Ну вот. Как обычно. Стоит только поднять голову, как сразу появляются люди, готовые обратно опустить тебя на колени.
— Какие именно вопросы, мистер Донован?
— Вы возобновили производство без предварительного уведомления профсоюзных организаций! — Донован сделал шаг вперед, его лицо покраснело от холода и возмущения. — Согласно соглашению 1926 года, любое текстильное предприятие в Нью-Джерси обязано согласовывать условия найма с местными представителями нашей федерации!
За спиной Донована стояли еще четверо мужчин, один из которых показался мне знакомым. Высокий седеющий человек в очках с тонкой оправой внимательно изучал происходящее, не участвуя в конфронтации. Наши взгляды встретились, и я заметил, как он едва заметно кивнул.
— Мистер Донован, — ответил я спокойно, — фабрика была закрыта несколько месяцев. Согласно федеральному законодательству, я имею право восстанавливать производство на заброшенном предприятии без дополнительных согласований.
— Но рабочие места! — возмутился Донован. — Вы наняли двести человек без участия профсоюзных представителей! Это нарушение трудового протокола!
— Господа, — сказал я, — предлагаю обсудить все формальности в цивилизованной обстановке. Пройдемте в административное здание.
Высокий человек в очках выступил вперед:
— Сэмюэль Роткопф, казначей Объединенного профсоюза текстильщиков Нью-Йорка. Мистер Стерлинг, мы ценим ваше предложение.
Мы прошли в административное здание, поднялись в мой кабинет. Просторная комната с дубовым столом и книжными шкафами могла вместить всех участников переговоров.
— Кофе? — предложил я.
— Не откажемся, — ответил Роткопф, снова бросив быстрый взгляд в мою сторону.
Лоренс принес поднос с дымящимися чашками. О’Мэлли остался у двери, Винни расположился у окна, поглядывая наружу и делая вид, что ему все равно.
— Итак, мистер Донован, — начал я, усаживаясь за стол, — объясните подробнее суть ваших претензий.
— Мистер Стерлинг, дело в процедурных нарушениях, — Донован достал из портфеля папку с документами. — Согласно межштатному соглашению 1926 года между Американской федерацией труда и Ассоциацией текстильных производителей, любое возобновление работы остановленного предприятия должно сопровождаться уведомлением профсоюзных органов за тридцать дней.
Он показал соответствующий документ:
— Вы начали набор рабочих в декабре, а мы узнали об этом только сейчас!
— Мистер Донован, это соглашение касается предприятий-членов Ассоциации производителей. Я не являюсь членом данной организации, — возразил я.
— Но вы обязаны стать членом! — воскликнул Донован. — Любое текстильное предприятие штата автоматически подпадает под юрисдикцию Ассоциации!
Роткопф спокойно отпил кофе:
— Фрэнк, позвольте уточнить правовые аспекты. Мистер Стерлинг формально прав, членство в Ассоциации добровольное.
— Но традиции! Профессиональная солидарность! — Донован размахивал руками. — Нельзя просто игнорировать установленные процедуры!
Роткопф внимательно наблюдал за происходящим.
— Мистер Донован, — продолжил я, — какие конкретные действия вы предлагаете для урегулирования ситуации?
— Первое — официальное вступление в Ассоциацию производителей. Второе — ретроактивное согласование всех кадровых решений с профсоюзными представителями. Третье — выплата штрафа за процедурные нарушения.
— Каков размер штрафа? — поинтересовался я.
— Пять тысяч долларов, — ответил Донован. — Плюс обязательства по будущему сотрудничеству с профсоюзом.
Роткопф кашлянул:
— Фрэнк, не кажется ли тебе, что пять тысяч это чрезмерно? Учитывая обстоятельства…
— Сэм, закон есть закон! — отрезал Донован. — Нарушения должны быть наказаны!
В кабинете повисла напряженная тишина. Я понимал, что Роткопф пытается подать мне знаки, но Донован настроен непримиримо.
— Господа, — сказал я наконец, — мне нужно время обдумать ваши требования. Можем ли мы отложить решение?
— Да, но ненадолго! — заявил Донован. — Не то мы будем вынуждены обратиться в Департамент труда штата.
Профсоюзные деятели вышли из кабинета, чтобы осмотреть фабрику, но Роткопф задержался под предлогом проверки производственных документов.
— Мистер Стерлинг, — сказал он, когда мы остались в цехе вдвоем, — можно поговорить конфиденциально?
Я кивнул О’Мэлли и Винни, и тот отошел к выходу, оставаясь в пределах видимости.
— Слушаю, Сэм.
Роткопф снял очки и внимательно посмотрел на меня:
— Уильям, я прекрасно знаю, кто вы такой. Ваша репутация в определенных кругах безупречна.
Я сохранил невозмутимое выражение лица:
— Не понимаю, о чем вы говорите, мистер Роткопф.
— Конечно, не понимаете, — усмехнулся он. — Но факт остается фактом. Профсоюзы и… определенные организации… иногда имеют общие интересы.
— Продолжайте.
— Фрэнк Донован молодой и амбициозный. Он видит в этом деле возможность заявить о себе, показать свою принципиальность. Но я человек опытный, понимаю реальность, — Роткопф надел очки обратно. — Ваша фабрика дает работу двум сотням семей. Это важнее формальных процедур.
— И что вы предлагаете?
— Завтра вечером Донован уезжает в Вашингтон на съезд профсоюзов. Будет отсутствовать неделю. За это время я урегулирую ситуацию через центральное руководство профсоюза. Найдем способ признать ваши действия легитимными ретроактивно. А может быть, я решу ситуацию уже сейчас.
— Взамен на что?
Роткопф улыбнулся:
— Символическое пожертвование в фонд профсоюзной взаимопомощи. Скажем, тысяча долларов. И формальное признание профсоюза на вашем предприятии.
— Сэм, это разумное предложение. Но что с Донованом? Он не выглядит человеком, готовым к компромиссам.
— В любом случае, Фрэнка переубедят в Вашингтоне. У центрального руководства свои приоритеты. Конфронтация с успешным предприятием в такие времена никому не нужна.
Мы пожали руки, и Роткопф направился к выходу.
— Сэм, — окликнул я его, — а если он не согласится?
Роткопф обернулся:
— Тогда у вас будут проблемы, мистер Стерлинг. Фрэнк может быть очень упрямым.
Через полчаса Донован вернулся в явно взволнованном состоянии. Он ворвался в мой кабинет без предварительной договоренности, сопровождаемый теми же двумя помощниками.
— Стерлинг! — выкрикнул он, даже не постучавшись. — Думаете, можете покупать людей? Запугивать через своих дружков?
О’Мэлли и Винни мгновенно материализовались в дверях кабинета. Коротышка держал в руке яблоко и перочинный нож, словно только что перекусывал.
— Мистер Донован, — спокойно ответил я, — не понимаю, о чем речь. Прошу садиться и объяснить ситуацию.
— Не притворяйтесь! — Донован тряс кулаком. — Роткопф попытался намекнуть на центральное руководство! Но я не из тех, кто поддается на угрозы!
— Какие угрозы? — поинтересовался я.
— Мне намекнули, что лучше не связываться с вашей фабрикой! Что у вас «влиятельные покровители»! Но я прошел войну, мистер Стерлинг! Меня не запугать!
Винни аккуратно очистил яблоко от кожуры одной непрерывной спиралью:
— Ого, какие красивые завитки получаются! Патрик, смотри, во Франции наш повар точно так же чистил картошку. Только у него нож был побольше…
О’Мэлли предупреждающе покашлял.
— Мистер Донован, — сказал я, сохраняя абсолютное спокойствие, — я никого не просил вас запугивать. Если кто-то пытался оказать на вас давление, это происходило без моего ведома.
— Чушь! — взорвался Донован. — Роткопф намекнул, что в городе знают, с кем вы связаны! Но я не отступлю! У меня тоже есть связи. Да такие, что вам мало не покажется. Либо вы выполняете наши требования, либо завтра же я подаю жалобу в федеральные органы!
— Фрэнк, — мирно сказал я, — давайте обсудим ситуацию конструктивно. Какие именно требования вы считаете принципиальными?
— Все! Штраф, вступление в Ассоциацию, ретроактивное согласование! — Донован был явно взвинчен. — И никаких закулисных игр!
Винни закончил есть яблоко и начал вырезать что-то из кожуры:
— Мистер Донован, а вы когда-нибудь видели, как из яблочной кожуры можно сделать маленький цветочек? Очень красиво получается. Правда, нужна твердая рука…
Он продемонстрировал изящную розочку из кожуры, насаженную на кончик ножа.
— О чем вы говорите? — раздраженно спросил Донован.
— Да так, о красоте, — невинно ответил Винни.
Он многозначительно смотрел на запонки Донована.
— Мистер Донован, — вмешался я, — я готов обсуждать ваши требования, но в разумных пределах. Пять тысяч долларов штрафа за формальные нарушения это чрезмерно.
— Для таких, как вы, пять тысяч копейки! — огрызнулся Донован. — У вас брокерская фирма, банк, фабрика, особняк! А простые рабочие влачат нищенское существование!
— Фрэнк, мои рабочие получают на треть больше среднего по отрасли, — терпеливо объяснил я. — Плюс бесплатное питание, медобслуживание, жилье по символическим ценам.
— Это не отменяет нарушения процедур! — упрямо повторил Донован.
Я терпеливо пытался урегулировать ситуацию.
— Послушайте, Донован, я готов предложить компромисс.
— Никаких компромиссов! — отрезал Донован. — Полное соблюдение процедур или суд!
Я откинулся в кресле, изучая упрямое лицо профсоюзного лидера. Донован действительно не поддавался ни на уговоры, ни на намеки. Это был принципиальный человек, не слишком гибкий в переговорах.
— Хорошо, мистер Донован, — сказал я наконец. — Даю вам еще три дня на обдумывание. После этого встретимся и выработаем окончательное решение.
— Незачем думать! Решение принято! — Донован поднялся с кресла. — До свидания, мистер Стерлинг!
Он направился к двери, его помощники последовали за ним.
Винни посмотрел на закрывающуюся дверь:
— Босс, упрямый товарищ. Во Франции у нас был один офицер, тоже принципиальный. Все время повторял: «Приказ есть приказ!». Пока не наступил на мину…
— Винни, — предупреждающе сказал О’Мэлли.
— Да я просто о принципиальности рассуждаю, — невинно ответил Коротышка.
Я задумчиво посмотрел в окно, где виднелись дымящиеся трубы фабрики. Ситуация усложнялась, но я не собирался поддаваться на шантаж.
— Патрик, — сказал я. — Свяжись с людьми сам знаешь откуда. Пришло их время.
Филадельфия встретила Артура Вестфилда январской оттепелью. Редкий для этого времени года теплый дождь омывал булыжные мостовые, превращая снежные сугробы в серую кашу. С пассажирского перрона Union Station на Маркет-стрит открывался вид на деловой центр города, где среди дымящих фабричных труб поднимались шпили церквей и башни новых зданий.
Вестфилд шел по влажному тротуару с легкой пружинящей походкой, которой не было у него уже многие месяцы. В кожаном портфеле лежали пятнадцать тысяч долларов, достаточная сумма, чтобы начать собственную юридическую практику в городе, где его никто не знал. Мэри с восьмилетним Томми остались в Нью-Йорке до тех пор, пока он не обустроится и не снимет подходящую квартиру для семьи.
Утром он уже осмотрел небольшое помещение на втором этаже дома по Честнат-стрит, в двух кварталах от здания суда. Три комнаты: приемная, кабинет и архив, за сорок долларов в месяц.
К вечеру хозяин должен дать окончательный ответ о сдаче в аренду, но Артур не сомневался в положительном решении. Он уже сказал, что готов внести оплату авансом.
За обедом в небольшом ресторанчике немецкой кухни на Саут-стрит он подсчитывал будущие расходы на обороте меню. Офисная мебель, письменный стол, шкафы для документов, пишущая машинка, телефон, примерно две тысячи долларов первоначальных вложений. Реклама в газетах, визитные карточки, адвокатская вывеска — еще пятьсот. Жилье и содержание семьи в первые полгода — четыре тысячи. Останется восемь тысяч в качестве рабочего капитала.
Впервые за долгие месяцы Вестфилд чувствовал себя свободным человеком. Никакого конгломерата разных компаний Continental Trust с их ледяными взглядами старших партнеров. Никаких игорных долгов, которые висели дамокловым мечом над семьей. Никаких угрызений совести за проданную информацию, ведь он честно отработал полученные деньги и теперь мог начать новую жизнь.
После обеда он зашел в книжный магазин на Уолнат-стрит и купил справочники по процессуальному праву Пенсильвании, так как в разных штатах имелись собственные особенности судопроизводства. Продавец, пожилой человек в жилете и белых нарукавниках, дружелюбно рассказывал о других юристах района, дававших ему советы о том, где лучше искать первых клиентов.
— Молодой человек, а вы откуда переехали? — спросил книготорговец, заворачивая покупки в коричневую бумагу.
— Из Нью-Йорка. Решил попробовать счастья в Филадельфии.
— Мудрое решение. После октябрьского краха многие нью-йоркские юристы перебираются в другие города. Здесь конкуренция не такая жестокая, а люди нуждаются в юридической помощи не меньше.
Около трех часов дня Артур направился к новому жилью, комнате в меблированном пансионе на Спрус-стрит. Хозяйка, миссис О’Хара, ирландская вдова лет пятидесяти, сразу расположила к себе приветливыми манерами и умеренной платой, восемь долларов в неделю за чистую комнату с письменным столом и общей ванной на этаже.
— У меня живут порядочные люди, — объяснила она, поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице. — Учитель математики из средней школы, счетовод из банка, железнодорожный клерк. Никакой выпивки, никаких женщин после десяти вечера.
Комната располагалась на третьем этаже, с окном, выходящим во двор. Простая обстановка: кровать, комод, письменный стол, два стула и газовая горелка для чая. Все необходимое для холостяцкой жизни работающего человека.
— Мне подходит, — сказал Вестфилд, доставая десятидолларовую купюру. — Плачу за первые две недели вперед.
К половине пятого он уже распаковал чемодан и разложил юридические справочники на письменном столе. В семь должен прийти хозяин помещения на Честнат-стрит с договором аренды, а завтра можно начинать покупать мебель и оборудование для офиса.
Вестфилд решил прогуляться по деловому центру города, чтобы лучше изучить окрестности будущего рабочего места. Филадельфийские улицы существенно отличались от нью-йоркских, более широкие и менее суетливые, с красивыми зданиями колониальной эпохи между современными деловыми сооружениями.
Возле здания First Bank of Philadelphia он остановился изучить витрину с рекламными объявлениями. Банк предлагал кредиты для развития малого бизнеса под одиннадцать процентов годовых, вполне приемлемая ставка, если понадобятся дополнительные средства для расширения юридической практики.
Тротуар в этом месте был особенно скользким после дневного дождя. Городские службы еще не успели посыпать его песком или золой, и пешеходы осторожно ступали по влажному камню. Артур заметил это и аккуратно держался ближе к стене здания, где было менее скользко.
Именно в этот момент сзади послышался шум мотора и скрежет тормозов. Вестфилд обернулся и увидел темно-синий грузовик, который на большой скорости поворачивал с пересекающей улицы. Водитель, видимо, не справился с управлением на мокрой дороге.
Последнее, что успел подумать Артур Вестфилд, это то, что грузовик движется слишком быстро для такой погоды и слишком близко к тротуару.
Удар пришелся в левый бок, швырнув его на мостовую с такой силой, что портфель разлетелся в стороны, разбрасывая купюры по влажным камням. Большой Ford Model TT даже не притормозил, скрывшись за углом через несколько секунд после происшествия.
Прохожие сразу окружили неподвижное тело молодого человека. Кто-то побежал вызывать скорую помощь, но было уже поздно. Артур Вестфилд, тридцати лет, юрист из Нью-Йорка, умер на мокром тротуаре Честнат-стрит в Филадельфии, так и не открыв собственную юридическую контору.
Полиция позже установила, что водитель скрылся с места происшествия. Грузовик оказался украденным накануне вечером и брошенным в промышленном районе города без номерных знаков.
Свидетели по-разному описывали водителя. Кто-то видел молодого человека в кепке, кто-то пожилого в шляпе. Дело было закрыто как несчастный случай с неустановленным виновником.
В кармане пиджака нашли письмо от жены с адресом пансиона на Спрус-стрит. Миссис О’Хара опознала жильца и предоставила адрес семьи в Нью-Йорке.
Мэри Вестфилд получила телеграмму на следующий день: «СООБЩАЕМ О ТРАГИЧЕСКОЙ ГИБЕЛИ МУЖА ТОЧКА НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ УЛИЦЕ ТОЧКА ТЕЛО ФИЛАДЕЛЬФИЯ МОРГ ТОЧКА СОБОЛЕЗНОВАНИЯ».
В то же время о смерти Вестфилда узнал и О’Мэлли.