Орден Превыше Всего

Глава 10

Александр завернул копьё Лонгина в первую попавшуюся ткань. Вместе с Верой они поспешили как можно скорее покинуть проклятый особняк.

К тому времени, когда они поднялись обратно в дом, оставшиеся в живых солдаты полностью зачистили здание от «воинов света». Тех, кого не убили, взяли в плен. Ангелу, которому Александр отсёк крылья, удалось сбежать.

На улице машин у ворот стало больше. Вместе с подкреплением прибыл сам Гиммлер. Он стоял рядом с раненым Гансом. Офицера ранило в руку, но его рана была несмертельной. Медики оказывали первую помощь как ему, так и другим выжившим. Из восьмидесяти человек, что отправились на штурм, в живых осталось всего тридцать три.

— Вы нашли его, Großmeiste? — тихо спросил Гиммлер, с нескрываемым трепетом глядя на Александра.

— Оно теперь у нас, — коротко ответил Александр.

— Можно… можно мне на него взглянуть? Хоть мельком, — почти умоляющим голосом попросил Гиммлер.

— Не сейчас, — отрезал Александр. — Когда вернётесь в Берлин, я представлю его Ордену.

— Как скажете, Großmeiste, — кивнул Гиммлер, сияя пенсе.

Александр направился вместе с Верой к машине. Подойдя к дверце, он остановился и на мгновение окинул взглядом двор. Всё пространство перед особняком было усеяно телами.

— Прикажи направить помощь семьям погибших и наградить выживших, — крикнул он Гиммлеру.

— Das versteht sich von selbst[1], — немедленно ответил тот.

Заведя двигатель, Александр с Верой отправились обратно в Вену. Из столицы Австрии, в сопровождении солдат, они на поезде добрались до Берлина.

На постоянное место жительства в столицу Германии Александр перебрался недавно. После Олимпиады дел в Ордене прибавилось. Теперь его влияние распространялось и на Восточную Европу, что требовало чаще бывать в городе.

Кроме того, дочь Великого Магистра поступила в столичный университет, что стало ещё одной веской причиной для их переезда.

Часы пробили полночь, когда обессиленные от долгой дороги Александр и Вера наконец вернулись домой.

Александр зажёг свет в своём кабинете и аккуратно положил завёрнутое копьё на массивный дубовый стол. Сняв китель, перчатки, кобуры и ножны, он с тяжёлым вздохом опустился в мягкое кожаное кресло, под его весом оно тихо заскрипело. Ноги в сапогах ныло от усталости. Собравшись с силами, он снял их, оставшись босиком.

Как же хотелось спать. Может, стоит лечь?

Он уже решил последовать своему желанию, как краем глаза заметил ткань, скрывающую копьё. Этот образ заставил его передумать.

Под тусклым светом настольной лампы, освобождённое от ткани копьё больше не выглядело таким ослепительно золотым, каким оно казалось под землёй в особняке Гринцига.

Александр аккуратно прикоснулся к его поверхности, но ничего не произошло. Никаких ощущений. Те голоса, что вели его к артефакту, исчезли.

Он взял копьё в руки и внимательно его осмотрел. На первый взгляд это было просто копьё времён Римской империи. Конечно, необычное — сделанное из золота или похожего на него драгоценного металла, но всё же. Более того, это была не полная версия оружия — лишь втулка, которая крепилась к древку.

Копьё всё ещё было острое. Александр понял это, порезав палец, едва коснувшись острия.

— Какие секреты ты хранишь? — пробормотал он вслух, задумчиво вращая копьё в руках.

Великий Магистр на мгновение замер, словно обдумывая что-то важное.

— Может, если соприкоснуться с тобой другим артефактом, ты раскроешь свою силу? Надо попробовать! — предположил он. — Вера, дочка, подойди ко мне, пожалуйста, и принеси перчатку.

Через мгновение в дверях кабинета появилась Вера, всё ещё немного сонная.

— Что такое? — спросила она, ставя на стол шкатулку с перчаткой.

— Присядь, — попросил Александр.

Он отложил копьё в сторону, открыл шкатулку и осторожно надел золотую перчатку на левую руку.

Вера села в кресло напротив отца и взглянула на него.

— Что ты собираешься делать? — спросила она, наклонив голову. — Я думала, до утра ты не станешь ничего предпринимать.

Александр, не сводя глаз с копья, ответил:

— Я мечтал обладать им больше двадцати лет… Больше ждать я не хочу. — Он посмотрел на дочь. — Прошу, дай мне свою правую руку, а левую положи на копьё.

Вера без колебаний подчинилась.

— Я не знаю, что произойдёт дальше. И произойдёт ли что-то вообще. Но если копьё решит открыть свои секреты, я хочу, чтобы ты увидела это вместе со мной.

Вера крепко сжала ладонь отца, её сонные глаза смотрели на него с теплом и доверием.

Александр улыбнулся в ответ. С трепетом он положил левую руку с надетой перчаткой так, чтобы она касалась и руки Веры, и копья.

Как только перчатка соприкоснулась с артефактом, копьё ярко засветилось. Яркий свет мгновенно озарил весь кабинет, словно вспышка, затопив пространство вокруг.

А затем перед Великим Магистром предстала удивительная картина.

Вместо удобного кресла Александр оказался на горной дороге. Был полдень, солнце стояло высоко, но тело обдувал ледяной, пронизывающий ветер. Гул ветра был повсюду.

На нём туника, поверх которой тяжёлый панцирь из гибких металлических пластин. Под ним кожаный пояс с ремнями, обитыми железом. В левой руке он держал длинное копьё с золотой втулкой, правая поддерживала меч на поясе. На голове ощущалась тяжесть шлема, а за спиной развевался красный плащ.

Рядом с ним шагали десятки солдат, одетых так же. Они переговаривались на языке, который был Александру не совсем понятен — похоже, это была латынь или греческий. Не оставалось сомнений, что он видит мир глазами римского легионера, а скорее всего, их командира — сотника. Солдаты смотрели на него с уважением, но его собственный взгляд был прищуренным, словно за пеленой.

Александр шагал вместе с войском по каменной дороге, ведущей в гору. Он не управлял своим телом — лишь наблюдал. С каждым шагом кожаные сандалии шуршали по щебню, который мелкими потоками скатывался вниз. Дыхание римлянина было тяжёлым, а под панцирем неприятно стекал пот. Хочется пить.

Вдруг шаги легионера ускорились. Пройдя мимо своих людей, он увидел картину, от которой невольно замер.

Измождённый длинноволосый мужчина с тёмными, взъерошенными волосами, согнувшись под тяжестью креста, едва переставлял ноги. Он тащил крест в гору. На нём было изодранное платье, его губы обветрились и потрескались, а на голове лежал терновый венец. Его шипы впивались в кожу, из ран на лбу сочилась кровь. Его руки, измученные и ослабленные, оставляли кровавые следы на древке.

Александр ощутил внезапный прилив ярости. Гнев и ненависть к измождённому мужчине охватили его, словно что-то управляло его мыслями. Он не испытывал ни капли сострадания, лишь непреодолимое желание ударить его, убить собственными руками. Но что сделал ему этот человек? Откуда эта ненависть?

Римлянин не мог найти ответа.

Когда он проходил мимо несущего крест, тот повернул голову. Его взгляд не был направлен в лицо, он смотрел на копьё в руках Александра. Его потрёпанные губы зашевелились, произнося слова на неизвестном языке. Но их смысл неожиданно зазвучал у Александра в голове:

— Оно не принадлежит людям… и никогда не принадлежало…

Мужчина отвернулся, его голос стал тише:

— Сейчас ты слеп, но сегодня ты прозреешь…

Эти слова напугали римлянина. Холод пробежал по телу, но он быстро ускорил шаг и продолжил идти, не оборачиваясь.

Спустя некоторое время они добрались до пункта назначения. Вокруг собрались толпы людей. Кто-то стоял молча, плача над мучениями человека под крестом, другие кричали, осыпая его оскорблениями и проклятиями.

Александр понял, что видит глазами воина Лонгина сам момент распятия Иисуса Христа. Он стоял на Голгофе — возвышенности к западу от Иерусалима.

Крест, который нёс Сын Божий, был установлен между двумя другими — для казни преступников. К нижней перекладине креста, на которой висел Христос, гвоздями прибили его стопы. На вершине креста укрепили табличку с надписью на трёх языках: еврейском, латинском и греческом — «Иисус Назорей, Царь Иудейский».

Одежду Христа римские воины поделили жребием. Верхнее платье они разорвали на четыре части, а хитон, который был сшит без швов, решили не рвать, а разыграть в кости.

Воины и люди, стоящие рядом, продолжали смеяться и издеваться над Христом:

— Других спасал, а Себя спасти не может!

— Если Он Христос, избранник Божий, пусть сойдёт с креста!

— Лжец! Самозванец!

— Ты говорил, что ты Сын Божий! Ну так спаси Себя!

Погода начала резко меняться. Сильный ветер завывал всё громче, затягивая небо тёмными тучами. Казалось, что сами Небеса готовы возопить, глядя на происходящее на Голгофе.

За происходящим наблюдал и Александр, словно сквозь туман. Его взгляд застилала пелена, но он ясно видел, как один из распятых пленников обратился к другому, смеявшемуся вместе с толпой над Сыном Божьим:

— Мы осуждены за грехи наши, потому воздалось нам за наши деяния, а Он ничего худого не сделал…

Затем пленник перевёл взгляд на Христа и, смиренно склонив голову, прошептал:

— Спаситель, прошу, помяни меня, когда придёшь в Царство Твоё…

Христос, приподняв голову, несмотря на изнеможение, ответил:

— Истинно говорю тебе: ныне будешь со Мною в Раю.

Он посмотрел в небо, дождь начал моросить. Иисус, вздохнув, продолжил:

— Отче! Прости им, ибо не ведают, что творят…

Александр почувствовал, как копьё в руках Лонгина задрожало, словно живое, когда Христос произнёс эти слова.

Вскоре наступили последние мгновения. Страдания Спасителя подходили к концу. Его пересохшие, обветренные губы произнесли едва слышное:

— Жажду…

Один из римских солдат подошёл к кресту и, насадив губку, пропитанную уксусом, на копьё, поднёс её к устам Христа.

После этого Иисус, подняв голову к небу, сказал:

— Отче… свершилось! В руки Твои предаю дух Мой…

Он издал последний вдох, после чего Его голова бессильно опустилась. Спаситель умер, искупив грехи человечества.

Дождь усилился, небо разразилось раскатами грома. Люди, наблюдавшие за распятием, начали расходиться.

Лонгин, держа копьё, шагнул вперёд. Он подошёл к кресту, поднял копьё и, чтобы удостовериться в смерти Христа, пронзил Его правый бок между рёбер. В тот миг, когда копьё вонзилось в тело Спасителя, оно озарилось ослепительным светом, а из раны хлынули кровь и вода, брызнувшие Лонгину в лицо.

Чудо свершилось. Его глаза, поражённые болезнью, прозрели. Мир предстал перед ним во всей ясности, впервые за долгие годы он мог видеть. Но теперь он увидел то, чего раньше не замечал: грязь вокруг, ненависть и страдания, которые творили люди.

В тот момент прозрели не только глаза Лонгина, но и его душа. Он осознал, что совершил. Отняв копьё из тела Спасителя, он опустился на колени прямо в грязь, промокшую от дождя. Римские воины вокруг смотрели на своего командира с недоумением, не понимая, что с ним происходит.

Лонгин, рыдая, поднял голову к небу и закричал:

— Истинно Человек Сей был Сын Божий!

После этих слов сознание Александра вернулось в реальность. Он тяжело дышал, сглатывая ком в горле. Его лицо покрылось холодным потом, а мир перед глазами плыл. Он резко отступил от копья, как от проклятой вещи, больше не желая прикасаться к артефакту.

— Ты видела то же, что и я? — спросил он у дочери, пытаясь прийти в себя.

— Да, отец, — едва слышно ответила Вера, её голос дрожал.

— К таким знаниям я готов не был… — прошептал Александр. Он медленно встал и отошёл от стола. — Мне нужно поговорить с Асмодеем.

Дрожащими руками он схватил телефон и начал набирать номер. Гудки следовали один за другим, но ответа не было. Вероятно, Асмодей не был дома.

— Надо его найти… — Александр тихо произнёс это скорее для себя.

Он знал, где может быть демон. Не сказав Вере ни слова, он накинул пальто, взял шляпу и молча покинул дом.

[1] Это само собой разумеется (пер. с нем)