О носах и замка́х

Часть I. Глава 1. Странная находка.

О носах и замка́х.

Роман о чудаке, невероятном происшествии и изготовлении счастья.

Часть первая. Носатый.

Глава 1. Странная находка.

Мадам Брижитта Леру жила в Саквояжном районе, сколько себя помнила. И жила она не у какой-то чопорной площади Неми-Дрё или у Чемоданников – она обреталась возле канала Брилли-Моу, у Хриплого моста.

О таких говорят, что они соседствуют с блохами, поскольку даже в хмурую погоду с берега можно частенько увидеть здоровенных блох Фли, прыгающих по крышам трущобного района по ту сторону канала. Что ж, мадам Леру многое могла рассказать об этих самых блохах. Как, впрочем, и о чем угодно другом: ей и вовсе лишний повод поговорить был не нужен.

Мадам Леру, несколько широкая как в кости, так и во всем прочем, обычно одевалась скромно и чинно, как и подобает порядочной женщине. Бордовое, расшитое цветочным узором платье досталось ей от матери, но все еще было вполне ничего. Мадам хоть и не была богата, но в модных веяньях считала себя сведущей – вон, какая у нее шляпка! Ну и что, что потертая, ну и что, что перья пообтрепались. Можно подумать, если бы у старьевщика мистера Бо была шляпка получше, она бы ее не купила. И вообще, отстаньте от ее шляпки – у нее и так настроение хуже некуда.

Частично из-за боа, которое было на ней сейчас вместо привычного шарфа.

Еще перед выходом из дома, обматываясь им, мадам Леру считала, что надеть его – это хорошая идея. Это было просто прекрасное боа – из голубиных перьев: она сама наловила на него голубей, лично их общипала. Но прохожие как-то странно на нее косились, и постепенно ей стало казаться, что выглядит она в нем глупо.

Мадам Леру повсюду таскала с собой корзину, какие носят швеи, но назвать ее швеей было бы не совсем верно. Она была заплатницей: ставила заплаты, пришивала пуговицы, штопала то да сё. Но при этом намного больше времени, чем она проводила с иглой в руках, ей приходилось бродить по Тремпл-Толл в поисках заказчиков.

Был уже вечер, смеркалось, у нее устали ноги, и это также ухудшало настроение. Сегодняшний день выдался крайне долгим и невероятно утомительным. Сперва мадам доставила мисс Уотерс и мисс Чикк, ее компаньонке, миленькие заштопанные платьица, после был литейщик мистер Реббин с его старым бушлатом, затем грубиян-кэбмен мистер Боури с протертыми штанами, ну а последним она посетила простуженного почтальона мистера Уигли (пришить пуговицы на жилетку и поставить заплату на шинели). Раздав починенные вещи, мадам Леру обошла окрестности Рынка-в-сером-колодце, узнавая у жильцов, не нужны ли кому ее услуги. И вот теперь ее корзина была заполнена работой на новую бессонную ночь, но прежде чем отправиться домой, мадам нужно было еще кое-куда заглянуть. Она уже буквально слышала ворчание целый день голодавшего мистера Леру, ее старого отца, но ему придется подождать ее еще немного…

Мадам шла, никого не трогала, как вдруг к ней пристала какая-то девчонка на шумных и дымных паровых роликах:

- Вы не подскажете, где здесь тупик Кривых Толок?- спросила она и вместо того, чтобы остановиться, как нормальный человек, принялась колесить вокруг мадам Леру, задымляя заплатницу и вызывая у нее морскую болезнь.

- Может быть, Кривых Полок?- раздраженно уточнила мадам Леру, хоть и не имела ни малейшего представления ни о том, ни о другом тупике.

- Да нет же,- отвечала девчонка.- Кривые толки… которые ходят… вроде сплетен!

- Ничего подобного не знаю. Здесь ничего такого нет!

- Ум… благодарю,- ответила девчонка и унеслась прочь.

Мадам Леру недовольно глядела ей вслед. То ли разносчица, то ли посыльная из лавки, решила она. Вот в ее молодость девушки подобным не занимались – у них были уважаемые профессии, вроде чесальщиц одеял, безжалостно изгонявших блох и клопов, или тех же заплатниц – что может быть важнее и благороднее, чем противостоять сквознякам, заделывать прорехи, штопать дыры. Да если бы не гордые заплатницы и штопальщицы, весь город походил бы на жуткое-прежуткое решето.

После девчонки на роликовых коньках ей встретился улыбчивый пухлый джентльмен. Мадам Леру прекрасно знала, что значат эти улыбочки. Ее старый отец частенько говорил: «Не верь этим улыбочкам, Бриджи. До добра они не доведут». Тот джентльмен лучился с головы до пят – он выглядел неуместно радостным, и это вызвало у заплатницы справедливое раздражение.

В итоге, настроение у самой мадам Леру не то, чтобы совсем уж испортилось, но она к этому была близка и очень надеялась, что его улучшит человек, к которому она шла. И это невзирая на то, что род деятельности этого человека обязывал его нести всем и каждому дурные вести, как тот ворон, что сидит на башенных часах и никак не накаркается. Если задуматься, у этого господина было много сходства с вороном: вечно хмурый, да еще и постоянно носит черное…

Мадам Леру свернула с улицы Фили на улицу Худых Ставен, а оттуда – в переулок Трокар.

Серые двухэтажные домишки с чернеющими круглыми окнами чердаков утопали в сухом плюще, будто в клубах волос. На одной крыше, точно нелепый парик на свихнувшемся судье, громоздилось несколько этажей разномастных дощатых птичников. На другой ржавело древнее летательное устройство, в пустых иллюминаторах которого проглядывали сонные кошачьи морды. Двери, что выходили в переулок, стояли тесно, будто в очереди – квартирки за ними ютились небольшие, узкие.

Мадам нужна была пошарпанная вишневая дверь с цифрой «7» на бронзовой табличке, по обе стороны которой раскинулся розарий – ночной кошмар хорошего садовника: путаные стебли и мизантропические бутоны, раздражающе кровавые на фоне бурых листьев и длинных, в палец, шипов.

Заплатница подошла к двери и, поудобнее перехватив корзину, постучала в дверной молоток. Открывать никто не спешил, и, ожидая, мадам Леру успела нацепить одну благоприятную мину, после чего отвергла ее как чрезмерно фривольную и легкомысленную, а затем надела другую мину, которая, по правде, выглядела еще легкомысленнее, чем предыдущая.

Наконец раздались шаги, дверь отворилась, и на пороге показался высокий джентльмен с бледным лицом, одетый безукоризненно, пахнущий – мадам Леру едва сдержалась, чтобы не ахнуть в голос – так же великолепно. Идеально симметричные воротнички, скупые движения и запах кофе. Это был доктор Доу, мужчина высоконравственный, крайне благовоспитанный и исключительно не подходящий для местных трущоб. Доктор Доу будто бы сошел со страниц какой-то книжки – так разительно он отличался от прочих мужчин в Саквояжне, которые попадались мадам Леру на глаза. И тут она могла сделать исключение – она была бы нисколько не против его улыбки. Беда в том, что – и все это знают – доктор Доу никогда не улыбается. Мадам Леру полагала, это как-то связано с его грустными серьезными мыслями.

- Добрый вечер, мэм,- поздоровался доктор, бросив пытливый взгляд на посетительницу и удостоив отдельным вниманием ее голубиное боа, после чего пропустил заплатницу в дом: - Я так понимаю, вас привело ко мне что-то срочное.

Мадам Леру спорить не стала, несмотря на то, что дело ее особой срочности не имело.

Доктор провел посетительницу по узкой лестнице наверх, в свой кабинет, прикрыл за ней дверь и сел за стол.

- Что вас беспокоит, мэм?

- О, доктор! Я ничем не больна! У меня прекрасное, прекрасное самочувствие! Вы только поглядите на этот здоровый румянец.

Румянец мадам Леру походил скорее на… багрянец, что в понимании доктора здоровым не являлось.

- Если вы ни на что не жалуетесь, могу я узнать цель вашего визита, мэм?- тем не менее спросил он.

- Конечно-конечно!- Мадам Леру взгромоздила на стол перед доктором свою корзину и подняла крышку.- Полюбуйтесь-ка, господин доктор!

В корзине аккуратной стопочкой была сложена разномастная одежда, которая могла принадлежать весьма экстравагантному существу, если представить, что всю ее носил один человек: дамское платье, мужской картуз, костюмная жилетка, что-то, что, видимо, являлось, доктор был не уверен, чулками…

- Если вы намеревались меня смутить, мэм, то…

- Ой, прошу прощения!- мадам Леру всполошилась.- Вы же так ничего не увидите!

Она поспешно достала из глубины корзины сверток – судя по запаху, внутри была протухшая рыба – развернула его и выжидающе улыбнулась.

- Что скажете, доктор?

Доктору Доу предстало нечто странное и с некоторой стороны даже тошнотворное. Перед ним лежало дохлое существо и, признаться, ему никогда прежде не доводилось видеть ничего подобного. Худощавое тельце, хрупкие на вид ручки и ножки, голова сидит на тонкой, с большой палец самого доктора, шее. При этом существо, кем бы оно ни было, являлось обладателем длинного горбатого носа (в крупных, размером с пуговичный пенни, ноздрях виднелись склизкие желтые сопли). Глаза у существа были выпучены, зрачки уставились в одну точку.

Судя по запаху, крошечное создание было мертво уже больше двенадцати часов. Вывалившийся на тонкую впалую грудь раздувшийся черный язык намекал на то, что оно стало жертвой либо отравления, либо удушья.

- Что это такое?- спросила мадам Леру, затаив дыхание.- Какая-то странная кошка?

- Но у этого существа ведь совсем нет шерсти.

- Не знаю, какая-то больная кошка… Вот я и подумала, что вам, господин доктор, стоит это увидеть – вдруг, оно заразное.

- Расскажите, при каких обстоятельствах вы обнаружили существо?

Мадам Леру тут же погрустнела.

- Я нашла его утром. В таком вот неподобающем виде! Должно быть, эта кош… это, как вы выразились, существо, влезло в открытую форточку и так забралось в дом. Оно спрыгнуло вниз и разбило стоявшую на подоконнике милую куколку, которую я купила в подарок Эбби, дочери моей кузины.

Доктор увидел крошечные пылинки и влипшие в кожу мертвого существа крохкие камешки, которые при ближайшем рассмотрении оказались осколками крашеного фарфора – части куклы, понял он.

- Я очень обеспокоена, господин доктор!- продолжала мадам Леру.- Сперва лысые кошки, потом эти… черви из…- она испуганно прикрыла рот ладонью,- вы и сами знаете, откуда. Это вызывает тревогу! Простым добрым женщинам, вроде меня, в этом городе с каждым днем становится все страшнее жить! А эта кукла… прекрасная кукла, которую я купила у мистера Бо! Она была такой миленькой и совсем новой! И Эбби будет так горевать, когда я ей расскажу, какой красивой была эта фарфоровая малышка! Ох, у нее были такие чудесные локоны, такой милый костюмчик, а ее румяные щечки! Остались одни осколки…

Доктор Доу не слушал причитания женщины. Не отрывая взгляда от странного существа на столе, он взял тонкий шпатель для языка, при помощи которого осматривал гортани пациентов, и аккуратно поддел им черный язык крошечного мертвеца, приподнял его, заглянул под него. Мадам Леру едва не стошнило.

- Мистер Бо, который продал вам куклу,- задумчиво проговорил доктор,- это старьевщик из Слякотного прохода?

- Он самый. Мистера Бо все знают.

- Откуда у него новая кукла?

Мадам Леру поджала губы – ей показалось, что доктор усомнился в ее словах.

- Я не понимаю…

Доктор Доу поднял голову и поглядел на нее, словно впервые увидел – странная находка заняла все его мысли.

- Простите, мэм,- сказал он.- Размышления вслух.

- Ничего-ничего, господин доктор,- махнула пухлой рукой мадам Леру.- Так как вы думаете, оно заразное?

- Боюсь, я смогу это определить лишь после вскрытия, мэм. Если хотите, можете поприсутствовать.

Доктор поднялся на ноги, взял с хирургического столика на колесиках скальпель и выразительно поглядел на женщину. Та вздрогнула.

- Ой, что вы, что вы, господин доктор!- Мадам Леру поспешно накрыла корзину крышкой, подхватила ее и двинулась к двери.- Я не хочу вас… эээ… обременять. Вы ведь расскажете мне все, когда закончите?

- Конечно, мэм. Я провожу вас.

Доктор бросил еще один любопытный взгляд на мертвое существо на столе и покинул кабинет следом за мадам Леру…

***

Джаспер Доу сидел у себя в комнате на кровати и читал один из выпусков журнала «Роман-с-продолжением», главный герой которого, ловкий авантюрист, путешественник, археолог и пилот биплана мистер Суон, как всегда, с блеском выходил из очередной неурядицы, вставшей у него на пути. В эти мгновения он как раз завис над пропастью, а его альпеншток, воткнутый в щель в отвесной скале, был единственным, что соединяло его с твердой поверхностью. Рука в кожаной перчатке начала соскальзывать с рукоятки альпенштока, и мистера Суона постигло запоздалое осознание того, что коварная мадам де Норре смазала ее маслом. При этом, даже вися над пропастью, он не мог не восхититься злокозненной изобретательностью и находчивостью этой прекрасной во всех смыслах женщины. Рука мистера Суона сползает все ниже и ниже, до края рукоятки остается уже меньше дюйма, мышцы на руке мистера Суона напрягаются, как корабельные канаты, пот стекает по его лётным очкам, он вот-вот сорвется…

Джаспер поднял голову и устремил взгляд в окно. Он часто так делал. Прерывал чтение на самом пугающем и остром моменте – давал герою небольшую паузу, а себе – возможность придумать, каким именно образом спасся или выкрутился бы он сам, попади он в подобные обстоятельства. Что ж, сейчас на ум ему приходил только гарпунный пистолет в ременной петле, но он помнил, что в прошлой главе коварная мадам де Норре перерезала заправленный в катушку пистолета трос. Джаспер пытался вспомнить, надел ли мистер Суон свой любимый кожаный рюкзак с парашютным куполом, который не раз его спасал, но то ли он не обратил на это внимания, то ли автор намеренно оставил эту подробность в тайне, поскольку о парашюте никак не вспоминалось…

Джаспер сделал глубокий вдох и вновь опустил глаза на страничку журнала.

«Рука мистера Суона уже почти-почти соскользнула…

Из крон растущих поблизости деревьев выпутался не предвещающий ничего хорошего порыв ветра. Он понесся к висящему на скале мистеру Суону, и в нем нашему герою послышался злодейский смех мадам де Норре. Этот роковой порыв должен был оборвать очередное приключение и саму жизнь славного путешественника, но тут…»

- Джаспер!- раздалось вдруг из-за стены.- Джаспер! Зайди ко мне в кабинет!

Джаспер тяжко вздохнул и подумал: «А что будет, если я не отвечу? Может, дядюшка решит, что меня тут нет, что я куда-то исчез, и оставит меня в покое хотя бы до конца странички?».

Ответом на его мысли было очередное: «Джаспер!» – и мальчик понял, что никто его в покое оставлять не собирается.

Он нехотя отложил журнал, спрыгнул с кровати и потопал в кабинет дядюшки.

Дядюшка Натаниэль сидел за своим столом. Над его макушкой на длинных гнутых шеях сгрудилось несколько ламп. Они были похожи на любопытных зевак, заглядывающих ему через плечо.

Когда Джаспер вошел, дядюшка поднял голову и сказал:

- Думаю, тебе будет любопытно на это взглянуть, Джаспер.

Мальчик приблизился и уставился на странное нечто на дядюшкином столе. Крошечное голенькое существо глядело будто бы прямо на него своим неживым взглядом, словно ожидая чего-то. Джаспер и думать забыл об оставленном в спальне журнале.

- Предвосхищая твое недоумение и последующие за ним очевидные вопросы,- начал дядюшка,- скажу, что это отнюдь не странная больная кошка и что это создание принесла сюда мадам Леру, которая живет возле канала. У тебя есть какие-нибудь предположения, что это?

- Я не знаю,- сконфуженно ответил мальчик.- Какой-то человечек?

Дядюшка едва не нарушил свою извечную маску холодной строгости непозволительной для него улыбкой.

- Человечек?- он поднял бровь.- Не слишком-то достойное настоящего исследователя определение. Человечек… кхм…

- А что же это тогда?- раздраженно спросил Джаспер. Его всегда злило, когда дядюшка принимался снисходительно занудничать, словно какой-то трехсотлетний профессор, – водилась за ним такая вредная, по мнению племянника, привычка.

- Ну, конечно же, это гремлин,- сказал дядюшка.- Самый что ни на есть настоящий гремлин.

Племянник округлил глаза и склонился над существом на столе, зажав пальцами нос от невыносимой вони.

- Из тех, которые «Ты ведешь себя, как непослушный гремлин!»?- Джаспер припомнил одну из любимых фраз мамы – она говорила ему ее всякий раз, как он отказывался убирать в своей комнате.

- Полагаю, к послушанию или непослушанию сами гремлины не имеют никакого отношения,- продолжил занудничать дядюшка.- Думаю, это как-то связано с тем кавардаком, который оставляют после себя гремлины-вредители. Ну, или дети, разбрасывающие повсюду свои… эмм… как это называется?

- Игрушки,- подсказал с утомленным вздохом Джаспер. В мире Натаниэля Френсиса Доу такое понятие, как игрушки или игры в принципе не существовало. Частенько Джаспера посещала мысль, что дядюшка и вовсе родился на свет уже взрослым, со строго поджатыми губами, в одном из своих кромешно-черных костюмов.

Джаспер проворчал:

- Я и так знаю, почему детей сравнивают с гремлинами. Просто не знал, что вот это,- он ткнул пальцем в существо под лампами,- гремлин. Это же гремлин из тех, которых отлавливают? Которые грызут часы?

- Не только часы.

Прежде Джаспер гремлинов не видел. Слышал лишь, что они в изобилии водятся в окрестностях железных свалок и возле фабрик в Гари, а в Старом центре являются настоящей напастью, ведь питаются они едва ли не всем, что под руку подвернется: обожают гвозди, канцелярские кнопки и шестеренки, пьют машинное масло и керосин, а закусывают мылом и парафином. В Старом центре есть даже специальная служба по отлову гремлинов, но где Старый центр, а где Тремпл-Толл? Если верить тому, что говорят, то гремлины живут глубоко под землей, пользуются своими ходами и умеют очень ловко маскироваться. В любом случае, людям на глаза они стараются не попадаться.

Джаспер с удивлением рассматривал гремлина. Настоящего. Хоть и мертвого. Признаться, представлял он их себе по-другому: это крошечное существо, что бы ни говорил дядюшка, очень походило на человека, в то время как мальчик до сего момента полагал, что гремлины выглядят, как белки с железными зубами.

- Что ты будешь с ним делать?- спросил Джаспер и только сейчас заметил, что на руках у дядюшки – его белые рабочие перчатки.

Доктор Доу закрепил над гремлином увеличительное стекло с выпуклой линзой.

- Я собираюсь установить причину смерти.

- Причину смееерти?- вдохновенно протянул Джаспер.- Я так и знал, что здесь кроется какая-то тайна! Думаешь, его убили? И это как-то относится к коварным выходкам злодеев, желающих остаться неизвестными?

Доктор Доу неодобрительно поглядел на племянника – тот с малых лет обладал тем, что он крайне не приветствовал: богатой фантазией и особой впечатлительностью.

- Вряд ли здесь кроется какая-то тайна, Джаспер,- сказал он.- Мадам Леру опасается, что он умер от болезни. И она желает удостовериться, что эта болезнь, если она имеет место, не заразна. Я не стал ей говорить, что нет никаких свидетельств о том, что гремлинские болезни (о которых науке практически ничего не известно) передаются человеку. Но сам он теоретически мог умереть от какого-то недуга.

- То есть все-таки он умер от болезни?

- Вот я и собираюсь это выяснить. И я надеялся, что ты будешь мне ассистировать.

Джаспер бросил испытующий взгляд на мертвого гремлина – что-то в нем было таинственное, он это чувствовал. Ведь не зря же тот оказался на дядюшкином столе – в том смысле, что не каждый день сюда попадают гремлины. По всем меркам, это было просто выходящее за рамки вон происшествие, и он, Джаспер Доу, ни за что бы себя не простил, если бы упустил возможность поучаствовать. Он не верил, что дело в простой скучной болезни. Это ведь не какая-то миссис Гринуэй с улицы Слив с ее странным кашлем или мистер Брюквинс из мясной лавки с чесоткой – это самый настоящий гремлин!

- Конечно, дядюшка,- сказал Джаспер,- я помогу тебе.

В предвкушении он взял «Тетрадь для вскрытий», карандаш и приготовился записывать…

Вскрытие доктор Доу проводил по принципу самой обычной аутопсии: сперва разрезал грудную и брюшную полости, после чего принялся изымать из маленького мертвеца крошечные, будто бы игрушечные, внутренности. Каждый орган он тщательно осматривал, взвешивал на небольших весах, а Джаспер тем временем под монотонную дядюшкину диктовку заносил в тетрадь их подробное описание:

- Печень – пять дюймов в длину. Вес… две целых четыре десятых унции. Судя по надрезу, она совершенно здорова.

- Кажется, он не был завсегдатаем керосинного паба для гремлинов,- усмехнулся Джаспер.

- Ну, не будем делать поспешные выводы,- как всегда, не понял шутку дядюшка.- Сперва изучим содержимое его желудка. Что у нас здесь? Ага… Сердце – весьма похоже на человеческое, только меньше. Сердце также выглядит здоровым. Вес… ноль целых, восемь десятых унции…

И так далее, и тому подобное. Доктор комментировал под хлюпанье капающей ярко-алой крови, а Джаспер записывал своим идеальным почерком в тетрадь и прерывался лишь на то, чтобы обновить карандашный грифель. Вскрытие не пугало мальчика – он присутствовал на многих хирургических операциях еще тогда, когда дядюшка служил заместителем главного хирурга в Больнице Странных Болезней (родители хотели, чтобы он стал доктором). Его больше огорчало то, что они пока не нашли ничего действительно любопытного, непонятного или хотя бы неоднозначного.

Желудок мертвого гремлина удостоился отдельного внимания дядюшки. Он отметил крайне плотные ткани, а еще желудочный сок, обладающий повышенной жгучестью – тот даже прожег перчатку, и доктор едва успел сорвать ее с руки.

Вскрытие было завершено примерно через час. Доктор Доу уселся в кресло и принялся наблюдать за тем, как Джаспер, прикусив язык от сосредоточенности, зашивает гремлина: племянник не мог поверить, что ему доверили такое важное и ответственное дело.

Вид органов, аккуратно распределенных по баночкам с притертыми крышками, действовал на Натаниэля Френсиса Доу успокаивающе. «Всё на своих местах»,- посетила его мысль.

- Никакой патологии я не обнаружил,- сказал он задумчиво.- Разумеется, я имею в виду патологию, присущую человеку, – кто знает, какие у гремлинов могут быть болезни.

- Тогда что же его убило, дядюшка?- спросил мальчик.- Его же что-то убило, так?

- Пятна на коже, синюшность лица, цвет языка, цвет крови… Я склоняюсь к асфиксии.

Джаспер попытался вспомнить, что это значит. Вроде бы, один из дядюшкиных коллег-докторов из Больницы Странных Болезней частенько ворчал, что галстук, который заставляет его носить супруга, вызывает у него эту асфиксию…

Мальчик понял, о чем речь:

- Он задохнулся?- спросил он.

Доктор Доу кивнул.

- Но я склоняюсь к тому, что асфиксия – лишь следствие. Следствие отравления.

- Отравления?! У гремлина?! Но они ведь едят всякую гадость, гуталин, например, пьют чернила…

- Верно, но отравиться можно еще и ядом. Что-то он точно сожрал.- Доктор Доу кивнул на оцинкованный судок, полный битой фарфоровой крошки, извлеченной из желудка гремлина.- Я проведу анализы для подтверждения, но, вероятно, это было смазано гремлинской отравой. Судя по всему, наш пациент решил угоститься куклой, которую сперва разбил.

- Вот и вся тайна,- грустно сказал Джаспер.- Его просто отравили, чтобы не грыз все, что попало.

Мальчик был разочарован. Он так надеялся, что смерть гремлина стала следствием каких-нибудь загадочных причин! Что его либо отравили заговорщики, либо коварная незнакомка заманила его в свои сети и обвела вокруг пальца, а он, поддавшись на ее чары, был слишком неосмотрителен. И вот он лежит на столе, а убийца передал тем, кто станет его искать, через этот крошечный трупик какое-то мрачное послание, и только они, Джаспер и его дядюшка Натаниэль, могут обнаружить и прочесть это послание. Но на деле все оказалось куда как более грустно, обыденно и неинтересно: гремлин-вредитель просто съел отраву и теперь лежал белый и холодный, а на его груди багровел аккуратненько сшитый надрез «Y».

Все это легко читалось на лице племянника, и дядюшка поспешил его утешить в своей неловкой, грубой манере:

- Ну, Джаспер, не огорчайся,- с ноткой своего коронного высокомерия и целой симфонией обычного занудства сказал он.- Должен заметить, не каждый труп таит в себе загадку. Чаще всего люди умирают так же скучно, как и жили. Кругом обитают сотни бессмысленных существ, которые однажды так же бессмысленно поскользнутся, подавятся, задохнутся, утонут, разобьются, угорят от газа, попадут под колеса кэба, в конце концов.

- Да-да,- грустно сказал Джаспер.- Я понимаю. Но как было бы здорово, если бы этот гремлин оказался частью чего-то большего – какого-нибудь заговора в стиле клуба Заговорщиков мистера Блохха.

- Ну, полагаю, мистер Блохх не стал бы размениваться на такие мелочи, как убийство какого-то гремлина.

- Наверное, ты прав, дядюшка,- вынужденно признал Джаспер.- Что с ним будет?

- Я еще не думал. Скорее всего, он отправится в мусорный мешок.

- Нет!- воскликнул мальчик.- Нужно его похоронить!

- Это же просто гремлин,- сказал доктор Доу.

- Как ты не понимаешь! У него же есть глаза… и нос, и все остальное. Он жил какую-то свою жизнь, и он не должен быть выброшен на свалку.

Дядюшка пристально поглядел на Джаспера. Племянник был очень чувствительной натурой, в чем-то даже ранимой. И пусть он обладал необычно развитой для детей своего возраста способностью к логическому мышлению, все же порой он действовал и мыслил сугубо импульсивно, как самый настоящий ребенок. Но сейчас доктор Доу не мог не признать правоту племянника: гремлин – все же не какая-то крыса, как утверждают рекламные объявления ядовитого раствора марки «Мот. Гремлинская смерть», и доктор Доу убедился в этом лично, проведя вскрытие. Внутри тот имел идентичный человеку набор органов, расположенных в тех же самых местах, выполняющих ту же самую функцию. И спорить с тем, что существу на столе весьма подходило прозвище «человечек», было глупо. Поймав себя на сентиментальной нотке, доктор Доу тут же спохватился, отбросил ее, словно фантик от конфеты, и строго поглядел на племянника.

- Джаспер, ты ведь помнишь, что мы говорили о смертельно больных и умирающих пациентах, когда ты приходил в Больницу Странных Болезней?

- Я помню, дядюшка,- угрюмо отвечал племянник.- Мы не должны принимать все близко к сердцу.

- Верно.- Доктор Доу кивнул.- А гремлин… что ж, я пока что положу его в холодильную камеру, а утром мы похороним его на заднем дворе.

Джаспер поглядел на дядюшку с благодарностью, но мог ли он знать, что еще до утра все резко изменится…

***

Часы пробили девять часов вечера.

Джаспер и доктор Доу сидели в гостиной, доктор пил свой любимый кофе с корицей, а Джаспер – сиреневый чай. Чай этот не отличался приятным вкусом, от него становился терпким язык, а во рту все пересыхало, но дядюшка настоятельно рекомендовал («Без возражений!») его пить. Тут Джаспер спорить не стал и пообещал себе ослушаться дядюшку в чем-нибудь другом как-нибудь потом, когда в этом будет особая нужда. К тому же любимое джасперово печенье «Твитти» заметно компенсировало неказистость чая.

Джаспер уплетал уже семнадцатое по счету печенье, а дядюшка отдавал предпочтение чудесным бисквитам миссис Трикк. Экономка особо расстаралась: бисквиты вышли пышными и как следует просахаренными – просто объедение.

За чаем обсуждали различные странные вещи, вроде Черных Мотыльков, коварных интриганов (в том числе и таинственного мистера Блохха) и, разумеется, гремлинов в корзинах заплатниц.

Словно внося свою лепту в беседу, негромко жужжала любимица мальчика, пчела Клара. Размером с котенка, эта мадам, медленно перебирая лапками и вальяжно шевеля усиками, бродила по столу между чашками и блюдами с угощением.

По мнению доктора Доу, Клара была слишком толстой – Джаспер и миссис Трикк ее постоянно подкармливали, – и все равно пчела то и дело бросала на него бесцеремонные взгляды, требуя бисквит: «Вот ведь наглая сладкоежка!».

Натаниэль Доу заставил себя игнорировать попрошайку, но плохо воспитанная пчела принялась намеренно ступать по ложечкам, звеня ими и привлекая к своей персоне больше внимания. Кажется, она решила вывести доктора из себя. Джаспер же с улыбкой наблюдал за происходящим и мысленно ставил на победу Клары в этом противостоянии.

Во входную дверь раздался стук.

- Кто бы это мог быть?- удивился мальчик, а доктор Доу лишь пожал плечами и отправился открывать, искренне надеясь, что это не пациент – сейчас ему меньше всего хотелось избавлять кого-то от кома в горле, зуда в пятках или ножа в груди.

Поздний вечер принес с собой весьма неприятного джентльмена. Пальто с высоко поднятым воротником, черный костюм в тонкую белую полоску, монокль в глазу и пронзительный взгляд, что выныривает из глубокой тени от полей цилиндра, как из темноты закоулка.

- О, доктор Доу,- сказал гость вкрадчивым голосом.- Как я рад, что застал вас дома!

Натаниэль Доу едва сдержал себя, чтобы не поморщиться.

- Доктор Горрин,- холодно проговорил он.- Разумеется, я дома в этот час. А где мне еще быть?

- Ну, я не знаю. В последнее время у вас столько…- гость на мгновение замолчал и прищурился,- важных дел.

Доктор Горрин был патологоанатом при Габенской Больнице Странных Болезней. Также он служил полицейским коронером и отвечал за все, что было связано с официальным вскрытием человеческих тел в Тремпл-Толл. А еще он будто бы постоянно таскал за собой смерть и разложение. И временами действительно таскал: его не раз и не два просили удалиться из какого-нибудь кафе, когда он доставал из своего саквояжа чей-то плавающий в банке орган, – доктор Горрин не понимал, отчего на него гневаются, ведь он просто хотел изучить «кое-что занятное» между утренним кофе и свежим номером «Сплетни».

Впрочем, доктора Горрина и без того все избегали, стараясь заводить с ним разговор лишь в случае крайней нужды. От него частенько пахло формалином, и иногда он забывал мыть руки после очередного вскрытия. А вишенкой на торте была его скверная привычка «вскрывать собеседника». Временами, говоря с вами, он мог словно бы выключиться, уставившись на вашу грудь, и тогда вы чувствовали оцепенение и неловкость, а еще вам начинало казаться, будто чьи-то невидимые пальцы отворачивают вашу кожу в стороны, как уголки конверта.

Если же вы все-таки выстаивали перед всем вышесказанным, то вас настигал странный черный юмор главного аутопсиста Саквояжного района. Нечто вроде:

- Я, как крошечный, но упорный могильный червячок, все пытаюсь прорыть норку к вашему сердцу, доктор Доу,- с широкой улыбкой сказал доктор Горрин.

При этих словах Натаниэль Доу изобразил на лице глубочайшую досаду. Лично его в докторе Горрине сильнее всего раздражало то, что отчего-то этот человек считал, будто он, Натаниэль Френсис Доу, его близкий друг, притом что все знали: у доктора Доу нет друзей. Навязчивость доктора Горрина вызывала у доктора Доу ноющую боль в висках.

- Я боюсь, сейчас не лучшее время для визита,- сказал он.

- Вы говорите так в последнее время очень часто, доктор,- ответил гость.- А между тем нам нужно кое-что обсудить, и вы прекрасно знаете что. Вы ведь не прогоните вашего доброго друга? Может быть, предложите войти?

Доктор Доу не понимал особой расположенности доктора Горрина к своей персоне, ведь он никогда не давал ему поводов считать, что нуждается в собеседнике. Наоборот, он не раз отвергал притязания коронера самым жестоким образом – будто наглую собачонку, отгонял его как мог от своего с таким трудом выпестованного затворничества. Но доктор Горрин был явно не из тех, кто понимает намеки. Еще он был не из тех, кто умеет обижаться, а уж от таких людей отделаться наиболее сложно.

- О, какой дивный запах!- заметил доктор Горрин и втянул носом воздух.- Кажется, пахнет бисквитами миссис Трикк! Какое чудесное совпадение, а я ведь еще не пил вечерний чай!

Доктор Горрин и прежде частенько напрашивался на чай и к отказам относился снисходительно: «Вы ведь не серьезно! В Тремпл-Толл все знают, что доктор Доу из переулка Трокар – сама душевность и гостеприимность!». Доктор Доу очень надеялся, что никто так не думает, потому что это было злостное вранье, не имеющее к реальному положению вещей никакого отношения.

Глядя, как навязчивый гость вытягивает шею и заглядывает ему через плечо, пытаясь увидеть, что же там еще такого на столе стоит, помимо бисквитов, доктор Доу пришел в ужас. Только не это! Чай в компании доктора Горрина?! Что может быть утомительнее…

- К сожалению, мы сейчас очень заняты и…- начал было доктор Доу, но гость его перебил:

- Вы что, хотите от меня избавиться, как будто я пытаюсь всучить вам шестеренки или спички, или… что там еще продают приставалы-торгаши, стучащие во все двери? Не выйдет!

Натаниэль Доу пристально поглядел на доктора Горрина.

- Что вы сказали?- спросил он.

- У меня действительно к вам очень важное дело,- твердо проговорил гость.- Вы получали мои письма?

- Нет, вы что-то сказали о торговце шестеренками…

Доктор Доу задумался, он словно забыл о топчущемся на пороге докторе Горрине. Он кое-что вспомнил, и это воспоминание его как следует встряхнуло.

- Ну и что… причем здесь вообще шестеренки?- проворчал гость, и Натаниэль Доу очнулся от раздумий:

- К сожалению, у нас совершенно нет времени, доктор Горрин!- сказал он.- Мы сейчас заняты очень срочным и важным делом. Вы буквально застали нас на пороге…- Доктор Доу повернулся в сторону гостиной.- Джаспер, ты уже готов?! Собирайся скорее, мы выезжаем! И поторопись: ты как всегда так долго копаешься!

Изумленный Джаспер показался из гостиной с надкушенным печеньем в руке.

- Мы выезжаем?

Доктор Горрин улыбнулся еще шире и поприветствовал мальчика:

- Здравствуйте, мастер Джаспер.

- Добрый вечер, доктор Горрин.

Натаниэль Доу отметил странный взгляд в глазах гостя, когда тот поглядел на его племянника, и он ему совсем не понравился.

- Давай поживее, Джаспер!- велел дядюшка.- Дело не ждет!

- Дело?

- Наш пациент наверху,- доктор Доу поглядел на племянника так выразительно, как только мог.

- А!- Мальчик засунул печенье в рот целиком и принялся надевать башмаки.

Он догадался, что задумал дядюшка, хоть и не поддерживал его затею. Сбежать из дома, только бы не разговаривать с доктором Горрином? Джаспер считал, что это глупо и как-то уж чересчур по-детски. А еще он этого совершенно не понимал: лично ему доктор Горрин нравился – он был забавным и истории рассказывал чудны́е. Дядюшка был к нему несправедлив. Мальчик догадывался, что хмурый и пасмурный, как прогнозы метеорологической службы, Натаниэль Доу просто боится, что кто-то сможет заглянуть под его раковину, боится хотя бы на мгновение почувствовать себя тем, кого он презирал сильнее всего – человеческим существом.

Доктор Доу тем временем уже надел пальто, взял со столика в прихожей саквояж, без которого он никогда не покидал дома, и потянулся за цилиндром.

- Как обычно, сбегаете,- прокомментировал доктор Горрин.

- Доктор Горрин,- проронил Натаниэль Доу, застегивая пальто.- Давайте вы мне обо всем напишете, мы встретимся и поговорим. Я только разберусь с этим делом…

- Да. Ваш пациент наверху,- сказал доктор Горрин со слегка подтаявшей улыбкой.- Что ж, я буду вас ждать. Было бы неплохо, если бы вы заглянули ко мне в морг. Конечно же, на своих двоих,- уточнил он в своей мрачной шутливой манере.- Как только у вас появится первая свободная минутка.

- Непременно, непременно.

- Дайте слово, что заглянете,- сказал доктор Горрин.- Я знаю, что вы не сможете его нарушить.

- Да-да, даю слово. Джаспер, ты готов?

Джаспер ответил утвердительно, и они вышли за порог. Натаниэль Доу запер дверь.

- Мы отправляемся, дохтор?- раздался хриплый голос.

В переулке Трокар стоял черный самоходный фургон с угольными спицами колес, на боку которого, словно на каком-нибудь омнибусе, значился маршрут: «Ваш дом – станция Морг». Чернильная крыша-гармошка фургона была сложена, а на передке сидел Броуди, служащий больницы.

- Вы что, прибыли сюда на мертвецком экипаже?- угрюмо спросил доктор Доу.

- Да, старушка на Семафорной улице… что-то там с падением с лестницы,- как ни в чем не бывало отвечал доктор Горрин.- Нас вызвали забрать тело. Это же тут, за углом, вот я и подумал заглянуть к вам по дороге – попить чаю, возможно.

Доктор Доу скрипнул зубами – доктор Горрин был неисправим.

- Хорошего вечера,- сказал он и быстрым широким шагом направился в сторону улицы Фили – в противоположную сторону от Семафорной, чтобы доктору Горрину не пришла в голову идея предложить их подвезти. Джаспер попрощался с коронером и побежал следом.

Мальчик полагал, что они дойдут до угла, выждут, когда мертвецкий экипаж уедет, и вернутся, но дядюшка не собирался останавливаться.

- Куда мы идем?- спросил Джаспер.

- Я ведь сказал: у нас дело,- сказал доктор Доу.- Неужели ты подумал, что я шучу?

Джаспер покачал головой – его дядюшка никогда не шутил.

***

Квартал Странные Окна представлял собой беспорядочное скопление весьма неказистых домишек. Кто-то называл его и не кварталом вовсе, а огромным проходным двором – что ж, отчасти так оно и было. Странные Окна – это сущий лабиринт: одни лишь узкие лестницы, тесные ходы и дощатые мостки.

Если вы не из местных, то заблудиться здесь даже днем ничего не стоит, а что уж говорить о темном времени суток, когда по всем Странным Окнам загораются рыжие огни. И вот вы бредете на один из них, как вдруг упираетесь в треснутое зеркало мадам Хенсли, висящее на стене. Идете к следующему – и натыкаетесь на старого полковника Сэдвиша, храпящего у закопченной керосинки на ржавой лестнице…

На номера домов здесь можно не обращать внимания, поскольку они способны запутать лишьсильнее – никакой последовательности в них нет. Вот вы глядите на бронзовую табличку «№ 14», а рядышком с ней, у соседнего водостока, пристроился «№ 4». И куда, спрашивается, подевались все номера между ними? Даже опытному сыщику пришлось бы сильно попотеть, чтобы разыскать пропавшие таблички: одна обнаружилась бы на вершине узенькой, поросшей плющом лесенки, другая – на чердаке дома напротив, еще одна и вовсе притаилась бы у неприметной дверки мистера Хлюппина, которая ведет – куда бы вы думали? – вглубь гигантской, достигающей второго этажа кучи всевозможного хлама.

Да, мебельные кучи Странных Окон – отдельная радость… Огромные гардеробы без дверец, стулья без ножек, худые диваны с мятыми перинами и гнутыми пружинами. Это настолько рухлядь, что на нее не позарился бы даже слепой старьевщик.

Помимо прочего, отыскать дорогу в квартальчике мешают бельевые веревки, натянутые между домами и теми самыми кучами хлама: на них всегда что-то сушится, включая клетчатые панталоны Мегги Уитни, которые непонятно каким чудом всякий раз там оказываются, учитывая, что Мегги умерла пять лет назад…

Вот и человек, как раз хлюпающий по грязи подошвами потертых остроносых туфель, в очередной раз подивился тайне навязчивых панталон, прежде чем нырнуть в самую глубь Странных Окон.

Ему не нужны были фонари, его не могли сбить с толку бельевые веревки и бронзовые таблички с номерами домов – он здесь жил, сколько себя помнил. Из открытых окон и дверей раздавались знакомые голоса, детский смех, плач, неумелая игра на расстроенной скрипке, а миссис Борроу как всегда кричала на своих неугомонных чад – было удивительно, что на эти крики еще не летит пожарный дирижабль.

Туда-сюда шныряли коты и дети, а трехногая псина Карл угрюмо выглядывала из своего домика под лестницей. Порой кто-то обращал внимание на человека, бредущего через Странные Окна, и тогда с ним здоровались, он в ответ желал доброго вечера.

Из дверей кухни дома № 19 полз и клубился дым, пропахший крысиными бифштексами, желудевой настойкой и серым супом. На гвоздиках, вбитых прямо в оконные рамы, вялились мыши и крысы на ниточках, и ни один из местных котов не смел протянуть к ним свою лапку – все они как огня боялись грозную мадам По, никто не желал лишиться ужина.

Кухня мадам По была самым сердцем Странных Окон. А хозяйка – огромная, в пышных юбках и непомерной шали, с висящими на переднике ножами и поварешками – была их душой.

Мадам По являлась очень страстной натурой или, вернее, натурой, страстно переживающей все и вся. Ее могли глубоко задеть и вывести из себя даже скучные рутинные новости, вроде сообщения о подорожании воздушных шариков, а уж если случалось что-то действительно тревожное, она была способна перебаламутить весь квартал. И это при том, что мадам ни с кем, собственно, и не обсуждала эти самые новости, кроме своего племянника Джорджа – просто выходило это крайне громко и исключительно чувственно. Джордж хоть и жил на Вишневой улице, но в Странных Окнах считался своим – он каждый день навещал тетушку и читал ей свежий номер «Сплетни», пока она готовила бесконечные супы, каши и компоты.

Сейчас же новость, которую они обсуждали, вызывала у кухарки вполне логичное возмущение (с примесью любопытства). И верно – событие, о котором шла речь, уже пару дней не сходило с передовиц газет. Кто-то даже называл это новостью века, несмотря на то, что прошло всего ничего.

Разумеется, дело было в дерзком ограблении банка «Ригсберг», и если бы печатные заголовки могли кричать, то многие в Саквояжне непременно оглохли бы от того количества восклицательных знаков, которыми их снабжали щедрые на экспрессию репортеры «Сплетни» во главе с ушлым пройдохой Бенни Трилби.

«Кто это сделал?!!!!», «Сколько на самом деле украдено?!!!!!», «Как ответят Ригсберги?!!!!», «Куда исчезла дверь банковского хранилища?!!!!», «Почему полиция молчит?!!!!», «Банк “Ригсберг” стал всего лишь еще одним банком в череде ограблений банков в Льотомне!!!! Так ли это?!!!», «На что бы вы потратили миллион?!!!!! (мечтательные размышления)», «Приживутся ли новые “прыгающие туфли Карро”? Или это очередной пшик?!!!!»

Что ж, последнее к ограблению банка не имело никакого отношения, просто вопрос новых прыгающих туфель, которые поступили в продажу в дорогих обувных лавках района Набережных, интересовал многих не меньше дерзкого преступления. Но приземленную (во всех смыслах – зачем ей эти туфли?) кухарку не волновали прыжки по городу в новомодной обуви. Ее волновала главная новость:

- Как славно, что у кого-то хватило смелости показать этим Ригсбергам!- пыхтела у своих казанков мадам По.

- Тише, тетушка, вы что?- Джордж был испуган – с этими банкирами лучше не связываться, не стоит и вовсе лишний раз произносить вслух их фамилию.

- А что такое?!- воскликнула бесстрашная тетушка.- Что хочу, то и говорю! Это мой дом и мой квартал!

- Ну, все же не так громко…

- Я их не боюсь!

- А стоило бы!

- Эти банкиры мне ничего не сделают, Джордж!- упрямо заявила мадам По.- Я тебе еще раз говорю: я их не боюсь! И эти милые ребята, укравшие у них миллион и прихватившие стальную дверь от хранилища, судя по всему, тоже! Они доказали, что Ригсберги не такие всесильные, как все думают! Лично я каждого из этих грабителей угостила бы тарелкой своего коронного супа!

- Тетушка!- возмутился Джордж.- О чем вы говорите? Они же злодеи!

- Те, в банке, настоящие злодеи! Или кто-то в Саквояжне с этим поспорит?

- Тетушка!

- Не смотри так на меня, Джордж! Уж не думаешь же ты, что они явятся за какой-то Элинор По в какие-то Странные Окна? Они опасны только для тех, кто заходит в их банк и берет у них ссуду!

Племянник лишь покачал головой. Он знал, что это не так…

Человек в остроносых туфлях, шедший через Странные Окна, услышал их спор еще издалека. У него не было времени читать газеты, но, разумеется, он не мог не знать, о чем именно говорят мадам По и Джордж. Его приятель, воришка-неудачник Бикни, ему уже все уши прожужжал об этом ограблении: все последние дни тот ходил слегка пришибленный, мечтательно рассуждая о том, на что бы он потратил миллион. При этом Бикни совершенно не представлял, сколько же это именно.

- А ты, Артур,- спрашивал приятель,- на что бы ты его потратил?

Артур же неизменно пожимал плечами и отвечал:

- Нет времени мечтать, Бикни.- Или: - Кто будет продавать шестеренки, если я буду думать о несбыточном? У деловых людей, знаешь ли, совсем нет времени на грезы.

Артур Клокворк действительно был очень занят – у него было свое дело, можно даже сказать, целая компания. «Мистер Клокворк и К°» – ее полное название. Каждому любопытствующему предоставлялась афишка:

«Мистер Клокворк предлагает вашему вниманию шестеренки для сборки и ремонта часов, различных заводных механизмов и двигателей. Протезирование. Автоматоны. Прочие цели. Шестеренки почти не ломаются. Почти не истончаются. Качество и долговечность гарантируются “Мистером Клокворком и К°” (город Габен). Наши зубчатые колеса не кусаются!».

Компания Артура Клокворка пока что была еще очень молодым предприятием, и сам он в ней являлся одновременно и директором, и простым клерком. Проще говоря, он продавал вразнос шестеренки, добытые им на механических свалках или на задворках мастерских, бродил со своим крошечным чемоданчиком по Тремпл-Толл, мерз и стаптывал туфли, терпел оскорбления и подчас спасался бегством, но неизменно подходил к делу с широким полумесяцем улыбки и оптимизмом.

Улыбка и оптимизм действовали не всегда – почтенные горожане шарахались от долговязого и худого как жердь скалящегося типа, тычущего им под нос нутро слега тронутого плесенью чемоданчика. Ношеный кривобокий цилиндр, узкое коричневое пальтишко и клетчатые штаны, которые доходили ему лишь до щиколоток, также не играли в его пользу – беда в том, что у него не было другого костюма.

И все же простые обыватели северной части Тремпл-Толл относились к Артуру если не с уважением, то со снисхождением точно. В родном квартале его любили за доброту и милую наивность. Он не побирался, не крал, а честно работал: день ото дня просыпался затемно, собирался и выходил из дому, чтобы вернуться в Странные Окна поздним вечером – и так каждый день, без выходных и праздников. Да, он зарабатывал сущие гроши, но верил в то, что однажды это приведет его к лучшей жизни.

- Добрый вечер, мадам По.- Артур Клокворк приподнял цилиндр.- Как ваши дела? Добрый вечер, Джордж.

- О, Артур!- приветливо улыбнулась кухарка, выныривая из тучи пара, что толчками извергалась из ее старенького громыхающего варителя.

- Как успехи, Артур?- спросил Джордж, пытаясь отвлечь тетушку от опасной банковской темы.- Удачный день? Сколько продали шестеренок?

- Довольно удачный, благодарю,- кивнул мистер Клокворк.- Продал дюжину, выручил целых полтора фунта!

Джордж бросил быстрый взгляд на тетушку, пытаясь скрыть жалость к этому человеку, но тем не менее похвалил:

- Неплохо-неплохо. Главное, чтобы не заявился Бикни с очередной жалобной историей и маячащими за его спиной громилами, которым он задолжал.

Это была правда: Артуру частенько приходилось решать затруднения своего закадычного друга, а тот раз за разом попадал в них, никогда не учась на своих ошибках. Порой случалось так, что бедному продавцу шестеренок приходилось отдавать все, что он заработал за неделю, только чтобы воришку-неудачника не избили до полусмерти. Он никак не мог накопить себе даже на новые штаны.

- Джордж!- укоризненно воскликнула мадам По, посчитавшая, что слова племянника могли оскорбить мистера Клокворка.

- Но ведь это правда!- возмутился Джордж.- Из-за Бикни Артур так никогда и не осуществит свою мечту «Мистер Клокворк и К°. Почтовая рассылка шестеренок»!

Как бы ни хотелось с этим спорить, Джордж был прав. Артур только-только начинал копить на то, чтобы организовать неимоверное, инновационное дело, подобного которому в Габене еще не видывали, как являлся Бикни и опустошал его карманы. А идея действительно была хоть и дерзкой, но весьма перспективной.

Он уже даже отыскал подходящее место для своей конторы – мансарду в доме, выходящем на Угольный проход. К этой мансарде была подведена труба пневмопочты, и старуха, которая там хозяйничала, сказала, что не станет брать с него больше, чем два фунта в неделю. Затруднение заключалось лишь в том, что труба не работала больше двадцати лет, и, чтобы ее подключить, нужно было заплатить три сотни фунтов в конторе Управления Пневматической Паровой Почты Габена и к тому же купить новую капсулу, а она тоже стоила недешево – целую сотню. Помимо этого, требовался также небольшой стартовый капитал, чтобы дать рекламное объявление в «Сплетне», купить бумагу, чернила, конверты, ну и на прочие расходы.

Пока что для Артура это были неподъемные траты, и ближе всего к подключению трубы он был, когда накопил пятьдесят семь фунтов шестьдесят пять пенсов – тогда, помнится, Бикни, убегая по крышам от разгневанных хозяев того, что он там пытался безуспешно украсть, провалился на какой-то чердак и сломал себе обе ноги. Целых два месяца к Артуру не являлись никакие злобные здоровяки, держащие за шкирку болтающегося, как мешок с тряпьем, Бикни. Что ж, кости имеют свойство срастаться, а за Бикни водится привычка танцевать степ на граблях.

- Уверен, все скоро наладится!- невозмутимо улыбнулся Артур Клокворк.- Кажется, я понял, что мне делать…

- И что же?

- Мне нужно где-то найти денег на стартовый капитал, так?- спросил продавец шестеренок. Кухарка и ее племянник согласно кивнули.- И идея у меня хорошая, верно?- Мадам По и Джордж и сейчас ответили утвердительно.- А учитывая, что дело, скорее всего, выгорит, то и риск минимален! Я просто пойду в «Ригсберг-банк» и возьму у них ссуду!

- Нет!!!- в одних голос возопили мадам По и Джордж.

- Почему?- удивленно спросил Артур.

- Банк Ригсбергов – это злосчастное место,- уперев руки в широкие бока, важно заявила кухарка.

- Да, мышеловка,- подтвердил ее племянник.

- Они отлавливают отчаявшихся,- продолжила мадам По.- Горемык, утративших надежду. И обвивают своими щупальцами… Есть мнение, что банк Ригсбергов изобрели в,- она понизила голос до шепота,- в Ворбурге. Говорят, у них там под землей стоят жуткие машины, выжимающие из людей все соки. А по коридорам черного здания на площади Неми-Дрё блуждают голодные твари, питающиеся отчаянием и безысходностью…

- Ну, это просто страшилки,- покачал головой Джордж.- Машин-давилок бояться не стоит. Стоит бояться угодить в трясину бюрократии и паутину займов. У них все продумано – почти никто не отделывается от Ригсбергов, а те редкие счастливчики, которым это все же удалось, до конца жизни жалеют, что вообще с ними связались.

- Но я ведь открою свое дело!- огорченно ответил мистер Клокворк.- Оно станет успешным, и я все возмещу! Что может пойти не так?

- С этого вопроса все беды и начинаются,- авторитетно заявила кухарка.- Но говорят, что должники банка вовсе не отсиживаются в уютненьких камерах долговой тюрьмы Браммл, говорят, что их судьба куда менее приятная.

- И какая же у них судьба?

- Этого никто не знает,- зловещим шепотом проговорила мадам По и, спохватившись, вернулась к своим казанкам – суп выкипал, она совсем заболталась.

- Никогда и ни за что не берите у них ссуду,- заключил Джордж и вернулся на свой стульчик у дверей кухни – он и не заметил, как в волнении вскочил с него на ноги.

- Но ведь есть же и те, кому повезло,- из последних сил продолжал спорить Артур Клокворк.- Мистер Фоуви с улицы Сквозняков, например.

- Мистера Фоуви давно никто не видел,- мрачно сказал Джордж. Я живу поблизости, раньше он каждое утро проезжал мимо моих окон на своем скрипучем велосипеде, но теперь никто не знает, куда он делся. Миссис Кори, его соседка, сказала, что он перебрался к сестре, в Уиллабет. Быть может, и так, но съезжал он глубокой ночью, его сопровождали три хмурых неразговорчивых джентльмена, а внизу ожидал серый «Трудс». История с мистером Фоуви весьма неоднозначная, и, признаюсь, меня всего бросает в дрожь, когда я о нем задумываюсь.

- Ладно-ладно, не буду я брать никакую ссуду,- печально сказал мистер Клокворк и, почувствовав, что его начинает поглощать опасная тоска, попытался сменить тему: - А какие новости в Окнах? Что сегодня здесь было?

Мадам По пропыхтела из облака пара:

- Ой, да много чего! Миссис Торн вернула миссис Гейл клок ее волос, вырванный в памятной драке, и они помирились. Приходил дворник мистер Тоббс. Он сказал, что ему удалось увидеть краешком глаза внука, пока его дочь Мэри не задернула занавески. Что еще было? Ах да, Рыжий нашелся! Представляете, Артур?!

- И где он был?- поразился продавец шестеренок. Любимый кот мадам По потерялся три дня назад, из-за чего она сильно горевала, опасаясь, что кто-то (вероятно, мистер Криперт: уже были случаи) его изловил и съел.

- Он был здесь! Все это время! Негодник весь извазюкался в угольном сарае и ходил сплошь черный – ничего удивительного, что я его не узнала. Что еще было? Ну, конечно! Малышка Милли подняла целую бурю слез и топанья ножками. Кто-то разбил ее новую фарфоровую куклу – залез к ним, швырнул куклу об пол и скрылся. Малышке никто не поверил, потому что дверь была заперта, а окна у них заколочены. Ее мама считает, что она сама разбила куклу и боится признаться. И в самом деле: ведь не через крошечную же кошачью дверку, в которую не пролезет даже сама Милли, кто-то к ним проник. Но Милли утверждает, что это не она и что она слышала чей-то злобный смех. Бедняжка так разнервничалась, что господину доктору пришлось дать ей успокоительные капли и… Ой!- мадам По вдруг встрепенулась и поглядела на племянника.

- Да-да,- Джордж кивнул.- Мы совсем забыли из-за этих разговоров о банке! Артур, доктор Доу из переулка Трокар приходил именно к вам. Он сказал, что подождет вас возле вашего дома. Наверное, он и до сих пор там! А ведь уже прошел целый час!

Мистер Клокворк перепугался не на шутку:

- Доктор Доу?!- воскликнул он.- Именно ко мне?! Только не это! Что-то стряслось! Стряслось с Бикни!

И он ринулся в сторону дома. Джордж воскликнул ему вслед:

- Сообщите нам все, как узнаете! Непременно сообщите!

Но Артур не слышал – он несся по лужам, ловко проскальзывая между висящими на веревках полосатыми простынями и перепрыгивая через гнилые дощатые крышки над люками колодцев.

Вскоре мистер Клокворк уже был у своего дома – небольшого горбатого строения, прислонившегося к двухэтажному сараю-птичнику. В темноте у дверей он различил две фигуры: высокую неподвижную и низкую непоседливую. От одного взгляда на них сердце продавца шестеренок дрогнуло…

Доктор Доу. Таинственный и мрачный джентльмен, о котором мало что на самом деле известно. Его приход предвосхищают слухи и сплетни шепотом, он никогда не улыбается, мысли выражает лаконично, словно заведенный автоматон, всегда появляется в угольно-черном костюме, при нем его неизменный черный саквояж. Он выглядит, как самый строгий из школьных учителей, который поймал вас на шалости и терпеливо ожидает (или, вернее, выжидает), пока вы сами признаетесь. Где бы доктор ни появлялся, всюду он приносил с собой ощущение недосказанности и накручиваемой виток за витком, словно проволока на барабан, тревоги.

Говорят, этот доктор способен излечить все – никто, по крайней мере, не жаловался. И то верно: жертвы неудачных операций, должно быть, и двух слов связать не могут – по причине окоченения языка в ротовой полости.

На деле он действительно способен излечить многое, но только не больную фантазию жителей Саквояжного района. Слухи о нем ходят один чуднее другого: «И как это он так быстро добирается к пациентам? Как будто у него есть специально предназначенная для транспортировки людей труба пневмопочты!», «Почему он живет в Тремпл-Толл, ведь всем очевидно, что это отвратное место ему не подходит, равно как железная стружка в качестве приправы к супу! Как будто он скрывается от кого-то!», «Правда ли то, что доктор частенько пользует различных жутких и зловещих личностей, вроде Бэккера «Души-душителя» Брина или шута Талли Брекенбока?», «Что именно находится в его саквояже? Уж не живые ли щупальца из Ворбурга? Ведь как иначе объяснить то, что доктор Доу словно бы оплел весь восток Саквояжного района, появляясь то тут, то там, предоставляя свои медицинские услуги?!».

Большинство сплетен не имели под собой никакой обоснованной подоплеки и произрастали исключительно из невежества местных жителей, с детства боящихся докторов, ведь доктора, мало того, что носили с собой множество жутких острых штуковин и кошмарных ядов, так еще и являлись вестниками сугубо плохих вестей. Ни один доктор не заявится к вам, не позвонит в дверь, чтобы сообщить с улыбкой: «Вы совершенно здоровы! Поздравляю вас!».

Доктор Доу к слухам о своей персоне относился с легким раздражением, что выражалось в его поджатых губах и утомленности во взгляде. Он искренне не понимал, чем заслужил подобное внимание – еще бы, он ведь не видел себя со стороны: черная тень с бледным лицом, прописывающая людям горечь, шипение, жжение, резню и, разумеется, постельный режим.

Что касается Артура Клокворка, то он хоть и был осведомлен о печальной славе доктора Доу, все же являлся одним из тех немногих, кто не считал его извергом с потаенным и неукротимым желанием открывать людей, как консервные банки. Да если бы не доктор, Бикни бы уже раз семь отправился на тот свет. Но, несмотря на это, во время нечастых встреч он, как и все, ощущал скальпельную холодность докторского взгляда и очень боялся услышать совет избегать соленых сладостей, нервного отдыха, честных полицейских, безутешного веселья и прочих пугающе-абсурдных вещей.

И вот сейчас, подбежав к своей двери, он уже намеревался засыпать доктора и мальчика, стоящего рядом с ним, целым ворохом вопросов, но так запыхался, что выдавил лишь:

- До-о-октор?

- Отдышитесь, мистер Клокворк,- сказал Натаниэль Френсис Доу.- И я бы советовал вам не бегать в потемках – здесь, как вам, должно быть, известно, множество старых люков с трухлявыми крышками. Вы знакомы с моим племянником?

- Добрый вечер, мистер Клокворк,- сказал мальчик.- Меня зовут Джаспер.

На вид Джасперу было около двенадцати лет. Он обладал настолько миловидными чертами лица, что его можно было принять за девчонку, зачем-то вырядившуюся в мальчишеский костюм. Подслушай сейчас Джаспер его мысли, он бы пришел в неописуемый ужас.

Но он не умел читать мысли и поэтому доброжелательно улыбался, что сильно контрастировало с эмоционально никаким выражением лица его дядюшки.

- Да-да, добрый вечер,- наконец выдавил продавец шестеренок и с тревогой поглядел на доктора Доу.- Что с ним? Что с Бикни, доктор?

- Прошу прощения, но причем здесь Бикни?- удивился Натаниэль Доу.

- Вы ведь пришли ко мне, чтобы сообщить…- испуганно начал мистер Клокворк, но доктор его прервал:

- О, нет! Что вы! Бикни здесь совершенно ни при чем. Мы пришли к вам по делу, мистер Клокворк. Вернее, за сведениями.

У Артура слегка отлегло от сердца, но он тут же нахмурился: что еще за сведения он может предоставить доктору Доу, который явился в такое время, лично, да еще и в Странные Окна?

Отметив недоумение продавца шестеренок, Натаниэль Доу спросил:

- Вы помните день туманного шквала? Мы с вами виделись незадолго перед началом бури. Паб «В чемодане». Вы пришли туда вместе с Бикни…

- Если он что-то украл у вас…

- Нет-нет. Меня интересует то, о чем вы с ним говорили, когда зашли в паб. Я понимаю, что прошло довольно много времени, поэтому напомню вам. Вы убеждали Бикни, что видели в Тремпл-Толл гремлина. Говорящего.

Мистер Клокворк сперва решил было, что его разыгрывают, и усмехнулся, но, увидев неизменное угрюмое выражение докторского лица, нахмурился.

- Вас и в самом деле это интересует?

Доктор выражал крайнюю сосредоточенность, Джаспер даже затаил дыхание.

Артур пожевал губами и растерянно проговорил:

- Да, я прекрасно все помню. И разговор – Бикни мне так, к слову, и не поверил! – и того гремлина.

- Значит, мы пришли сюда не зря,- подытожил доктор Доу.- Прошу вас, мистер Клокворк, сделайте одолжение – расскажите, что вы видели и слышали.

Артур на мгновение задумался, собираясь с мыслями.

- Да, гремлин… что ж… Я видел его в тот же день – в день туманного шквала. Часы только что отзвонили полдень. Я хорошо помню, потому что именно в это время я обычно и собираю свою шестеренки. Туман уже сгустился и вообще было довольно промозгло, но я все равно решил прошвырнуться по Шестереночной балке. Там, среди лома, можно отыскать что угодно. Однажды, к слову, я нашел на одной из куч восьмизубое колесико Богвина, а мой знакомый паромеханик, мистер Мунк, утверждает, что он откопал там одну из самых первых моделей часового шумописца и внутри оказалась… что бы вы думали? Нипочем не отгадаете: двухголовая зубчатка Гирра! Редкость редкостная. В общем, я не упускаю ни одного случая там порыться – есть у меня мечта как-нибудь отыскать легендарную звездчатую шестеренку «Ззанрад», о которой грезят все связанные с делом зубчатых колес. Кто знает, может, она тоже там лежит, погребенная в одной из куч…

- Гремлин, мистер Клокворк,- напомнил доктор Доу отклонившемуся от темы продавцу шестеренок.

- Да-да. В общем, я отправился в балку. В тот день на Железном рынке почти никого не было – многие решили не открывать свои лавки из-за шквала (это только компания «Клокворк и К°» работает без выходных). Так вот, я только-только взобрался на одну из куч ржавого лома и даже уже углядел почти нетронутый корпус весьма перспективного автоматона, когда мои планы были жестоко нарушены. Кто-то бросил в меня латунной дредноутовой заклепкой, а вы знаете, доктор, какие они тяжеленные. Увернулся от заклепки я лишь чудом, но от оскорблений и незаслуженных насмешек я уже увернуться не смог. У кучи стояли сыновья господина Когвилла, лавочника с Железного рынка, так сказать, главного конкурента предприятия «Клокворк и К°». Они хотят меня отвадить, как будто шестереночное дело позволено вести только господину Когвиллу в его лавке «Когвилл и сыновья»! Эти дуболомы все время пытаются меня поймать и избить: они считают, что я краду у них покупателей. А я просто честно продаю шестеренки, никого я не краду, понимаете?!

- Да, это крайне возмутительно, мистер Клокворк,- безэмоционально сказал доктор.- Что было после того, как эти невоспитанные господа швырнули в вас дредноутовой заклепкой?

- Не прекращая осыпать меня унизительными фразочками, они полезли ко мне, намереваясь как следует проучить,- продолжил продавец шестеренок.- Они выглядели очень довольными оттого, что я, мол, наконец, попал к ним в руки. Но не тут-то было – я готов к любым неожиданностям и в окрестностях Шестереночной балки всегда заранее присматриваю путь к отступлению: мы уже и прежде встречались с этими недружелюбными парнями. В общем, я столкнул им навстречу лежавшее у моих ног колесо, сбежал с противоположной стороны кучи и бросился прочь, а сыновья господина Когвилла погнались за мной. Пытаясь от них скрыться, я спрятался в трубных рядах. Притаился. Братья Когвиллы пробежали мимо, не заметив меня. Немного выждав, я уже хотел было выбраться, когда неожиданно услышал поблизости голоса. Их обладатели стояли за рядом печных труб, спорили. Один – я его не особо разглядел – джентльмен в полосатом черно-сером пальто – его звали… ммм…- продавец шестеренок сморщил лоб, припоминая,- Фиш, кажется… Да! Точно Фиш! Так вот, этот Фиш пытался успокоить разъяренного собеседника, который, в свою очередь, предстал передо мной во всех подробностях. Он был ростом Фишу чуть выше колена. И это не был какой-то там карлик или ребенок. Нет, это было существо, которое я узнал сразу же, как увидел. Это был гремлин.

- Как вы поняли, что это именно гремлин? Вы их видели прежде?

- Да, у меня был старый справочник по вредителям шестереночного дела, изданный в Льотомне, и там были картинки с гремлинами.

- А у вас еще есть этот справочник?- спросил Джаспер, большой любитель книг.

- Боюсь, что нет,- потупился мистер Клокворк,- было очень голодное время, никто не покупал шестеренки, и я обменял его на пару луковиц у мистера Бо, старьевщика с канала. И хоть я давно не держал ту книгу в руках, я сразу вспомнил иллюстрации и приложенные фотографии. Коротышка, стоявший за рядом печных труб, вне всяких сомнений, был гремлином. И этот гремлин представлял из себя не просто какое-то неразумное, грызущее все подряд создание, нет! Говорил гремлин превосходно, лишь немного картавил. Его голос чем-то напоминал птичье карканье. И имя у него было подходящее… то ли Клапкин, то ли Каркин… я точно не могу припомнить. Но это и не важно! У гремлина было имя! Имя, представляете?! Это все для меня окончательно решило: есть имя – значит, разумное существо.

Доктор Доу с этим бы поспорил: он знал многих обладателей имен и даже фамилий, которые не заслуживали права считаться разумными существами.

- А еще он был – в это совсем сложно поверить, и даже Бикни меня поднял на смех! – одет в костюм, словно какой-то маленький джентльмен. Брючки, сюртук, были даже туфельки и небольшой сигарный цилиндр, не хватало только перчаток.

- Занимательно,- сказал доктор Доу.- О чем же говорил наш картавый друг?

- Он злился. Говорил, что после того, что случилось, больше ничего не станет делать, что это было очень глупо со стороны Фиша допустить подобное. Я так и не понял, о чем он толкует. Гремлин утверждал, что все пошло не по плану с самого начала. Что все предприятие под угрозой, а он не такой дурак. Мол, он прекрасно знает, с кем они связались, и у них нет права на ошибку. Фиш с этим соглашался и как мог пытался успокоить маленького собеседника. Он говорил, что в их деле «когда все идет не по плану – это всего лишь издержки профессии» и что он, гремлин, должен был быть готов к подобному. На что маленький джентльмен сначала разозлился, но почти сразу взял себя в руки и нехотя признал, что собеседник прав. В итоге они сошлись на том, что нельзя бросать дело на половине пути, ведь не зря же они сюда приехали. Гремлин сказал, что он сам позаботится о том, чтобы по глупому следу Фиша на них не вышли. И потребовал для этого какой-то адрес. Фиш пообещал ему, что все выяснит.

Джаспер даже сжал кулаки от волнения. Он не верил своим ушам – неужели он был прав с самого начала? Неужели их мертвый гремлин как-то связан с этим самым гремлином-джентльменом и человеком по имени Фиш, которые задумали какое-то таинственное и рискованное дело?!

- Что было дальше?- спросил тем временем более хладнокровный доктор Доу.- Еще что-то они обсуждали?

Мистер Клокворк задумался.

- Кажется, нет… Ах да!- он вспомнил.- Они собирались идти в лавку «Жидких Металлов Ферро», она тоже находится на Железном рынке. Фиш еще предупредил гремлина, чтобы тот держал себя в руках, когда они там окажутся. Больше я ничего не слышал. Они удалились, а я выбрался из своего укрытия. Вот, собственно, и все. То же самое я рассказал и Бикни, но он мне не поверил! Какой мне смысл все выдумывать? Это же глупо… Обидно, что он не верит.

- Зато мы вам верим. Мы вам благодарны, мистер Клокворк, за ваши подробные сведения.- Доктор Доу достал из кармана два фунта и протянул их продавцу шестеренок.

Тот отстранился, словно ему попытались предъявить оплаченную квитанцию на бесплатный плевок в бедного продавца шестеренок: Артур Клокворк никогда не брал денег, которых не заработал. Он считал, что это неправильно. Поэтому он с оскорбленным видом сморщился и покачал головой, но потом его лицо будто бы озарилось. Он выхватил из подмышки свой чемоданчик, распахнул его и предложил доктору выбрать несколько шестеренок.

Доктор кивнул Джасперу, и мальчик принялся с интересом выбирать по принципу красивеньких и блестящих. Натаниэль Доу же погрузился в свои мысли.

***

Карандашик, поскрипывая, полз по желтоватой страничке блокнота. Над ним раздавалось хмурое, недовольное сопение.

Констебль Бэнкс записывал какие-то совершеннейшие глупости. Он тратил время зря, его настроение было отвратительнее некуда, и впереди все казалось совершенно беспросветным.

- Их у меня было ровно тридцать пять!- сообщили ему.- А теперь только тридцать четыре! Тридцать четыре, вы представляете?!

Констебль записал в блокнот: «34 (было 35)».

В какой-то момент его словно бы выключило – он уставился на написанное и ушел в глубокие раздумья.

Последние дни выдались исключительно гадостными, даже в сравнении с обычной, не сильно-то веселой рутиной. И хуже всего было то, что он должен обращаться с этой несносной старушонкой почтительно и вежливо, иначе, чего доброго, она пожалуется господину сержанту, и тот накажет бедного Бэнкса еще сильнее. Хотя, казалось бы, куда уж сильнее.

Прошлое дело для них с напарником закончилось катастрофой. Нет, убийцу и заговорщика они привели в Дом-с-синей-крышей в кандалах, имелись в наличии даже доказательства его вины, включая чистосердечное признание, но все обернулось весьма непредсказуемым образом. Наивные констебли уже даже отметили в пабе свое долгожданное повышение и новенькие самокаты на паровом ходу, вот только они не учли злокозненности сержанта Гоббина.

Прямому начальнику Бэнкса и Хоппера, сержанту Гоббину, господину неприятному и отталкивающему, не понравились как завершение дела, так и работа его констеблей, ведь это не они вычислили преступника, а постороннее гражданское лицо, возомнившее себя вправе совать нос в дела полиции. И когда Бэнкс с Хоппером заикнулись было о справедливом вознаграждении и поощрении от начальства за раскрытие сложного дела, сержант так побагровел, что подчиненные даже испугались, как бы он не лопнул от ярости. Он так на них орал, что все служащие Дома-с-синей-крышей, включая даже механического констебля Шарки, предпочли благоразумно забиться по углам. Какими только обидными словами не называл он Бэнкса и Хоппера – казалось, в тот момент сержант даже изобрел парочку новых ругательств. Но хуже всего были его угрозы: господин Гоббин обещал, что Бэнкс и Хоппер никогда не получат повышения до старших констеблей и что не видать им паровых самокатов как своих коленок (он этим намекал на то, что они с Хоппером толстые, но это было совсем несправедливо: Хоппер не был толстым, а Бэнкса колени совершенно не интересовали). Сержант кричал, что пусть они радуются, что он не забрал их старые самокаты, а еще он заверил их, что они до скончания века будут торчать у своей тумбы на вокзале, отлавливать станционных воришек и гоняться за крысами в зале ожидания. Мол, отныне их ждут задания лишь плохие и унизительные. И вот, последнее сбылось.

Вчера вечером сержант Гоббин проявил всю мстительность, на какую был способен. Он велел констеблю Бэнксу наутро явиться на улицу Слепых Сирот и выслушать жалобу, поступившую от живущей там женщины. Это была какая-то подруга дальней родственницы сержанта, и констебль не был уверен, не выдумал ли ее его начальник специально, чтобы ухудшить бедному Бэнксу жизнь еще больше. В любом случае, ради этого ему пришлось вставать ни свет ни заря, взбираться на свой скрипучий старенький самокат и волочиться по указанному адресу.

Его напарник Хоппер легко отделался: он получил пулю в ногу несколько дней назад, и пусть лекарства хорошо действовали, но все же у него имелось прекрасное оправдание, чтобы никуда не ходить и практически ничего не делать. За это Бэнкс был на него невероятно зол и пообещал себе как-нибудь отомстить этому лентяю.

Старуха с улицы Слепых Сирот была полоумной кошатницей. В ее крошечной квартирке на третьем этаже (пришлось подниматься пешком, а Бэнкс просто ненавидел ступени) жило около двух дюжин кошек. Кошек, к слову, Бэнкс тоже ненавидел: они линяли, путались под ногами, коварно зыркали, это еще если забыть о куче всяких примет, с ними связанными. В обычное время наглого кота можно было пнуть башмаком или схватить за хвост, как следует раскрутить и швырнуть подальше, через заборы, но сейчас констебль был вынужден терпеть их назойливое присутствие.

Старухины любимцы испытывали к пришельцу схожие чувства: они жалели, что мамочка не позволяет им наброситься на этого толстого человека в темно-синей форме и высоком черном шлеме, иначе его глупым глазкам навыкате и красной одутловатой морде уж точно не поздоровилось бы. Они рассредоточились по креслам, диванчикам, оккупировали даже журнальный столик, подоконник и кресло-качалку у окна. Глядели на него, не моргая, шипели, рассерженно дергали хвостами.

- Часы только-только отбили пять вечера, и я собиралась пить чай,- сообщила старуха.

Констебль Бэнкс машинально записал в блокнот: «5 вечера, чай».

Морщась от стоявшей в квартирке вони кошачьей мочи, он мыслями был далеко-далеко отсюда, где-нибудь за стойкой паба «Колокол и Шар» или еще где-то, только не здесь. Старуху он практически не слушал. Ее затруднение казалось ему неинтересным и надуманным. Он всегда с предубеждением относился к сумасшедшим старухам, склонным впадать в детство, ведь как иначе назвать женщину, которой лет под пятьсот, но при этом она играет в куклы. Как будто одних котов ей мало.

К слову, это и стало причиной того, почему констебль сейчас здесь находился. Старуха утверждала, что одну из ее кукол похитили и что это жуткое злодеяние (или смехотворную бессмысленность, по мнению констебля) совершило какое-то непонятное существо. Мол, кто-то проник к ней в дом, стащил «ее новую любимицу» и был таков. Разумеется, констебль Бэнкс списал все это на старухин маразм, ее слепоту и переизбыток фантазии вперемешку с паранойей – ну кому в здравом уме могут понадобиться ее дурацкие куклы? Что это еще за существа, их ворующие? Что за бред!

- Я надеюсь, вы поймаете его. И вернете мне мою Миранду,- прошамкала старуха, и Бэнкс поморщился – как жаль, что он не может ответить кошатнице в присущей ему манере, то есть пожелать ей сломать ногу, споткнувшись о кого-то из ее питомцев. Сейчас он мог лишь кивнуть и глухо пробурчать себе под нос:

- Да, мэм. Конечно, мэм. Разберемся, мэм.

Старуха что-то запричитала, взволнованно заламывая руки.

Почувствовав шевеление внизу, констебль опустил взгляд.

У его ноги стоял худющий – видно ребра – черный кот. И вел он себя очень странно: его будто парализовало, но при этом он мелко-мелко трясся. Шерсть поднялась дыбом, хвост торчал кверху. Констебль Бэнкс испугался, что коту вздумалось потереться о его штанину – потом никак не отчистишься от шерсти, а это неприятность, – но когда он понял, что эта мерзкая тварь делает, ледяной ужас наполнил его всего. Коротенькие брызги с едва слышным шуршанием впились в его штанину, и он не выдержал. Булькнув что-то нечленораздельное, Бэнкс размахнулся ногой и как следует пнул кота башмаком. Тот с визгом взмыл в воздух и понесся в сторону кухни, оставляя за собой след из линялой шерсти и зловонных капель. Приземлился кот с диким грохотом и звоном бьющегося стекла.

Повезло, что старуха ничего не увидела и не услышала – она как раз отчитывала кого-то из полосатых родичей наказанного «злоумышленника» за то, что он, мол, шипит неверно – якобы фальшивит на полтона. Она была определенно, совершенно, исключительно спятившей.

Закончив выговор коту, старуха продолжила причитать о своей потере:

- Украли, бессердечные! А я ведь ее только-только купила! Моя тридцать пятая малышка! Ну, как же так!

- Вы видели, что это было за… гхм… существо?- Констебль попытался отряхнуть штанину, но это не особо помогло.- Может, это была одна из ваших этих…- он с ненавистью прорычал,- кошек?

- Что? Нет!- возмутилась женщина.- Как бы кошка смогла унести куклу?! Вы что, спятили?! Там, в Доме-с-синей-крышей, все такие болваны? Неужели констебли в Габене не знают, что куклы кошек не интересуют?! Так что это не была одна из моих кошечек!

В эти мгновения констебль Бэнкс почувствовал, как ярость переполняет его до краев и что он вот-вот не выдержит и поставит эту наглую, непочтительную старуху и ее дурацких котов на место. Но тут ему представилось багровеющее лицо сержанта Гоббина, и он заставил себя сдержаться. «Мне просто нужно поскорее отсюда убраться! Нужно поскорее все записать, наобещать ей всякого, чтобы она похвалила меня перед сержантом, и забыть все это, как страшный сон».

- Мэм, вы уверены, что она вообще пропала?- процедил констебль Бэнкс.- Может быть, она по-прежнему где-то здесь?

Это имело смысл, учитывая, какой бардак стоял в квартирке.

- Конечно, я уверена! Миранда – самая новая, самая пригожая из моих кукол! Я даже не успела ею как следует налюбоваться!

- Опишите, пожалуйста, приметы этой куклы.

- Прекрасная фарфоровая кожа, легкий румянец на щечках, длинные ресницы, пухлые алые губки и яркие глаза цвета сирени. На ней было пурпурное платье с кружевной оторочкой и золочеными пуговками. Ее зовут Миранда! Моя жизнь без нее не будет прежней. Это ужасно! Это так ужасно!

- Ну-ну, мэм,- безразлично утешил всплакнувшую старуху констебль Бэнкс.- Мы обязательно ее отыщем. А что касательно похитителя? Вы рассмотрели его?

- Это была какая-то… тень. Небольшая тень, шмыгнувшая под стеной. Сперва я подумала, что моя Миранда ожила, но тот, кто волочил ее, зацепился за порог и громко выругался. Моя Миранда – хорошо воспитанная кукла! У нее хорошие манеры! Она не способна произносить такие грязные непотребные слова!

- Тень? Ругающаяся тень? Хм.

Старуха гневно поглядела на полицейского, затрясла головой.

- Я вижу, вы мне не верите! Думаете, что я все выдумала! Но я видела то, что видела! Спросите у мистера Брури! Это точильщик ножей, он сидит со своим колесом у входа в наш подъезд. Слышите скрежет? Он должен был видеть, как этот коварный похититель утащил мою бедную Миранду!

- Что ж, мистер Брури, мэм. Все записал.

Констебль Бэнкс пообещал безутешной хозяйке отыскать злоумышленника и под мерзкое кошачье шипение покинул квартиру. Внизу на крохотном стульчике сидел точильщик, лицо которого было таким жеваным и щетинистым, что его самого было бы неплохо подточить. Точильный круг, установленный на трехколесной тележке, работал вовсю: пар поднимался из труб, котел бурлил, а колесо крутилось. Мерзкий скрежет разлетался по утреннему кварталу, но никто даже не думал высовываться из окон и ругаться: видимо, все уже привыкли. Искры летели колючими снопами в стороны из-под затачиваемых ножниц.

- Мистер Брури!- Констебль Бэнкс встал перед точильщиком, отбрасывая на него свою властную грушевидную тень, но тот, казалось, намеренно его игнорировал.

- Брури!- пророкотал полицейский.- Отставить точить ножницы, когда полиция обращается!

Точильщик поднял взгляд на констебля Бэнкса и убрал ножницы с круга.

- Эээ… чего вам заточить, господин полицейский?- Мистер Брури криво поглядел снизу вверх на Бэнкса из-под козырька засаленного картуза.

- Ничего мне точить не требуется,- важно сообщил толстый констебль с видом человека, у которого никогда ничего не тупится.- Вчера в пять часов вечера вы ведь были здесь, так?

- Ну… эээ… я…- замялся точильщик, опасаясь что-либо признавать, но и не решаясь при этом все отрицать.

- В одной из квартир наверху было совершено преступление.

- Я… я ничего не делал! Это был не я!

Констебль Бэнкс поднял руку в белой перчатке, прерывая его:

- Полиции известно, что это были не вы, поскольку вы сидели за своей этой скрежеталкой-тарахтелкой. Но вы должны были что-то видеть. Преступник скрылся через подъезд. Он должен был проскочить мимо вас.

- Я ничего не видел,- промямлил мистер Брури.

- Ну разумеется.

- Нет, сэр, правда! Пять часов, говорите? Я тогда был сильно занят. Точил ножи и крюки. Да тут и не особо отвлечься можно – поднимешь глаза и… хвать!

Мистер Брури продемонстрировал два сточенных почти до самой кости пальца на левой руке. Зрелище констеблю показалось отвратительным, и он поморщился.

- Так что, как я уже сказал, я ничего не видел,- начал было точильщик, но тут же поспешно добавил, отметив растущее негодование служителя закона: - Но, может, мистер Перабо что-то видел! Да! Я ведь ему ножи с крюками точил. Он стоял вот прям, где вы сейчас стоите. Ну, может, не прямо там, а чуть левее…

- Мистер Перабо?- Констебль записал имя в свой блокнот.

- Да, отставной моряк. Живет в Клетчатом переулке, это тут за углом…

Не став терять время, констебль Бэнкс встал на подножку самоката и покатил к мистеру Перабо. Он быстро нашел указанный точильщиком адрес, прислонил к ржавому гидранту свое служебное средство передвижения и постучал в дверь. Толстяк бесцеремонно заглянул в окно, но не увидел ничего, кроме клетчатых занавесок.

- Кого это там принесло приливом, а?- раздался хриплый возглас, и дверь распахнулась.

На пороге стоял широкоплечий бородатый мужчина в черных штанах и рубахе с закатанными рукавами; под левой подтяжкой была зажата свернутая трубочкой газета, под правой – кисет. Все лицо мистера Перабо было сильно обветрено, оно растрескалось, как старый пень. Кустистые брови отставного моряка, казалось, просто не умели не хмуриться, а стоило ему увидеть полицейского, как к весу его и без того тяжелого, как якорь, взгляда, будто добавился еще и вес якорной цепи.

В Тремпл-Толл к представителям полиции обычно относились почтительно или, вернее, со страхом. Но такие вот типы, закаленные морем, штормами и боцманскими «кошками», не испытывали никакого трепета перед безжалостными синемундирными блюстителями закона.

- Чего надобно?- спросил мистер Перабо.

Констебль Бэнкс поджал губы и перешел сразу к делу:

- Мистер Перабо?- Отставной моряк издал что-то неопределенное, и толстый полицейский продолжил: - Вчера, в пять часов вечера, в квартале отсюда было совершено преступление. Вы были замечены поблизости от того места.

- Эй-эй-эй.- Мистер Перабо упер волосатые кулаки в бока.- Давай только без качки, флик.

- Качка еще не началась,- угрожающе проговорил констебль, ненавидевший, когда его называли фликом.- Есть свидетели, утверждающие, что вы точили свои ножи и крюки у подъезда дома номер двенадцать. В это время в одной из квартир на этажах была совершена кража.

Как и все отличающиеся крайней грубостью натуры люди, отставной моряк плохо умел скрывать свои эмоции. И у него на лице тут же появилось признание того, что он прекрасно понимает, о чем речь.

- Не понимаю, о чем речь,- тем не менее заявил он.- Меня вам за это не причалить.

- Мистер Перабо, я бы не советовал вам юлить и извертываться.

- Хе-х! Думаешь, боюсь каталажки? Я, было дело, семь лет отсидел на гауптвахте, что мне ваши уютные фликовские апартаменты!

И тут констебль Бэнкс проявил недюжинную хватку, наблюдательность и напор. У него появилась идея.

- Нет, мистер Перабо,- угрожающе сказал он.- Я просто пойду и сообщу вашей супруге, что вы вечером ходили в паб. Вряд ли она так уж этому обрадуется.

Отставной моряк испуганно поежился. Его взгляд переменился – из него ушла былая уверенность – было видно, что констебль попал в самую цель.

Бэнкс сперва даже не поверил, что его блеф сработал. Он сделал ставку на то, что раз мистер Перабо моряк (пусть и бывший, сути это не меняет), то он частенько проводит время в пабе. При этом он оценил занавески в окне, которые были выстираны, выглажены и накрахмалены, – полицейский сделал вывод, что это работа женщины, которая привыкла держать дом в чистоте и порядке. Еще он предположил, что жена у мистера Перабо злобная, как и у большинства моряков, и что вряд ли она поощряет его посещения паба. Что ж, он был весьма близок к истине.

- Ну да,- хмуро процедил мистер Перабо.- Я видел кое-что. Чудны́м мне это показалось, знал, что не поверит никто, вот и не болтал особо.

- Что именно вы видели? Вора?

- Можно и так выразиться. Это был какой-то отвратительный коротышка, совсем крошечный. Такой примерно.

Мистер Перабо нешироко развел руки, и констебль Бэнкс тут же записал в свой блокнот: «Примерно 1,5 фута».

Отставной моряк продолжал:

- Он был одет в костюм, а на голове его был маленький цилиндр. И это был не карлик какой-нибудь или ребенок, нет. Это была какая-то уродливая тварь с длинным носом и мелкими цепкими глазками. Оно как зыркнуло на меня, так у меня все внутри похолодело. А после рвануло вдоль дома, и двигалось это существо довольно быстро притом, что кукла, которую оно волочило, была больше него самого. Коротышка направился в сторону Сиротского моста. У моста его поджидал какой-то тип.

- Что еще за тип?- оживился Бэнкс.

- Не знаю, обычный тип. В пальто и котелке. И зонт подмышкой.

- Действительно, самый обычный тип,- проворчал констебль.

- Я его заприметил еще как только отдал ножи с крюками мистеру Брури. Он стоял там и все пялился на меня. Ну, я думал, что на меня. Это потом я понял, что он своего этого мелкого высматривал.

- Что было дальше?

- Коротышка подбежал к нему, отдал куклу и взял что-то взамен. Какую-то бумажку.

- Что еще за бумажка?

- Да мне откуда ж знать? Может, заплатил ему этот тип, может, еще что… В общем, коротышка схватил эту бумажку и ринулся прочь. А человек с зонтом спрятал куклу в бумажный пакет, в какие бакалейщики складывают покупки, и двинул в сторону Неми-Дрё. Вот и все, что я видел. Подивился и забыл. Эй…- мистер Перабо вдруг вспомнил: - Зонт у того типа мне тоже чудны́м показался!

- Чудной зонтик?

- Да, как будто газетой обтянутый.

Констебль Бэнкс встрепенулся. Это уже было любопытно. Дело, которое еще полчаса назад казалось ему глупостью и тратой времени, приобретало все более запутанный оборот. Кажется, он знал, кому принадлежит этот зонтик. И если он прав, то это не просто кража у сумасшедшей старухи какой-то ее дурацкой куклы – нет, здесь кроется что-то еще. Что-то важное и таинственное.

- Жене только не говорите про паб, господин констебль,- вымученно проговорил мистер Перабо.

Констебль Бэнкс глянул на него, усмехнулся – и куда только подевалось это дерзкое «флик»? Толстяк взобрался на самокат и покатил прочь.

Его ждало дело, которое, если чутье ему не изменяет, сможет все исправить. Кажется, все налаживалось. Беспросветности было строго велено отвалить и заткнуться, и она была вынуждена послушаться – еще бы: вряд ли даже беспросветность хотела получить полицейской дубинкой и отправиться в застенок.