Оракул с Уолл-стрит 6

Глава 12 Тени на стене

Свет хрустальной люстры бросал мягкие отблески на стены моего особняка, когда я услышал знакомый стук каблучков по мраморным ступеням. Элизабет Кларк поднималась по парадной лестнице, и каждый ее шаг отдавался в моей груди учащенным биением сердца.

Она появилась в дверях гостиной как видение из модного журнала, в изумрудном шелковом платье, подчеркивающем изгибы фигуры, с нитью жемчуга, переливающегося на шее. Темные волосы уложены в строгий пучок, но несколько непослушных локонов обрамляли точеные скулы. В руках небольшая лакированная сумочка и портфель журналистки.

— Уильям, — ее голос звучал хрипловато, словно она курила всю дорогу. — Спасибо, что согласился на встречу… С момента нашей последней встречи прошла вечность. Ты весь в делах и заботах, милый.

Я подошел к ней, взял за руки. Кожа была прохладной, но пальцы слегка дрожали.

— Забудем о делах, — сказал я, глядя в ее зеленые глаза. — Хотя бы на время.

Она улыбнулась, та самая лукавая улыбка, которая с первой встречи сводила меня с ума. Поставила портфель на столик красного дерева и позволила мне помочь снять пальто. Под ним скрывались обнаженные плечи, и я почувствовал, как кровь приливает к голове.

— Ты знаешь, как заставить женщину забыть о работе, — прошептала она, когда я провел пальцами по ее руке.

Мы оказались в объятиях друг друга, и все заботы о Continental Trust, о грозящей опасности, о планах и интригах растворились в жарком поцелуе. Ее губы были мягкими, вкус — сладко-горьким от сигарет и виски.

— Наверх, — выдохнул я ей на ухо.

Мы поднимались по лестнице, не размыкая объятий. В спальне горел только небольшой светильник с абажуром из слоновой кости, создавая интимный полумрак. Кровать с дубовым изголовьем и бельем из египетского хлопка ждала нас.

Элизабет развернулась ко мне спиной, и я медленно расстегнул молнию на ее платье. Шелк соскользнул на персидский ковер, открывая идеальную линию спины, кружевное белье. Она повернулась, и мы снова слились в поцелуе, более страстном и требовательном.

Мои руки скользили по ее коже, она откидывала голову назад, тихо стонала. Мы упали на кровать, забыв обо всем на свете. Время остановилось, существовали только мы двое, жар наших тел, учащенное дыхание.

Я обхватил ее талию, притягивая ближе, чувствуя, как ее тело откликается на прикосновения. Элизабет запрокинула голову, позволяя мне целовать шею, находить чувствительные места за ухом, где кожа была особенно нежной и пахла дорогими французскими духами.

Ее пальцы торопливо расстегивали пуговицы моей рубашки, скользили по груди, оставляя огненные следы. Я чувствовал, как учащается ее дыхание, как дрожат руки, когда она стягивает с меня жилет и рубашку.

— Уильям, — прошептала она мне в ухо, и этот шепот прошел по телу электрическим разрядом.

Мы опустились на кровать, и шелковые простыни прохладно коснулись разгоряченной кожи. Ее губы были везде на моих губах, на шее, на плечах. Я целовал ее ключицы, спускался ниже, чувствуя, как она выгибается под моими прикосновениями, как тихо стонет.

Мы двигались в едином ритме, забыв обо всем, кроме этого момента. Ее ногти впивались мне в спину, волосы рассыпались по подушке темным шелком. Время растянулось до бесконечности, и одновременно промчалось в одно мгновение.

Когда пик страсти захлестнул нас, Элизабет крепко прижалась ко мне, и я почувствовал, как ее тело содрогается от блаженства. Мы лежали, переплетенные, дыша тяжело и часто, ощущая соленый привкус пота на губах.

Постепенно дыхание успокоилось, и мы просто лежали рядом, прислушиваясь к стуку сердец и далеким звукам ночного города. Элизабет провела пальцем по моей груди, рисуя невидимые узоры, а я гладил ее волосы, наслаждаясь их мягкостью.

Когда буря страсти утихла, мы лежали рядом, прислушиваясь к ночным звукам Манхэттена. Элизабет курила, выпуская дым к потолку. Свет уличных фонарей проникал сквозь тяжелые шторы, бросая полосы света на ее обнаженную грудь.

— Милый, поговорим о делах, — сказала она, затягиваясь сигаретой. — У меня есть убойный компромат на Continental Trust. Документы, доказывающие их связь с коррупцией в банковском надзоре.

Я приподнялся на локте, изучая ее профиль.

— И что ты хочешь этим сказать?

Элизабет повернулась ко мне.

— Уильям, это взрывная информация. Если опубликую статью, Continental Trust рухнет за неделю.

— Тогда в чем проблема?

Ее глаза заблестели в полумраке:

— Я хочу подписать статью своим именем. Эта публикация сделает меня самой знаменитой журналисткой Америки.

Я резко сел в кровати:

— Элизабет, мы уже обсуждали это. Ты же знаешь, с кем связываешься. Они убили моего отца, они убили Риверса, Милнера, Вестфилда. Если твое имя появится под разоблачительной статьей…

— Пусть попробуют, — она выпустила дым ему в лицо. — Я не какой-то мелкий клерк. У меня связи, защита. Владелец газеты мой близкий друг.

— Твой любовник, ты хотела сказать?

Она усмехнулась:

— Ревнуешь? Хэрольд Росс дает мне полную свободу в выборе тем. И эта история принесет газете национальную известность.

Я встал с кровати, начал ходить по комнате:

— Опубликуй под псевдонимом. Или дай информацию коллеге. Результат будет тот же, но ты останешься в безопасности.

— И позволю какому-то мужчине получить славу за мою работу? — она села, не прикрываясь простыней. — Уильям, ты меня не знаешь. Я всю жизнь боролась за право писать серьезные материалы, а не светскую хронику. Я хотела стать самой знаменитой журналисткой Америки. Это мой шанс.

— Твой шанс умереть!

Глаза Элизабет вспыхнули гневом:

— Так вот что тебя беспокоит? Моя безопасность или твоя?

Я остановился у окна, глядя на мерцающие огни города:

— Я боюсь за тебя. За нас.

— Какие «нас»? — она встала, начала одеваться. — Мы встречаемся в постели пару раз в месяц. Это не делает тебя моим хозяином.

— Элизабет…

— Не надо, — она натягивала чулки, не глядя на меня. — Я думала, ты другой. Думала, ты понимаешь, что значит бороться за свои принципы.

— Мои принципы не включают самоубийство!

Она резко повернулась:

— А мои не включают трусость! Я журналист, Уильям. Моя работа находить правду и публиковать ее. С моим именем под статьей.

Мы стояли по разные стороны комнаты, и между нами зияла пропасть непонимания. Элизабет застегивала платье, ее движения были резкими, злыми.

— Если опубликуешь эту статью под своим именем, они убьют тебя, — сказал я тихо. — И я не смогу тебя защитить.

— Я не прошу тебя меня защищать, — она взяла сумочку. — Я прошу поддержать мои амбиции. Но, видимо, у тебя есть более важные заботы.

— Элизабет, подожди…

Она уже шла к двери:

— Статья выйдет в понедельник. Под моим именем. Если хочешь меня видеть после этого, знаешь, где меня найти.

Дверь спальни захлопнулась, и я услышал стук каблуков по лестнице, затем хлопок входной двери. Из окна увидел, как она садится в такси.

Я остался один в спальне, где еще витал аромат ее духов и табака. На подушке лежала забытая заколка для волос, единственное напоминание о том, что полчаса назад здесь была женщина, которую я любил и которая могла погибнуть из-за своего упрямства.

Элизабет Кларк хотела славы. И была готова заплатить за нее жизнью.

Я задумчиво постучал по стеклу.

— Элизабет, ты не оставила мне выбора. Извини, я должен тебя спасти.

Утро следующего дня встретило меня ранним звонком от Роквуда. Его голос звучал деловито и напряженно.

— Уильям, к венесуэльским переговорам присоединились неожиданные игроки. British Petroleum подала официальную заявку на те же концессии озера Маракайбо. У них есть поддержка колониального офиса в Лондоне.

Я сидел в кабинете особняка, попивая утренний кофе и просматривая сводки с фондовой биржи. За окном стоял ясный январский день, но эти новости заставили насторожиться.

— Это меняет наши планы?

— Кардинально. Переговоры перенесены на сегодня. Венесуэльское правительство хочет провести аукцион между американскими и британскими компаниями. Победитель получает все.

Я отложил газету и сосредоточился на разговоре. Знание истории подсказывало, что венесуэльская нефть станет одним из важнейших ресурсов двадцатого века. Упустить эту возможность означало лишиться миллионов долларов прибыли.

— Где встреча?

— Отель «Уолдорф-Астория», люкс 1204. Представители каракасского правительства прилетели позавчера. Министр недр Карлос Эрнандес и два его советника. Плюс наблюдатель от Государственного департамента США.

Через час мой Packard остановился у входа в «Уолдорф-Асторию». Двадцатиэтажный небоскреб на Пятой авеню был символом роскоши и престижа. Мраморный холл с хрустальными люстрами, портье в золоченых ливреях, атмосфера дорогого отеля.

О’Мэлли и Винни остались в машине. Я поднялся на двенадцатый этаж, где меня ждал Роквуд.

Дэвид Роквуд-младший выглядел обеспокоенно. Обычно невозмутимый нефтяной магнат нервно теребил золотую цепочку карманных часов.

— Британцы привезли тяжелую артиллерию, — сказал он, когда мы встретились в коридоре. — Сэр Джеймс Каллахэн, директор по международным операциям BP. Плюс советник колониального офиса и военный атташе британского посольства.

— Что они предлагают?

— Пять миллионов долларов инвестиций авансом, плюс двадцать процентов от валовой добычи первые пять лет. После этого пятнадцать процентов бессрочно.

Солидное предложение. Но я знал, что венесуэльская нефть окупит любые затраты.

— А наши условия?

— Семь миллионов авансом, двадцать пять процентов первые три года, потом двадцать процентов. Плюс обязательство построить нефтеперерабатывающий завод в Венесуэле.

Мы подошли к двери люкса. Роквуд постучал условным стуком, и дверь открыл худощавый мужчина в темном костюме, очевидно, охранник или секретарь.

Гостиная люкса была обставлена в стиле ампир. Тяжелая мебель красного дерева, персидские ковры, картины в золоченых рамах. За овальным столом сидели пятеро мужчин, изучавших документы и карты.

Министр Эрнандес оказался полным мужчиной лет пятидесяти с густыми седеющими усами и проницательными черными глазами. Рядом с ним находились двое советников в белых костюмах и представитель Госдепартамента, молодой человек с серьезным лицом и блокнотом.

Напротив расположились британцы. Сэр Джеймс Каллахэн,ивысокий аристократ с моноклем и военной выправкой. Советник колониального офиса, щуплый интеллектуал в очках. Военный атташе — краснолицый полковник с внушительными усами.

— Господа, — произнес министр Эрнандес с легким акцентом, — давайте перейдем к сути. Правительство Венесуэлы готово предоставить концессию на разработку месторождений озера Маракайбо. Срок двадцать пять лет с возможностью продления. Площадь сто тысяч акров.

Сэр Джеймс наклонился вперед:

— Мистер министр, Британская нефтяная компания имеет богатый опыт работы в тропических условиях. Мы разрабатываем месторождения в Персидском заливе, Бирме, Малайе. Наши технологии…

— Сэр Джеймс, — перебил его Роквуд, — опыт это хорошо. Но американские компании предлагают более выгодные финансовые условия и готовы инвестировать в инфраструктуру Венесуэлы.

Началась торговля. Британцы повысили аванс до шести миллионов, американцы — до восьми. Процентные ставки ползли вверх, условия усложнялись.

Я внимательно изучал лица участников переговоров. Министр Эрнандес выглядел заинтересованным, но осторожным. Его советники делали пометки в блокнотах. Представитель Госдепартамента следил за ходом дискуссии.

Через полчаса стало ясно, что переговоры зашли в тупик. Британцы и американцы предлагали примерно равные условия, и министр не мог принять решение.

В этот момент я достал из портфеля толстую папку и положил на стол:

— Сэр Джеймс, коллеги, позвольте внести ясность в обсуждение.

Открыв папку, я достал документы, которые О’Мэлли добыл через информаторов Синдиката в портовых доках:

— Это копии таможенных деклараций британских танкеров, заходивших в порт Нью-Йорка в прошлом году. Документы свидетельствуют о систематических нарушениях американского антиалкогольного законодательства.

Лицо сэра Джеймса изменилось.

— BP регулярно поставляла «техническое топливо» в США, которое затем перерабатывалось в алкогольные напитки подпольными винокурнями Нью-Йорка, — продолжил я. — Ваша компания получала тридцать процентов прибыли от этих операций.

Министр Эрнандес с интересом изучал мои документы.

— Кроме того, — добавил я, доставая следующую бумагу, — вот переписка между лондонским офисом BP и представителями ирландских националистов. Британская нефтяная компания финансировала террористическую деятельность против американских интересов в Ирландии.

Сэр Джеймс попытался перебить:

— Это… это фальшивки! Провокация!

— Документы заверены нотариально, — спокойно ответил я. — Их подлинность может проверить любой эксперт.

Повернувшись к министру, я продолжил:

— Господин министр, американские компании предлагают открытое и честное сотрудничество. Наши условия прозрачны, наши намерения чисты. Британцы же пытаются скрыть собственные нарушения международного права.

Роквуд поддержал меня:

— Мистер Эрнандес, American International Petroleum готова немедленно подписать соглашение о строительстве нефтеперерабатывающего завода стоимостью два миллиона долларов на территории Венесуэлы. Это даст работу тысячам ваших соотечественников.

Министр долго изучал документы с обеих сторон. Наконец поднял голову:

— Господа, правительство Венесуэлы принимает предложение американской стороны. Концессия предоставляется American International Petroleum Corporation на условиях, предложенных мистером Роквудом.

Британцы попытались протестовать, но министр был непреклонен. Представитель Госдепартамента с облегчением записал решение в блокнот.

Через час мы подписывали документы. Венесуэльские концессии стоимостью в миллионы долларов переходили под американский контроль.

Когда британская делегация покинула люкс, Роквуд с восхищением посмотрел на меня:

— Уильям, откуда у вас эти документы на BP?

— Дэвид, в нашем бизнесе нужно быть готовым к любым неожиданностям, — улыбнулся я. — Я изучил деятельность всех потенциальных конкурентов еще до начала переговоров.

На самом деле, Мэдден добыл эти материалы через контакты в портовых доках, а О’Мэлли добавил сведений через ирландскую диаспору. Информаторы Синдиката имели доступ к документам, которые никогда не попали бы в официальные архивы.

— Потрясающая работа, — Роквуд пожал мне руку. — Теперь мы контролируем один из богатейших нефтяных регионов мира.

Я кивнул, понимая, что это только начало. Венесуэльские концессии дадут финансовую базу для гораздо более амбициозных проектов.

Американская нефтяная империя рождалась на моих глазах.

И я стал одним из ее основателей.

После обеда я сидел за массивным столом красного дерева в кабинете, разложив перед собой карту Манхэттена. Красными булавками отмечал ключевые точки операции — редакцию «New York World», типографию на Бауэри, офисы конкурирующих газет.

О’Мэлли и Винни заняли кресла напротив. Ирландец изучал список адресов, а коротышка, как обычно, играл зубочисткой во рту, но глаза его были серьезными.

— Итак, джентльмены, — начал я, указывая на карту, — наша задача создать ложный след, ведущий к «Herald Tribune». Нужно, чтобы Continental Trust поверили именно их журналисты организовали утечку информации через свою газету.

— Как это сделать, босс? — спросил О’Мэлли, достав блокнот.

— Первое. В типографии «World» должны появиться документы, указывающие на то, что набор статьи заказан через посредника от «Herald Tribune». Поддельная переписка, фальшивые чеки.

Винни усмехнулся:

— А кто будет подбрасывать эти бумажки?

— Люди Синдиката. У нас есть контакты среди типографских рабочих. За нужную сумму они «найдут» документы в неподходящем месте и передадут руководству.

О’Мэлли записывал детали:

— А что с самой редакцией «Herald Tribune»?

— Здесь сложнее, — я взял со стола папку с фотографиями. — Нужно организовать встречу между сотрудником «Tribune» и человеком, похожим на Генри Форбс, одного из важных шишек от Continental Trust. Пусть их увидят вместе в подходящем месте.

— Кто сыграет информатора?

— У меня есть на примете актер, работавший в театре до того, как связался с букмекерами. Он умеет менять внешность и голос.

Винни перестал играть зубочисткой:

— А если Continental Trust проверят документы?

— Поэтому мы и делаем их правдоподобными, но не слишком идеальными. Пусть выглядят как настоящая переписка между газетами-конкурентами, а не как работа профессиональных фальсификаторов.

Я встал и подошел к сейфу, достал толстый конверт с долларовыми купюрами:

— Здесь пять тысяч на расходы. На подкуп типографских рабочих и других мелочей.

О’Мэлли спрятал конверт во внутренний карман пиджака:

— Когда начинаем?

— Немедленно. Я пойду в типографию лично, чтобы убедиться в качестве подготовки.

Мы спустились в гараж особняка, где стоял мой Packard.

— Сначала на Бауэри, к типографии, — скомандовал я, устраиваясь на заднем сиденье.

О’Мэлли занял место рядом со мной, а Винни сел впереди, рядом с водителем. Коротышка проверил револьвер под мышкой и кивнул мне в зеркало заднего вида.

Мы выехали из гаража и направились по Пятой авеню к центру города. Январский день был ясным, но холодным. На тротуарах спешили люди в тяжелых пальто, изо рта прохожих шел пар.

— Босс, — сказал О’Мэлли, когда мы остановились на светофоре у Мэдисон-сквер, — а что, если Элизабет узнает про нашу деятельность? Она же умная женщина, может разгадать игру.

— Главное, чтобы поверили в Continental Trust. А Элизабет… — я помолчал, глядя в окно на заснеженный парк. — Надеюсь, она получит дополнительную защиту, даже не подозревая об этом.

Типография Адамса располагалась в четырехэтажном кирпичном здании на Бауэри. Запах краски и бумаги, стук печатных машин, крики рабочих — все это создавало атмосферу настоящей газетной кухни.

Мы припарковались через дорогу от входа. Мартинс заглушил двигатель и повернулся ко мне:

— Мистер Стерлинг, не хотите ли, чтобы я прошел с вами?

— Нет, Джим. Официальный визит предпринимателя не должен выглядеть подозрительно. О’Мэлли пойдет со мной как деловой партнер, остальные ждут в машине.

Мы с ирландцем вышли из Packard и направились к зданию типографии. На втором этаже горели яркие электрические лампы, оттуда доносился ритмичный стук машин.

— Помните, Патрик, — сказал я, — мы здесь для обсуждения печати рекламных брошюр банка. Ничего необычного.

В этот момент я заметил движение в боковом переулке. Мужчины в темных пальто и шляпах, явно не типографские рабочие. Один держал руку под пиджаком.

— Патрик, — тихо сказал я, — поворачиваем обратно. Медленно.

Ирландец моментально все понял. Мы развернулись и направились к машине, стараясь не показать тревоги. Но было поздно.