Глава 3

Дверь распахнулась, и я сразу вручил стоящей на пороге девушке огромный букет тюльпанов.

— Ого, — удивилась Влада, держа букет обеими руками. — А почему не розы?

— Должен же я быть оригинальным и тебя удивлять, — я смущенно потупился. — А то, всё время одни розы. Предсказуемо. Тут двадцать один тюльпан, можно по всем комнатам расставить, красиво будет. Да и цветы полезно, хоть иногда менять. Главное, искреннее желание порадовать новым букетом прекрасную девушку. Впрочем, если хочешь розы, сейчас сделаем, без проблем. Я на машине, ребята тут стоят, ждут. Смотаться за розами, несколько минут.

— Не надо, — Влада осторожно приникла к алым бутонам, вдохнула аромат и светло улыбнулась. — Действительно оригинально получилось, и тюльпаны красивые.

Девушка посторонилась, пропуская в квартиру.

Аромат запеченной курицы, доносившийся из кухни, будоражил воображение.

— Ммм, как вкусно, — я мечтательно прикрыл глаза и жадно втянул ноздрями запах. — Чувствую, мясо удалось на славу.

— И не только мясо, — улыбнулась подруга. — Картошка тоже получилась отлично, тебя ждёт. Снимай обувь, раздевайся, а я пока с цветами разберусь.

— Окей, — усмехнулся я, ставя на пол пакет с шампанским и вином.

— Влада вздернула бровь, хотела что-то ответить, но передумала и ушла в гостиную.

Картошка оказалась выше всех похвал, с хрустящей сырной корочкой, куриное мясо таяло во рту, распадаясь на рассыпчатые ломтики.

— Здорово, — признал я. — Всё-таки самая вкусная еда — домашняя, приготовленная со старанием и желанием доставить гостям удовольствие. И часто ты такие деликатесы готовишь?

— Нет, конечно, — пожала плечами девушка. — Не все же такие богатые, как ты. Тут недалеко небольшой продуктовый магазин открылся. Кооперативный. Мясо, яйца, сливочное масло, творог, сметану продают. Дороговато, конечно. Но раз в месяц, когда зарплату получаю, обязательно туда иду.

— О, так я удачно попал, — улыбнулся девушке. — Слушай, у меня есть предложение. Твои блюда — просто праздник для гурманов. Давай я тебе выделю рублей пятьсот, а ты при каждой нашей встрече будешь меня угощать чем-то вкусненьким.

Улыбка исчезла, на лицо Влады наползла тень. Потемневшие зеленые глаза обидчиво сверкнули.

— Исключено, — холодно отрезала она. — Во-первых, пятьсот рублей — это очень много. Во-вторых, сто раз уже говорила, мне от тебя ничего не нужно. Неужели это трудно понять?

— Так предлагается равноценный обмен, я вкладываю в продукты, ты — свой труд в приготовлении всяких вкусностей, — попытался спорить я. — И мы вместе их пробуем. По-моему, справедливо.

— Я сама зарабатываю, в состоянии покупать продукты и угощать гостей, — сухо отчеканила зеленоглазка. — Давай не будем мне портить настроение и продолжать эту тему?

— Как скажешь, — примирительно поднял ладони я. — Не хотел тебя обидеть. Проехали.

Чтобы заполнить наступившую паузу разлил шампанское по бокалам, подхватил фужер за тонкую хрустальную ножку. Золотистая жидкость сверкала и переливалась в свете лампы, стреляя струйками поднимающихся вверх пузырьков.

— Не буду говорить длинных цветистых тостов. Тебя давно не видел, соскучился. Поэтому давай выпьем просто за нашу встречу, — я поднял бокал.

— Давай, — улыбнулась девушка.

Хрустальные фужеры встретились и зазвенели. Я пригубил горьковато-сладкий напиток, оставил бокал в сторону. Машинально облизнул губу, сметая лопающиеся пузырьки. Глянул на замершую в ожидании зеленоглазку. Русые волосы волной разметались по тонким плечикам, полная грудь провокационно обтянула тонкий халатик, зеленые глаза загадочно светятся.

— Иди сюда, — позвал внезапно охрипшим и дрогнувшим от желания голосом…

Когда мы уже ночью опять переместились из спальни на кухню, сидели, пили чай с тортом, Влада неожиданно спросила:

— Миш, можно нескромный вопрос? Только честно ответь.

— Конечно, — улыбнулся я. — Задавай.

— Скажи, вот ты всё суетишься, по командировкам ездишь, пашешь много. Это всё ради денег?

— Не совсем, — я прищурился, изучая девичье лицо. — А что?

— Ты уже миллионами ворочаешь, на «чайке», иностранных машинах ездишь, одеваешься дорого. Крутишься, вертишься, весь в делах. Зачем? Что дальше? В чём твоя цель? Нахапать побольше? Как-то это мелковато выглядит. Ты же парень начитанный, с чувством юмора, поэзию любишь. Не складывается одно с другим. Не боишься, что так вся жизнь пройдет в вечной суете?

Влада замолкла, ожидая ответа.

Я немного помедлил, подбирая подходящие слова, затем признался.

— Не боюсь. Заработать много денег — не самоцель. Прежде всего, я это рассматриваю, как инструмент. Вот смотри, ты учишься на хирурга, чтобы лечить людей? Потому, что это твоё, в этом видишь своё призвание, правильно?

Влада кивнула.

— Правильно.

— А для меня деньги, это, во-первых, возможность быть независимым от обстоятельств, заниматься тем, чем хочу. Понятно, абсолютная свобода — это миф. Невозможно жить в обществе и быть полностью свободным от него. Но относительная — возможность покупать, что нравится, путешествовать по интересным местам, наслаждаться жизнью, вполне доступна. Во, вторых возможность сделать жизнь своих близких — счастливее, а мир — чуточку лучше. Моя мама, пока я не изменился и не стал зарабатывать, ютилась в коммуналке, с маргиналом, пьянствовавшим и поднимавшим на неё руку, и я её постоянно расстраивал. Сейчас она расцвела, у неё новый мужчина, отставной военный, отдельная квартира, она наслаждается каждым мгновением жизни и счастлива.

— С мамой я поняла. А как ты мир собрался улучшать? — в голосе Влады проскользнули едва заметные нотки сарказма.

— Очень просто, — пожал плечами я. — У меня есть друг и партнер в Ленинграде — Герман. Он сам прошел Афган, был командиром разведроты, открыл благотворительный фонд, помогающий ребятам, воевавшими за речкой, ставшими инвалидами и получившими психические проблемы. Мои кооперативы — соучредители и самые крупные спонсоры фонда. Ребятам протезы оплатили, деньги выделяем, лекарства покупаем. Двум парням машины подарили, не сильно дорогие, но вполне нормальные «вазы» и «лады», не инвалидки. С квартирами нескольким помогли, собрали документы, добились выделения. Две однушки Герман в строящемся кооперативе частично проплатил, ребята должны до осени вселиться. В Москве отделение фонда при нашей фирме «Бастион» работает. В детдомы подарки на праздники развозят, ремонты делают, игрушки покупают.

Зеленые глаза изучали моё лицо, я ответил спокойным и уверенным в правоте взглядом.

Влада вздохнула и отвела глаза.

— Знаешь, Миша, возможно, ты прав. Я с этой точки зрения твою работу не рассматривала. Просто меня родители с детства воспитывали, что спекуляция и торговля, не очень хорошие занятия.

— Спекуляция в чистом виде, конечно, не очень хорошее, — согласился я, и брови девушки удивленно поднялись. — Она по своей сути примитивна: банальная перепродажа, делание денег из воздуха, на разнице начальной и конечной цены. Но сажать за спекуляцию — перебор. Тут есть ещё много своих нюансов. Торговля… Здесь вопрос гораздо сложнее. Вот смотри. Продавать свои домашние продукты, например, овощи, это плохо?

— Нет, конечно, — чуть неуверенно ответила девушка. — Что тут плохого? Человек сам вырастил, вложил свой труд. Но вот ты же одеждой торгуешь. Это же спекуляция получается?

— Не совсем, — усмехнулся я. — Если грубо говорить, то есть признаки спекуляции. Но государство сейчас сделало такие операции легальными. Частично я одежду выкупаю, частично произвожу. Не продаю с рук на руки, а создал целую цепочку логистики и реализации. Вся проблема в том, что сейчас рынок торговли дикий, нерегулируемый общими законами. Товар можно продавать с любой наценкой и получать огромную прибыль. Это, по сути, неправильно.

— Но ты же этим занимаешься, — с обвинительными нотками заметила Влада.

— Занимаюсь, — согласился я. — Тут всё просто. Сейчас торговля шмотками один из самых прибыльных бизнесов. Если я не буду продавать одежду, ничего в глобальном смысле не изменится. Мои кооперативы потеряют источник прибыли, наше место займут другие коммерсанты. Дарить рынок конкурентам я не собираюсь. От меня много людей зависит, плачу им зарплаты, обеспечиваю работой. Могу использовать полученную прибыль, чтобы помогать тем же ребятам, вернувшимся из Афгана, и детским домам. А с юношеским идеализмом и максимализмом я давно расстался. Известный древнегреческий математик Архимед говорил: «Дайте мне точку опоры, и я переверну миру». Для меня такая точка опоры — экономическая мощь моих предприятий.

— Ого, — усмехнулась девушка, с интересом изучая моё лицо. — Не слишком ли амбициозно?

— Не слишком, — отрезал я. — В самый раз. Для того, кто ещё три года назад был без денег и жил в коммуналке. Хочу стать такой силой, чтобы влиять на процессы, происходящие в нашем государстве. Сделать его лучше, комфортнее для жизни простого человека, привести законодательство о коммерческой деятельности в более цивилизованный вид, переориентировать экономику на производство и высокие технологии. За этим будущее и процветание, а не за банальной перепродажей и торговлей ресурсами. А пока вынужден заниматься, и одеждой, и многими другими делами. Но приложу все усилия, чтобы это изменить.

— Ну не знаю, — задумчиво протянула девушка. — Есть в этом какая-то двойственность.

— Не мы такие, — я горько усмехнулся, вспомнив фразу из известного фильма. — Жизнь такая.


* * *


Утром в офисе меня встретила взволнованная Ирочка.

— Михаил Дмитриевич, тут товарищи из правительственной делегации ГДР звонили. Хотят подъехать к вам обсудить возникшие вопросы по контрактам на совместное производство автомобилей. Спрашивают, вы или кто-то из руководства может подъехать на Ленинский проспект в посольство? Если нет, то кто-то из них может вечером заехать в офис. Но лучше сказали, к ним. Вас будут ждать. Оставили адрес и телефон, просили перезвонить и дать ответ.

— Ладно, — кивнул я. — Квятковский приехал?

— Уже полчаса у себя, — сообщила Ирочка. — А что?

— Свяжись с Олегом. Если у него ничего срочного, поедем в посольство вдвоем. Если занят, придется одному. Когда получишь ответ, перезвони германским товарищам и скажи, выезжаем.

— Хорошо, Михаил Дмитриевич, — кивнула девушка. — Всё сделаю.

Олег без раздумий согласился сопровождать меня. Ирочка перезвонила в посольство, сообщила, что мы через пять минут выезжаем.

Десантник переместился в мою «чайку» и мы с «шестеркой» сопровождения поехали к германским товарищам.

Посольство ГДР выглядело крепостью из бетона и стекла, готовой выдержать осаду и штурмы врагов. С одной стороны строгие спартанские формы — никакой вычурной лепнины, завитушек узоров — всё строго и лаконично. С другой мягко срезанные углы, небольшой балкончик, опоясывающий здание на втором этаже, и громадные, в два человеческих роста, прямоугольные окна, устремленные вверх.

— Необычно, — хмыкнул Иван, с любопытством рассматривая здание посольства. — Сразу видно, не наши строили.

— Не наши, — согласился я, глянув в приоткрытое окно. — Но оригинально же получилось и необычно.

— Необычно, — согласился водитель. — Умеют красиво делать, этого у них не отнять.

Как только «чайка» и «шестерка» остановились у забора, к нам поспешил мужчина средних лет, в сером костюме со стальным отливом. Успокаивающе махнул рукой, встрепенувшемуся в будке охраны, здоровенному мужику в берете, уже взявшемуся за автомат.

— Товарищ, Михаил Елизаров? — улыбнулся он, подходя поближе к «чайке».

— Так точно, — усмехнулся я.

— Йенс Бейкер — сотрудник посольства, — любезно отрекомендовался мужчина. — Машины с вашими людьми пусть припаркуются возле забора. На территорию посольства можно пройти только вам и возможно ещё одному человеку из вашей компании. Вы пойдете один или с кем-то ещё?

— Со своим другом и компаньоном, Олегом Квятковским, — сообщил я, кивнув на невозмутимого десантника.

— Хорошо, — согласился Бейкер. — Можно глянуть ваши паспорта?

— Конечно, — кивнул я. Достал свой паспорт из внутреннего кармана куртки, добавил протянутый Олегом и передал дипломату.

Йенс полистал документы, посмотрел прописки, открыл на страницах с фотографиями. Остро глянул: сперва на меня, затем на Олега, внимательно изучая лица.

«Никакой он не дипломат», — отметил я. — «Взгляд слишком специфический. Или из службы безопасности или штази».

Наконец Беккер холодно улыбнулся, закрыл паспорта, протянул нам:

— Далеко не убирайте, они понадобятся для оформления пропусков.

— Как скажете, — усмехнулся я. — Геноссе Бейкер.

В холле пришлось подождать минут пятнадцать. Йенс ушел с нашими паспортами, а я отвел десантника, подальше от окошка пропусков, скучающего на входе во внутренние помещения ещё одного то ли сотрудника безопасности, то ли дипломата, и тихо предупредил:

— Олег, возможно, мне придется встретиться с одним человеком. Об этом никому ни одного слова. Дело не в том, что я ребятам не доверяю. Случайная утечка информации может привести к непредсказуемым последствиям для всех нас. Сам знаешь, кто собирается отнять у нас компании. Я предпринимаю определенные действия, чтобы этому помешать. Но малейшая ошибка — нас и наши фирмы порвут в лохмотья.

Десантник нахмурился, на скулах заиграли желваки, кивнул:

— Можешь не переживать, я всё понимаю. Никому ничего лишнего не скажу, даю слово.

— Отлично, — кивнул я. — Я тебя, поэтому, с собой и брал. И в Германию, и сюда в посольство.

Вернулся Йенс. Вместе с документами, раздал картонки временных пропусков, предупредил:

— На выходе вернёте.

— Конечно, — согласился я.

Когда поднимались на второй этаж по лестнице, дипломат уточнил:

— Мистер Елизаров, в кабинете вас ждет заместитель Рунге. Он должен передать документацию с предложениями по реализации совместного производства и продаж автомобилей.Предлагаю поступить следующим образом, чтобы не терять время: ваш компаньон может отправиться к нему. Посидит, пообщается с чиновником, попьет кофе с печеньем. Если захочет, я позже отведу его в буфет перекусить.

— А мне что делать? — полюбопытствовал я.

— С вами хочет пообщаться другой человек, — любезно сообщил Бейкер. — Я к нему провожу, а потом вернусь к вашему другу.

— Мой товарищ не знает немецкого, — предупредил я.

— Это не страшно, товарищ из инспекции говорит по-русски. Кроме него там ещё будет переводчик, — заверил дипломат.

— Ладно, — хмыкнул я. — Договорились.

— Тогда пойдемте, проведем вашего друга.

Олега мы оставили в кабинете на втором этаже. Спустились на первый, я остановился в холле.

— Дальше куда?

— За мной, пожалуйста, — попросил Беккер. Он повел меня по коридору, свернул к пожарной лестнице, затем перешел в небольшую нишу, открыл ключом неприметную серую дверь, распахнул и жестом пригласил пройти. Я спустился по бетонным ступенькам в большое помещение с узким коридором и несколькими ответвлениями.

— Сюда, — Йенс повернул налево, остановился перед стальной дверью. Вытащил из кармана связку ключей, открыл один замок другой. И с усилием отодвинул в сторону дверь.

Я невольно присвистнул, оценив толщину полотна.

«Не меньше семи сантиметров. Тут расчленить на кусочки могут, и никто не услышит», — мелькнула в голове опасливая мысль, но я её сразу отбросил. Если бы хотели, много раз могли ликвидировать без шума и пыли: в Берлине, Нью-Йорке, и Москве.

Беккер зашел вовнутрь, жестом попросив меня подождать. Через несколько секунд появился возле полуоткрытой двери, приветливо взмахнул рукой.

— Проходите, пожалуйста.

Я зашел и с любопытством огляделся, оказавшись в узком коридоре с серыми стенами.

Беккер прошмыгнул к двери. Пока осматривался, по плитке застучали каблуки, удаляясь. Я быстро обернулся. Беккер вышел из кабинета и медленно закрыл дверь. Неожиданно громко лязгнули закрывшиеся замки, отрезая от остального мира.

Я невольно хмыкнул.

«Будто в фильме ужасов попал. Заперт в подземном склепе за толстой стальной дверью. Только монстра не хватает».

Тихонько вздохнул и сделал шаг вперед. Открыл ещё одну дверь, металлическую, но попроще и не такую толстую.

В огромном помещении, за длинным столом сидел седой, уже начинающий полнеть крепкий мужчина. Задумчиво листал папки, вчитываясь в строки документов. Когда я вошел, он поднял голову, холодно улыбнулся и сказал на чистом русском:

— Приветствую, Михаил. Не ждал?

— Почему же, — усмехнулся я. — Как раз очень ждал. Не обязательно тебя, но кого-то из ваших. Привет, Гельмут.

Загрузка...