О бедном мажоре замолвите слово – 3

Глава 23

Аника встретила меня в дверях поместья вместо прислуги. Видимо, наблюдала из окна и бросилась к входу, стоило только машине остановиться у подъезда. Распахнула дверь, стоило мне к ней приблизиться, и полными надежды глазами уставилась на саквояж из желтой кожи. Шепнула одними губами.

— Получилось?

— Все здесь, — кивнул я. Тоже почему-то шепотом.

И едва удержался на ногах, когда напарница порывисто обняла меня.

— Спасибо, — донеслось приглушенное откуда-то из района груди.

— Да ладно тебе, — немного смущенно отозвался я. — Делов-то было…

Не был я готов к такому проявлению эмоций со стороны всегда держащейся прохладно Аники. Свободная рука не знала что делать. Левой-то хорошо, она саквояж держала, при делах вроде. А вот правая никак не могла решится на какие-либо действия. Погладить по спине? По голове? Похлопать по плечу? С любой другой женщиной я бы знал, как действовать, но это же — Воронина.

После того, как я узнал ее тайну, стало понятным и то, почему она всегда так холодно и отстраненно держится. Попросту не подпускала к себе никого. И себе не позволяла ни с кем сближаться. Наверное, считала — какой смысл? Рано или поздно любые отношения закончатся, и ей придется оставить их в прошлом. Так может не начинать?

— Пойдем?

Секундная слабость ушла, и передо мной вновь стояла привычная Аника. Собранная, жесткая, и, положа руку на сердце, не такая красивая. Как только эмоции уходили с ее лица, оно превращалось в практически восковую маску. Слепленную профессионально, с точным знанием деталей и большим опытом. Но словно бы — без любви.

— Пойдем, — кивнул я, отстраняясь. И шагнул внутрь.

Кузовкин шел за мной, будто его веревочкой привязали. Четыре шага дистанции — не ближе и не дальше. Лицо бледное, в глазах тоска похоронившего себя человека, руки постоянно мнут край пиджака. Я до сих пор не решил, как с ним поступать. Но точно не собирался убивать, как советовал Клейн. Так-то он прав, гнилая душа. Однако, это не повод. Во-первых, не я ему судья. А во-вторых… Если я начну избавляться от всех, кого можно наградить такой характеристикой, людей на земле станет сильно меньше. А я не готов таким образом бороться с проблемами перенаселения.

Сестры-графини нас уже ждали. Ни лице Софии Ильиничны замерло выражение холодного безразличия, но руки, мнущие платок, выдавали сдерживаемые эмоции. Анастасия Ильинична такими глупостями не занималась, в смысле, не пыталась выглядеть так, будто ей на все плевать.

Когда мы вошли, она подскочила и сразу же, с какой-то девичьей нетерпеливостью топнула ножкой.

— Ну что⁈

— Получилось, — коротко сообщала Аника.

Младшая из сестер тут же опустилась обратно в кресло, словно шарик, из которого выпустили воздух. Старшая тоже отреагировала. Аристократическая маска дрогнула, а губы едва слышно прошептали.

— Слава тебе Господи…

Воронина прошла к столику между креслами и водрузила на него полученный от меня саквояж. Произнесла:

— Так, мы сейчас вот что сделаем…

Но сбилась, наткнувшись на стоящего за моей спиной Кузовкина. Так он и притопал сюда следом, никто ведь не остановил.

— Настя, — повернулась она к сестре. — Что делать с твоим человеком?

Слово «твоим» она выделила особым образом, и в результате лицо Анастасии Ильиничны сморщилось, как печеное яблоко. Но в перепалку младшая из сестер вступать не стала, тем более, что именно она Володю в дом и впустила. Пригрела, так сказать, змею на груди.

— Пусть убирается, — прошептала Анастасия. — Из нашего дома. Из Ялты. Из Крыма.

«И из империи», — про себя подумал я с иронией. Но отметил также, что с влиянием Воронцовых этому жалкому воришке мало на полуострове точно не жизни не увидеть. А Россия… Россия большая. Есть, где затеряться. Как там в песне было? «Спасаться легче, чем ловить».

— Простите… — выдавил из себя Кузовкин ни на кого не глядя.

По звонку Софии явилась служанка, которая и вывела его прочь. Некоторое время все молчали, а потом Анастасия пробормотала:

— Я велю ему выплатить компенсацию за семь лет и купить билет до самого дальнего угла империи. Чтобы глаза мои его больше не видели!

Тишина после этой фразы стала еще гуще, но тут ее нарушил треск и чирканье. Все собравшиеся повернулись к Анике. Она в это время присела возле небольшого камина и возилась со спичками. Надо же, он настоящий! Я думал просто декорация. Ну, богатый дом, камин, все в стиле.

— Ты хочешь сжечь бумаги отца? — возмущенно произнесла Софья.

— А ты предлагаешь и дальше их хранить? — холодно парировала Воронина. — Чтобы потом появился еще один «Володенька» и все повторилось вновь?

— Мы могли бы надежно спрятать их, — не сдалась старшая из сестер. — Все же, это наследие рода…

Это была одна из тех вещей, которые я в нынешнем мире понимал хуже всего. Точнее, вообще не понимал. Наследие рода. Даже не так — Рода. С большой буквы, блин. Аристократы. Трясуться над своими придуманными фетишами, как наркоманы над долгожданной дозой. Кому какое дело до вашего наследия, кроме вас самих? Нет, я понимаю там: памятные фотографии, дорогие сердцу безделушки, рогатка, вырезанная для сына, у которого уже свои дети.

Но архивы полубезумного предка, который ставил опыты над собственной дочерью, в попытках вернуть ей дар и изувечил в итоге, лишив человеческой жизни? Которые вполне могут разрушить жизнь не только ныне живущих потомков, но и еще не рожденных внуков-правнуков? Какое отношение это имеет к наследию рода? Да и что ты с ними делать будешь? Перечитывать холодными зимними вечерами?

— Софа, я все решила, — сухо произнесла Аника.

— Решать ей, — поддержала ее и младшая из сестер. — Это касается только Аники. И больше никого.

Софья Ильинична поджала губы, но спорить перестала. С таким выражением лица она и смотрела, как Воронина сперва скармливает огню исписанные ровными рядами букв записи их отца, а потом пожелтевший от времени манускрип того арабского умника, с которого все и началось.

Вытяжка у камина была хорошей, чувствовалось, что за дымоходом следили. Но легкий запах гари все же просочился в помещение. Совсем немного. Но достаточно для того, чтобы понять, что тут произошло. Уничтожение следов прошлого.

— Вот и все, — без выражения сказала Аника, когда прогорел последний лист.

— Не совсем, — кашлянул я. Вынул из внутреннего кармана конверт, от которого отказался Клейн и положил его на стол перед сестрами. — Вот. Оказалось, что можно и без денег.

Рассказывать о том, что случилось на встрече с посредником, я не собирался. Это только между нами было.

Софья Ильинична немного оживилась, и даже немного приподнялась с кресла, чтобы дотянуться до конверта.

— Нет, — вдруг произнесла Анастасия. — Эти деньги мы уже отдали и их уже нет. Господин Шувалов столько для нас сделал…

— Я поступил так не из-за денег! — запротестовал я, поняв, куда она клонит.

— И все же, Михаил, — отмахнулась эта пожилая светская львица. — Вы вовсе не обязаны были погружаться в дела нашей семьи. Но вы это сделали, проявив, кроме должного уважения еще и деликатность. Я понимаю, что для наследника рода Шуваловых это небольшие деньги, да и наш долг перед вами неизмеримо выше, чем сумма в этом конверте. Но… хоть чем-то мы должны отплатить за добро? Я права, девочки?

Она по очереди оглядела сестер. Аника пожала плечами, как бы говоря, что ей все равно, а София, не сразу и явно нехотя, кивнула.

— Примите нашу благодарность, княжич, — произнесла она.

Ну а что? Я не гордый. То есть, настоящий Михаил может быть и выдал бы какую-нибудь заумно дворянскую хрень про честь, которая не продается, и что он действовал по велению души. Но… давайте на чистоту! Мой реципиент никогда бы в эту историю не влез — ни за друга, ни ради куража. Слишком уж был сосредоточен на попытках побыстрее себя прикончить веществами.

А мне деньги пригодятся. А то как в том анекдоте про «гипотетически» и «фактически»: вроде наследник крупной финансовой империи, а присмотрись — на жестком контроле отца. Так что я просто кивнул, и сунул конверт обратно в карман. Потом схожу в банк и перегоню деньги на свой счет.

Сразу после этого стало понятно, что мне пора дом Ворониных покидать. То есть, никто, понятное дело, меня на выход не просил, но — мавр сделал свое дело. Чем еще заниматься? Чай пить? Ага, ассамский! Кстати, надо найти, где его купить телохранителю завезти.

Другими словами, разговор не клеился, сестры разошлись, а Аника сказала, что переволновалась за ожиданием и хочет отдохнуть. Я, честно говоря, тоже. Не каждый день отправляешься на встречу с Мастером, который может убить тебя щелчком пальцев, и остаешься в живых. Тут, конечно, большая заслуга Димы Ладыженского, который своими способностями как-то делал так, что Клейн постоянно мазал и спотыкался на ровном месте…

В общем, я тоже устал. И поехал в клинику с намерением хорошенько выспаться. Ну и что, что сейчас полдень? Я аристократ, имею право на определенный уровень морального разложения!

Проспал я до позднего вечера. И, наверное, если бы не разбудили, и до утра бы дрых. Как-то вся эта нервотрепка последних дней на мне сильно сказалась, хотя, вроде бы, никакой особой беготни и суеты не было.

Но раздался звонок внутреннего телефона и консьерж клиники сообщил, что меня желает видеть дама. В одиннадцатом часу вечера, на минуточку. Не думал, что я такой популярный.

— Что еще за дама? — хриплым со сна голосом осведомился я.

— Госпожа Воронина, — доложил звонивший.

Анике-то тут что делать в этот час? Что-то стряслось?

— Проси, — буркнул я.

Быстренько метнулся в ванную комнату, сполоснул лицо, пригладил водой взлохмаченные со сна волосы, натянул штаны и халат, и встретил напарницу уже в почти приличном виде.

— Что стряслось? — спросил сразу, как открыл дверь.

— Мне кажется, что в этом и есть твоя настоящая проблема, Шувалов, — хмыкнула Воронина, проходя мимо меня внутрь. — К нему девушка приехала, а он — что случилось? Нельзя жить в таком постоянном напряжении, Михаил.

Было в ее поведении что-то странное. Я не сразу понял, мозг со сна еще притормаживал. Какой-то кураж, обычно ей несвойственный.

— Ага, — изогнул я губы в усмешке. — Ты мне про это расскажи!

Закрыл дверь, прошелся до холодильника и достал оттуда бутылку воды.

— Будешь? — протянул одну в сторону гостьи. — Ничего крепче, прости, у меня нет. Больница же.

— Давай, — Аника приняла воду, уселась в кресло.

А я, впервые за время, как сюда заехал, подумал о том, что трехкомнатный номер, в котором есть не только спальня, но и гостиная — это чертовски удобно. Пришли к тебе гости, а ты им не сбитую постель демонстрируешь, и разбросанные носки, а вполне чинное пространство. Где можно сесть и поговорить.

Взяв себе вторую бутылку, я расположился напротив. Обратив внимание на то, что одета Воронина тоже не вполне обычно. То есть, я ее уже всякую успел повидать: в деловой паре, в изодранном и опаленном костюме, в вечернем платье для приемов. Но обычно Аника предпочитала удобную и неброскую одежду. Как правило — брючный костюм. А сегодня пришла в платье. Я это заметил, когда она села и легкий плащ распахнулся, демонстрируя стройные ножки до самого колена. А когда она еще и ногу на ногу закинула.

Хм-м… И туфли на высоком каблуке. Как интересно!

— Так в чем же причина твоего неожиданного визита? — спросил я, уводя взгляд прочь от отражения электрического света на гладких лодыжках. Просто, чтобы хоть что-то сказать. Но уже догадываясь об ответе на вопрос.

Однако, Воронина меня удивила. Она немного замешкалась. Сперва-то держалась раскованно, мне даже показалось, что она немного выпила. Но сейчас изменилась. Снова стала понемногу уходить в ту раковину, где жила постоянно. И сказала совсем не то, что собиралась.

— Анастасия, — вымолвила она, глядя почему-то немного в сторону. — Эта курица распустила язык.

Я немного не этого ответа ждал. Анастасия Ильинична? Она-то тут причем? И что значит — распустила язык?

— Она с детства такая, — продолжила Аника. — Совсем не думает о том, что говорит. Пришло в голову — сказала.

— И-и? — к чему это, я все еще не понял. То есть, понял, что мне озвучена, так сказать, официальная причина. Пусть и не вполне пока понятная.

— К ней сегодня пришли подруги, — пояснила напарница. — И она в разговоре тебя очень хвалила. Мол, такой замечательный молодой человек, так умеет решать сложные и деликатные вопросы. Без упоминания архивов, естественно, но…

— Но? — стало, однако, не до конца.

— Это ее клуб сплетниц, — выдала Аника. — Уже завтра информация о тебе, как о великом сыщике, который способен найти иголку в стоге сена, и не будет задавать ненужных вопросов, разлетиться по всей Ялте. Ну, а потом по всему полуострову. Вот, решила тебе сказать. Чтобы ты не оказался не готовым к свалившейся на тебя славе.

— Вот как…

— И извиниться за сестру, — добавила Воронина, спохватившись. — Это моя вина.

Я фыркнул.

— Ты-то при чем? Тоже нашла причину, чтобы переживать. Ну, посудачат, пообсуждают. Мне тут неделя еще осталась, как-нибудь выдержу, — и осторожно добавил. — Но ты ведь не для этого пришла, верно?

Мы с ней прошли вместе не слишком большой путь. Но за это недолгое время смогли испытать друг друга всем, чем только можно — и огнем, и водой. Неудивительно, что стали более близкими, чем просто коллеги. Друзьями, наверное, если такое применительно к отношениям между мужчиной и женщиной.

Это я к тому, что чувствовал я ее неплохо. А когда она вскинула глаза, впервые, пожалуй, с момент прихода, посмотрев на меня прямо, я прочитал в ее взгляде все. Настоящий коктейль эмоций, главным ингредиентом в котором был страх.

Который, честно говоря, сперва не понял.

Нельзя сказать, что прожив прошлую жизнь я научился в женщинах разбираться. По моему, это вообще нереально сделать. Будешь думать, что все уже про них узнал, а они как выкинут какой-нибудь номер, что тебе только и останется глупо открывать и закрывать рот.

Но кое-что понял, все же. Например, что девушки не наряжаются так, чтобы сообщить об утечке информации. И не приходят на ночь глядя в апартаменты к одинокому и молодому холостяку. Даже если им много больше лет, чем двадцать пять.

А еще, что они не боятся так того, что случится потом. То есть, немного опасаются, конечно — каким он окажется и как воспримет? Но так, фоном. Однако тот страх, что я видел в глазах у Ворониной был совершенно другого свойства. Более глубокого. Может быть из-за того, что она прожила на свете уже семь десятков лет, постоянно прячась и культивируя одиночества, и теперь не могла все это в один момент отбросить.

«Она пришла, чтобы остаться, Дрозд. Что ты тупишь-то? — поднялась на дыбы часть меня, которой казалось, что все предельно понятно. — Просто боится, что я соглашусь. Точнее, того, что будет после моего согласия».

Как бы, да, но — нет. Аника — не охотница Стелла, которая звезды на фюзеляже рисует. С ней «секс по дружбе» не прокатит. И уж точно она это делает не из благодарности за помощь с архивами — я достаточно ее понял, чтобы быть уверенным в этом.

«Она пришла попрощаться, — сделала вывод более холодная и склонная к анализу половина. Та, что и делала меня хорошим сыщиком. — Не надо изображать мужскую тупизну во всей красе — мы ее знаем, умеем и практикуем. Тут дело в другом».

Закрыв вопрос с наследством отца, Аника Воронина решила и очередную главу своей долгой жизни завершить. В стиле начала прошлого века — мило, и как ей казалось, логично. Близость, прощание навсегда, смена имени и рода деятельности — в этом была вся старшая графиня Воронцова. Которая сейчас смотрела на меня прямо, и страха в ее глазах становилось все меньше и меньше. А вот решимости, наоборот, прибавлялось.

— Ты же все понимаешь, — с улыбкой произнесла она, поднимаясь.

Но я ее опередил. Встал, оказался рядом, положил руки на плечи и сказал.

— Будешь бегать — везде опоздаешь.

— Что? — захлопала она ресницами, не понимая.

— Ты когда в столицу собиралась? — ломаем шаблон, Дрозд, ломаем!

— Завтра, — машинально ответила она.

— Мне чуть меньше недели осталось лечиться. Встретимся в отделе, да?

И уставился на нее, всем своим видом показывая, что другого ответа не приму. Там много чего между нами без всяких слов промелькнуло. На более глубоком уровне, который никакими словами не выразишь. И она все поняла.

Нерешительно кивнула.

— Встретимся в отделе.

Резко повернулась, и стуча каблучками, вышла.