делать что-то системное, но плохо получается. Пробовали мечи резаком и резать и плавить. Плохо идёт. Вряд-ли получится.
– Это потому что вы используете не системные способы плавления.
Механик замер с ключом в руке. Потом поднял взгляд с движка и посмотрел на меня как на Иисуса.
– Точно... Как мы сразу до этого не доперли? Но... Черт! У тебя ведь есть идея? Верно?
– Есть. Просто нужны инструменты, формы для залива и плавки.
Механик отложил ключ, свистнул. Из-за перегородки вышли ещё двое — оба в мазутных куртках, с перчатками, уже с интересом смотрели на нас. Вопросов не задавали — просто оценивали.
– Формы? – переспросил один. – Какие размеры?
– Поясничная, грудная, боковая. Прямоугольники, с уклоном. Не для парада — для сдерживания удара. Толщина — сантиметр минимум. Если пойдёт — сделаем больше.
– Под армейский плитник? Или свою схему?
– Армейский. – Я постучал кулаком по груди.
Механики засуетились. Один вытаскивал стеллаж с инструментами, второй уже потащил тяжелый сварочный стол. Старший — тот, что в комбинезоне — схватил рулетку, начал замерять габариты, сверяясь с бронеплитами на складе. Всё шло быстро, без разговоров.
– Нужны формы для литья. Пояс, грудь, бока. Прямые, без скруглений. Под сантиметр толщины, – сказал я.
– Есть листовая сталь. Нарежем, сварим. Чуть разогреем перед заливкой, чтобы не треснули, – ответил старший, не отрываясь от чертежа.
– Котёл?
– Есть один. Старый, чугунный. Толстостенный, на сто литров. Раньше под солярку стоял. Но если отрезать верх — сгодится. Щас достану.
Пока он с помощником тащили бак, остальные разметили и начали варить формы. Работали быстро, чётко. Опыт давал о себе знать. Один резал болгаркой, другой тут же зачищал кромку. За двадцать минут собрали первую форму — для грудной плиты. Тяжелая, с мощными боковыми стенками. Дно — из толстого листа.
– Сгодится? – спросил сварщик, утирая лоб.
– Идеально, – кивнул я.
Чугунный бак с трудом приволокли к столу. Отрезали крышку, зачистили кромки. Внутри — ржавчина и остатки мазута. Прополоскали растворителем, обожгли изнутри, чтобы не вспыхнуло. Потом подняли краном и закрепили в держателе.
– Сюда будешь лить? – уточнил старший.
– Нет. Я буду плавить прямо в баке. А вы уже разольёте по формам.
– Понял. Подставим воронку, ковши — сами справимся. Ты только скажи, когда жечь.
Я кивнул, подошёл к баку. Вынул из кармана пачку с заготовленными картами, изьял первый системный меч. Поверхность — гладкая, металл всё ещё поблёскивал. Артефакт. Но теперь — сырьё.
– Кидай, – сказал один из них.
Я сбросил меч в котёл. Металл глухо звякнул по чугуну. Потом — второй. Третий. Всего четыре. На глаз — килограммов десять в сумме, может больше. Все G ранга. У меня их как говна.
– Дальше — только твой трюк, – сказал механик, отступая.
Я выставил руки. Собрал энергию. В груди — плотный жар, по рукам — пульсация. Вдох. Концентрация. Затем — выплеск.
Энергетическое пламя вырвалось из ладоней. Не как огонь — как сгусток багровой силы, как энергетический напалм. Струи полетели сразу в котел. Мощность была сильная и потому оно иногда выплескивалось на пол, поджигая бетон.
Температура резко поднялась. Металл в котле начал темнеть, потом побежал синими пятнами.
Плавил медленно. Пламя шло ровным потоком — без рывков. Мечи начали деформироваться. Сначала с краёв, потом потекли по внутренней спирали. Механики молчали. Даже не дышали.
Я регулировал мощность пламени, пытаясь подобрать оптимальную. В итоге остановился на мощности в три единицы энергии в секунду.
Через сорок секунд в котле было полужидкое месиво. Тяжёлый, вязкий металл. Не серебро. Не сталь. Что-то иное. Система не делала обычное железо.
– Готово, – сказал я, убирая руки.
Один из техников сразу подбежал с ковшом. Второй держал форму. Осторожно, по чуть-чуть, они начали заливать. Металл тек неохотно, но ложился ровно. Без пузырей, без обугленных краёв.
– Если схватится — будет монолит, – пробормотал один из них.
– Потом подточим. Но по прочности это будет выше танковой брони, – добавил другой.
Я отступил. Пламя ушло. Руки гудели, но ничего критичного. Осталась энергия ещё на две плавки. Если понадобится — дожму.
– Сколько плит успеем за день?
– Если металл останется и формы не развалятся — сделаем шесть. Может, восемь. Твои руки – наш главный фактор.
– Тогда продолжаем.
***
Во двор вышли втроём. Я, Лаура и один из механиков — тот, что варил формы. Остальные остались в цеху, ждали результатов. С собой я взял две готовые плиты — по весу каждая тянула почти на пять с половиной кило. Толстые, гладкие, уже остывшие. Серый блеск, с характерным матовым отливом — как у оружия, только без инкрустаций. В них чувствовалась плотность. Давление.
Разложили их на деревянном столе. Первую — поставили вертикально, под углом. Уперли в ящик, закрепили. Вторая — осталась в запасе.
– Готов? – спросил механик, отступая на несколько шагов.
Я не ответил. Достал из карты пистолет — стандарт девятимиллиметровый, с затёртой рукояткой. Перезарядил, встал подальше. Прицелился. Выстрел.
Пуля чиркнула по плите, оставив белёсую полоску. Даже не вмятина — просто царапина.
Выстрелил ещё дважды. Один — в центр. Второй — ближе к краю. Результат тот же. Отбивает. Даже не трескается.
– А теперь серьёзнее, – пробормотал я.
Убрал пистолет. Достал М4 — винтовка стандарт НАТО, с бронебойными. Заранее зарядил — пятнадцать патронов. Встал в ту же точку. Прицелился. Одиночные. Не спеша.
Первая пуля оставила вмятину. Вторая — рядом. К пятой — на плите уже вырисовывалась выемка. К десятой — металл начал крошиться. Пятнадцатая — пробила. Сквозное. Маленькое отверстие с тыльной стороны, чуть расплющенное.
– Живучая, – сказал механик, подойдя ближе. – Но на винтовку — надо бы вторую подкладку. Или гелевую прокладку между слоями. Но все равно держит охренеть!
– Это не всё, – ответил я.
Положил вторую плиту на бетон. Прямо на землю. Достал полуторный меч — D ранг. Проверил баланс. Сделал два разминочных маха — в сторону. Потом — в плиту. Со всей силы.
Удар прошёл чисто. Звон — металлический, но с хрустом. Плита сначала дрогнула, потом треснула. Две чёткие линии — от центра к краям. Вторая попытка — сверху вниз, по линии трещины. Щелчок. Распалась пополам.
Механик молчал. Только смотрел.
– Выходит, прочность против огнестрела — хорошая, – сказал я. – Но ближний бой, особенно системное оружие — пробьёт. Как и бронебойки. Но для стандартных условий — держит.
– Хочешь сделать ещё?
– Да. Только ранг выше.
Он кивнул. Потом посмотрел на остатки плиты.
– Всё равно… Это лучше, чем всё, что мы получали от поставок. Если бы такие штамповали — мы бы не теряли людей от первого же выстрела или удара когтями.
– Потому и пробую.
– Тогда мы с тобой. Скажешь — сделаем.
Я решил — надо добивать. Пока всё работает, пока формы целы. Но теперь — плиты из Е ранга. Проверить, насколько сложнее будет с более сильным металлом.
Правда, оружия такого ранга немного. Всё, что не жалко, пришлось вытащить из карт. Три кинжала, четыре ножа и пара коротких мечей. Всё системное. Всё Е ранга.
Механики сразу задвигали вторую форму, зачистили её, выровняли дно. Подогрели чуть-чуть, чтобы не было трещин на отливке. Один из них, со шрамом через губу, уже натягивал перчатки и накидывал фартук. Второй подтащил ковш, третий крутил вентиль подачи воздуха в вытяжку.
Я подошёл к котлу, закинул весь металл внутрь. Металл звякал иначе — звонче, тяжелее. Как будто сам воздух резал.
Встал перед баком. Вдохнул. Поднял ладони.
Снова вспыхнуло энергетическое пламя. На этот раз — полная мощность. Не дозировано. Я сразу выжал всё, что мог. Поток рванул вперёд, залил металл внутри с такой силой, что чугун загудел. Стены бака покраснели, внутри засверкало. Температура взвыла, будто сама сталь начала сопротивляться.
Металл начал плавиться медленно. Слишком медленно. Даже на максимуме энергии.
Я чувствовал, как уходит заряд. Источник гудел. Ровно. Жёстко. Пламя пробило защитный слой, пробралось внутрь структуры. Металл начал темнеть, сначала по краям, потом — изнутри.
Шло хуже, чем в первый раз. Неохотно. Будто сам металл знал, что его ломают.
Через сорок пять секунд — чуть деформации. Через минуту — краевые слои потекли. Я упёрся. Пульсация усилилась. Энергия лилась без остатка. Источник почти выжгло.
Ровно на минуте двадцать три — металл сдался. С хрустом, с хрипом, но сдался. Сгустки сплавились в вязкую, густую массу, блестящую и плотную, как ртуть в каменном мешке.
– Есть, – выдохнул я, убирая руки. Внутри — пусто. Источник опустошен почти полностью. Осталось немного.
– Воронку! – крикнул один из механиков.
Двое уже несли ковш, третий держал форму. Они были готовы — просто ждали сигнала. Начали заливать. Медленно, выверенно. Поток шёл с натугой, как будто металл сопротивлялся до последнего.
– Густой, как демонова кровь, – пробормотал сварщик.
– Это не обычная сталь, – сказал второй. – Тут внутри система. Или хрен его знает что.
Первая форма наполнилась почти до краёв. Остатки — во вторую. Тоже почти полная.
– Почти пять с половиной в каждой, – подтвердил один. – Точно, как ты хотел.
Я отошёл, сел на ящик. Жар спадал медленно. По вискам текло. В груди — пусто. Но лицо не трясло, руки не дрожали, хоть и обожгло. Всё под контролем.
– Эти будут крепче? – спросил техник.
– По идее — да. Но теперь их бить надо не пистолетом. А чем-то посерьёзнее.
– У нас есть обрез на штурмовых. Если надо…
– Проверим позже, – отрезал я. – Сейчас пусть остынут.
Формы парили. Запах стоял металлический, тяжёлый. Я смотрел на застывающие плиты и думал: если получится, можно собрать не только броню. Можно оружие. Можно инструмент. Всё — из того, что дал враг.
Система дала металл. Я — дал пламя.
Дальше будет ковка.
Плиты остыли. Поверхность — плотная, однородная. Цвет — почти чёрный, с глубоким металлическим блеском. Вес — около пяти с половиной килограммов каждая. Механики вчетвером вынесли их на площадку за техзоной. Там — бетонная стена, выбоины, старая мишень. Идеально.
Я вышел с ними. В руках — пистолет и М4. Магазины полные. Натовские бронебойные, стандартные. Те самые, что пробивают лист стали на семьдесят метров. Тут — дистанция в пять.
Поставили первую плиту. Уперли в стену. Никто не говорил. Лаура стояла рядом, взгляд напряжённый. Механики — чуть в стороне. Один курил, но сигарета дрожала в пальцах.
Я достал пистолет. Взвел. Один выстрел — ровно в центр. Потом второй. Потом третий.
Глухие удары. Пули, отскакивая, оставляли только едва видимые блестящие точки. Просто разбивались о металл. Ни вмятин, ни следов. Как будто стрелял по танковой броне.
— Не верю, — пробормотал кто-то. — Это девятка. С бронебойным. Где вмятины?
— Нету, — ответил второй. — Вообще нету.
Я убрал пистолет. Поднял винтовку. Проверил затвор, прицелился.
Семь одиночных. Все — в центр. Контрольный, чистый темп. Ни одной промашки.
Плита вздрогнула. Один раз. От отдачи. Но не треснула. На поверхности — только тонкие скошенные борозды. Как будто ногтем по металлу. Ни сколов, ни рваных дыр. Просто царапины.
— Этого не может быть, — тихо сказал один из механиков. — Эти патроны пробивают десять миллиметров стали. С двухсот метров.
— Пробивают, — подтвердил второй. — Но не это. Это... что это вообще?
Лаура подошла ближе. Потрогала поверхность плиты пальцами.
— Теплая... — сказала она. — Даже не деформировалась.
— Хочешь такую?
Она посмотрела на меня. Короткий кивок.
— Да. Но мне не нужна плита такого уровня. F хватит. Е — ты и так отдал мне меч и кинжал. Береги остальное себе.
— Умно, — сказал я. — Но сейчас — нет. Источник пустой. Вечером, если восстановится.
Она снова кивнула.
Я сел на бетонную тумбу. Смотрел на плиту. На царапины. На винтовку у себя в руках.
Оружие, которое гарантированно пробивает сталь, даже не оставило дырки. Система создала металл, который не подчинялся законам обычной физики. И теперь этот металл — под нашим контролем.
— Мы... можем это повторить? — осторожно спросил один из механиков.
— Пока у меня есть энергия, — ответил я. — И металлолом.
Они молча переглянулись. Кто-то вытер лоб. Кто-то присел на корточки и просто уставился на плиту, как на икону.
А я только подумал: теперь это не просто защита. Это — перевес.
Я ещё раз оглядел плиту. Поднял — вес чувствовался, но не критично. Закинул на стол.
– Сделайте нормальные формы. Под стандартные плиты, с ручками и креплениями. Я вечером вернусь. Если энергия восстановится — сделаю ещё.
Старший механик кивнул, но не сразу. Будто мозг ещё не полностью принял, что увидел.
– Учтём. Хотим даже сварить две с вентиляцией. Под активные разгрузки. Пойдёт?
– Всё, что сделаете — сгодится. И ещё. Если вам что-то нужно — помощь, навыки, обмен — скажите. Я не бесплатно.
Мужик только хмыкнул.
– Ты уже отблагодарил, парень. Мы такого не видели с первого дня катастрофы. Но если понадобится — найдём тебя.
– Хорошо.
Я повернулся к Лауре.
– Пошли пройдёмся. Город глянем.
– Идёт. Хочу нормального кофе.
Мы вышли с территории техзоны через боковые ворота. В лицо ударил дневной воздух — сухой, с привкусом золы и металла. Небо мутное, солнце где-то за дымкой. Но свет был. Улица — широкая, асфальт цел, лишь местами трещины. По краям — двухэтажные дома, магазины с выбитыми витринами, ремонтные палатки.
Но главное — люди.
Кто-то подметал тротуар старой щёткой. Двое в жилетах с нашивками штаба — таскали ящики из грузовика. Через дорогу — трое подростков возились с разбитым скутером. Пожилая женщина развешивала на бельевой верёвке мокрую одежду. Слышу лай — вон, дворняга бегает между машинами. Обычная. Не мутант.
– Держится, – пробормотала Лаура.
– Ага. И, похоже, давно.
Повернули за угол. Там — больше военных. Не армия, а местная оборона. Карабинеры в старой форме, патруль по трое. Один здоровяк с дробовиком, двое с автоматами. Лица усталые, но глаза цепкие. Нас заметили — кивнули. Не остановили.
На стенах — листовки. Что-то о правилах поведения при тревоге. Где укрытия. Где не входить. Где проверка на заражения. Ни одного слова про систему.
Дальше — кафе. Настоящее. Половина стекол заклеена фанерой, но внутри кто-то есть. Из окна тянет запах кофе и тушёного мяса.
– Думаешь, работает? – спросила Лаура.
– Сейчас проверим.
Внутри — трое человек. Две женщины, мужчина у стойки. Хозяйка — средних лет, волосы собраны в пучок, на поясе кастет. Кофемашина старая, но греет. Столики чистые.
– Заказ принимается, если платите, – сказала она, не отходя от стойки.
– Есть кэш, – ответил я.
– Тогда подходите.
Взяли два кофе. Горький, крепкий. Как надо. Сели у окна. Я смотрел на улицу. Лаура — на меня.
– Думаешь, мы доживём до того, как всё устаканится?
– Нет. Но они — может быть.
– И ты им помогаешь.
– Не специально. Просто выживаю. Но если от этого они выживут тоже — нормально.
Она кивнула. Сделала глоток. Слегка улыбнулась.
– Тогда я не зря с тобой пошла.
Мы допили кофе. Мир вокруг продолжал шевелиться — не как раньше, но шевелился. Без криков. Без паники. Каждый что-то делал. Кто-то чинил, кто-то торговал, кто-то просто сидел.
Мы вышли из кафе. Солнце немного поднялось — улицы стали ярче, но тепло не ощущалось. Ветер с востока гнал пыль, где-то хлопнула жестянка. На пересечении — старая аптека. Половина стекол заколочена, на двери — список доступных лекарств от руки. Справа — палатка, что-то вроде пункта обмена. Народ стоял в очереди. Кто-то держал в руках батарейки, кто-то — пачки сигарет, консервы, даже патроны.
– Натуральный обмен? – спросила Лаура.
– Похоже. Курс диктует нужда.
Дальше — рынок. Несколько столов, пара шатров. Один парень торговал обувью, старой, но целой. На соседнем столе — мясо, завёрнутое в промасленную бумагу. Ни одного холодильника. В углу — генератор, по проводу шёл ток к маленькой морозильной камере. Видимо, для привилегированных. У входа сидела женщина в бронежилете, с ножом на колене. Просто смотрела.
Прошли мимо. Я поймал взгляд мальчишки лет десяти. Тощий, с рваной курткой. Смотрел на меня внимательно. Без страха. Без просьбы. Просто как на незнакомца. Я кивнул. Он не ответил.
Лаура молчала. Шла рядом, руки в карманах, взгляд — сканировал. Наблюдала. Вычисляла. Я знал это лицо. Оно у неё включается, когда она чувствует: может, здесь получится остаться. Пусть ненадолго.
– Есть шанс, что они продержатся? – спросила она, не оборачиваясь.
– Если не полезут наружу — да. Тут есть дисциплина.
– А долго?
– Неделя. Может, две. Потом жрать станет нечего. Система всё сожрёт. Или другие приползут.
– Или ты.
Я посмотрел на неё. Серьёзно. Без иронии.
– Я — не паразит.
– А кто?
– Триггер. Появляюсь — и мир меняется.
– Это утешение?
– Это правда.
Она немного помолчала смотря в землю. Потом подняла взгляд и мы пошли дальше.
– Я ведь видела, что ты устроил там, в Новента. Меня должны были сжечь. Я была пятой, после той рыжей. Но ты не полез спасать меня. Спас только ту девчонку. Я не осуждаю, нет. Ты и не знал обо мне. Просто... Там были сотни человек. Я видела как ты их рубил, резал на куски... А потом добивал ещё шевелящихся, ещё живых. Женщины, дети, старики, все, кто там были. Ты убил всех, кто не смог убежать...
Я остановился. Повернулся к ней. Взгляд — прямой, без выражения.
– Не все.
– Что?
– Кто смог встать и уйти — остались живы. Кто молился, прятался, ныл — сгорели. Это не моя война. Я не спаситель.
– Но ты их убивал. Ты устроил бойню. Геноцид. Без колебаний.
– Они были мертвы с того дня, как начали служить той твари. Они не молились. Они принимали. Церковь не была приютом. Она была ульем. Там не было женщин и детей. Были гниды. Носители. Свечи. Яркие, пульсирующие. И если бы я ушёл — через время они бы вышли в город, а потом и в мир. Все.
Она молчала. Только дыхание стало глубже. Смотрела не на меня — в сторону.
– Мне плевать, что ты думаешь. Я не герой. Не воин света. Я мясник. Когда надо — я режу. Быстро, глубоко и до тишины. Потому что если не я — то никто.
– И всё?
– Этого достаточно.
Мы свернули на тихую улицу. Тут было меньше людей. Больше окон. Один дом явно жилой — бельё на балконе, проволока под ступенями. Видно — укрепляли. У другой стены — граффити. Кривые буквы: "VIVIAMO ANCORA". Мы ещё живы.
– Звучит гордо, – сказала она.
– Звучит обречённо.
– Это одно и то же?
– Иногда — да.
Впереди — снова шум. Кто-то переругивался через дорогу. Видимо, спорили о цене. Мужик в жилете толкал женщину, она не отступала. Подошёл карабинер, схватил обоих за плечи и развёл в стороны. Грубо, но без насилия. Люди смотрели — и отворачивались. Привычка.
– Не вмешиваемся? – спросила Лаура.
– Нет. Здесь свои правила.
– Понятно.
Мы обогнули площадь. Там стояли грузовики. На кузовах — флаг штаба. Водители курили, кто-то чинил подвеску. Я заметил карту на капоте одной из машин — крупную, с отмеченными зонами. Красные — заражённые. Жёлтые — нестабильные. Зелёных почти не было.
– Нам туда, – сказал я, кивая в сторону окраины.
– Уже?
– Пока есть силы. А вечером — металл.
– И мне плиту?
– F ранг. Целых две!
– Спасибо...
Она не улыбалась. Просто кивнула.
Город жил. Но каждый шаг был хрупким. Каждый день — на острие. И всё же — жили. Потому что другого выбора не было.