Орден Превыше Всего

Пролог

Пролог

9 января 1905 года

Зимнее утро в Петербурге выдалось холодным и безрадостным. Солнце скрывалось за густыми серыми облаками, а сильные порывы ледяного ветра обжигали лицо. В такие дни совсем не хотелось покидать тёплый дом. Но именно этот день должен был стать судьбоносным для Российской Империи. Позже потомки назовут его Кровавым воскресеньем.

Ещё накануне вечером в Петербург начали прибывать войска. Город был разделён на восемь районов, в каждый из которых назначили отряды пеших и конных войск под командованием начальников отрядов. В помощь им направили полицейских приставов с младшими офицерами, околоточных надзирателей и отряды городовых. Основные силы расположились на мостах через Неву и Обводный канал, а общий резерв сосредоточился на Дворцовой площади. Солдатам было приказано не допускать рабочих из пригородов в центр города и оказывать содействие полиции.

К утру Петербург напоминал огромный военный лагерь. По улицам стояли воинские части, разъезжали конные патрули, горели костры, а из походных кухонь поднимался дым. Около сорока тысяч человек ожидали приближения колонны рабочих, которые направлялись к Зимнему дворцу с обращением к царю. Никто из них не знал, что император Николай II покинул город и слушать их никто не собирался.

Пока около ста пятидесяти тысяч рабочих во главе со священником Георгием Гапоном только начинали свой путь, на Дворцовой площади, с самого раннего утра, верхом на коне находился восьмилетний мальчик. Он был укутан в тёплое синее пальто, которое гармонировало с его добрыми голубыми глазами. Мальчик не понимал, что происходит вокруг и что должно случиться. Более того, его здесь вообще не должно было быть.

Он прибыл на площадь вместе с отцом, генерал-майором Императорской армии. Высокий статный мужчина с великолепными гусарскими усами сидел позади сына, обхватив его за талию правой рукой, а левую держал на эфесе серебряной сабли. Этот изысканный подарок был вручён ему лично императором Николаем II. На рукояти сабли красовалось изображение феникса — символ, идентичный тому, что украшал генеральские погоны рядом с двумя золотыми звёздами. Этот знак говорил о принадлежности генерала к древнему Ордену охотников, защищающих землю от всевозможных тварей.

Однако сегодня отец мальчика был вынужден заниматься своими прямыми обязанностями — служить Империи. Несколько дней назад он только вернулся из поездки в Сибирь, а вчера, забрав сына, гостившего у его брата под Петербургом, вместе с ним прибыл в столицу. Но едва он переступил порог собственного дома, как получил срочный приказ оказать содействие командующему войсками в Адмиралтейской части. Сына пришлось взять с собой.

Для мальчика вид вооружённых людей не был в новинку, но столь большое их количество он видел впервые. Ледяной ветер пробирал до костей, и ему очень хотелось вернуться домой.

— Папа, ну чего мы ждём? — капризно спросил он, с трудом сдерживая дрожь.

— Я сам не знаю… — с грустью ответил отец, пожав плечами. — Мне приказано оказать содействие генерал-майору Щербачёву. Он сообщил, что ситуация у него под контролем, и моя помощь не требуется. Но, к нашему с тобой сожалению, я не могу просто уйти. Я — человек служивый…

— Ты говорил мне, что служишь не Империи, а Ордену! Орден превыше всего!

— Всё так, — кивнул отец, — но я всё-таки солдат русской армии. Я верен своему Отечеству, а значит, и Империи.

Мальчик больше ничего не сказал. Он вздохнул, сильнее укутался в своё пальто и молча стал ждать. Он любил и уважал своего отца, доверяя каждому его слову.

Тем временем на Дворцовой площади напротив Зимнего дворца стало собираться всё больше людей. В основном это были рабочие заводов, пробиравшиеся к центру площади небольшими группами, но иногда приходили и более крупные колонны, сумевшие преодолеть заставы. Многие пришли с семьями. Люди несли портреты царя, иконы и кресты, а из толпы доносились молитвы.

На протяжении всего пути рабочие видели вооружённых солдат, но никто не хотел верить, что те могут стрелять. К двум часам дня площадь уже гудела, на ней собралось несколько тысяч человек. Толпа сгущалась у решётки Александровского сада и возле ближайшего крыла Генерального штаба. Атмосфера становилась напряжённой, но пока никто не ожидал, что вскоре произойдёт.

На Дворцовой площади, помимо рабочих и солдат, собралась масса зевак — простых жителей Петербурга. Был выходной день, и многие решили посмотреть, как царь выйдет к народу и примет их обращение.

Рабочие, пришедшие с окраин, рассказывали о том, как их встречали солдаты на заставе. Говорили о стрельбе, убитых и раненых. Ходили слухи, что священник Гапон погиб. Эти вести будоражили толпу, напряжение неуклонно росло.

Солдаты, стоявшие на постах, тоже нервничали, сжимая винтовки всё крепче. Демонстранты угрожали, что не уйдут, даже если в них начнут стрелять. Они выкрикивали солдатам упрёки, обвиняя их в том, что те воюют не с японцами, а со своим народом.

Толпа росла с каждой минутой, заполняя площадь. Напротив неё уже выстраивалась рота Преображенского полка. Солдаты подняли винтовки на изготовку.

К собравшимся вышел офицер средних лет.

— Прошу, услышьте меня! — прокричал он хриплым голосом. — Если вы не разойдетесь, мы будем вынуждены открыть огонь!

— Стреляйте! Стреляйте! — раздались крики из толпы.

Офицер дважды повторил своё предупреждение, но никто не слушал. Толпа кричала, свистела, шум усиливался. Наконец раздался сигнальный рожок. Офицер тяжело вздохнул и отошёл в сторону. Солдаты подняли оружие. В толпе старики сняли шапки и начали креститься.

Мальчик, сидящий на коне рядом с отцом, наблюдал за происходящим с испугом и непониманием. Несмотря на свой юный возраст, он догадался, что должно случиться, и в страхе прижался к отцу. Всё, что произошло дальше, он запомнит словно в тумане.

Прогремел первый залп. Конь под мальчиком дрогнул. Площадь огласил дикий крик. Люди падали на землю — убитые и раненые. Кровь алыми пятнами покрыла снег. Солдаты дали второй залп, и толпа начала в панике бежать. Вслед за ней ринулись кавалеристы и конные жандармы. Они рубили шашками рабочих, добивали раненых.

Вокруг стояли вопли, проклятия, стоны раненых. На кровавом снегу, среди брошенных икон, растоптанных портретов царя и потерянных шапок, лежали десятки тел.

Дворцовая площадь и Адмиралтейский проспект были очищены от демонстрантов, но какой ценой! Официальные данные сообщали о девяноста шести убитых и около трёхсот тридцати раненых, однако неофициальные источники утверждали, что количество жертв достигло почти пяти тысяч.

В этот день голубые глаза мальчика впервые увидели боль, страдания, жестокость и ненависть. Тогда он ещё не понимал, что эти чувства будут сопровождать его всю жизнь.