Олегархат им. тов. Сталина

Глава 3

Почти все лето я провела в заботе о семье — а потом вдруг и совершенно внезапно наступила осень и уборочная страда. То есть все же сначала началась уборочная, а к осени стали ясны ее последствия — но как раз в начале сентября я смогла получить и даже немного проанализировать текущее состояние дел в сельском хозяйстве. И, откровенно говоря, очень удивилась тому, что узнала. И больше всего меня удивила советская сельхозтехника.

В СССР каждый год производилось свыше четырехсот тысяч тракторов, и трактора эти работали лет по десять минимум, а то и больше: например, в Ряжском районе на МТС были вполне работающие трактора аж сорок седьмого года выпуска. И трактора эти были надежными как трактора — собственно, и поговорка эта появилась вследствие высочайшей надежности советских машин. И в сельском хозяйстве (то есть на МТС) тракторов числилось два с половиной миллиона, причем — и я была полностью уверена в этом — все они были в рабочем состоянии.

А еще в СССР ежегодно выпускалось по сорок тысяч с небольшим зерноуборочных комбайнов — и вот они надежностью тракторов отнюдь не отличались. А отличались они совершенно противоположным своим свойством: средний срок жизни комбайна до поломки составлял менее чем три года. То есть не до такой поломки, что его требовалось ремонтировать, а до такой, после которой комбайн мог использоваться лишь в качестве металлолома. И вот что было интересно: конструктивно советские трактора были все же, по мировым меркам, довольно отсталыми — но вот сломать трактор было крайне трудно. А комбайны конструктивно были вполне современными — однако качество их изготовления просто вызывало восхищение героизмом механиков с МТС, которые заставляли эти груды металла хоть как-то работать.

А к комбайнам еще изготавливались соломоизмельчители: они должны были превращать солому в мелкую труху, подлежащую быстрому и простому запахиванию, чтобы она там в земле перегнивала. Но вот с ними было уже совсем грустно: я уж не знаю, кто «изобретал» эти чудища, но думал он точно не головой, а строго противоположной частью туловища: среднее время, требуемое для того, чтобы этот агрегат окончательно заклинило соломой во время уборки, составляло — по словам опрошенных комбайнеров — примерно полчаса. Поэтому эти агрегаты вообще старались к комбайнам не цеплять, а остающуюся после жатвы солому (если ее не собирали копнители) сгребали пресс-подборщиками. Но и это было не особенно страшно, интереснее было другое.

При комбайнировании потери зерна даже «по паспорту» составляли «до пяти процентов», а по факту часто и за десять выходили — потому в тех колхозах, где работать все же старались, большую часть зерновых просто скашивали, затем пускали на поля сноповязалки (или сразу сноповязалками убирали, если на ней имелась и косилка), а затем снопы эти перевозили на тока для обмолота. И таким образом в стране собиралось до двух третей зерна!

Правда, и от этого была некоторая польза, те же соломенные грануляторы прямо на токах и устанавливали, а заодно от генераторов запитывали и молотилки с электромоторами, однако простенькие подсчеты показывали, что трудозатраты от такой «эффективной механизации» втрое превышали необходимые. А если трудится народу больше, а выхлоп тот же самый, то, понятное дело, сельский пролетарий пролетает на две трети зарплаты. Соответственно, мужикам было глубоко плевать на свой «колхозный труд» и большинство старалось на жизнь себе заработать личным приусадебным хозяйством.

Меня больше всего смущало то, что и тракторные, и комбайновые заводы подчинялись одному и тому же министерству: Минсельхозмашу, и было совершенно непонятно, отчего такая разница в качестве продукции. Ну ладно, допустим гусеничные трактора делались на заводах, которые изначально строились как танковые, но Минский тракторный, Владимирский, даже Днепропетровский машиностроительный… хотя последний можно было бы и исключить, он входил в Общемаш — но точно такие же трактора, изготавливаемые в Минске, были даже лучше днепропетровских!

Много лучше: я в молодости записалась в небольшой стройотряд поварихой и раз в неделю ездила в соседнюю деревню «воровать яблоки». Это только так называлось «воровать»: у соседней деревни был огромный (и почти что полностью заброшенный) сад, и правление колхоза, в котором мы работали, разрешало нам там яблок рвать сколько захотим. А чтобы удобнее было этим заниматься, раз в неделю нам предоставляли трактор (Беларусь), на котором я туда за яблоками ездила и потом привозила несколько мешков фрукта для варки компотов. Трактористом был забавный мужичок под полтинник, а трактор был грязью покрыт сверху донизу. И я не удержалась, спросила у мужичка, моет ли он этот трактор хоть иногда? Мужичок страшно обиделся и сообщил, что моет, причем два раза в год. Весной, когда рядом речка разливается, он на тракторе по какому-то заливному лугу проезжает пару раз — причем так, чтобы и мотор «вымылся», а осенью, в межень, он несколько раз эту речку переезжает — и трактору этого вполне хватает: он-де уже двенадцать лет на нем так ездит и — ни одной поломки. Да, надежный трактор… а вот с комбайнами-то что?

С расспросами я пристала к товарищу Степанову, работавшему министром этого самого сельхозмаша. И узнала много нового и интересного и от него: оказывается, что про трактора он все знает (все же генерал-майор танковой службы) и готов отчитаться за каждую гаечку на любом тракторе. А вот с комбайнами дело было иначе: во-первых, комбайн — машина очень сложная, а оборудование на двух основных заводах (в Ростове и Таганроге) довольно сильно изношено. Но основной причиной того, что комбайны получаются полным… такими паршивыми, лично он считал то, что заводам этим и материалы поставляют… аналогичного качества:

— Светлана Владимировна, хоть вы помощь заводам окажите! А то поставляют-то… вот, судите сами: в Ростов идет горячекатаный лист в полтора миллиметра. То есть какой есть, такой на завод и отправляют — а по проекту нужен холоднокатаный и толщиной в миллиметр! Комбайн мало что на центнер сразу тяжелеет, так еще и металл ржавеет с такой скоростью, будто его в кислоту опускают, а не дождиком поливают.

— То есть дело исключительно в качестве металла?

— И в этом тоже. Но еще очень существенную роль играет то, что комбайн еще и очень большой. Трактора-то большей частью зимой по ангарам и гаражам стоят, а комбайны круглый год под открытым небом, потому что нет на МТС таких ангаров, куда комбайн закатить можно. Но это, как вы понимаете, уже нашего министерства не касается…

— Думаю, что касается, все же и при проектировании машин следовало бы подумать об условиях хранения. Однако после драки кулаками махать… буду думать, как с металлом помочь.

— Тогда сразу уж и вот о чем подумайте: в Ростов и в Таганрог нам поставляют для окраски машин простую охру. Это, конечно, лучше, чем ничего — но я вам прямо скажу: красить машину охрой — это вообще вредительство, под охрой сталь только быстрее ржаветь начинает. Вот если бы туда еще эмали правильные поставлять…

— Сергей Александрович, давайте так договоримся: вы мне где-то за неделю подготовьте список мероприятий по решению проблемы с комбайнами, и все нужные материалы перечислите, а, скажем, двадцать первого сентября я соберу коллегию и мы вместе обсудим, кто и как вам с этим делом поможет.

— Но вы же…

— Селекторное совещание соберу, мое личное присутствие не потребуется: все же я в первый раз с министрами драться не буду. Да и потом у меня найдется кому подзатылины нерадивым товарищам раздавать. А если мы до весны… то есть до конца февраля проблему не решим, то вы уж не обессудьте: драться я умею и бью очень больно.

— И вы будете бить генерал-майора? — рассмеялся министр.

— А что? У меня секретарем генерал-майор трудится, и ее я луплю минимум раз в неделю. Она, конечно, меня тоже лупит… но вы же танкист, а не сотрудник Госбезопасности, вас можно побить без риска получить сдачу. В общем, план решения проблем я жду в следующий понедельник, и пусть его занесут в секретариат КПТ.

Товарищ Первухин к концу сентября подготовил проект постановления о начале работ по проектированию нового энергетического реактора ВВЭР-500. Предварительные расчеты показали, что Светлана Владимировна, давая свои странные советы, в целом была права: практически в том же корпусе, который был изготовлен для ВВЭР-365, можно было и пятисот мегаватт достичь — правда, там предстояло еще очень многое все же доработать. Прежде всего, для такого увеличения мощности требовалось заметно температуру (и давление) в реакторной зоне поднять, а в таком случае использовать прежнюю — то есть плоскую — крышку реактора было несколько проблематично. Как вариант уже рассматривалась крышка полусферическая, но при этом и внутриреакторное оборудование нужно было по сути заново спроектировать, и придумать технологию изготовления такой непростой крышки. Хорошо еще, что финансирование разработки было «практически неограниченным» и имелся вариант заказать две крышки: одну в Ленинграде, а вторую в Подольске. Дороговато, но зато хоть какая-то гарантия появлялась того, что реактор получится вовремя изготовить.

А по срокам Светлана Владимировна была весьма категорична: она постановила начать подготовку к строительству новой АЭС уже в начале шестьдесят пятого. И здесь тоже проблемы возникли неожиданные: подготовкой-то можно хоть завтра начинать заниматься, однако понимания того, где будут строить новую станцию, пока не было. Специалисты министерства (точнее, сотрудники нового управления по энергетике) после обсуждения вопроса с Госпланом подготовили сразу пять вариантов размещения, и тот, который изначально предложила сама Светлана Владимировна, был на последнем месте: с нынешними дорогами туда сам реактор было доставить почти невозможно. Впрочем, и остальные варианты требовали дополнительных и очень немаленьких вложений в, как говорила товарищ Федорова, общую инфраструктуру региона — а брать эти расходы на себя Михаил Георгиевич категорически не хотел. И дело было даже не в деньгах, их-то из бюджета наверняка выделят — но вот с людьми, которые должны будут все это строить, в министерстве было крайне напряженно. Управление капитального строительства и так зашивалось на постройке второго блока Нововоронежской станции, а в энергетическом управлении отдел строительства только формировался и там с кадрами было совсем грустно. Так что в гости к Федоровой товарищ Первухин поехал с глубокими сомнениями относительно возможностей начала строительства в следующем году.

И сомнения эти были тем более обоснованными, что Светлана Владимировна официально находилась в декретном отпуске, но почему-то товарищ Патоличев даже временно исполняющего обязанности Первого зама не назначил, а все заместители Федоровой по всем серьезным вопросам перенаправляли визитеров к ней лично, как бы не замечая того, что человек вообще на работе не появляется. И вот как в такой обстановке решать серьезные вопросы, Михаил Георгиевич не представлял.

Но не представлял ровно до того момента, пока он не вошел в квартиру Светланы Владимировны и она не пригласила его к себе в кабинет. То есть в кабинет в квартире — однако сидя в этом кабинете было невозможно даже заподозрить, что кабинет этот находится не в огромном правительственном здании: там стоял средних размеров Т-образный стол, у «ножки» которого было шесть кресел «для посетителей», причем, как не смог не отметить товарищ Первухин, кресел довольно необычных и весьма удобных. А рядом с креслом самой Светланы Владимировны стояли сразу три вычислительных машины с большими экранами — и она, приглашающе махнув рукой и предлагая занять одно из кресел, заканчивала при этом разговор с кем-то по селектору:

— Нет, Ивченко уже один мотор сделал, «Дружбу» матом не кроют разве что дети грудные, да и то лишь потому, что разговаривать еще не умеют. За мотором отправляйтесь к Климову: он школу прекрасную после себя оставил. Или лучше к Микулину отправляйтесь: кланяйтесь ему в ножки, плачьте-рыдайте, но двигатель должен быть простым, дешевым и качественным. Вы же не боевой самолет проектируете, а сенокосилку, тут мотор должен такое выдерживать, что никакому танку не приснится в ночном кошмаре! И передайте Александру Александровичу, что это моя личная просьба… да, я договор подпишу через полчаса как вы с ним договоритесь. Что? Да хоть небоскреб, но при условии, что мотор будет готов к производству в феврале! Все, идите работайте… Здравствуйте, Михаил Георгиевич, мне сказали, что вы принесли варианты по размещению новых станций? Давайте их посмотрим… сколь тут, пять всего?

Обратно в министерство товарищ Первухин ехал в еще более глубоких раздумьях: Светлана Владимировна, быстро просмотрев предлагаемые варианты, сообщила, что до конца сентября Средмаш получил готовые постановления на начало строительства в следующем году сразу трех новых станций, а еще две нужно готовить уже на шестьдесят шестой год. И почему-то Михаила Георгиевича не оставляло впечатление, что в шестьдесят шестом Средмаш двумя новыми станциями уже не отделается…

Василий Степанович, получивший в распоряжение сразу четыре района Брянской области, за лето успел сделать очень многое. Прежде всего, уже более двух десятков колхозов (то есть почти все оставшиеся там после перевода колхозов в совхозы, случившегося в начале пятидесятых, еще при Сталине) он тоже смог «перевести» — но главным своим достижением он считал не то, что в селах поменяли вывески, а то, что в этих селах начались серьезные преобразования. Прежде всего, удалось (с существенной помощью Совмина, конечно) создать в области очень приличную базу для будущего массового строительства: только кирпичных заводов было запущено полтора десятка. Причем четыре завода выпускали кирпич силикатный (и для него все оборудование было изготовлено, причем сверх всяких планов, на Брянском машиностроительном). Ну а в качестве «оплаты за героический труд» в городе силами Строительного управления КПТ было выстроено четыре шестидесятиквартирных дома. И такая форма оплаты заводчанам так понравилась, что у Василия Степановича даже сомнений не осталось в том, что к весне на заводе и новую цементную печь изготовят.

Но больше всего его теперь заботило другое: в области геологи нашли очень интересное месторождение песка. Да не простого, а такого, в котором только фосфора было свыше шести процентов, а еще в нем имелось очень много циркона и рутила. Но и одного фосфора в месторождении можно было накопать свыше трехсот миллионов тонн — а это ведь может дать стране такой прирост сельхозпродукции! Вот только чтобы этот фосфор и металлы добыть, нужны были не только экскаваторы и грузовики, для перерабатывающего завода еще и электричества нужно чуть ли не больше, чем в области его сейчас вырабатывалось. И раньше у него даже никаких идей относительно того, где это электричество можно будет взять, не имелось — но когда он про открытие геологов рассказал Светлане Владимировне, идеи появились. Не у него, идеи возникли вроде бы в Госплане — однако реализовывать эти идеи предстояло в том числе и ему, инженеру Соболеву. Не потому что он был, в сущности, довольно неплохим инженером, а потому что товарищ Федорова сделала его уже хорошим руководителем района –даже нескольких районов. А теперь, судя по всему, ему нужно было и целой областью поруководить.

То есть в области имелось и свое руководство, но оно отвечало больше за «обычную жизнь местного населения», а ему предстояло руководить тем, что эту жизнь сделает более хорошей. Заметно более хорошей, по крайней мере в областном центре женского здоровья уже записалось в очередь на определенную операцию больше восьми тысяч женщин. Немало для одного центра, но для области все же не особо и много. Если не учитывать, что уже через год, а то и раньше, этим женщинам предстоит дать новое жилье, подобрать подходящую работу, а чуть позже — и детей обеспечить яслями, детскими садами, школами…

И основу такого обеспечения ему заложить все же удалось: уже выстроенные и только проектирующиеся заводы стройматериалов рабочими укомплектовать получится. А вот стройки хотя бы теми же каменщиками… Впрочем, был один вариант, причем однажды уже опробованный на практике. И Василий Степанович был уверен, что начальница этот вариант полностью одобрит и поддержит.

Страна уверенно катилась к полной победе коммунизма в интертрепации товарища Ленина: советская власть уже имелась и теперь оставалась электрификация всей страны. На московском заводе «Газоаппарат» начался выпуск суперкрутого абсорбционного холодильника «Север-2» с уже десятилитровой морозилкой (надеюсь, последнего такой конструкции), который мог холодить-морозить, потребляя из сети от двадцати пяти до ста ватт. В непрерывном, понятное дело, режиме. А на селе массовым спросом запользовались электрические духовки: все же ее воткнуть в розетку проще, чем печь растопить. И лично я в магазинах видела духовки двух производителей: горьковскую на шестьсот ватт и харьковскую на восемьсот. И почему-то народ рвался за изделиями харьковских умельцев. Вероятно, думая, что «восемьсот-то точно лучше шестисот»! Вот только у горьковчан не хватило ума свою духовку красить молотковой эмалью и снаружи, и изнутри, а харьковчане умищем пораскинули… и, похоже раскидали его вообще весь: я не знаю, сколько нужно было проявить фантазии, чтобы камеру духовки изнутри покрасить обычной масляной краской.

По поводу харьковской духовки даже состоялось специальное заседание Совмина: периодически в квартирах, где ее включали жадные до новинок граждане, случались пожары, и иногда эти граждане, вкусив свежей выпечки, отправлялись прямиком в отделения скорой помощи с тяжелыми отравлениями. И если бы я не решила все же подышать свежим воздухом и не приперлась на это заседание, то главному инженеру завода объявили бы выговор, причем даже строгий! Но я — приперлась, и товарища было решено «на время расследования дела отправить под арест», а статью ему вменили «за умышленное нанесение тяжелого вреда здоровью более чем двум пострадавшим». А мое предложение использовать статью «за умышленное убийство по предварительному сговору» руководство страны все же отвергло — впрочем, Лена мне потом сказала, что зато не одного его посадят, а там все руководство завода отправится в Магадан лес валить. Насчет руководства я даже не ожидала, но на заседании был и министр Минприбора, в чьем ведении находился завод, и как раз министр и возмущался громче всех. Я бы тоже на его месте возмущалась: о таком «товаре народного потребления», который завод уже больше шести лет выпускал, в министерство руководство завода даже не доложило. Просто потому, что духовки делались из «отходов основного производства», а от реализации ТНП половина выручки прямиком в кассу завода и поступала. И вот как эти сверхплановые денежки потратить… харьковчане просто решили, что с министерством они делиться выручкой не хотят. Тут, конечно, и по финансовой части открывались довольно интересные перспективы, но уже комитетские «бухгалтера в штатском» мне сказали, что они и этим вопросом займутся. Не потому, что в Харькове люди какие-то особо плохие попались, а потому что подобные случаи много где могли незаметненько так случиться, а чтобы эффективно чем угодно управлять, нужно точно знать и каким образом это управление может быть проигнорировано. Все же, как сказал один из них, «законы в Советской стране сделаны для честных людей», а лазейки в них для нечестных еще оставались слишком уж широкие…

Однако меня заинтересовал сам факт того, что эти, причем весьма убогие, духовки народ столь активно закупал — и я в Комитете поставила задачу разработать настоящие электроплиты. А у началу октября мне такую плиту изобретатели и принесли. Все, как я просила: четыре конфорки, одна на шестьсот ватт, две по киловатту и одна на полтора. С тиристорным управлением нагревом (все же должна быть от полупроводников и для дома польза!), и даже с таймером. Правда, пока сенсорное управление у них сделать не получилось: плиту-то энергетики делали и они просто взяли «все готовое». А Сережа, посмотрев на эту плиту, сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться:

— Свет, запускай плиту в серию на каком-нибудь заводе, все твои придумки ребята уже к следующей модели приспособят. Потому что сейчас такие плиты, по крайней мере в Москве, уже нужны сильно: домов-то высоких понаставили, и чтобы газ на верхнем этаже в плите горел, снизу такое давление в трубе делать приходится, что струя газа чайник с плиты сбросить может. То есть я с газовым мастером говорил, когда он нам плиту регулировал: по-хорошему конфорку нужно регулировать под давление в трубе, но если кто вдруг решит эту конфорку поменять… Ты же не просто так в домах мощную электропроводку ставишь?

— Уговорил. Но я о другом думаю: Василий Степанович сообщил, что на Брянщине мужик скотину заводить особо не хочет, ему кормить ее нечем.

— А там что, покосов свободных нет?

— Шумит тревожно брянский лес… покосов много, но мелких и далеко друг от друга. Да и косой в лесу особо не размахнешься.

— Так насчет далеко — у тебя в Ряжске специальная машина для крестьян делается. А с косой… я тут в журнале видел, немецком: небольшая косилка с моторчиком…

— А сено газонокосилкой не накосишь!

— А там не для газонов была, а для фермеров. Хочешь, завтра его с работы принесу? Я думаю, что глядя на картинку третьекурсник из МВТУ такую же спроектирует, если не лучше.

— Ты лучше ее этому третьекурснику сразу покажи, знаешь же где СНТО собирается, вот им и покажи. А когда они ее спроектируют, пусть мне позвонят, я подумаю, где и как их в производство запустить.

— Хм, так они тебе уже завтра и позвонят!

— Я не против, все равно дома сижу и ничего не делаю.

— Ты не делаешь? Да если бы в СССР хотя бы каждый десятый так же ничего не делал, как ты, то у нас давно бы уже коммунизм наступил!

— Не надо нам, Сереженька, коммунизма. А нужен нам социализм, такой, про который товарищ Сталин говорил. И вот когда мы его построим, то никто про коммунизм и думать уже не будет. Но тут есть одна проблема: очень многие все же хотят этот коммунизм построить. Но только для себя — а нам такие люди точно не нужны. И вот я и думаю: а куда бы их деть? Пока не придумала, но, надеюсь, скоро придумаю.…