О носах и замка́х

Часть II. Глава 3. Сплетни, сплетники и кое-что из аэронавтики.

Глава 3. Сплетни, сплетники и кое-что из аэронавтики.

- А вы слышали, что у мадам Кренстон закончились платья, и она была замечена в наряде, который уже однажды надевала примерно шестнадцать лет назад?!

- Подумать только! Это же говорит, ни много ни мало, о скором и неминуемом банкротстве текстильной фабрики «Мариньяк» – она вот-вот разорится, прямо как текстильная мануфактура Терру! Дефицит тканей в цветочек грозит обернуться очередным кризисом Модных домов и волной самоубийств зацикленных субреток!

- Срочно в номер! Срочно в номер!

Редакция «Сплетни» была тесным, узеньким и невзрачным местом. Такой себе забитый всем чем ни попадя комод, который постоянно разбирают, но меньше хлама в нем отчего-то не становится. Рыжим газовым лампам, вонючим и тусклым, никак не удавалось высветить в узких переходах и тесных залах редакцию уважаемой газеты, и то правда: несмотря на то, что в Тремпл-Толл мало кто не читал «Сплетню», ни о каком уважении речи не шло.

В подвальном этаже жались друг к другу ротационные машины и линотипы. Он тонул в пару и дыму, и печатники под руководством господина метранпажа все напоминали здоровенных пучеглазых рыб – из-за больших круглых очков. Экипированы служащие газеты были условно добротно: от тошнотворного запаха краски спасались поднятыми на лица шарфами, а от грохота – большущими наушниками, из-за чего их головы казались распухшими.

Из подвала, словно язык задиры, ползла транспортерная лента, передающая потоки свежей «Сплетни», только отпечатанной и готовой к перевязке и отправке. На первом этаже газеты нарезали, складывали и увязывали в стопки. Затем эти стопки передавали мальчишкам-разносчикам и отгружали на рассыльные велоциклы, которые вскоре должны были развести свежий выпуск по почтамтам и газетным киоскам по всему Тремпл-Толл.

Доктор Доу и Джаспер протискивались через заставленный ящиками, коробками и просто колоннами из газетных стопок лабиринт к лестнице.

- Наверху! Все наверху!- бросил им толстый распорядитель с бакенбардами в чернилах, когда они сообщили ему кто они такие и кого ищут.

Лестница оказалась захламлена ничуть не меньше распределительного зала, и разминуться на ней со спешащими вверх и вниз пронырливыми людьми с взлохмаченными волосами, было непросто. К шуму линотипов и возгласам служащих редакции добавилось зубовное скрежетание доктора Доу, который снова – за один этот день уже не впервые – оказался в неудобных и неприятных для него обстоятельствах.

Когда они поднялись на второй этаж, им предстало помещение, чуть более свободное, но не менее шумное. Из дальней от окон стены вырастал ряд печатных механизмов – над ним расположился точно такой же ряд, установленный на железных мостках. Безостановочный трескот клавиш заполнял собой все помещение. Это было место простых «сплетников», которые еще не заслужили собственную колонку и писали для всей газеты, кроме передовицы. В противовес им, в другом конце зала, у ряда пыльных окон, разместились «слушатели» – они сидели на вертящихся стульях у многоярусной батареи патрубков пневмопочты и принимали непрекращающийся поток сплетен и слухов. По центру же помещения расположились столы более опытных репортеров, заслуживших в газетной среде определенное уважение. Где-то там и должен был быть мистер Бенни Трилби, одна из самых зубастых пираний в этом пруду, любитель мутных источников и ничем не подтвержденных сведений.

Кавардаком кавардачным назвала бы это место Полли Трикк, и именно эти два слова она выцепила из своего словарика «Странных выражений сугубо из Льотомна» в скором времени. Доктор Доу, в свою очередь, просто тяжко вздохнул.

Пахло здесь дешевым табаком, типографской краской и дурными намереньями. У ряда печатных механизмов расхаживал, блуждая, как говорится, над душой, господин редактор. Походил он на яйцо всмятку. Не в том смысле всмятку, что он был пьян (хотя не без этого), а в том, что он был каким-то недоваренным и мягким – по крайней мере, с виду. Всему виной пухлые надутые щеки, пара-тройка подбородков и грушевидный живот. Почти полное отсутствие шеи, большущий зад и короткие ножки дополняли яичность господина редактора. Его костюм – нечто между бурым и вишневым в ужасную крупную клетку – сидел на нем как скорлупа.

Толстяк расхаживал вразвалочку, постоянно заглядывал, прищурившись, через плечо репортерам и время от времени орал на все помещение, указывая им на более срочные и насущные сплетни. Порой он подкатывался к висящему на стене бронзовому механизму со множеством коптящих труб и мигающих ламп, из щели которого ползла бумажная лента, обрывал ее, пробегал глазами и сообщал сводку подчиненным.

- Хатчинс, сплетничают, что мисс Фуантен из кабаре «Три Чулка» закрутила очередной роман! На этот раз это какой-то смуглый принц из колоний. Из Кейкута, Тулура или еще откуда-то там. Кофейная кожа, личный слон, все дела!

- Понял, сэр!- не поднимая головы от печатного механизма, отозвался, судя по всему, Хатчинс.- В «светскую хронику» или в «колониальный раздел»?

- В «светскую хронику», разумеется! Болван! А в «колониальный раздел» пойдет заметка под заголовком… эээ… «ПРАВДА ЛИ, ЧТО ПРИНЦ… как там его зовут… ЗАВЕЛ ОТНОШЕНИЯ С ПЕВИЧКОЙ ИЗ КАБАРЕ? ГОВОРЯТ, ОН ИСТРАТИЛ НА НЕЕ УЖЕ ПОЛКАЗНЫ! ЭКОНОМИКА ТУЛУРА ПОД УГРОЗОЙ?!»

- Сэр!- добавил кто-то из журналистов.- Из этой сплетни мы еще можем выжать, что «Возможно, кофе скоро подешевеет из-за особой благосклонности принца к Габену».

- Откуда это?- нахмурился господин редактор.- Оно что, подешевеет?

- Возможно.

- Возможно? Тогда в номер! В номер! Молодец, Уиггинс!

Репортер зарделся и принялся строчить одобренную заметку. Господин редактор поинтересовался:

- А с чего ты взял, что кофе подешевеет? Какая связь? Тулур славится своими кофейными плантациями?

- Не знаю. Просто у принца кожа кофейная!

- Забавно!- расхохотался господин редактор, а прочие репортеры-сплетники завистливо поморщились. Неугомонный Уиггинс продолжал:

- Я еще думал как-то привязать слона принца. Но это совсем было бы притянуто за уши.

- Да, за здоровенные слоновьи уши.

Тут как раз из щели приемника поползла лента с обновленной сводкой, и господин редактор поспешил к ней.

Доктор Доу мог лишь морщиться, слушая все это. Но он не морщился. Он стойко терпел. Сейчас его сила воли подвергалась сильнейшему испытанию – он просто не выносил неточности, преувеличения и выдумки. Что касается «Сплетни», то если бы в редакции была установлена педальная машина с мехами и резиновым шлангом, подведенным к крошечной комнатной мухе, а на педаль раз за разом давил кто-то из этих сумасбродов, раздувая муху до слоновьих размеров, он бы нисколько не удивился.

При иных обстоятельствах доктор ни за что не желал бы оказаться в этом котле чудовищной напраслины и гротескных преувеличений, но дело вынуждало.

Бенни Трилби был обнаружен, и можно даже сказать, выловлен, словно кабачок из супа – за одним из столов. Невозможно было понять, как здесь в этом шуме, в этой вони, в этой сутолоке вообще возможно было спать, но он преспокойно себе дрых на своем стуле, закинув ноги в потертых туфлях со стоптанными каблуками на стол и надвинув шляпу-котелок на глаза.

- Мистер Трилби?- начал доктор, и негромкое сопение на секунду прервалось, после чего тут же продолжилось как ни в чем не бывало.

- Мистер Трилби. Мы к вам по делу.

Размеренность сопения выдавала полнейшее равнодушие.

- Возможно, это эксклюзив.

За одно мгновение репортер изменил собственное положение, разместился за столом более достойным образом, пальцем приподнял котелок на затылок, растянул губы в улыбке.

- Кто-то сказал слово на «Э»? Хм! Если я когда-нибудь засунусь в деревянный футляр и меня понесут закапывать, просто произнесите это слово, и я чудесным образом оживу. Мало кто знает, но мое имя это – «Эксклюзив»!

- Вроде бы, Бенни – ваше имя.

- Эксклюзив – мое второе имя!- не растерялся репортер.- Так чем вы можете мне помочь?

Он оценивающим взором окинул доктора и его племянника, почесал курносый нос и поправил полосатую бабочку. Стул он посетителям предлагать не торопился.

Бенни Трилби походил на узколицего лысого ежа – тоненькие, торчащие губки, ямочки на щеках, напарфюмленная трехдневная щетина и подвижные мохнатые брови. Глядя на доктора Доу, он клацнул зубами и мелко-мелко выжидающе закивал.

- Мистер Трилби,- сказал доктор.- Мы пришли сюда, поскольку ознакомились с вашими статьями.

- О! Поклоннички! Всегда рад поклонничкам!

- Гм. Что ж. Так уж вышло, что мы заинтересованы в деле, которое вы освещаете в своей колонке. И хотели бы узнать кое-что прямо из вторых, так сказать, рук.

- Первых, дружище! Первых!

Доктора Доу покоробило от фамильярного «дружище», но он поспешил себе напомнить, что он знал, куда шел, а подготовленность – это лучшее оружие против насмешек и снисходительного тона.

- Но первые ведь сами Ригсберги, не так ли?- вклинился в разговор Джаспер.

Репортер оценивающе поглядел на мальчика, сделал какие-то выводы и что-то записал в свой внутренний блокнотик. Но уточнение мальчика оставил без ответа.

- А вы, простите, каким боком к этому всему относитесь?- спросил он, сразу же уяснив, какие именно статьи привели сюда этих людей.- Праздношатающиеся, из-за-угла-выглядывающие, длинноносо-любопытствующие?

- Ни в коем случае!- важно отчеканил доктор Доу.- У нас есть предписание от самого господина комиссара Тремпл-Толл, в котором говорится, что мы уполномочены заниматься этим делом.

- Фу ты, ну ты!- Бенни Трилби расхохотался.- На моей практике это впервые, чтобы флики являлись ко мне на порог и хотели что-то узнать!

- С вашего позволения, мы не флики,- ответил доктор. Этот человек ему нравился все меньше и меньше.

- Да уж. Вы та еще парочка: маленький констебль,- репортер ткнул пальцем в Джаспера, после чего так же ткнул и в самого доктора,- и его мрачный друг. Просто гроза преступности.

Лицо Натаниэля Доу оскорбленно вытянулось.

- Что ж, мистер Трилби,- сказал он,- теперь я понимаю, почему господа полицейские прежде не одаривали вас своим визитом. Мы-то полагали, что вы согласитесь на взаимовыгодное сотрудничество, но…

Он уже повернулся к племяннику и кивнул ему, тем самым сообщая, что их дела здесь завершены, но Бенни Трилби вскинул перед собой руки, останавливая их.

- Эй-эй! Поприкрутите-ка вентиль, дружище! Я ведь не говорил, что не стану помогать.

- Так вы станете помогать?

Бенни пожевал губами, алчно сглотнул: «Глм!».

- Ну, вообще-то,- сообщил он,- я из тех, кто любит, когда… в общем, вам стоит меня подкремить.

- Вы хотели сказать, подмаслить?

- Нет, не «подмаслить», а именно «подкремить». Не люблю, знаете ли, масло, зато люблю заварные пирожные.

- Вы сейчас в переносном смысле?

- Никаких переносов! Прямо сейчас!

Бенни вскочил на ноги, струсил с жилетки крошки (судя по всему, он что-то ел перед сном), подхватил со стола кожаную сумку и очки со встроенным фотографическим аппаратом, нацепил последние на нос, из-за чего стал походить на здоровенную муху в галстуке-бабочке.

Доктор Доу был слегка сбит с толку. Он не ожидал от Бенни Трилби подобной резвости и перемены настроения.

- Да пошевеливайтесь!- широко улыбнулся репортер и сделал худшее, что только мог Натаниэль Френсис Доу себе представить – он хлопнул его по плечу.- Раз уж вы завели разговор о пирожных, не стоит терять время!

Сказав это, он развернулся и потопал к лестнице:

- Шеф, я на обед! Заслуженный перерыв на отдых!

Редактор бросил ему вслед:

- А перерыв на работу сегодня намечается?

Но Бенни уже не слышал. Доктор Доу и Джаспер переглянулись и пошагали следом за репортером.

- Это не мы завели разговор о пирожных,- проворчал мальчик, а дядюшка лишь пожал плечами – кажется, им еще придется вдоволь наесться из банки эксцентричности Бенни Трилби.

Вскоре они, не обратив внимания на двух девушек на роликовых коньках на первом этаже, болтающих с господином распорядителем газетного движения, покинули редакцию «Сплетни» и двинулись через площадь Неми-Дрё, но появление их самих среди репортеров незамеченным не осталось. И речь сейчас идет вовсе не о Полли Трикк.

Один из «слушателей» у приемника пневмопочты все время разговора исподтишка косился на Трилби и его посетителей, и лишь стоило им скрыться из виду, как он выхватил из кармана блокнот, что-то поспешно в нем закарябал, оторвал страничку и засунул ее в капсулу. А капсулу отправил в пересыльную трубу. После чего как ни в чем ни бывало вернулся к работе…

- …Липкий сюжетец! Обожаю!

Бенни Трилби, доктор Доу и Джаспер спустя примерно пятнадцать минут уже сидели в удобных плетеных креслах за столиком небольшого кафе «Вирчунс», которое затерялось среди прочих подобных кафе и лавчонок в пассаже Грюммлера. Официант со вздернутым подбородком и до блеска нафабренными волосами разливал кофе и чай в чашки посетителей. Бенни Трилби пил темно-фиолетовый, как чернила, кофе с примесью виски, доктор заказал свой любимый кофе с корицей, а Джасперу достался чай «Брюнвик» – жутко невкусное на деле пойло, которое сумасбродный репортер лично особо советовал. При этом по нему было видно, что сам он чай никогда в жизни не пил.

До пассажа им пришлось идти через площадь, несмотря на то, что прямо под окнами редакции располагалась неплохая по меркам Тремпл-Толл кондитерская «Засахаренные Крыски мадам Мерро». Бенни Трилби пояснил свое нежелание туда идти тем, что там «все для снобов», а еще они его, мол, не любят из-за парочки невинных и не совсем лестных замечаний в их адрес на страницах газеты. Он переживал, как бы тамошние кондитеры не запекли ему в эклере таракана. Нет, против тараканов в пирожных Бенни не возражал, просто он был уверен, что они не станут его готовить как подобает, не вымоют, не разделают, а просто возьмут с пола или выловят из-за печи и в таком виде зашвырнут в котел с кремом. А уж этого ни его хрупкое здоровье, ни тонкий вкус истинного гурмана выдержать не сумеют. Несмотря на все эти нелепые отговорки, доктору показалось, что дело не в кондитерской, просто Бенни отчего-то хочет отойти от штаб-квартиры «Сплетни» как можно дальше.

Вот так они и оказались в пассаже.

Из бронзовых рогов звучала музыка. Это была одна из таких, знаете ли, мелодий, которых вроде как не замечаешь, но стоит только обратить на них внимание, они тут же начинают вызывать раздражение. По широкому проходу галереи, на которую выходили витрины магазинчиков, блуждали покупатели, а под самой стеклянной крышей спиралями закручивались трубы внутренней пневмопочты. Пассаж был длинным – он проходил едва ли не вдоль всей площади Неми-Дрё, и для наиболее ленивых или торопящихся посетителей внутри курсировал открытый трамвайчик, похожий на гусеницу. Его вагоны, гармошками соединенные между собой, вальяжно двигались по двум тонким рельсам, а в незастекленных оконных проемах порхали веера и шелестели страницы газет. На деревянных скамьях разместились дамы в шляпках, джентльмены с покупками и дети разной степени вышколенности, но при этом неизменно бросающие на витрины лавчонок жадные взгляды. Цены в пассаже были довольно высокими как для Саквояжного района, но несмотря на это в убыток торговцы пассажа не работали – почти всегда в местных лавках было не протолкнуться.

Доктор Доу по очевидным причинам предпочитал здесь не появляться: пассаж не место для мизантропа – теснота, грубость, наглость и фамильярность под этой стеклянной крышей бьют ключом. Люди здесь буквально соревнуются в злословии и дурном расположении духа. Помимо прочего в таких местах частенько кому-то становится плохо, и кто-то неравнодушный (а такие – как клопы – берутся неизвестно откуда, словно только и ждали подходящего момента) начинает верещать: «Человеку плохо! Человеку плохо! Доктор! Здесь есть доктор?!». Доктор Доу всей душой ненавидел этот возглас, и только принципиальная правдивость и укоренившееся в нем чувство долга неизменно толкали его вперед.

Но и без этого всего, Натаниэль Доу всегда предпочитал покупать определенные вещи в предназначенных для них лавках. Несмотря на то, что по заверениям различных домохозяек, включая его собственную экономку миссис Трикк, пассаж – невероятно удобное изобретение: вот, вы покупаете кофейные зерна в лавке колониальных товаров, вот, вы присматриваете себе новенькую чудесную шляпку или корсаж, а вот, вы уже пьете с лучшей подругой миссис Баттори кофе с мороженым за столиком «Нютли».

Нет, доктор Доу был слишком далек от подобного. Эти вереницы счастливых семейств с горечью в детских глазах, счетной записной книжкой в руках матери и нервно пульсирующими жилками на шеях отцов. Эти дамы с напряженными скулами, глядящие на любую встречную женщину с ненавистью и пожеланием той споткнуться и порвать это прекрасное платье из лавки «Нюфф». Эти джентльмены, рассевшиеся в креслах цирюлен так, что все проходящие могут на них глазеть… Доктор этого не понимал – как можно только подумать о том, чтобы бриться перед дамой! А кто-то за столиком кафе напротив, меж тем, преспокойненько обсуждает со своим другом этих болванов с намыленными лицами и спорит, верно ли цирюльник подбривает им бакенбарды. Нет уж, увольте…

Что касается Бенни Трилби, то он был в своей стихии. Прежде, хотя это и не было особо заметно, он напоминал рыбу, выброшенную на берег и вынужденную влачить свое жалкое удушливое существование. Но стоило им только лишь войти в вертящиеся стеклянные двери пассажа, как газетчик перестал выглядеть сонным, взгляд его обрел цепкость и подозрительность. Куда только делись его нескладность и неловкость. Сказать, что он был как рыба в воде, значит существенно преуменьшить. Нет, скорее он походил на рыбака, который залез в шкуру выпотрошенной рыбы, застегнул эту самую шкуру на все пуговки и нырнул на глубину, прикидываясь там своим, но только до поры до времени. Глазенки Бенни бегали по лицам посетителей пассажа, а руки нервно поглаживали кожаную сумку на ремне.

Местечко под названием «Я-знаю-одно-хорошее-местечко», о котором Бенни прожужжал своим спутникам все уши по дороге, оказалось небольшим кафе на втором этаже пассажа. Столики были расставлены на террасе тесно, между кресел фланировали официанты в кремовых передниках, а в воздухе носились небольшие заводные аэростаты и здоровенные упитанные мухи – это все же был Тремпл-Толл.

Доктор выбрал столик по центру террасы – на достаточном удалении как от прохода, по которому блуждала толпа, так и от края галереи, с которой открывался вид на весь пассаж: Натаниэль Доу не любил места с широким обзором – они ему напоминали театральные ложи, которые он тоже просто терпеть не мог.

Как только официант к ним подошел и они сделали заказ, Бенни Трилби, осклабившись и откинувшись на спинку кресла, ударился в рассуждения. Судя по всему, болтун в нем нисколько не уступал писаке.

- Я про ограбление банка!- пояснил Бенни, неумело повязывая салфетку – делал он это исключительно потому, что так делал доктор Доу, и он не хотел отставать в манерах.- Липкий сюжетец!

- В каком это смысле?- удивился доктор.

- Все следят за этим делом,- рассмеялся репортер.- Я просто разливаю джем, а мухи липнут. Залипают. Статейки – это клей для мух. Вы только поглядите на них… жжжж… жжжж… жужжат и липнут.

Он кивнул на прочих посетителей «Вирчунс». За столиками вокруг джентльмены и дамы все скрывались за страницами газет. Куда ни кинь взгляд, он тут же утыкался в бурую жирную, как какой-нибудь раскормленный тетушкин кот, надпись «СПЛЕТНЯ».

- Я мажу липкую жижу по лицам этого города, а ему это нравится, и он постоянно просит добавки.

Доктор лишь покачал головой, а Джаспер как следует поморщился – словно ему под нос сунули нечто крайне зловонное.

- Вы только представьте!- продолжал Бенни Трилби.- Что было бы, если бы у них в руках не было газет? Им ведь пришлось бы говорить друг с другом! Слушать! Терпеть! Вникать! Отвечать! Стараться или не стараться, но все равно – это так тяжко и утомительно – поддерживать беседу с людьми. Люди, бррр… Выносить их решительно невозможно. Они такие глупые, эти люди. И все так считают. Город глупцов какой-то! Но вилочки для пирожных пока что не воткнуты соседу по столику в глаз только потому, что руки заняты разворотом газеты, глаза уперты в страницу, а рубильники в ушах, отвечающие за слух, стоят на отметке «автономный режим». И все живут. И все умеренно счастливы. Идиллия. Я считаю, что этот город должен мне и моим коллегам. Иначе к окулистам выстроились бы целые очереди болванов с вилочками для пирожных в глазу.

Доктор Доу глубокомысленно поднял брови, и Бенни Трилби понял, что его собеседники уже наелись его уличной философией. Тогда он решил подать второе блюдо – под названием «Переход к делу»:

- Так что вы там говорили о взаимовыгодном сотрудничестве?- Бенни сделал ударение на «взаимо».

Доктор едва заметно покачал головой.

- Насколько я понял из ваших статей,- сказал он,- Дом-с-синей-крышей не торопится делиться с вами подробностями расследования и…

- Ну, это явное предположение…

- …и,- продолжил доктор,- вы вынуждены вынюхивать, подслушивать, даже придумывать, чтобы чем-то заполнить колонку. Мы же, со своей стороны, предлагаем вам самые свежие и правдивые сведения о ходе расследования. От нас вы узнаете о подозреваемых и обо всем прочем. Это и есть тот самый эксклюзив.

- Неужели больше не придется лазить по помойке возле Дома-с-синей-крышей?- усмехнулся репортер.- Вот так удача на меня свалилась! Мог ли я подумать этим утром, когда пылесосил носки, что все так обернется!

Доктор нахмурился.

- Мы можем рассчитывать на некую толику серьезности от вас, мистер Трилби?

Бенни тут же состроил на лице гримасу «Сама серьезность».

- Так вы сказали, подозреваемые? Они у вас уже есть?

- Возможно,- вставил Джаспер, и репортер улыбнулся, отметив, как передернуло доктора. Мальчик поспешил добавить: - Сперва расскажите про ограбление…

Бенни кивнул, почесал щетинистый подбородок и начал рассказывать.

- Банкиров Ригсбергов в Тремпл-Толл, как вам известно, боятся все, включая… кхм… полицию. Поэтому ничего удивительного нет в том, что все констебли в Доме-с-синей-крышей последние дни стоят на ушах не хуже цирковых акробатов. Но это вы и так, должно быть, знаете. Первостепенная задача для всех служащих полиции Саквояжного района найти злоумышленников и вернуть награбленное. Но пока что они не слишком-то преуспели. Я слышал, сержанта, что был поставлен на это дело, выгнали из дома посреди ночи вместе с женой и детьми, а сам дом опечатали и конфисковали. Человек Ригсбергов заявил, что это никак не связано с некомпетентностью сержанта и его неспособностью отыскать грабителей, просто он якобы невнимательно прочитал какой-то договор, его дом был включен как залог в один из старых долгов, и так уж, мол, вышло, что пришло время погашения ссуды. Вот такое вот совпаденьице – обожаю! После этого заменивший бедолагу сержант и его люди из кожи вон лезут, чтобы не повторить судьбу своего предшественника. Они совсем озверели – чуть только сквозняк доносит до их носа запах чего-то, что хотя бы отдаленно может быть связано с грабителями, как они набиваются в свой этот железный фургон и несутся по городу, невзирая на семафоры и рытвины на дороге. Уже выпотрошили половину Саквояжни, думали даже, что грабители скрылись за каналом, в трущобах Фли.

- Фли?

- Да-да!- с широкой улыбкой покивал Бенни Трилби, весьма довольный тем обстоятельством, что его внимательно слушают и не пытаются ткнуть зонтиком или швырнуть в него ботинком.- Но насколько я знаю…- он вдруг спохватился и понизил голос: - насколько я знаю, никого они там не нашли. Они в ярости… И я сейчас говорю не про полицию, а про… серых людей, банковских агентов. Это те еще,- газетчик кашлянул, маскируя ругательство: - кх-мрази. У них осведомители есть даже среди блох. Вокзал, порты, аэровокзал, все причалы и выезды из города – все под наблюдением. Они патрулируют даже небо, опасаясь, что грабители скроются на личном дирижабле.

Доктор Доу покачал головой.

- Ригсберги настроены очень серьезно,- прокомментировал он.- Но никто и не сомневался. Они не успокоятся, пока из данного прецедента не сделают наглядный урок для всех и каждого. Что-то вроде «Вы можете попытаться ограбить нас, но потом вас выловят из канала».

- О, канал!- махнул рукой Бенни.- Это столь скучно и неизобретательно! Уж они, поверьте на слово, придумают что-нибудь похлеще. Но в целом вы правы, доктор. Все официальные заявления из банка сводятся лишь к угрозам в адрес дерзких грабителей: «Мы вас найдем!», «Вам не скрыться!», «Вы пожалеете о том, что совершили!». Как только стало известно о происшествии, все тут же стали требовать комментариев от основателя банка, старого господина Сессила Уортингтона Ригсберга, но он давно не покидал своих люкс-апартаментов в Старом центре и не показывался на публике. Многие (но не я) считают, что он давно умер. Пока же в банке на площади Неми-Дрё заправляет,- Бенни снова понизил голос: - Сама. Так ее зовут все на площади Неми-Дрё. Мадам Вивьен Ригсберг, старшая дочь старика. Она сидит во главе совета, состоящего целиком из ее младших братьев и сестер. Никто из них с газетчиками не общался, предоставив это управляющему банка, мистеру Портеру. Ну а тот, к негодованию жаждущей новостей общественности, был крайне лаконичен. Ограничился упомянутыми угрозами в адрес грабителей.

- Если ни мадам Ригсберг, ни кто-то из совета, ни даже господин управляющий не раскрывают никакой информации, как же вы узнали подробности ограбления?

- У меня есть свои источники,- многозначительно подмигнул репортер.- Вы ведь вместе с полицией занимаетесь этим делом – вы должны знать подробности, я прав?

- Мы занимаемся этим делом параллельно с полицией,- уточнил Натаниэль Доу.- И мы были бы вам очень благодарны за наиболее полное описание картины. По возможности.

- Вообще странное это дело,- заявил Бенни, задумавшись.- Вы вот читали газеты, так? И хоть талант рассказчика у репортера, освещавшего те события, не отнять,- сам себя похвалил мистер Трилби,- в полной мере передать увиденное невозможно. Хранилище было полностью опустошено. А дверь… хм… она и вовсе исчезла. Огромная десятифутовая в диаметре стальная дверь просто исчезла, словно растворились. Ну и еще там была эта дыра в полу…

- Что? В газетах ни о какой дыре не писали.

- Именно,- самодовольно подтвердил репортер.- Есть вещи, которые даже я не могу позволить себе печатать без оглядки. Полезность тайных источников все-таки заключается в их тайности. Итак, в полу было пробито круглое отверстие, ведущее, насколько я понял, то ли в подвал, то ли в погреб. Кажется, это было старое хранилище, замурованное и заброшенное.

- А что было внутри?- затаив дыхание, спросил Джаспер.

Бенни покачал головой: мол, не имею ни малейшего представления.

- Вот как они проникли в банк!- решил мальчик.

- Эээ… нет, не все так просто. Полицейские, вызванные после ограбления, тоже поначалу решили, что обнаружили подкоп, но мистер Портер сообщил им, что подвал, куда ведет дыра, замурован наглухо, и через него грабители никак не могли ни попасть в хранилище, ни выбраться из него…- Тут репортер принялся строить теорию за теорией, как именно проникли в хранилище злоумышленники и как они оттуда исчезли, одно за другим выдвигая все более безумные предположения.

Судя по тому, как вытянулось лицо дядюшки, Джаспер понял, что ему физически больно все это слушать. Версии репортера были курам на смех – с определенной, разумеется, точки зрения. А именно, с точки зрения доктора Натаниэля Френсиса Доу, который весьма скептически относился как к «невидимкам» и «салонным магам», так и к «мгновенным перемещениям из одной точки в другую». К тому же, о самих грабителях он был осведомлен не в пример лучше Бенни Трилби, и у него имелась парочка более реалистичных гипотез. При этом прерывать явные заблуждения газетчика он не спешил, что-то обдумывая.

Как бы ни было интересно и захватывающе то, о чем болтал Бенни Трилби (Джаспер как раз таки просто обожал подобные фантастические теории), мальчик слушал его не слишком внимательно. Его больше занимал сам репортер. Что-то с ним явно было не так. С какого-то момента газетчик стал вести себя довольно странно. За напускной веселостью и развязностью он явно пытался скрыть, что нервничает, и в какой-то момент Бенни начал слишком уж дергаться. Он будто бы увидел что-то либо в толпе, либо в одной из лавок пассажа и напрягся, нахохлился, как голубь, попавший под дождь. Даже речь его стала скомканной. Он то и дело утрачивал нить, после чего долго пытался вспомнить, на чем остановился. На вопрос доктора «С вами все порядке, мистер Трилби?» репортер дернулся, спохватился и улыбнулся нелепой, неловкой улыбкой, словно его застали за чем-то постыдным.

- Благодарю-благодарю, со мной все в полнейшем порядке. Лучше быть просто не может… ндаа… о чем мы говорили?

Джаспера подобный ответ нисколько не удовлетворил. Он понимал, что Бенни чего-то боится и это что-то находится где-то неподалеку. Он принялся осторожно высматривать вероятную угрозу, но кругом все было по-прежнему: суетливые люди, звенящие колокольчики над дверями лавок, заунывная музыка…

И тут он увидел. Это был человек в толпе. Он никуда не шел, ничего не покупал, ни с кем не говорил, а просто стоял в центре людского потока, а посетители пассажа омывали его будто камень, который не сдвинуть с места. Глядел этот человек именно на них: на Бенни Трилби и на дядюшку, а затем он перевел медленный немигающий взгляд и наткнулся на взгляд Джаспера. Мальчика будто что-то кольнуло. Он повернулся, чтобы обратить на происходящее дядюшкино внимание, но стоило ему лишь на мгновение потерять незнакомца из виду, как тот исчез в толпе, словно его и не бывало. Людской поток будто проглотил и переварил таинственного наблюдателя. Джасперу стало жутко. По-настоящему жутко.

- А что же другие ограбления?- спросил меж тем доктор Доу.- Есть общие черты с ограблением на Неми-Дрё?

- Другие ограбления?- Бенни Трилби уставился на доктора через свои громоздкие очки и попытался состроить недоумение на лице.

- Да. Те, что произошли в Льотомне. Серия ограблений банков.

- А, те ограбления.- Репортер прищурился, взгляд его стал жестким и настороженным. Теперь уж в нем появилось что-то новое – кажется, неподдельная заинтересованность.- Полицейские не обратили внимания на упоминания о других ограблениях.

- Еще раз: мы не полицейские.

- Отдаю похвалу вашей внимательности. Все верно. В газетах высказывалось предположение о том, что ограбление у Ригсбергов – это очередное ограбление в серии проникновений в банки Льотомна.

- И я полагаю, у вас и ваших коллег были какие-то основания так считать?

- А что вы скажете, если я сообщу вам, что в Льотомне ограбили один за другим за довольно короткий период времени пять банков? И что почерк грабителей идентичен: неизвестно как проникли, неизвестно как скрылись с деньгами, исчезнувшая дверь хранилища и дыра в полу, оканчивающаяся тупиком.

Доктор и его племянник переглянулись, и Бенни Трилби поймал этот взгляд.

- Постойте-ка. Кажется, вы не особенно-то и удивлены.- Он широко улыбнулся, обнажив кривоватые зубы.- Я хочу извиниться за мои чрезмерно поспешные выводы касаемо вас, господа.

- Что же это были за выводы такие?

- О, ничего хорошего, ничего хорошего! Но я уже отбросил их как несостоятельные. Упрямые полицейские ищут грабителей в Габене. Они и слушать ничего не стали о Льотомне, мол, это случилось где-то там и нас это не касается… Но вы, очевидно, другое дело. Что ж, в стране невежд и дураков даже один задумчивый взгляд – это знак того, что не все потеряно. Кхм…- газетчик встрепенулся.- Что-то мы слишком отклонились от темы. Собственно, я поделился с вами имеющимися у меня сведениями, ваш черед: мой эксклюзив! Я весь внимание!

Доктор Доу сцепил пальцы и уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, когда Джаспер его перебил:

- Вы знаете что-то о Машине Счастья?- выпалил мальчик. В этот момент он явственно ощутил, будто сидит рядом с накаленной печью. Дядюшка был крайне недоволен его вопросом.

- Что?- удивился Бенни Трилби.- Что еще за машина?

- То есть, не знаете,- резюмировал Джаспер.- А имя Реймонд Рид вам что-нибудь говорит?

- Джаспер,- раздраженно прервал племянника доктор, но Бенни Трилби заметно оживился:

- Это подозреваемый? Он имеет какое-то отношение к грабителям? Как он связан с банком?

Репортер молниеносным движением извлек из кармана блокнот и карандаш и принялся поспешно заносить в него новые данные.

- Мистер Трилби,- начал доктор,- боюсь, это непроверенные сведения и…

- Вы не забыли, с кем разговариваете?! Я люблю все непроверенное! Я – сама непроверенность!

- Мистер Трилби,- уже жестче проговорил доктор.- Вам все еще нужен эксклюзив?- увидев лихорадочное кивание, он продолжил: - Раз так, я сообщу вам кое-что. То, чего пока что не знает никто. Но есть небольшое условие. Пока что ни о чем в газете не писать, с третьими лицами не обсуждать, вам ясно? Слишком поспешное обнародование того, что я вам сообщу, может, помешать расследованию. А банкиры Ригсберги вряд ли останутся довольны, если из-за вас они упустят грабителей. Вы понимаете меня?

- Да, разумеется,- поспешно ответил Бенни.- Отложенная печать. Это обычная практика. Я, знаете ли, не страдаю болезненной нетерпеливостью, как мой шеф. И знаю, что удачный момент для публикации новости ничуть не менее важен, чем сама новость. Итак-итак…

- У нас есть подозреваемый,- сообщил доктор Доу.- Мы полагаем, что Ригсбергов ограбил тот же самый человек, что ограбил и банки в Льотомне. Также вам будет любопытно узнать, что он по-прежнему где-то здесь, в Тремпл-Толл, и все это время был здесь, прятался под самым носом у Ригсбергов. Также мы знаем, что у него есть сообщники. Он провернул ограбление не в одиночку.

- И все?..- разочарованно протянул Бенни.- Это я и так все знал. Новость дня просто! Вы меня обманули! Хитроумные вымогатели! Обвели вокруг пальца! А я тоже хорош: рот разинул и…

- А еще его зовут Фредерик Фиш, он прибыл в Габен в день туманного шквала на поезде «Дурбурд» и все эти дни до недавнего времени жил в апартаментах Доббль. Он носит полосатое пальто и летает по городу на механических крыльях. Это смахивает на эксклюзив, мистер Трилби?

***

- Я ненавижу тебя! Это ты во всем виноват!- кричал мальчик.

Кромешно-черная высокая фигура возвышалась над ним, словно башня; полы пальто трепетали на ледяном порывистом ветру. Мальчик лежал на спине на тротуаре, а тяжелая глубокая тень мужчины зловещим пятном падала прямо на его лицо. Лицо, искаженное страхом и ненавистью.

Лицо человека в черном, в свою очередь, было меловано-белым, на нем двумя непроглядными кляксами темнели тени под глазами. Кожа будто натянулась на кости, да так что даже рот из-за этого слегка приоткрылся – показались краешки белоснежных зубов.

- Что?- железным голосом проскрежетал он.- Это я виноват? Это ты – жалкий, неблагодарный мальчишка! Испортил мне жизнь! Все было безупречно, пока ты не объявился на пороге со своим жалким чемоданом! Моя жизнь пребывала в порядке – нерушимое расписание, четкое следование, надежность. Никаких неожиданностей, все просчитано, все… идеально! Ты – песчинка в стекле! Ты – это крупица, попавшая в рану и обросшая тканью поверх. Гниющая где-то внутри и дожидающаяся своего часа, чтобы отравить весь организм. Так глубоко проник, что тебя не выкорчевать!

Говоря все это, высокий человек в черном склонился над распростертым на земле ребенком, словно готовясь изрыгнуть изо рта фонтан смолы.

Мальчик поднялся на ноги, сжал кулаки и злобно поглядел исподлобья на мужчину. Его взлохмаченные волосы скрывали левый глаз, но ненависти в одном лишь правом хватало с избытком.

- Лучше бы я остался у бабушки, а не у тебя, после того, как они умерли!

На это человек в черном едва слышно проговорил:

- Лучше бы тебя доставили в приют, а не ко мне. Жаль, что в Тремпл-Толл их совсем не осталось, иначе я, не раздумывая, уже отправил бы тебя туда вместе с твоей несносностью.

Мальчик уже приготовил отповедь, но так и не придумал, что ответить, и принялся набирать во рту слюну, чтобы плюнуть в человека в черном. Тот не стал этого дожидаться – развернулся на каблуках и двинулся к стоявшему у тротуара кэбу. Бросил на ходу:

- Изволь сесть в экипаж и больше ко мне не обращаться.

- Больно нужно!- ответил мальчик и последовал за ним к кэбу.

Он так сильно хлопнул дверцей экипажа, садясь в салон, что едва не вылетели стекла.

- Эй, потише!- рявкнул кэбмен и толкнул рычаг. Экипаж тронулся и влился в уличное движение Неми-Дрё. Вскоре он затерялся среди точно таких же кэбов, утонул в густых серо-бурых тучах дыма. А на тротуаре будто бы остались две тени: распростертая на земле и другая – высокая и словно бы пожирающая первую…

- Ты это видел?- с ухмылкой спросил Монтгомери Мо и убрал от глаз бинокль.

- Еще бы!- поддержал Кенгуриан Бёрджес и опустил свой.

И хоть из-за расстояния и площадного шума, они не услышали ни слова, суть они уловили прекрасно.

Бёрджес и Мо стояли в корзине воздушного шара, пришвартованного к аэро-бакену с рекламной вывеской «“Ригсберг”. Ваши деньги здесь». Заняты они были слежкой и наблюдением. Особое внимание оба уделяли чернеющему зданию банка и, разумеется, от них не могла укрыться ссора, разразившаяся у его главного входа.

- Эй, гляди-ка!- ткнул локтем приятеля в бок Мо, лишь только знакомая высокая фигура в цилиндре с саквояжем в руке в сопровождении мальчишки показалась из высоких дверей банка.

- Никак наши старые друзья!- подтвердил Бёрджес.

И верно: по ступеням вальяжно спускался этот несносный доктор, а за ним семенил его мелкий прихвостень-племянничек. В первое мгновение то, что они появились из банка, вызвало у обоих наблюдателей бурю раздражения, разочарования и злости: они прекрасно поняли, что именно делала там эта парочка. Вряд ли таким уж чудесным образом совпало, и они вдруг решили открыть счет в банке – по всему выходило, что они также шли по следу грабителей. Они снова сунули нос в дела полиции! Но то, что произошло следом, весьма удивило обоих констеблей, но при этом утешило их и здорово обрадовало.

- Мышиная свара котам на руку,- усмехнулся Мо.

- На лапу,- уточнил Бёрджес.

- Нет, «на лапу» – это другое.

- Но ведь у котов лапы.

- Неважно,- раздраженно перебил Мо.- Суть в том, что пока эта парочка грызется между собой, мы их обставим только так!

Да, доктор Доу и его мальчишка (Мо не помнил его имени) расследовали ограбление, но что-то у них явно пошло не по плану. Ссора была просто отвратительной и весьма бурной – немудрено, что она пришлась обоим наблюдателям по вкусу.

Когда докторский кэб растворился в уличной толчее, Мо и Бёрджес вернулись к наблюдению за площадью, но больше, кажется, ничего любопытного не происходило. Блуждающие фигурки людей, старающиеся обходить даже тень, которую отбрасывало здание банка, блошиная возня возле редакции «Сплетни», лунатики у пассажа Грюммлера. Все как всегда… Скука…

При этом оба джентльмена были изрядно злы. Они устали, проголодались, а еще горбун Тумз вечно суетился, и от него нестерпимо воняло лежалой дохлой кошкой. Бёрджес, который просто ненавидел каждое мгновение своего пребывания в воздухе, отсчитывал минуты до того счастливого момента, когда он, наконец, снова ступит на твердую землю. Что касается Мо, то он и сам уже сотню раз успел себя проклясть за идею вести расследование с воздушного шара.

- Когда там этот твой торгаш прилетит, Тумз?- спросил толстяк.

- Думаю, через полчаса…- горбун замолчал и почесал щетинистый подбородок кривыми нестриженными ногтями.- Ну, или завтра…

Бёрджес издал что-то нечленораздельное и снова уставился в бинокль. Он принялся разглядывать окна кондитерской «Засахаренные крыски мадам Мерро». Там как раз выставили на витрины свежие пирожные, и слюни у него во рту устроили наводнение.

Новая процедура, а именно «метод инкогнито» принес обоим констеблям весьма неожиданные и местами очень неприятные последствия. На первый взгляд это было не сильно заметно… хотя, постойте-ка – это было заметно именно что с первого взгляда: расквашенный нос толстяка Мо с торчащими из ноздрей клочками ваты и свежий синяк под глазом у Бёрджеса свидетельствовали о том, что сегодняшний день прошел для них не так уж и просто и совсем не так, как задумывалось.

Привыкшие действовать нагло и бесцеремонно, без своей формы они чувствовали себя словно голышом – совершенно беззащитными и почти бессильными противопоставить что-то грязным выродкам и различного рода вертлявым из трущоб Саквояжни, и, в частности, с берега канала.

Поднявшись в воздух, первым делом переодетые констебли направили шар мистера Тумза на запад, где в небе над улицей Граббс располагался наблюдательный пост № 18.

Старый аэро-диспетчер Брикк ютился в небольшой и тесной корзине одноместного воздушного шара, пришвартованного к аэро-бакену. Помимо него там расположились ряды сигнальных труб и ламп семафоров для регулировки полетами – даром что груши на клаксонах отсырели, сами трубы проржавели, а половина ламп и вовсе была неисправна. Старый Брикк являлся официальным лицом из Департамента воздушного сообщения и носил форму – кутался в длинную шинель, на голове его криво сидела фуражка с ржавой кокардой ведомства.

С Брикком было несложно. Он сам и его пост выглядели так, словно их отправили кому-то почтой еще в прошлом веке, но посылка затерялась, и ее распечатали только сейчас. Кажется, старику просто забыли сообщить, что он уволен, и он ежедневно как по часам поднимался на эдакую высоту и сидел тут бессменно до самой ночи. Ни в его докладах, ни в нем самом Департамент воздушного сообщения явно не нуждался, но сам он считал свою службу неимоверно важной и нужной. Старику на вид было никак не меньше восьмидесяти лет, но держался он молодцевато – шинель застегнута на все пуговки, глаза горят, подбородок по-чиновничьи вскинут.

Предварительно посигналив в клаксоны и получив такой же ответ, Тумз подлетел к посту № 18, и толстяк Мо, перекинув блок-замок через клюз, пришвартовал к нему воздушный шар.

Старый аэро-диспетчер выпятил грудь и, прокашлявшись, браво провозгласил:

- День добрый, господа! Чем Ведомство контроля полетов и Департамент воздушного сообщения могут быть вам полезны?

Старик был знаком с мистером Тумзом, и относился к нему с явным подозрением. Это сразу же проявилось на его сухом потрескавшемся из-за длительного нахождения на ветру лице.

Аэро-диспетчеру было доступно сообщено о цели появления, и сперва он даже пытался спорить и отнекиваться, объясняя нежелание выдавать какие-либо сведения посторонним лицам служебной тайной. Но две угрожающие рожи с подлетевшего воздушного шара одной лишь своей, мягко говоря, экспрессивной и недружелюбной мимикой сделали его намного сговорчивее. Старику не оставалось иного выхода, кроме как подтвердить, что в указанные день и время он пребывал на своем посту у аэро-бакена и видел человека на крыльях, появившегося со стороны площади Неми-Дрё и пролетевшего мимо.

- И что, Ведомство не требует докладывать о подобных случаях?- спросил Мо.

На что старик тяжко вздохнул:

- Я-то, конечно, доложил, но мне там никто не поверил. Сказали: «Не выдумывай, Брикки», и на этом дело закончилось. А мне что, больше всех надо?

- И куда летел этот человек?

- Да кто ж его знает-то? Вдруг за покупками в бакалейную лавку? Время такое, что ж! Вот в мою молодость…

- Только давай без этого занудства!- прервал старика Мо.

- Да, никому не интересна твоя молодость, старик,- поддержал Бёрджес.- Куда летел человек на крыльях?

- Мне не сообщалось,- оскорбленно проворчал аэро-диспетчер.

- Направление!- рыкнул Мо.- У тебя здесь столько приборов, неужели ни один не выдал хотя бы в какую сторону тот летел?

- Отчего ж, я сверился по датчикам и все подробно занес в журнал.- Старик перевернул пару страниц и провел засаленным пальцем по листу в поисках нужной записи.

Мо нетерпеливо вырвал у аэро-диспетчера тетрадь и, игнорируя возмущенный бубнеж, нашел нужное время и прочитал вслух:

«13 часов 23 минуты. Человек на управляемых механических крыльях (вне аэростата). Направление движения: восток (17/19 с поправкой на 24). Скорость: 25,31 узлов. Высота полета: 98-102 фута. Поправка данных, учитывая погодные условия (предливневый дождь II степени), составляет 7-8 делений. С поста согласно установленному положению было просигнализировано неизвестному штурману проблеском. Получил ответ – человек приподнял цилиндр. Нахождение в зоне видимости – 1 минута 16 секунд. Положение: стандартное (тревожное?)».

- Не солгал – довольно подробно,- заметил толстяк.- И куда он летел, по-твоему?

- Были тучи. Но летел он в сторону канала.

- Ты ведь из Департамента, старик, есть мысли о штуковине, на которой он летел? Где он мог приземлиться?

Аэро-диспетчер Брикк часто-часто поморгал, поправил фуражку и задумчиво проговорил:

- Я незнаком с конструкцией данного летательного механизма, не знаю его технических параметров, и посему не могу просчитать место приземления, я не знаю, предусматривает ли данный механизм ускорение, есть ли у него двигатели и может ли он зависать в воздухе. Я не успел разглядеть рулей высоты, рулей направления и элеронов. Я вообще мало, что успел рассмотреть…- Старик протянул руку за тетрадью, но грубый человек с красным лицом и потеющим двойным подбородком не спешил ее возвращать.- Все, что я могу сказать… Пххх! Очень странная штука! И явно опасная, чтобы рискнуть на ней полетать… Я не видел дымного следа. Может быть, это планер. Но я сомневаюсь в этом. Я даже представить не могу, что заставляет эту штуковину держаться в воздухе и слушаться команд. Похоже на орнитоптёр, но…

- Это еще что такое?- нахмурился Бёрджес.

Старик в первое мгновение подивился невежеству этих господ, но с ответом не замедлил:

- Орнитоптёры когда-то состояли в летном парке Департамента, но их уже давно нет. Говорят, у кого-то с Набережных остался старый махолет, но, может, враки это все. У этих механизмов есть крылья, как у вашего летуна. Официально в списках департамента рабочих моделей не значится. Но в Уиллабете они есть, да в Льотомне и, насколько мне известно…

- В Льотомне, говоришь?- прищурился Мо и опустил глаза в журнал полетов.- Что значат цифры 17/19 с какой-то там поправкой?

- Это уточнение направления. Градусы.

- Градусы? Это еще что такое?- удивился Бёрджес.

- Что-то научное,- отмахнулся Мо.- И куда уточняют эти градусы?

- Надо сверяться с картами,- начал было старик, но увидев угрожающий блеск в глазах этих неприятных типов, поспешил добавить: - Охват между улицами Харт и Файни – без изменения направления это отрезок в квартал.

- Файни, значит?- Мо не смог сдержать самодовольную улыбку.

Старик поднял с головы фуражку и протер вспотевшую лысину платком, после чего вернул убор на место.

- Подумать только…- сказал он со смесью одновременно неодобрения и восхищения,- летают, и без аэростатов! Вот времечко-то… Где это видано! Исчез как и появился – шмыганул в тучу. Я сходу решил было, что померещилось – из-за согревательной настойки, вы понимаете? А зачем вы его ищете?

- Не твоего ума дела.

- Да, не суй нос.

Грубые любопытствующие вернули аэро-диспетчеру журнал, отшвартовались и последовали дальше, по следу сбежавшего с крыши апартаментов Доббль Фиша.

…У Мо был план, и сведения от старика Брикка подтвердили кое-какие его ожидания. Мысленно толстяк уже потирал руки и едва ли не представлял себе Фиша в кандалах, понурого и несчастного. Сам же он при этом стоял рядом с ним и одаривал проходимца оплеухами и колкими замечаниями. Но на деле все оказалось куда сложнее…

Когда они подлетели к темно-красной кирпичной башне, вырастающей из здания пожарной части Тремпл-Толл на улице Файни, и Тумз попытался причалить к швартовочным мосткам, из рупоров вещателей, установленных под черепичной кровлей, раздался злой и недовольный голос, почти полностью тонущий в скрипе и шуршании помех. И все равно понять, что голос велит им убираться прочь, пока не получили хорошую трепку, не составило труда.

На что Бёрджес и Мо громко заявили, что они являются представителями закона, на какой-то момент выйдя из своих образов, и ткнули в большое круглое смотровое окно башни свои полицейские жетоны. Только тогда им позволили причалить к швартовочным мосткам и войти в рубку через овальный шлюз, предназначенный для прибывших по воздуху.

Несмотря на наличие больших смотровых окон, рубка оказалась темным и мрачным местом. Вдоль всех стен шли панели с различными приборами и датчиками. Напротив каждого иллюминатора была установлена оптическая система наблюдения за городом. Сюда же вела батарея раструбов срочной пневмопочты. По центру круглого помещения располагался спуск на лестницу, огражденный блестящими бронзовыми перилами.

Дежурным пожарным в рубке оказался неприятный тип средних лет с лицом, которое в своей квадратности и угловатости, могло бы поспорить с квадратностью и угловатостью лица Бёрджеса. Разумеется, у пожарника имелись форменные усы (куда же без них). Темно-красный мундир с бронзовыми пуговицами сидел внатяжку на широкой массивной груди, из-под полированной до блеска каски на незваных гостей с порога устремился неприязненный взгляд, а руки в белых перчатках сжались в кулаки.

С пожарными у полицейских были весьма натянутые отношения. По правде сказать, служащие Пожарного ведомства полицейских презирали, а полицейские, в свою очередь, видели в них серьезную угрозу. Все ухудшалось тем, что даже судья Сомм благоволил пожарным и многое им прощал: однажды те потушили его апартаменты еще до того, как огонь успел нанести серьезный ущерб, чем заслужили благодарность обычно такого неблагодарного человека, каким был господин судья. Полицейские же поговаривали, что сами пожарные и подожгли те апартаменты, и все это был хитрый план, чтобы выслужиться. Так это, или нет, точно никто сказать не мог, но вели себя с тех пор обладатели красных мундиров и медных касок так, словно служащие Дома-с-синей-крышей им не указ.

Вот и этот пожарный с порога грубо и резко осведомился, что им понадобилось, и присовокупил ко всему этому недоверчивый, подозрительный взгляд: на констеблях не было формы – это его смутило.

Мо потребовал немедленно вызвать наверх брандмейстера Роберта Кнуггера, и дежурный пожарный нехотя перевел какой-то рычаг на панели, не отводя пристального взгляда от посетителей. Где-то в глубине здания, в нескольких этажах под наблюдательной рубкой, зазвенел колокольчик.

Вскоре наверх поднялся упомянутый брандмейстер, весьма раздосадованный тем, что ему пришлось куда-то тащиться неизвестно зачем.

- Ну, здравствуй, Кнуггер,- усмехнулся Мо.

В летах, но весьма бравый брандмейстер, обладатель расчесанной волосок к волоску пепельной шевелюры и пышных седых усов, недоуменно уставился на толстяка, после чего хмурое и раздраженное выражение его лица изменилось и стало выражением лица человека, вынужденного заедать перченую кашу сырой жабой.

- Бээнкс,- протянул он.- Что тебе здесь нужно?

- Да вот, пролетал мимо,- сообщил констебль.- Решил заглянуть в гости.

Бёрджес знал, что у Мо с брандмейстером Пожарного департамента Кнуггером старые счеты. Они жили по соседству, на одной улице, а у каких соседей нет старых счетов? Мо частенько жаловался напарнику на этого вальяжного и самодовольного увальня, перед которым лебезят все дамы с их улицы, в то время, как самого Мо они все поголовно (он проверял) презирают и старательно не замечают. Ну и что, что Мо подложил некоторым из них под дверь дохлых кошек, но они ведь заслужили: не отвечали на его знаки внимания. Так что же, из-за этого теперь предпочитать ему этого широкоплечего и статного – фу, как будто подобная атлетичность кому-то может действительно нравиться! – пожарника в идеально сидящей темно-красной форме?! К тому же, Мо очень не любил красный цвет и искренне не понимал, как он в принципе может кому-то нравиться.

- Что на тебе напялено?- спросил Кнуггер.- Впервые за одиннадцать лет вижу тебя не в форме. И где, скажи на милость, твой этот дурацкий шлем? Потерял, небось?

- Это у меня-то шлем дурацкий? Уж кто бы говорил!- Толстяк кивнул на блестящую каску дежурного пожарного. Бёрджес хохотнул в кулак.- Мы действуем инкогнито,- важно добавил Мо.- И мы здесь по делу.

- Полицейскому делу?

- В определенной мере.

- Определенной?- скривился брандмейстер.- И что это должно значить?

- Что мы сейчас, вроде как не констебли, разве не ясно?- проворчал Мо: мол, всем постоянно приходится разжевывать.- Действуем… неявно.

- Исподтишка?

- Скорее, скрытно.

- То есть я никому не должен говорить, что… гхм… парочка констеблей заявилась ко мне, потому что здесь вроде как и не было никаких констеблей, верно?- прищурившись, поинтересовался Кнуггер.

- Именно.

- Это я и хотел услышать.- Пожарный кивнул, и ни с того ни с сего вмазал Мо прямо в нос чугунным кулачищей. Тот пошатнулся. Перед глазами все поплыло. Нос был разбит, две тонкие струйки крови текли из ноздрей.

- Ах ты тварь!- заорал Мо, а Бёрджес, сжав кулаки и набычившись, двинулся на брандмейстера.

Дежурный пожарный резво выхватил из-за пояса короткий багор и вышел вперед, намереваясь защитить своего командира. При этом он взялся за рукоять длинного рычага, над которым был установлен тревожный рупор. Пожарный поглядел на брандмейстера выжидающе, не велит ли тот вызвать в башню подмогу. Но Робберт Кнуггер, весьма довольный собой, поднял руку, останавливая его.

- Что ты себе позволяешь, Кнуггер?!- зажав руками нос, проскулил Мо.- Ты только что врезал служителю закона! Ты поплатишься!

- Что? Какому еще служителю закона?- состроил недоумение на лице брандмейстер.- Здесь нет никаких служителей закона. Я прав, Бонни?

Пожарный Бонни кивнул, присовокупив широкую довольную ухмылку.

- Я этого так просто не оставлю… Тебя ждут…

- Ты ведь не просто так сюда заявился?- перебил Кнуггер.- Тебе что-то нужно было? Говори и проваливай! Вы и так здесь торчите дольше положенного – и то, только потому что у меня был недурной бифштекс на обед, и я очень добрый. Но ваша вонь уже начинает меня порядком раздражать. Потом целую неделю после вшивых бульдожьих фликов проветривать рубку!

Мо пребывал в слишком уж смятенных чувствах, чтобы что-то сообщать. Бёрджес взял слово:

- Вчерашний полдень. Мы ищем человека, который летел на механических крыльях. Он должен был пролетать неподалеку. Ваши дежурные должны были его заметить.

- Хм… было такое. Облачный шмыглец. Бонни, кто дежурил?

- Грубиян Билли.

Бёрджес поморщился: если эти два мерзавца вовсе не грубияны, то что же это за такой Грубиян Билли.

- Куда он летел?- прогундосил Мо.

- В сторону канала летел.

- Точнее?

- Вроде бы, в направлении моста Гвоздарей, но кто его знает.

- Мост Гвоздарей, значит,- подытожил Бёрджес.

Брандмейстер Кнуггер сложил руки на груди.

- Еще что-то? Или может быть, провалите, наконец?

- Ты мне еще за нос ответишь, Кнуггер,- прорычал Мо.

- Ну, посмотрим-посмотрим,- усмехнулся пожарный.- Ты знаешь, где меня искать…

На этом дела констеблей в пожарной части были закончены, и они вернулись на воздушный шар. Завидев исходящего кровью носом Мо, горбун-штурман расхохотался и продолжал хихикать всю дорогу – несмотря на угрозы.

Направление вырисовывалось. След был четким. Переодетые констебли знали, куда им следует держать курс дальше. Оставалось надеяться, что на следующем посту странного летуна не проглядели.

Путь до моста Гвоздарей усложнился тем, что поднялся ветер, и Тумз принялся ворчать. Воздушный шар стало мотать, а Бёрджес, зеленый и трясущийся в приступе морской (воздушной) болезни, сжимал пальцами борт корзины, ежесекундно сдувая и надувая щеки. Пару раз его стошнило за борт.

Мо презрительно на него косился и похрустывал переносицей, пытаясь вставить нос на место. При этом он припомнил все знакомые ему ругательства и составил из них едва ли не поэму ненависти, посвященную пожарному брандмейстеру Кнуггеру и всем его красномундирным прихвостням. Жертвой красноречия Бёрджеса, в свою очередь, стал Фиш, ведь не вздумай тот заделаться птицей, они бы сейчас здесь не торчали.

- Он прячется в Фли, сомнений быть не может,- заявил Бёрджес, выбрав момент между парой желудочных судорог, на что Мо со значением хмыкнул:

- Можем поспорить. Что ему там делать?

- А мне почем знать?

- Нет уж,- покачал головой Мо.- Я думаю, он где-то здесь, в Саквояжне. Схоронился в какой-то дыре, дожидается, пока страсти не улягутся и все о нем не забудут. Нашел дураков! Хотя откуда ж ему знать, что у полиции хорошая память?

- Господа!- кашлянул из-за своих штурвалов горбун Тумз.- Мы возле канала.

Шар преодолел последнюю крышу крайнего ряда домов, и констеблям открылся черный грязный, походящий на длинную-предлинную лужу Брилли-Моу. В сероватой дымке вдали, на противоположном берегу, простирался Фли с его узенькими улочками и тесно стоящими домами.

Блошиный район и окрестности канала были весьма опасным местом, и сюда констебли предпочитали не соваться. На берегу всем заправляли различные банды, и даже у достопочтенного судьи Сомма здесь не было никакой власти. Очень удачно вышло, что Бёрджес и Мо действовали инкогнито, поскольку синий мундир и полицейский шлем не просто вызвали бы ненужное внимание, а скорее всего стали бы гвоздем программы в унылой и однообразной жизни местных. Помнится, Доббс из Пуговичного переулка однажды забрел сюда, изрядно набравшись в «Колоколе и Шаре», так на него спустили всех здешних собак, и это далеко не образное выражение: у доктора из лечебницы даже закончились нитки, когда его заштопывали.

- Держи ухо востро, Бёрджес,- сказал Мо и крепче сжал футляр с гарпунным ружьем, в глубине души понимая, что если что-то случится, то оно ему не слишком поможет.

- Нет причин для паники,- пробубнил в ответ громила и сжал кулаки, хрустнув костяшками.- Заодно разомнусь после тряски и вихляния в этом наперстке.

- Куда прикажете?- спросил Тумз.

- Правь к Блошиному маяку!

- Будет исполнено,- хрипнул горбун и повернул штурвал.

Шар обогнул аэробакен с вывеской-указателем «Добро пожаловать на Брилли-Моу!» и поплыл над хмурыми заброшенными фабриками. Пропеллеры то и дело глохли, Тумз то и дело ругался, но при этом постоянно оправдывался перед пассажирами, что «с винтами такое бывает» и «не стоит переживать» – кажется, даже сам аэростат не хотел туда лететь.

- Что-то не похоже на то, чтобы Фиш тащил с собой мешки с деньгами,- негромко, чтобы не услышал их штурман, проговорил Бёрджес, и Мо покосился на него, как на умалишенного.

- Разумеется. Он ведь не дурак. Он их где-то припрятал. Он и его эти мерзкие гремлины. Вероятно, коротышки сторожат денежки в каком-то тайном логове.

- Что будет, если Шнырр их обнаружит и заодно найдет награбленное? Он уж точно не упустит возможность прибрать все к рукам.

- Этого не случится.

- Ты так уверен?

- Хм.- только и выдал Мо, после чего отвернулся. Он кое-что знал такое о Шнырре Шнорринге, что совершенно точно не позволило бы ему сыграть против них.

- Меня больше заботит этот докторишка,- сказал толстяк.- Он сунул нос в это дело – как бы не опередил нас.

- Гм.- Бёрджес недобро ухмыльнулся.- У меня появилась идея.

- Только давай без этого,- проворчал Мо.

- Нет, ты послушай… Мы ведь уже знаем, чего от него можно ожидать, так? История с Черным Мотыльком. Он переиграл нас.

- И что?

- Он пронырливый и слишком уж умный – этого не отнять, но знаешь что? Никакая пронырливость и никакой ум не помогут тебе, когда ты едешь на велоцикле, а кто-то засовывает тебе палки в колеса. И вот ты уже никуда не едешь, а просто падаешь…

- А ты прав! Никогда не думал, что скажу это, но хорошая идея, Бёрджес. Нужно придумать, как сбить с пути доктора и немного подпортить ему жизнь. Беда в том, что он ест с руки у господина комиссара. Ну, или господин комиссар ест у него с руки – так просто не понять. Слишком уж он наглый, этот доктор Доу. Ладно, это мы решим.

Мо поглядел на Бёрджеса и рассмеялся – напарник закрыл нос шарфом, у него даже глаза заслезились от стоящего в окрестностях канала запаха: а когда-то тот, помнится, уверял его, что мерзким запахам его не сломить. Все же у того, что треклятый Кнуггер дал Мо в нос, была одна положительная сторона: он не чувствовал эту вонь…

На Блошином маяке констеблям подтвердили, что видели «странного летуна» под дождем, и он якобы приземлился где-то в районе пакгаузов. Никто никуда не сообщал, потому что отслеживать различные странности по эту сторону канала не входит в обязанности служащих Департамента. Смотритель маяка рассказал Бёрджесу и Мо, что приземление неведомого летуна вышло не из мягких: его крылья скрежетали, они дымились, оставляя за собой два длинных сигарных следа. Очевидно, он хотел перебраться через канал и затеряться в Фли, но что-то сломалось в его этом странном механизме.

Тогда Бёрджес и Мо направились к указанным пакгаузам. Они велели Тумзу приземлиться в неприметном тупике у заброшенной шляпной фабрики «Кори и К°» и дожидаться их там, после чего, прихватив гарпунные ружья и мешок с сетью Бёрджеса, отправились на ловлю «этой наглой болтливой птички».

Оказавшись на твердой земле, Бёрджес еще какое-то время инстинктивно пытался удерживать равновесие и постоянно спотыкался. Более привычный к полетам Мо шагал увереннее, но вел он себя осторожно, подозрительно косясь по сторонам и вслушиваясь в ворчание за бурыми кирпичными стенами.

Местные не особо обращали на них внимания. Здешние обитатели походили на земляных червей, и их, кажется, вообще ничто не волновало, кроме их непонятных дел. Казалось, у них даже язык был свой собственный – они не договаривали одно слово, начиная говорить уже следующее, не делая ни расстановок, ни пауз. Выяснить у них какие-либо сведения было попросту невозможно. Поэтому переодетые констебли решили действовать по старинке, как их учили: стандартный поиск беглеца подразумевал методичный и неукоснительный обыск всех помещений и закутков, в которые требуемая личность гипотетически может забиться.

Бёрджес и Мо принялись рыскать по заброшенным складам, но так никого и не отыскали, зато едва не стали жертвами нападения гигантских крыс, лишь чудом не провалились в канализацию, неосторожно ступив на гнилые доски, а Мо перепачкал костюм в какой-то мерзкой липкой зеленоватой слизи. Настроение у констеблей, и без того не слишком благодушное, с каждым обшаренным складом, с каждым пустующим чердаком и подвалом становилось все хуже.

Наконец, они наткнулись на выглядевшую заброшенной буксирную станцию, раскинувшуюся на берегу. Она была ограждена высоким забором, над воротами висела ржавая вывеска: «Крамборген».

Констебли проникли на территорию станции, и с удивлением обнаружили, что она не заброшена. В окнах лодочного сарая горел свет, а из труб курился дымок. У причала стояло старенькое суденышко, на борту которого так же было выведено: «Крамборген». На берегу неподалеку, завалившись на борт и зияя пробоинами в зеленом днище, ржавел еще один буксирчик, всем своим видом походящий на дохлую рыбу.

В первое мгновение Бёрджесу и Мо почудилось какое-то шевеление в иллюминаторах его кособокой надстройки, но всем их вниманием сразу же завладел старик в вязаной докерской шапочке и дырявом пальто. Огромной совковой лопатой он перегружал разномастный мусор и хлам из громадной кучи в тележку на тонких рельсах, которые вели прямиком на причал. Судя по всему, этот хлам должен был пойти на растопку паровой машины.

Стариком с лопатой оказался сам хозяин станции, некий мистер Уортон, личность крайне недружелюбная. Незваных гостей он встретил нахмуренными бровями, снующей из стороны в сторону щетинистой челюстью и подозрительным взглядом. Когда он узнал, что посетители не намерены арендовать его суденышко, а заявились с расспросами, он велел им убираться, спотыкаясь на ходу и черпая одутловатыми глупыми физиономиями уличную грязь.

Бёрджес и Мо подступили к старику вплотную. Бёрджес состроил самую зверскую рожу из своей коллекции зверских рож, а Мо посоветовал мистеру Уортону не пыжиться, иначе его самого сейчас отправят в тележку с мусором для растопки, а затем и в топку. И тогда старику не оставалось ничего иного, кроме как ответить на вопросы этих господ.

Мистер Уортон отвечал лаконично и больше скрежетал зубами. Ни о каком человеке в полосатом пальто, прилетевшем на берег на механических крыльях, он, мол, и слыхом не слыхивал и видом не видывал.

Бёрджесу и Мо подобная совершенно недружественная беседа не понравилась, и толстяк велел напарнику поучить лодочника манерам. И все же как следует проделать свою излюбленную часть процедуры у них не вышло. Громила Бёрджес едва схватил старика за грудки, как тут же откуда ни возьмись явилось подлинное безумие в лице невысокой, но очень бойкой молодой женщины с взлохмаченными волосами – под слоем угольной пыли угадывались огненно-рыжие пряди.

Констебли не успели даже понять, откуда она появилась – кажется, выбралась из надстройки буксира на берегу. В моряцком бушлате и штанах, в грубых здоровенных башмаках и замотанная по самый нос полосатым шарфом, эта женщина явно восприняла незваных гостей пресными и вознамерилась как следует всыпать каждому перцу.

- Пошли прочь, мерзавцы!- кричала она.- Пустите его! Папа!

- Нет, Гилли! Уходи! Уходи!- старик по-настоящему испугался и попытался прогнать дочь, но не тут-то было.

Бёрджес недоуменно обернулся к женщине, и тут же ее крошечный кулак с невероятной силой вонзился ему в глаз, так что громила выпустил ворот пальто мистера Уортона и сам едва не рухнул на землю. После чего она набросилась уже на обоих незваных гостей. Напор и воля этой женщины настолько смутили и выбили из колеи не ожидавших подобного констеблей, что они и не заметили, как их вытурили за ворота буксирной станции.

- И больше не возвращайтесь!- раздалось из-за ворот.- Или я спущу на вас своего ручного спрута!

Мо грязно выругался в ответ, но со станции ему никто не ответил.

- Ладно, пойдем…- сказал он и двинулся было прочь, но Бёрджес застыл, пораженно глядя в пустоту прямо перед собой.- Чего застыл? Двинулись!

- Эта Гилли…- пробормотал напарник, на что толстяк раздосадованно махнул рукой:

- Ой, да ладно. Пошли, говорю тебе. Пора возвращаться к шару. Еще по дороге заглянем к Меррику. Вот честно, не хотелось этого делать, но выбора у нас, кажется, не осталось…

К сожалению, мистер Меррик, один из местных бандитских вожаков, запутал все лишь сильнее. Соваться к нему вообще было рискованно: он вел дела напрямую с сержантом Гоббином, и Мо пришлось проявить весь свой талант лжеца, чтобы уверить злобного, покрытого с ног до головы шрамами, бандита, что они здесь по приказу господина сержанта, и что ему, Меррику, потом зачтется. Мистер Меррик сходу потребовал у Мо отпустить из застенка Дома-с-синей-крышей одного из его приспешников, на что переодетый констебль вынужденно дал свое согласие.

Тогда мистер Меррик предложил им вернуться через пару часов, и когда эти самые два часа прошли, сообщил все, что ему удалось выяснить: согласно имевшимся у него сведениям летун на механических крыльях так и не покинул Тремпл-Толл. Но и на этом берегу Брилли-Моу его не обнаружили. К огорчению мстительного Мо, главарь банды сказал, что и на станции «Крамборген» его тоже нет – старик и его дочь не стали бы рисковать и прятать у себя незнакомца, которого ищет сам мистер Меррик. В любом случае, его люди перевернули станцию вверх дном и никакого следа присутствия там чужака не обнаружили.

Все это было очень странно. Человек, прилетевший к каналу на механических крыльях, словно растворился в воздухе. Конечно, в тесных закоулках возле Брилли-Моу можно было затеряться так, что не отыщешь и с собаками-ищейками, но мистер Меррик заверил, что раз он никого не нашел – значит, здесь никого нет – в этом ему можно было верить. Посему выходило, что Фиш как бы и приземлился и в то же время не приземлялся в Тремпл-Толл. Констебли были вынуждены удалиться ни с чем.

Они вернулись на воздушный шар и снова поднялись в небо над Габеном. Продолжили поиски с воздуха, разглядывая в бинокли подошву канала и прибрежные строения.

Мо долго ломал голову над этой загадкой, но ни к чему путному прийти никак не мог. Помимо прочего, еще и Бёрджес отвлекал его и донимал своей восхищенной болтовней на тему Гилли Уортон с буксирной станции. Кажется, она не просто дала ему в глаз, а как следует потопталась по его сердцу. Все это не вызывало у Мо ничего, кроме ярости. А когда он велел напарнику заткнуться и не мешать думать, тот стал заваливать его абсурдными и глупыми предположениями о том, куда мог деться Фиш.

Чтобы проверить одно из них Тумзу пришлось опустить свой старенький аэростат очень низко, и он едва не зачерпнул воды, когда они пытались протиснуться между стропилами разрушенного Носатого моста, под которым, согласно предположению Бёрджеса, и мог затаиться их беглец. Мол, Фиш носатый, и мост тоже – Носатый. Несмотря на весь скептический настрой, Мо не мог не проверить данную теорию – разумеется, связь с носами была исключительно нелепой, но Носатый мост был превосходным укрытием – этого не отнять. Что ж, как и следует понимать, под мостом никого не оказалось.

- Куда же он делся?- все бормотал себе под нос толстяк.- Куда же он запропастился? Как чужак, прибывший в город едва ли не позавчера, смог с такой легкостью залечь на дно?

- Я понял!- Бёрджес вдруг важно вскинул палец.- В том-то все и дело! Он залег на дно! Буквально! Он не в Саквояжне и не в Фли, так? Что остается? Канал! Конечно, канал!

- Мы пролетели над каналом. Там негде укрыться, а баржи и буксиры также в ведении Меррика, он знал бы, если бы там кто-то схоронился.

- Да нет же! Он залег на дно! Конечно, мы его не увидели с воздуха, ведь он внизу! Там! На дне!

- Послушай себя! Ты полагаешь, что он под водой?

- Именно!

- И как ты это себе видишь?

- Не знаю,- смутился Бёрджес.- Может быть, он сел в субмарину и… погрузился…

С каждым новым словом сомнения самого Бёрджеса крепли все сильнее. Мо лишь качал головой. Злость, копившаяся в нем с самого утра, грозила прорваться всесметающей бурей, а это было опасно, учитывая, что они находились в воздухе…

- Нам просто нужно перекусить,- заметил Бёрджес, и Мо, уж было открывший рот, чтобы заткнуть этого несносного болвана, вдруг понял, что напарник прав.

- Да,- сказал он.- Пора возвращаться в город. Нужно признать: Фиш ускользнул…

- …Когда там этот твой торгаш прилетит, Тумз?- спросил толстяк примерно через час, когда они пришвартовались к аэро-бакену над Неми-Дрё.

- Думаю, через полчаса…- ответил горбун-штурман.- Ну, или завтра…

Но здесь удача решила смилостивиться над несчастными голодными констеблями, и вскоре торговец на небольшом воздушном шаре с вывеской «Берганни. Обед для воздухоплавателей» подплыл к ним со стороны Заморочного рынка. Из десятков труб небольших кухонек вырывались клубы пахучего дыма, из-за чего и Бёрджес, и Мо едва не рухнули в голодный обморок, а когда выяснилось, что у мистера Берганни есть пирожки с рыбой, счастью обоих констеблей не было предела. Они купили по два пирожка с рыбой, два пакета жареных каштанов, пару печеных яблок в сахаре и две бутылки желудевой настойки. Тумз многозначительно покашлял, и тогда пассажиры сжалились и купили ему пирожок с грибами и склянку угольного эля.

Это был настоящий пир, особенно после всех сегодняшних тягот воздушного путешествия и блуждания по трущобам. Настроение Бёрджеса и Мо значительно улучшилось, и они смогли перевести дух и как следует изучить папку с делом, которую специально для Мо втихаря из Дома-с-синей-крышей вынес констебль Дилби, полагая, что таким образом вернет старый долг, наивный.

- Мы ведь сегодня больше не вернемся к Брилли-Моу?- с надеждой спросил Бёрджес.

- Еще чего,- ответил Мо.- С меня хватит этих гадостных мест.

- Займемся другой зацепкой?

- Именно.

- А что Фиш?

- Знаешь, я тут подумал, что никуда он не денется. Ему ведь нужно забрать свои денежки, так? Вот у них мы его и сцапаем.

- Осталось только их найти.

- И кое-кто нам в этом поможет…

Бёрджес усмехнулся и сказал:

- Не стоило этому мерзавцу натравливать на нас свою мерзкую таксу.

- Да уж, не стоило.