Нож в сапоге. Том 1. Черный кот. Часть 2.

5.3.

Офрорк – город снежных метелей и скорбных мест. Всех тех, чей жизненный путь завершен, ждала мерзлая яма на одном из многочисленных кладбищ королевства. С наступлением холодов у Августа Шорли прибавилось работы. Снег неумолимо спускался с небес, засыпая могилы и тропинки кладбища Последний путь. С наступлением сезона белых хлопьев, смотритель доставал из закромов утепленный мехом черный плащ с известняковым обозначением на спине, и каждое утро просыпался ни свет ни заря. С годами следовать этому незамысловатому правилу становилось все сложней, но Август из раза в раз побеждал лень. Тем более, что теперь он взял на себя дополнительную ответственность – необходимо было подготовить преемника. Седая борода и боли в спине не дадут соврать. Возраст брал свое. Заслуженный покой неумолимо приближался.

Утро выдалось напряженным. За ночь сошел такой буран, что после него, казалось, можно было слепить два десятка снеговиков – не меньше. Любознательный мальчишка помогал как мог. Август ворчал на него, но делал это не из вредности, а скорее из мер воспитания. До обеда они убирали снег – вернее мужчина. Парнишка занимался порядком в небольшой часовне, а также чисткой взятых в круг мечей из металла, и каменных памятников с такими же символами на свежем воздухе. Вопреки надеждам Борцано, железяки только формой походили на их боевых братьев. Однако смотритель предупредил молодого помощника, что в их обязанности входит охрана всех видов надгробий церкви Падающего солнца, что иной раз нелегкая может занести негодяя на кладбище, и тот может попытаться украсть у покойника его проводник в иной мир. По словам Шорли некоторые расхитители могил интересовались захоронениями из металла, потому что желали присвоить себе бутафорское оружие, чтобы впоследствии заточить и убить им кого бы то ни было. Ну или продать – на худой конец. Подлецы не в курсе, что вызывают тем самым лишь смех у священнослужителей. Многие из них до сих пор не подозревают, что уходящий под землю металл почти всегда засыпан камнями, и что под булыжниками меч распускается подобно цветку. Опытные мародеры об этом неприятном обстоятельстве конечно осведомлены, но шпана упрямо предпочитала держаться в неведении.

К обеду смотритель с помощником наелись похлебки на козьем бульоне, согрелись у печи. И не успели кладбищенские работники перевести дух, как за кованой изгородью показались первые посетители. Людей, желающих побыть со своими близкими на едине всегда хватало. Другое дело, что к зиме их становилось меньше. Хотя для Шорли разницы не было. Они приходили, значит работа была. И порой священник страшно ворчал из-за этого. Особенно когда родственники усопших решали прийти аккурат к его перекуру. Наверно он мог бы их не встречать, а просто молча наслаждаться трубкой. Деревенский могильщик, скорее всего, так бы и поступил. Возможно так бы и поступил безответственный смотритель, но Август был не таким. Более того, Шорли презирал подобный подход. Он считал, что это одна из причин, почему к церкви Падающего солнца некоторые люди относятся скептически – безучастие священнослужителя.

– Часовни наши у могил. – прохрипел в первый день их знакомства Шорли. – Территория наша – земля усопших и склепы. Нас не так много. В церкви Восходящего солнца гораздо больше людей. А мы здесь. Мы нужны им. – указал он ладонью на плиты и похожие на кресты мечи. – И если мы будем плохо делать свою работу, об этом станет известно людям. Они будут считать нас не проводниками в загробный мир, а простыми попрошайками с лопатами и гробами, которые иногда могут склониться над покойником, и сказать заученные, но красивые слова. Когда мы избрали этот путь, мы встали на тропу милосердия и помощи. Не встречать кого-то у ворот – проявление неуважения к родственникам погребенного. Ты понял?

– Понял, господин Шор… то есть, преподобный Шорли.

– Хорошо. Слушай еще вот что…

И Ливий впитывал информацию. Ему еще не доводилось принимать участие в церемонии прощания, но все когда-то бывает в первый раз, заверял Шорли.

Когда солнце покатилось к горизонту, священник отпустил последнего прихожанина, заверив его, что будет молиться за то, чтобы его почивший родич уверенно прошел по загробной тропе. Первый из святых церкви Падающего солнца пророк и мученик Луциан Светоносный позаботится о том, чтобы в подземном царстве все страждущие нашли верный путь. Украсть солнце у своего брата – задача не из легких, но он всегда находил способ. Зимой силы Светоносного растут, он делает это быстрее. Летом Рэйнар обретает невероятное могущество, и Луциану приходится куда сложнее. Был еще один. По словам Шорли он был изгнан Рэйнаром за жажду разрушения и безумие. Амодей – судья и палач, Повелитель ужаса был самым неконтролируемым из божественных братьев. По правде говоря, если наделать много зла и умереть так, что тело не захоронят, то бесплотный дух все же может попасть в мир мертвых. Его в него доставят слуги Амодея. Душа несчастного навеки будет проклята, а сам он попадет в глубочайшую из пещер подземелья – Обитель страданий. Он будет мучиться там до тех пор, пока не заключит сделку с Повелителем ужаса. Предмет сделки у каждой души свой, но она одинаково невыгодна для грешников. После изгнания Амодей попытался договориться с Луцианом. Он пришел к брату с предложением. Он сказал, что в мире мертвых становится тесно из-за войн и чумы, и что их необходимо вернуть обратно. Каждая из душ, по словам младшего брата, жаждет встречи со своими близкими. Каждая из душ жаждет мести живым за их земные деяния. Луциан противился, Амодей напирал:

– Небо земное против тебя. Озаренный глупец против тебя. Блаженные должны получить по заслугам. Ты не должен думать о них. Подумай об усопших. Они мечтают вернуться не для того чтобы попросить прощения. Они жаждят кары сынам и дочерям брата твоего. То будет судный день, а я его пастырь. Я готов вести войско бессмертных в мир земной. Такова моя доля и пророчество.

Луциан отвечал:

– О брат мой бессердечный, ты мечтаешь о разрушении. Ненависть затуманила твой разум. Я и недруг мой сражаемся за свет, но ты тот, кто погубит оба мира. Ты и есть хаос во плоти. Сама ткань жизни противна тебе. После тебя останется лишь пустота и не будет ничего. Ты выбрал путь в никуда. Так иди же, но без меня. Пока я жив, мертвые будут идти, но не за тобой…

– Ты пожалеешь, что отказал мне, брат. Прощай…

Про владыку ужаса не принято говорить. Упоминания о нем стерты из церковных фолиантов. Служители обеих религий сходятся во мнении, что Амодей должен быть забыт. Однако культ Амодея существует. В этом точно уверен Август Шорли и другие члены религиозного сообщества… И когда Амодей убьет Луциана, начнется конец всего…

Август Шорли нашел паренька вечером у пары могил. Рабочий день завершен, а это значит, что Ливий мог побыть с семьей. Он никогда не говорил с Шорли о родителях, но в этот раз почему-то сказал:

– Ответьте, преподобный… А когда они пройдут все испытания на тропе…

– Хочешь знать что будет?

– Хочу…

– Варианта два. Если они жили и шли сквозь испытания достойно, то встретят Луциана. Он дарует им покой. Муки прекратятся. Путь завершен, и это благо. Если Луциан сочтет их не достойными, то отправит их обратно на землю. Их путь начнется заново.

– А что нужно делать, чтобы жить достойно?

– Ну-у… – почесал бороду могильщик… – Нужно держать свое слово, быть хорошим человеком, и жить без обмана…

– А вы встретите Луциана?

– Не думаю, что достоин. Я за свою жизнь наделал много ошибок. Увы…

– Они точно встретят… Я чувствую… Они хорошие…

– Дай Бог Луциан. Пойдем, Ливий. Холодает.

– Хорошо…

Мальчик коснулся каменных плит с именами Рамильда Борцано и Седрик Борцано, поклонился им, и пошел вслед за священником… Он нагнал его:

– А почему нашу церковь многие боятся? – спросил он в спину.

– Люди страшатся смерти, забывают, что смерть – это естественный процесс.

– А наши церкви находятся только на кладбищах?

– А ты чем меня слушал? – возмутился Шорли. – Я же говорил тебе, что мы охраняем покой. И только это…

Они вошли в захудалую церквушку, где Шорли тут же занялся печью.

– Простите. Сложно все запомнить. Но я запомню, преподобный.

– Еще Луциан крадет солнце, и люди боятся этого. Они забывают, что мертвым также необходимо небесное светило. Всем оно необходимо. В этом смысле, мы служим всем. Мы служим и живым и мертвым. Живым мы помогаем добрым словом и советом, как справиться с болью и потерей близких. Мертвым светит Луциан. Иногда рэйнариты могут говорить всякое. Например – Луцианов сын. Смотрите-ка, Луцианов сын пошел. Таким образом они проявляют неуважение. Они думают, что мы поддерживаем тьму в мире живых. Но это оскорбление. Мы не такие. А некоторые фанатично настроенные рейнариты и вовсе верят, что солнце однажды будет украдено окончательно, и тогда вокруг наступит вечная тьма. Они сами того не ведая обрекают себя на вечный путь. Луциан не дарует им покой. Поэтому их судьба – бесконечное перерождение и вечные муки.

– А это возможно?

– Что?

– Что Рейнару не удастся вернуть солнце…

– На сегодня хватит, Ливий. Вернемся к этому разговору завтра…

– А можно последний вопрос? Я спрошу и больше не буду. – Борцано виновато опустил глаза после того как священник приблизился.

– Смотря что за вопрос.

– А рейнариты если придут, мы обязаны делать то что они скажут?

Шорли вздохнул:

– Если будет соответствующее распоряжение, то будем. Видишь ли… Церковь Восходящего солнца является главенствующей в нашем королевстве. Можно сказать, что они нами управляют.

– Это хорошо?

– Не знаю. Поживем увидим…

– А если… ?

– Только один вопрос. Ты помнишь?

– Помню. – снова опустил глаза Борцано.

– Вот и славно. – Август взъерошил волосы преемника, потом направился к выходу прихватив лопату. – Я расчищу тропинку. Снега сегодня сыпет будь здоров.

– Хорошо. – ответил мальчик.

– Садись за книги. Время еще есть. Подкидывай дрова если надо.

И священник вышел за дверь. Мальчишка следовал наказу наставника. Он читал книгу о погребении до тех пор, пока не заснул. Проснувшись он забеспокоился, что Шорли будет на него ругаться, но обнаружив себя в одиночестве, накинул теплую одежду и вышел на улицу. Температура воздуха сильно упала. Дорожка до выхода была расчищена почти полностью. Метрах в двадцати он увидел спину преподобного. Перед ним стоял неизвестный, что-то громко говорил. Мальчишка почувствовал, что что-то не так. Посетителей в такое время суток обычно не бывает. Должно быть могильщик собирался уже прицепить замок к воротам, но не успел. Неизвестный пришел аккурат к закрытию. Любопытство победило. Паренек сменил направление движения, и пригнувшись юркнул за каменные возведения. Потом он преодолел ничком еще одну преграду. За ней следующую. В сапог попал снег. Мальчик про себя выругался, но это его скорее раззадорило, и он ускорил шаг. Наконец он приблизился достаточно, чтобы можно было уловить разговор:

– Вы не понимаете-е… – восклицала темная фигура с саквояжем в руках. – Наша с вами дискуссия бессмысленна. Я стою на пороге величайшего открытия!

– А я говорю тебе, что ты пришел поздно. Чудиков вроде тебя я повидал достаточно. Мне не в первой. Но я прошу тебя по хорошему. Уходи и будь таков.

– Из уникальной художественной мысли, из этого емкого, но такого важного для науки и понимания жизни сосуда, родилось прекрасное дитя. – будто не слышал его человек в черном. – Поймите вы наконец… Это чистое и сверкающее своим великолепием создание приняло меня как своего родителя. И теперь мы неразлучны. Она так же как и я жаждет познать истину своего воскрешения. И для этого нам не нужны трактаты жалких неудачников, фолианты старых идиотов, рассказывающих про Амодея – владыку ужаса и смерти. Нам не нужны книги о реагентах, о взрывах… Я не нашел ничего в библиотеке, но, повторюсь, они мне и не нужны… Я осознал, что я практик… Моя задача рассмотреть глубинные, фундаментальные основы возвращения с того света, поскольку не каждому человеку дарована такая возможность. Можно смело утверждать, что я единственный, уникальный экземпляр ученого сообщества. И я чувствую нарастающую экспрессию. Если бы моя душа могла стать музыкой, то ваши перепонки бы лопнули от этой оркестровой красоты. Моя душа поет.

– Ты чего такое несешь? – возмутился Шорли. – Ты фанатик Амодея?! – Он взялся крепче за лопату. – Тогда тебе здесь точно не место. А ну убирайся отсюда пока ноги руки целы!

– Вы мне не верите?! – ответил незваный гость. – Вы невежда и мерзавец! Вы противитесь прогрессу и науке! Её звали Вероника Райтвуд… Она не хотела помочь мне… Она была жадным до информации библиотекарем! Она не желала делиться со мной знаниями! Сейчас её труп, как и труп охранника центральной библиотеки этого города гниет там. В стенах обители знаний они лежат и не двигаются, потому что встали у меня на пути! Жизнь воистину удивительная штука. Судьба шлет нам испытания, но я сделаю что должен… И мне жаль её. Мне жаль и того беднягу, что посмел встать у меня на пути…Но цель ведь оправдывает средства, не так ли? Я мог бы воскресить их обоих, но тогда у меня возникли бы проблемы… Но здесь – в колыбели смерти, я вижу армию, из которой я создам полотно художественного смысла и символизма… Я и есть тот, кто докажет, что возрождение – суть истории! Мне больше не нужен поводырь! Я сам стал им! Мои труды останутся в веках, и я стану великим! Я и есть Амодей – владыка ужаса, повелитель смерти!

– Довольно! – Шорли двинулся на него…

– Вы не верите мне! Так узрите величие! – из саквояжа выпорхнула обезображенная ворона. Борцано с трудом подавил в себе крик, затрясся, но глаза не отвел. Шорли нанес удар сверху вниз. Тварь упала в снег. А после он раздавил её.

– Не-е-е-ет! – душераздирающе вопил неизвестный. Он побежал на противника. Тот не успел среагировать. Схватив преподобного за грудки он толкнул его всем весом. Они покатились по белоснежному покрывалу. Безумец оказался сверху. Сверкнул нож. Он стал втыкать его священнику в грудь с неистовым криком:

– Не-е-е-ет!! Ты! – Удар. – Жалкий червяк! – Удар. – Что ты наделал?! Ты не должен был вставать на моем пути! Ты ничего не понял! Ты такой же как они! Ты свинья, порочная и грязная свинья! Но ты послужишь мне. – Ты станешь первым! Ты вернешься!!!

Борцано спрятался за надгробие. Он быстро дышал. Мальчик услышал какую-то возню. Нужно было срочно уходить. Пригнувшись, он спотыкаясь и падая пытался унести ноги. Он обошел безумца скрываясь за каменными плитами. Оказавшись практически у ворот, он услышал хлопок, обернулся. Нечленораздельное завывание господина Шорли сопровождалось конвульсиями. Окровавленный богослов поднимался.

– Да здравствует судный день! Да здравствует хаос! Да здравствует повелитель ужаса! – поднял руки вверх визитер…