Охотники. Серебро и полынь

Глава 14. Лейтон Крик. III

Завтрашний штурм теперь был совершенно некстати. Нужно поскорее уснуть и попытаться восстановить силы.

Но вместо этого я направилась к Коготку, поднявшей голову при виде меня. Росс составил мне компанию — хаунд справилась с первоначальной растерянностью и воинственно на него зашипела.

— Понял, — принял её позицию Тейкер. — Мне не рады.

— Думаю, она не любит мужчин, — виновато пояснила я и почесала Коготка за ухом. Та придвинулась поближе, и я села, опершись спиной на деревянную боковину фургона. Шерсть хаунда была длинной и спутанной, и я принялась одной рукой гладить ее, потихоньку нащупывая колтуны.

Росс подбросил дров в костёр, тоже не спеша ложиться. Огней в лесу не было видно — судя по всему, сегодня охотники не стали проводить дуэли с нежитью допоздна.

Я внезапно поняла, что мелкая дрожь меня бьёт не только из-за стресса и потери крови. Просто вопрос, висевший в воздухе уже несколько дней, теперь гильотиной навис над моей шеей.

— Как ты ко мне относишься? — не давая себе времени задуматься, спросила я. К гриму. Нельзя считать человека порождением тьмы и лечить ему руку одновременно.

Тейкер не отвечал. Я не могла поднять взгляд на него и смотрела только на шерсть хаунда, которую перебирала дрожащими пальцами.

Внезапно на мои плечи опустилось пончо.

— Это было очень глупо, — наконец услышала я.

— Но сработало, — не согласилась я. — И я не об этом.

— Почему вообще тебе понадобилось ввязаться в эту авантюру?

Потому что даже мимо хаунда я не могу пройти, не навредив ему? Потому что сходила с ума от неопределённости своего положения и дальнейшей жизни? Потому что эта авантюра — единственное, в чём я увидела хоть малейший смысл своего существования?

— Я оказалась виновата перед ней, — сформулировала я. — Многое в своей жизни я искупить не могу. Здесь я могла попытаться.

— И когда ты успела задолжать хаунду? — хмыкнул Росс и налил что-то в кружку. Стараясь не подходить слишком близко к Коготку, он поставил её возле меня. По железисто-травяному запаху я поняла, что внутри кроветворное зелье. — И что гораздо важнее, кому ещё ты считаешь себя должной?

Я пожала плечами. Сейчас всё казалось очень глупым, и рассказывать о том, как я решила выручать Коготка, было стыдно.

— Пей, — напомнил Тейкер, и я послушно осушила кружку, чуть скривившись. — Насколько мне известно, порождение зла не стало бы разменивать свою руку на хаунда, которому не повезло с хозяевами.

Напарник по какой-то причине всё ещё считал меня лучше, чем я была и, кажется, из-за этой дурацкой авантюры настроился на примирение.

Но он ничего обо мне не знал.

Мысль провести весь год с напарником, который считает меня безобидной спасительницей обиженных и несчастных, была очень заманчивой. Я привыкла хранить свою тайну, и одиннадцать лет молчания не ощущались тяжёлым грузом.

Но то, что произошло между нами в Грейт Спиндле… Росс стал единственным свидетелем моей стихии — единственным, который не усомнился в ней и не проигнорировал. Когда об этом знала только мама, всё ощущалось словно понарошку, а из-за Тейкера я будто получила официальное подтверждение реальности своих сил. И не знала, что с этим делать.

Мне отчаянно захотелось, чтобы напарник понял и принял меня целиком, всю — как есть, с тёмным прошлым и невозможным даром.

Плохо.

Не нужно было так привязываться.

Но если я не могу справиться со своими чувствами, возможно, Тейкер решит эту проблему за нас обоих.

— Я лишила перерождения свою бабушку, — шепнула я, не поднимая взгляда. — И из-за меня погиб отец.

Росс опустился рядом и затих.

— Кажется, тебе нужно выговориться, — очень осторожно произнёс он спустя минуту. — Я выслушаю, если ты готова.

Коготок тягостно вздохнула — кажется, я потянула её за шерсть слишком сильно.

Я разжала пальцы.

В голосе Росса не было страха или злости, которых я могла ожидать после такого признания.

— Бабушка умерла, когда мне было одиннадцать, — продолжила я. Дрожь беспокоила меня всё меньше — то ли из-за тёплого пончо на плечах, то ли из-за зелья, которое начинало действовать в синергии с лечебным заклинанием. Тело расслаблялось, отпуская пережитый стресс и превращаясь в податливый пудинг — мне оставалось только рот открывать, слова лились сами.

— В день похорон меня отправили на улицу, и позвали попрощаться, когда дома всё было готово. Это была первая смерть члена семьи на моей памяти, и я подошла к бабушке, не зная толком, что делать. Подумала только, что совсем не хочу прощаться, а хочу, чтобы это всё было неправдой и она вернулась ко мне.

И я заставила её вернуться. Поняла это не сразу — только когда посмотрела на своё тело со стороны, сидя в гробу.

Мама держала меня на руках, пытаясь привести в чувство, а папа пытался одновременно и выпроводить нас на улицу, и найти хоть какое-то оружие.

Знаешь, когда я оказываюсь внутри мертвеца — я чувствую его. Утопленница злилась и хотела отомстить, а бабушка была просто очень растеряна — возвращение в мёртвое тело было для неё очень внезапным.

Но обе они испытывали боль. А боль легко перерастает в ярость, если для неё нет другого выхода. Вот те мертвецы, которых поднял ревенант, — я обозначила кивок в сторону некрополя, — думаю, они так же сбиты с толку, как бабушка тогда.

Я ошиблась. Я не заставила бабушку сказать всем бежать, забаррикадировать дом и не возвращаться без охотников. Я почувствовала, как ей плохо — и связала это со своим присутствием в её теле. Понадеялась, что если я покину её тело — всё станет, как прежде.

Как только я очнулась, бабушка бросилась ко мне. Видимо, понимала, кто виноват в её возвращении. И отец… Отец её задержал.

Когда я отрывала взгляд от черной спутанной шерсти Коготка, я ловила на себе взгляд Росса, внимательный и сочувствующий. По крайней мере, мне он казался таким. И я не могла выносить этого взгляда. Росс не должен был на меня так смотреть. Я этого не заслуживала.

— Мама позвала на помощь, и дяде с соседями удалось скрутить тело бабушки до приезда охотников. Без серебряного клинка, знаешь ли, лишить нежить подвижности довольно затруднительно.

Я пыталась объяснить, что произошло, но мама велела молчать, а потом и вовсе сказала, что у меня слишком активное воображение. Я бы почти поверила, если бы не то, что на похороны папы она отослала меня присмотреть за пожилой родственницей на другом краю Карбона. Я с ним даже не попрощалась — и это к лучшему, так у него остался хоть шанс на светлое перерождение.

Для всех я стала просто испуганным ребёнком, и никто не знал, что произошло на самом деле. Я больше никогда не ходила на похороны и не приближалась к кладбищу. Я искала, что со мной не так и как этого больше никогда не допустить, во всех доступных источниках, даже — горько усмехнулась я, — в Школу поступила. Вот что такое дурацкий поступок, а это — всего лишь пари.

Я замолчала. Росс не спешил объявлять приговор.

Подпустить человека так близко к себе — даже ближе, чем собственную мать, потому что, в отличие от неё, Тейкер не пытался обмануться — оказалось нечеловечески больно. Каждая секунда промедления ощущалась пыткой, с которой даже зубы мертвеца в моей руке не выдерживали никакого сравнения.

Уходи. Или скажи что-нибудь колкое или злое, чего я на самом деле достойна. Скажи, что меня нужно было сдать Ордену ещё в детстве. Скажи, что не хочешь иметь со мной дело. Сделай хоть что-нибудь, только не тяни больше.

И я вздрогнула, как от удара, когда рука Росса неожиданно накрыла мою.

— Ты упустила очень важную деталь, Сильва-Это-Моя-Вина-Филдс.

Тейкер взял мою ладонь в обе руки и потянул ближе, вынуждая повернуться к нему.

Грим.

В его взгляде действительно было сочувствие.

— Ты была ребёнком.

Я протестующе тряхнула головой, так, что кудри хлестнули меня по лицу. Это не оправдание.

— Нет, — сжал Росс мою ладонь, — Ты была ребёнком. Ты была растеряна не меньше, чем душа твоей бабушки, вырванная из круга перерождения, не меньше, чем твои родители. Ты столкнулась с неизведанным.

— Всё это не отменяет того, что я действительно это сделала.

В капкане его рук было жарко, как в печке. Я высвободила ладонь и потёрла глаза — их щипало, как от дыма костра, хотя ветер дул в другую сторону.

— Ты ведь знаешь, как проходит дебют стихийника?

Я кивнула. Вряд ли Тейкер решил устроить мне экзамен по знаниям первого курса: способность человека к стихийной магии выявляется в подростковом возрасте, случайным выбросом сил. Воздушники, как правило, что-то разбивают, огневики — очевидно, сжигают.

— Я хорошо разбираюсь в людях. Если ты действительно малефик — а то, что ты стихийник, не подлежит никакому сомнению — в свой дебют ты должна была проклясть кого-то. Наложить порчу. Сотворить зло.

— Что же тогда зло, если не это?

Аргументы Росса не казались мне убедительными или хотя бы новыми: их я успела переварить самостоятельно уже не одну сотню раз.

— То, что произошло — несчастный случай, а не твоё желание. У тебя не было злого умысла, ты просто хотела, чтобы твоя бабушка была жива.

— Я должна была понимать…

— Ты возлагаешь слишком много на себя даже в детстве.

Он положил руку мне на спину — между лопаток. Касание даже через толстое пончо будто оставило горящий отпечаток.

— Я не знаю, кто ты такая, Сильва, но ты точно не плохой человек.

— Откуда тебе знать? — предприняла последнюю попытку сопротивления я.

— Я хорошо разбираюсь в людях, — повторился Росс.

— Тогда почему ты сразу это не решил, — зевнула я так, что челюсть хрустнула, — Зачем нужно было играть в холодного чурбана?

— Не только ты можешь растеряться. Ты ведь, буквально, грубо опрокинула все мои устои.

— Что сделала? — потеряла мысль я.

— Твоих магических способностей не существует, — пояснил Росс и поднялся. Мне показалось, или он действительно погладил меня по волосам, убирая руку со спины? Или просто случайно задел?

— По крайней мере, на моём уровне доступа нет никакой информации о чём-то подобном.

— А какой у тебя уровень? — Я поняла, что ещё немного — и усну сидя, и поспешила лечь на спину, стараясь не беспокоить руку на перевязи — та отзывалась искрами боли при движении и почему-то очень чесалась под повязкой. Коготок, судя по всему, уснула сразу, как только я выпустила её шерсть из пальцев, и теперь размеренно сопела под боком.

— Думаю, это тема для другого разговора, — Росс, судя по звукам, стал вытряхивать спальник. — Будет обидно, если ты заснёшь на полуслове.

— Не засну, — возразила я просто из упрямства, хотя и сама понимала, что разговор действительно лучше продолжить позже.

К сожалению, мне пришлось моргнуть, и я потеряла контроль над ситуацией. Исповедь подкосила меня не меньше, чем схватка и ранение. Открыв глаза, я обнаружила над головой синее дневное небо.

Судя по положению солнца, до полудня оставалось ещё несколько часов.

Росса рядом не было. Коготка тоже.

Всё, случившееся вчера, я помнила ясно — но как будто со стороны, словно всё было не со мной. Или мне просто хотелось переложить ответственность за вчерашние поступки?

Я пошевелила рукой. Предплечье почти не болело, скорее — тянуло, как после интенсивной тренировки.

Медленно сев, я огляделась.

Первым, что бросилось мне в глаза, был ошейник — он лежал на земле, и хаунда в пределах видимости не наблюдалось. Видимо, Коготок натянула поводок, наброшенный на балку фургона, и выскользнула из него.

Просто прекрасно. Технически, хаунд мой, но если попадётся в руки прошлому хозяину — это будет отличным поводом оспорить мои имущественные права. Хорошо ещё, что вчера было достаточно свидетелей…

Вторым в глаза бросились зацепки на тенте фургона. Учитывая, что ткань была зачарованной, повредить её могло только что-то очень острое… Я подняла голову.

И увидела две длинные пушистые лапы, свисающие с крыши фургона.

— Сёрьёзно? — я поднялась, чтобы посмотреть в бессовестные изумрудные глаза. Морда абсолютно расслабленно лежала между лап. Подозреваю, с другой стороны фургона симметрично свисали задние лапы и хвост.

— Тебе так удобно?

Ответом мне было снисходительное, медленное моргание. Смешно было рассчитывать, что пойманная на горячем, она слезет с фургона. Кажется, функции вины в характере этого хаунда не предусмотрено — только обвинение в том, что я прервала её отдых.

Я почесала Коготка, где доставала — чуть выше носа — и отстала от животного. Пусть лежит, где хочет, лишь бы не убегала.

А ведь ещё еды ей нужно добыть.

Я поставила котелок на огонь — надеюсь, Коготок не откажется от каши, — а сама пока решила сбегать к хозяину недавно запримеченной своры. У него точно должны быть или запасы мяса, или информация, где их достать.

Но не прошла и пары шагов, как столкнулась с довольным Россом, вернувшимся к нашей стоянке. Коготок не соскочила — стекла с тента и уткнулась носом в сверток в руках напарника.

— Я пообщался, — Тейкер развязал бечёвку и бросил мясную обрезь подальше от фургона. Хаунда уговаривать не пришлось — она пулей сорвалась за ним и уже через секунду склонилась над травой, подбирая добычу.

— Нас разобьют на группы — отдельно самые опытные маги и бойцы, не участвующие в общем штурме, отдельно — отряды зачистки против рядовой нежити. Бойцы и хаунды в первых рядах, маги — арьегардом. Постепенно продвигаемся в центр некрополя, и там вступает в дело элита — говорят, ревенант очень сильный.

Хаунд вернулся, недвусмысленно намекая, что одним кусочком мяса Росс не отделается. Я спохватилась и всыпала кашу в кипящую воду.

— Спасибо, что нашёл мясо. Сколько я должна? И у кого можно будет взять следующую порцию?

Тейкер посмотрел на меня укоризненно — не хуже Коготка.

— Я в состоянии обеспечить бойцовое животное едой. С тебя хватит того, что ты в принципе этого хаунда раздобыла.

— Эм… Как бы так сказать, — я с сомнением покосилась на Коготка, угрём крутящегося вокруг Росса. — Есть сомнения в её бойцовских качествах.

— Есть сомнения в квалификации её бывшего хозяина, — не согласился Тейкер. — Сидеть.

Коготок пропустила команду мимо ушей.

— Ожидаемо. Дай лапу.

Ноль реакции.

Напарник передал сверток мне, а сам присел перед хаундом, показывая, что у него в ладони ещё один кусок мяса.

— Дай лапу, — и потянулся рукой к лапе Коготка, чтобы приподнять, показывая, что ему от неё нужно.

Коготок подалась назад и вежливо, но неподкупно зашипела. Мол, «между нами только еда и ничего больше».

— Дай я, — я вернула Россу свёрток и заняла его место. Мне Коготок позволила взять лапу, хоть и посмотрела, как на дурочку — «ладно, раз уж так нужна лапа, бери, но мясо дай».

Пара повторений — и хаунд уже сама поднимала лапу, когда я протягивала к ней руку — хотя складывалось ощущение, что больше из брезгливости.

— Не безнадёжно, — резюмировал Росс. — Дрессура, очевидно, с тебя.

Больше для Коготка ничего не нашлось, так что сегодня она позавтракала, как особа королевских кровей, одним мясом, пока мы ели кашу. Росс перевязал мне руку — следы от укуса из багровых рубцов превратились в нежно-розовые, а вокруг расцвели дивной красоты синяки.

В принципе, можно было и не обновлять повязку — но Тейкер захотел увидеть перед штурмом, в каком состоянии моя рука, а потом замотал потуже, чтобы я не забыла, что её нельзя нагружать.

Мы единогласно решили не брать Коготка на штурм — бойцов и так достаточно, а как поведёт себя невыученный хаунд посреди поля боя, проверять не хотелось.

Всё прошло без происшествий — хоть мы с напарником и оказались разделены, я ощутила себя винтиком слаженной системы — выход на позиции по команде, уничтожение мертвецов в зоне видимости, небольшая передышка, построение и использование очередного пентакля. Вопреки опасениям, никто из коллег-магов не пытался меня поддеть — хотя я и ловила на себе заинтересованные взгляды. Впрочем, к концу второго часа на эти взгляды ни у кого не осталось сил, а моя правая рука зудела от магии больше, чем левая — от заживающей раны.

Когда мы добрались к центру некрополя, всё было уже кончено — я успела только ощутить отголосок большого выброса энергии.

Жаль. Хотелось вживую увидеть, как работает связка магов против ревенанта.

Мы встретились с Россом уже ближе к лагерю — в столпотворении, воцарившемся после окончания зачистки, было не так-то просто найти друг друга. К счастью, и для него штурм прошёл благополучно, и он вместе с остальными охотниками отправился отмывать оружие и себя от следов сражения. Я, по понятным причинам, решила сходить к ручью позже.

Коготок, конечно же, снова вывернулась из ошейника — на этот раз она нашлась под днищем фургона. Я проигнорировала этот демонстративный бунт и предпочла заварить травяной отвар и приготовить нехитрый ужин — на запах еды выберется сама.

Освежиться я сходила поздно вечером. В этот раз действительно стоило набирать воду как можно выше по течению, но Росс любезно освободил меня от этой миссии, прихватив ведёрко с собой сразу после битвы.

— Нам нужно серьёзно поговорить, — ошарашил он меня по возвращению. Ещё недавно я бы насторожилась, но сейчас я слышала иронию в его голосе.

— Вещай, — я оперлась о колесо фургона, всем видом показывая готовность слушать.

— Нужно что-то сделать с её именем, — Росс кивнул в сторону Коготка, которая предусмотрительно расположилась так, чтобы я находилась между ней и Тейкером.

— А мы можем? — засомневалась я. — Вроде как заводчик назвал — так и положено идентифицировать. У них же там целая система с алфавитом.

— Ну да, и они не нашли ничего лучше, чем присвоить щенку на букву «К» откровенно неудобное имя. Я в её случае не показатель, позови-ка ты. Только без движений, голосом.

Действительно, обращая на себя внимание хаунда, я или цокала, или шуршала рукой в дополнение к имени.

— Коготок!

Хаунд и ухом не повела.

Я повторила — ноль реакции.

— Тц-ц! — Коготок повернула ко мне голову, но не обнаружив ничего достойного внимания, вернулась к созерцанию пламени.

— Ты прав, — вынужденно согласилась я. — И что делать?

— Ты так говоришь, как будто тебя не сводит с ума это лингвистическое недоразумение.

— Меня сводит с ума сам факт обладания хаундом, — отмахнулась я. — Слишком много событий для того, чтобы ещё и над этим задумываться.

Росс допил кружку, отставил её в сторону и внимательно уставился на хаунда.

— Ну и как тебя звать? Точнее, на что ты будешь отзываться?

— Мы ведь должны подобрать имя на «К»? — уточнила я.

— Вообще без разницы, настоящее имя нужно указывать только в отчётах. А как мы зовём её между собой — никого волновать не должно. Особенно — альтернативно одарённых заводчиков.

— Может, у них просто кончились подходящие варианты? Большой помёт, много сестёр. Какие клички можно подобрать на эту букву? Кроме «Кэти», ничего в голову не приходит.

— Каролина ещё, — фыркнул Росс, — но не скажу, что в восторге от этих вариантов. Нужно что-то звучное, в один-два слога, чтобы было удобно подзывать и чтобы она на это реагировала. С текущим именем у неё точно хороших ассоциаций нет.

— Может, попробовать как-то переделать? Коготок-Коготь-Когтишка, — задумчиво примерила я. — Когтишка-Тишка. Нет, как-то всё ещё по-мужски.

— Да куда там, — Коготок как раз царственно потянулась, — это для какого-нибудь домашнего толстого кота. С её самомнением — она как минимум Коготесса.

Ухо Коготка дёрнулось.

— Коготесса, — «подсекла» удачную находку я, оценила реакцию и подправила на более благозвучное: — Когтесса!

Хаунд явно заинтересовалась, и я закрепила успех:

— Кс-кс-кс?

Это определённо работало лучше, чем цоканье.

— Да, с дрессурой определённо будут проблемы, — признал наконец очевидное Росс. — Кажется, характер здесь полностью от кошки. Тесса!

Коготок перевела взгляд на Тейкера.

— Ай, молодец, — обрадовалась я больше, чем за себя. — Тесса, умничка!

Росс бросил ей над костром кусочек сухого лёгкого — он успел разжиться не только едой, но и удобным для позитивного подкрепления лакомством.

— Значит, Тесса, — подвёл итоги он. — И даже заводчик не найдёт, к чему придраться, это просто сокращение.

— Да, но есть одна проблема, — меня начало пробивать на смех, и пришлось приложить усилия, чтобы ровным голосом, той же интонацией, которой обращалась к Коготку, позвать:

— Росс?

Угадала. На это имя из-за сдвоенной «сс» в нём хаунд отозвалась с той же готовностью, что и на «Тессу».

Думаю, наш хохот разбудил охотников, как минимум, в нескольких соседних фургонах.