О бедном мажоре замолвите слово – 3

Глава 12

После такого заявления, надо сказать, я весь превратился в слух. Да, фигура речи, один из тех литературных образов, которые я не особенно люблю, но — простите! — с арифметикой у меня всегда все в полном порядке было. И двадцать пять моей собеседницы никак не бились с почти полувековым сроком, когда ее батюшка изволил оставить сей бренный мир.

Тренированный мозг опера сразу же стал накидывать версии на тему, как так вообще могло выйти. От банально-бытовых, например, процедурой ЭКО, которой мать Аники могла бы воспользоваться значительно позже смерти мужа. Практика такая в этом мире есть, я слышал, материал могли просто заморозить и держать в банке. На кой ляд — это уже другой вопрос. Но могли же!

Заканчивался парад идиотскими вариантами с поправкой на магическую реальность окружающего мира. Артефакт, замедляющий старение, или же — волшебный сон, как из сказки про царевну и прялку. Что? Ну откуда-то же эти истории в сказки попали!

Только одна часть моего разума тихонько бормотала про себя: «Это ж сколько ей сейчас? Полвека минимум? А по виду-то и не скажешь никогда!»

Ни к чему умному я так в итоге и не пришел. Только покачал головой, так, со значением, продолжай, мол. И промолчал. А что тут скажешь? Ого? Ух ты? Офигеть ты старая? Да я как бы и сам не мальчик, если покопаться.

— Какая непривычно сдержанная реакция, — невесело пошутила Воронина. Или, точнее сказать, графиня Воронцова.

— Я работаю над собой, — отозвался я в том же стиле. — Но ты не держи в себе, рассказывай.

И с видом предельного внимания положил подбородок на сложенные домиком ладони. Собеседница немного помолчала, собираясь с мыслями, и начала говорить.

— Я родилась пустоцветом, — сказала Аника. — Полностью лишенной даже капли дара. Для моей семьи, в частности для отца, это стало серьезным ударом. Первый ребенок в роду, да еще и лишенный магии. Возможно, он бы смог с этим смириться, но после моего появления на свет мать десять лет не могла забеременеть. И он все свои силы пустил на поиски способа вернуть мне дар.

Что такое одержимость идеей и с чем ее едят, я был не понаслышке знаком. Если, согласно статистике, процентов семьдесят криминала приходится на бытовуху, где причинно-следственные связи также важны, как зонтик для рыбы, то еще процентов пятнадцать приходится на идеологические. Не политика, в смысле, а когда в пустую голову попадает назойливая мысль, и там, не встретив достойной конкуренции в виде здравого смысла, разрастается пышным цветом.

Сюда можно отнести всякие преступления на почве ревности, обидки «несправедливо» уволенного сотрудника, зависть к начальству или коллегам. Ну и желание исправить что-то. Восстановить, так сказать, справедливость. Как у отца моей начальницы.

Почему я сразу про криминал подумал? Ну так ведь ничем иным одержимость не заканчивалась никогда. Только неприятностями — в лучшем случае. Или человеческими трагедиями — и последнее происходило гораздо чаще.

— С пяти лет, примерно, он начал испытывать на мне все возможные способы, — продолжала между тем Аника. — От официальной медицины до откровенно сомнительных практик. Даже к ёкаям возил в Иркутск — там большая община ниппонцев со времен Исхода живет. Ничего не помогало. Когда мне исполнилось десять и у родителей появилась вторая дочь, его немного отпустило, ведь у Софьи дар имелся. Но ненадолго. Вскоре идея «восстановить справедливость» вновь овладела им, и он опять взялся за поиск способов.

— И на этот раз получилось? — предположил я, когда рассказчица сделала небольшую паузу, чтобы глотнуть кофе.

— Не сразу, — ответила она печально. — А потом он наткнулся в одной османской лавке на древний манускрипт некоего алхимика Халиль аль-Марифати, который назывался «Пробуждением спящего Солнца». Согласно этому труду, требовалось создать особый эликсир — не буду утомлять тебя подробностями — после чего провести ритуал переноса.

— Вот тут не понял… — поднял я руку.

— Ничто не берется из ничего, — кивнула Аника. — Нельзя создать дар, если его не было. Но его можно было, скажем так, пересадить. Для этого требовался донор — одаренный.

Ну вот, я же говорил, что все закончится криминалом? Не ошибся, выходит. Батя маленькой графини пустился во все тяжкие и пошел на преступление. Ожидаемо.

— И он кого-то убил?

— Троих, — едва слышно отозвалась Воронина. — Я об этом узнала значительно позже, когда уже стала достаточно взрослой, чтобы отец мне сам рассказал. У него никак не получалось найти «созвучного» донора, чья душа и сущность входили бы в резонанс с моими. Успешная пересадка произошла, когда мне исполнилось двадцать лет. И я обрела магические способности. На целый год.

— А потом?

Как-то незаметно я проникся рассказом коллеги, хотя, с точки зрения твердого рационалиста, каковым я себя все время считал, он и звучал, будто исповедь сумасшедшей. Или страшная сказка. Хотя, о чем это я. Живу я в этой сказке, забыл уже?

— Потом все способности ушли, Михаил. Как вода в песок. А я изменилась. Сперва это не бросалось в глаза, но со временем, особенно когда мои младшие сестры продолжали расти, моя внешность вызывала все больше и больше вопросов. Я перестала стареть. Практически полностью. За прошедшие пятьдесят три года мой биологический возраст сдвинулся на пять лет.

Вот тут как раз было то самое место в ее рассказе, чтобы неверяще поднять брови и сказать: «Не может этого быть!» И я видел, что она прямо ждет этой фразы. И решил ее разочаровать.

— То есть тебе сейчас где-то около семидесяти?

— Фу таким быть, Шувалов! — фыркнула Аника. — Тебя вообще что ли не учили, что говорить о женском возрасте дурной тон?

Но, несмотря на этот шутливый тон, глаза моей собеседницы продолжали оставаться очень серьезными. И напряженными. Она ждала моей реакции — страха или отвращения, я не знаю. Но не находила их.

А было бы что искать! Я так-то сам душа старого опера в молодом княжеском теле. Чтобы меня удивили результаты экспериментов ее отца? Да щас!

Не, ну удивили, конечно, чего врать…

— Семьдесят три? — все же настойчиво повторил я.

— Да, — ответила Аника. И продолжила внимательно ждать моей реакции.

Очень хотелось ляпнуть что-нибудь вроде: «А больше шестидесяти не дашь!», но я сумел удержаться. Шутки шутками, но ей сейчас все это говорить тяжело, не говоря уж о том, чтобы мои остроты выслушивать.

Вместо этого я выдал другое:

— Ну теперь понятно, откуда у тебя знакомые в Красноярске, способные военный «мобик» дать покататься!

— Ты! — глаза девушки широко распахнулись, а на лице появилось возмущенное выражение. — Шувалов, ты только это из моего рассказа понял⁈

— Не, ну не только это! — замахал я руками. — Но и это тоже. Да погоди ты! — отбив брошенную в меня салфетку, продолжил говорить. — Мне реально не давали покоя твои обширные связи! Все это время, блин! То опера из другого отдела перед тобой тянутся, чуть ли не по стойке смирно встают, то вот эти красноярские дела. Да много всего по мелочи. Не тянула ты на обычного капитана уголовного розыска. И я не мог никак понять — откуда у молодой блондинки столько знакомых, да еще и явно ей чем-то обязанных. А тут все сразу на места встало.

Воронина-Воронцова дернула щекой.

— Аналитик хренов!

— Не выражайтесь, сударыня, вы же графиня! — сразу после этих слов пришлось ставить щит, поскольку следующим снарядом Аника избрала чайную ложку. — Ну хорош уже! Я попытался немного разрядить обстановку…

— В своей неподражаемой манере!

— Других манер у меня для вас нет. И я готов слушать дальше, если что.

— Да я уже все рассказала, в общем-то.

— Ну для меня пока осталось непонятным, как ты вообще в полицию попала.

— Ах, это… — начальница усмехнулась. — Ушла из дома, когда узнала, что именно делал отец. Поругалась со всеми, сменила фамилию, постаралась потеряться. Кое-какие личные фонды у меня имелись, рента с парочки предприятий, которые мама еще в качестве приданого принесла, так что жить я могла бы и без работы.

— А вот и ответ, откуда у капитана полиции квартира в престижном районе, — хмыкнул я, обнаружив еще одно объяснение.

— Если уж быть совсем точным, то — одна из квартир, — вернула мне ухмылку Воронина, но сразу же снова сделалась серьезной. — Через несколько лет такого существования мне стало ужасно скучно и тоскливо. Друзья остались в прошлом, с кем-то сближаться я боялась. Я тогда, помню, подумала — а какой прок от моей жизни тогда? Неизвестно, может быть она будет очень долгой или я умру в положенный срок, постарев за несколько дней? Сидеть и ждать чего-то? Вот я и стала искать, чем может заняться молодая женщина без дара. Оказалось, у меня недурно получается расследовать преступления.

Недурно! Ха! Да у нее процент раскрываемости… Хотя вот подумал об этом и сразу понял — это не талант, а, скорее, опыт. Очень большой опыт.

— И давно ты в системе?

— Чуть больше сорока лет. Но выше капитана, как ты понимаешь, никогда не поднималась — проблемы внешности. Работала в одном месте лет пять-десять максимум, потом уезжала и начинала все в другом. По стране покаталась практически по всей, но всегда в столицу возвращалась.

— И никто не заподозрил?

— Кому надо — знают, — отрезала Аника. — Сам понимаешь, такое в тайне не удержать. Остальные же… Ну, может, это и выглядит странно, но кто как себе объясняет. Я слышала даже версию о династии сыщиков Ворониных, где я — своя собственная внучка.

Я представил эту картину и не смог сдержать улыбки. Девушка тоже растянула губы, но без всякого веселья. Однако я заметил, что она стала держаться менее напряженно. Словно бы ее более чем удовлетворила моя реакция на ее рассказ.

— А тот дедок… прости — тот Сумский? Ну, который тебя узнал? Он тебе кто?

— Один из «женихов», — хмыкнула Воронина. — Мы встречались пару раз, один раз погуляли. Это было еще когда я с родителями жила. Вот и смог вспомнить.

Я только головой покачал — встретить своего настолько бывшего воздыхателя, явившись случайно на день рождения брата — это мощно. У Создателя определенно прекрасное чувство юмора.

— Платов тоже, получается, знает? — тут я вспомнил о намеках генерала в адрес коллеги.

— Да. В системе шесть человек полностью осведомлены о моем необычном… статусе. Но в силу того, что я ничего не пытаюсь замышлять или лезть по карьерной лестнице, не трогают.

— Но при необходимости — шантажируют.

Воронина пожала плечами. Спокойно так, мол, дело житейское. И было в этом жесте что-то такое, что меня окончательно убедило (хотя я и так верил) — говорила она правду. Потому что подобная реакция могла быть только у человека с очень богатым жизненным опытом. И некоторой даже легкой усталостью от рода людского.

— Ладно, — чуть повел рукой я. — История занимательная, без сомнения. Но давай вернемся к расследованию, которое ты ведешь. Что там за вещь украли?

Кажется, мою собеседницу немного покоробило от того, как легко я все принял и сразу же переключился на следующую тему. На лице даже легкая тень обиды мелькнула. Но, так — на миг короткий.

— Архивы отца, включая и манускрипт алхимика.

— Ты их хранила что ли? — настал мой черед пучить глаза.

— Не я, — отмахнулась Аника. — Сперва мать, потом сестры. Да, можешь не спрашивать — они полностью в курсе того, что сделал отец, и кто я такая.

— Безумие какое-то! Зачем такую бомбу прятать под собственным матрасом?

Теперь становились понятны слова Ворониной о важности похищенной вещи. Если архивы ее отца обнародуют, то роду Воронцовых придет полная и безоговорочная хана. Запрещенные эксперименты, ритуалы, убийства с пересадкой дара от донора — этого вполне хватит на то, чтобы полностью уничтожить дворянский род, причастный к этому.

Саму Анику, может, и не заденет. Хотя… если возьмутся, то и ей достанется.

— Я не знаю, почему они это сделали, — пожала плечами начальница. — Сентиментальность, быть может. Я, признаться, не думала, что они способны на такую глупость. И была убеждена, что архивы отца давно сожжены. Но не проверяла — мы почти не общаемся с сестрами. А тут недавно Софья позвонила и рассказала… Две старых идиотки!

Это она, надо полагать, о сестрах сейчас. Впрочем, с оценкой их умственных способностей я был полностью согласен.

— С этим ясно. Давно все случилось? — отогнав легкое раздражение, я настроился на деловой лад.

— Софья обнаружила пропажу около недели назад. Еще пару дней искала, и лишь потом позвонила мне. А так неизвестно, сколько времени назад это произошло. От трех месяцев — тогда последний раз проверяли архив — до недели.

— И с тех пор никаких попыток шантажа?

— Нет. Для нас предложение с выкупом было бы идеальным. Сестры откупились бы, и потом я заставила бы их сжечь все бумаги. Но никто так ничего и не предложил. Словно бы похитителя интересуют не деньги, а то, что в документах.

Возможность пересадить человеку без дара магические способности? Даже таким зверским способом? Почему нет!

— Расскажи мне поподробнее, где все это счастье хранилось и как исчезло.

Со слов Аники выходило, что отцовское наследство все эти годы лежало в сейфе библиотеки родового гнезда Воронцовых, здесь, под Ялтой. Знали про него только нынешние матриархи — Софья и Анастасия Ильиничны. Более того, только они в особняке и проживали постоянно, в то время как их многочисленное потомство расселилось по всей стране.

При этом сейф не был взломан — открыли его ключом, а после заперли. Более в доме ничего не пропадало, что говорило в пользу того, что похитители прекрасно знали, зачем приходили, и ни на что другое не разменивались.

— А сам ключ? Он вообще один?

— Два, — уточнила Воронина. — Один у Софьи, второй у Насти. Я проверила, они оба на своих местах. Дубликаты с них не делали. Я пригласила одного узкого специалиста… — тут она сделала паузу и бросила выразительный взгляд, — в области вскрытия замков. Он осмотрел механизм и отметил, что открывали его родными ключами, а не копией, иначе бы остались характерные следы.

— Получается, кто-то из них и открыл, — как по мне, все выглядело довольно очевидным.

Нет, не мотив, понятное дело. С ним как раз темный лес и ничего не ясно. Просто из практики — наиболее очевидное решение и есть верное. А «кто», «зачем» и «почему» — уже дело десятое.

Мало ли какие у сестер отношения между собой? Вдруг они живут, как кошка с собакой, и желают поскорее соперницу в могилу свести. Родственников не выбирают.

— Я тоже так подумала, — Аника в очередной раз показала себя профессионалом, который не купится на одни только слезные рассказы младшеньких. — И настояла, чтобы с каждой из них провел сеанс нейромант.

Вот тут я от неожиданности закашлялся. Вот так совпадение! Я только-только с этим узким специалистом работать закончил и немного знал принципы работы его дара.

— Они же не могут мысли читать?

— Нет, конечно, — удивилась моему выводу коллега. — Но зато способны выступить детектором лжи. Обмануть нереально, если задавать правильные вопросы. Они архивы не брали. И ничего не знают о том, кто мог это сделать.

— Просто убийство в запертой комнате получается, — невесело хмыкнул я.

— При чем тут убийство? — не поняла Аника.

— Жанр детективов так называется, — пояснил я. — Замкнутый детектив или головоломка. Я же говорил, что люблю их читать.

— Это не книга, а жизнь! — как-то очень холодно заметила Воронина.

— Да я не в этом смысле… Короче, забей. То есть у нас кража из закрытого сейфа, ключи от которого были только у твоих сестер, но сами они этого точно не делали. Еще мы должны исключить дубликаты ключей и взлом замка. Это все, что есть?

— Это то, что я успела выяснить за несколько дней.

— Версии есть?

— Нет. Те, что были, я уже отработала, и сейчас в тупике. Михаил, ты мне поможешь? Я не знаю уже, за что браться, а твой свежий взгляд может помочь.

Я даже немного удивился вопросу. В смысле, помогу? А какие еще варианты?

— Аника, ты хоть и семидесятилетняя графиня, но все же мой друг, — ответил я. — Конечно, я тебе помогу.

На этот раз она подготовилась, и щелчком пальца отправленная скомканная салфетка попала мне прямо под глаз.

— Что за ребячество, ваша светлость! — изобразил возмущение. Подумал, подумал и не стал добавлять «в вашем возрасте». А вот про другой момент стал. — Только… Ты не боишься, что мое своеобразное… назовем это «везение», усугубит ситуацию?

Ответ Ворониной меня просто убил.

— Вообще-то я именно на него, Миша, и рассчитываю!