5.1.

Понимание, что он подвел господина Бордо, давило на Джузеппе все сильней. Он хорошо помнил грязную камеру, из которой его вытащила Жанна Мэйсер. Сохранился в памяти и первый визит профессора в дом пианиста.

Утро, как правило, Вильгельм любил проводить в библиотеке, но, думалось Джузеппе, для их первой встречи пианист сделал исключение. И это также капало на мозги пожилому ученому. Вильгельм был добр к нему, дал кров, вытащил из лап правосудия, а что получил взамен? Все те обещания, что дал ученый своему спасителю, оказались пустым звуком. И теперь окрыленный жаждой второго шанса профессор мечтал все исправить, выбраться из города, проверить место первого взрыва. Однако действовать следовало осторожно. Стража закрыла ворота, ввела комендантский час. Немудрено. После того что натворил ученый, впору вызывать подкрепление из Вальдарна, или хотя бы из ближайшего Рарфорда.

«Что такое настоящая власть?» – рассуждал про себя Гримальди. «Способность влиять на жизни людей. Он запер жителей этого несчастного города в своих черепных коробках, в своих маленьких мирках. Он заставил их боятся, прятаться по домам. Он вытащил меня из оков ненавистной мной системы. Ох мэтр мой, как же ты был не прав. Мы спорили. Ты думал, что я не найду свое призвание, свой путь в жизни. А я искал, искал, и кажется нашел. И я оступился. Это бывает с каждым. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но мне так даже интереснее. Так интереснее познавать истину. А чего добился ты? Ты был встроен в систему сдержек. Ты слаб тем, что не имел воли воспротивится системе сдержек. Она мешала всем вам подлым мерзавцам познавать истину. Вся ваша свора сидит на деньгах, думает, что так и должно быть. Вы не ученые мужи, вы обычные воры. Я не такой. И Вильгельм тоже не такой. Он ищет возможности, идет к своей цели. Он настоящий лидер. Конечно, он не так умен как я. Но ему этого и не требуется. Он человек действий, не замерзший в своих мечтах трус, а настоящий деятель. К таким нужно держаться ближе.» – Он шел по безжизненной улице, иногда поглядывая по сторонам. Совсем не хотелось нарваться на вооруженный патруль. Однако приходилось искать временное прибежище. И дело вроде нехитрое, вот только одна проблема – спросить не у кого. Можно было бы остаться на месте, попытать счастье в разговоре с представителями порядка, но идти на риск совсем не хотелось. Они могли начать досмотр. Что будет, если они найдут реагенты в саквояже? Второй раз Вильгельм ему не поможет, и теперь уже арест может грозить куда более суровыми мерами. Некоторых вешали на центральной площади и за меньшие преступления. Если его задержат сейчас, то все косвенные улики, что некогда продлили ему жизнь и не дали палачу затянуть на шее удавку правосудия, моментально обернуться против него.

И стоит отметить, что профессору везло. Он поймал крытую двуколку. Само собой хитрый извозчик взял две цены. С другой стороны, кучер точно знал куда ехать. В юго- западной части Офрорк уходил вниз, а ближе к концу города шел вверх. Въезжающие в Пойму – так назывался район, лицезрели оледенелые крыши домов. Джузеппе присмотрелся, и даже увидел вдали городскую стену. Он не отводил глаз от неё около двух минут до тех пор, пока не оказался в самой нижней части провинции. Стоит сказать, что по уровню доходов населения, район был не на самом дне, но и не далеко ушел от него.

– Постоялый двор Яма. Ваша остановка, любезный.

– Благодарю. – Он вылез, осмотрелся, увидел высокое здание из крепкого камня с тремя этажами. Недалеко от входа у стены прямо на корточках сидел бедный человек в рваной шапке и грязном тулупе. Голова его была похожа на свеклу с приклеенными к ней золотистыми усами. Глаза пьяницы так и блестели.

– Займи но выпей! – Обратился гуляка к Джузеппе.

– Пожалуй. – Безучастно ответил профессор, поглядывая на удаляющийся транспорт.

– Вы не встречайте по одежке, господин! Я не прошу с вас денег! Я прошу лишь плату за выражение в искусстве – скромную плату!

– За какое еще искусство?

– А-а! Так вы у нас впервые! Уважьте поэта, господин! Мои стихи льются рекой! Они согревают мне душу… Может и вашу согреют!

– Простите, меня это не интересует… – заторопился вновь прибывший внутрь, и спешно закрыл за собой дверь. Очередная крыша над головой – новый жизненный этап. Теперь эта пышущая гостеприимством постройка должна стать его временным жилищем. Он хорошо помнил отчий дом, помнил и стены академии Алхэми. И везде он чувствовал себя чужаком, а вернее скорбной единицей потока жизни, которая никак не вписывалась в реалии прошлого и настоящего. О счастливом будущем такие как он не думают. Они мечтают, чтобы в настоящем им никто не мешал работать, идти к возвышенной цели познания, получать удовольствие от процесса. Все должно проходить как по маслу. И к счастью для Джузеппе, пока что все так и шло. Ему выделили комнату на втором этаже. Окно выходило, правда, прямиком в сторону выхода – зато скидку предложили. Это не могло не радовать. Теперь можно было хорошенько все обдумать…

Мысль не шла, ускользала. Джузеппе винил в этом поэта. Мерзавец частенько заводил одно и тоже, мешал работать. «Прямо как по расписанию. Надоел.» – Ругался про себя алхимик. А пьяница снова и снова звонко надрывался:

Милая,

Ты голодна?

Я вижу сон

В исподнем мы

А просыпаясь понимаю,

Я выгнал тебя вон

И ты мертва

Мы не дожили до весны

«Странно.» – подумал Джузеппе. «Как в этом чудном мире могут существовать подобные индивиды? Неужели он не мерзнет? Неужели он не понимает, что может мешать жильцам? И почему никто его не прогонит? Ох, мэтр мой, как же иногда сложно бороться с человеческой глупостью. Она прорастает в нас подобно гнилым плодам. Я всеми силами борюсь с этой невероятной стихией. Она может захватить и увлечь на дно каждого из нас. И я рад, что моя война имеет некоторый успех. Хотя знаешь, мэтр, иногда и мне становится жутко и не по себе от того, какие тараканы могут заползать внутрь моей светлой головы.»

Поужинал ученый когда солнце скрылось в рисунках прижимающихся друг к другу построек. Он открыл дверь, забрал поднос с овощами и размоченным в бульоне хлебом из овса и ячменя. Пользуясь случаем, Джузеппе задал интересующие его вопросы управляющей, и через какое-то время хозяйка устроила нагоняй пьянице. Тот сдался и отошел метров на двадцать. Пытливый ум алхимика к тому моменту растворился в формулах. Он и не заметил, как поздним вечером хмельной приятель собрал все свои пожитки и ушел. Пожилой ученый не заметил, как просидел за работой до самого рассвета. И надо сказать, что утро у достопочтенного гостя не задалось. Ему принесли завтрак через пару часов после того, как он обессиленный лег в кровать. А еще примерно через пол часа его котелок окончательно закипел от беспокойного сновидения. Ему почему-то снился второй визит к господину Бордо – вольная интерпретация с неожиданным финалом. В то утро Джузеппе уже был коротко стрижен, побрит, и испытывал радость от принятия ванны. Тогда Жанна во второй раз привела его к Вильгельму. Разговор должен был пойти о деле, для которого его и вытащили из цепких лап стражей порядка. В то утро Бордо играл сам с собой в шахматы, а Джузеппе стоял за дверью, слушая дискуссию обворожительной красотки и её старшего наставника, изредка поглядывая на дуболома у двери. В дремоте все казалось таким же естественным, и только конец напугал. Жанна вышла из кабинета, улыбнулась и пригласила ученого войти. За дверью на фоне сотен книг стоял господин Бордо в черном костюме, направляя тяжелый, заряженный арбалет на обвиняемого:

– Ты подвел меня… – улыбнулся шахматист. Глаза его налились кровью. Он выстрелил, разбудив жертву.

В дверь как раз постучали.

– Да иду я, иду… – Тяжело встав, алхимик прошаркал до двери, забрал еду у помощницы хозяйки постоялого двора, а после бросив завтрак на столе и браня себя за слабость и старость, завалился обратно спать до полудня.

К обеду сон отступил, но к еде алхимик так и не притронулся. Сказывалось желание быстрее закончить с работой. И он снова просидел за формулами и гранулами почти до самого утра. Казалось, что все становилось еще сложнее и запутаннее, потому что на первый взгляд, он не ошибся. И это обстоятельство разжигало в сердце пожар страсти, непреодолимую тягу узнать причину, но в тоже время оно ранило сильнее любого меча или стрелы…

«Странно.» – Раздосадовано вздохнул Гримальди оторвавшись от небольшого микроскопа. «Я не могу понять что случилось. Формула рабочая, ингредиенты должны вызывать необходимую мне реакцию. Структура взрывчатой материи не нарушена. Должно быть, они повели себя иначе во второй раз. Бомбы синтезированы верно. Черные кристаллы Мрутуи, Сухое пламя Рактаран, Метеоритная пыль Вайхум, Золотой порох Сура, фосфорная кислота, и дистиллированный спирт.» – Он покрутил в руках прозрачную, закупоренную колбу. «Мне удалось добыть лучший спирт в королевстве. Здесь не могло быть ошибок – исключено.» – он встал со своего рабочего места, перевел взгляд на окно, подошел ближе. Улица уже начинала светлеть, а он никак не мог справиться с задачей. Запустив руки в волосы, Джузеппе глянул на стол с разложенными на складной стойке мензурками и беспорядочно раскиданными по поверхности дерева листками бумаги. «Мрутуи, Рактаран, Вайхум, Сура, кислота, спирт. Я все сделал правильно.» – Он ринулся к записям, сел обратно, стал бегло скользить взглядом по косому почерку. «Нагрето. Остужено. Тридцать пять грамм. Весы в порядке. Что могло пойти не так?! Вчера я делал тоже самое. Это часть моей работы, мэтр. Путь сквозь дебри познания тернист, но я продолжаю движение сквозь завесу глупости. Если я сдамся, значит я глуп. Я не сдамся.» – Он ходил по комнате в одной рубахе, поглядывая в окно. «Этому нужно положить конец. На этом нельзя останавливаться. Я думал, что ответ кроется в концентрации веществ, выражении, в конце концов, в рецепте. Но это не так... И выходит, что истина мне пока не доступна. Это только пока. Я найду причину. Я проведу тщательное исследование на месте. Художник должен видеть результат своей работы. Нет. Он обязан. Это обстоятельства. Они давят. Вильгельм выдворил меня. И теперь я должен как можно быстрее закончить. А я просиживаю штаны здесь. И я не мог ошибаться. Как вообще могла возникнуть такая ситуация? Я снова чувствую себя червем. Я не лучше чем… Чем кто?! Я лучше чем кто либо! Нужно держать себя в руках. Нужно просто отправиться туда, найти экипаж. Это возможно? В условиях, которые созданы сейчас это очень сложно сделать. Меня могут схватить.» – Джузеппе выглянул в окно. Улица пуста – ни души. И он решил, что сейчас необходимо спуститься вниз. Плевать на раннее утро.

Он так и поступил. Благо за стойкой он увидел хозяйку – полноватую женщину содержателя с учетной книгой по имени мадам Йорд. Госпожа Йорд была северянкой, и голос имелся соответствующий. Она что-то бубнила себе под нос, иногда поправляя кудрявые волосы, но услышав скрип половиц и шаги, отложила занятие и пробасила.

– Рано вы сегодня. Нора принесла вам завтрак?

– Нет. Я и не ложился. – мрачно бросил алхимик.

– Досадно это слышать. Я могу поискать для вас одно средство. Будете спать как младенец. Интересует?

– Нет. – ответил профессор. – Интересует другое. Скажите, город еще не открыли? Мне нужно уехать за стену…

– Город открыли еще вчера. – озадаченно сложила руки на груди хозяйка. – Я бы конечно очень не хотела, чтобы вы уезжали, господин Трюссо, но если я могу для вас что-то сделать, то я обязательно сделаю…

– Транспорт. Нужно добраться до деревни Залесье и за, желательно, скромную плату. Возможно даже придётся ехать туда и обратно.

– Ну вы даете, господин Трюссо. Бессонная ночь, неожиданный отъезд. Я надеюсь, мне не о чем беспокоиться? Я не люблю когда мои гости испытывают трудности или стресс…

– Так поможете или нет?

И она помогла. Он понимал, что эта женщина зарабатывает на всем чем можно, и это его даже радовало. Пока он собирался предприимчивая северянка Йорд отправила помощницу Нору на поиски экипажа. Примерно через два часа, когда рынок только открылся, профессор договорился с южанином о путешествии, еще через час уснул в обнимку с цилиндром и саквояжем аккурат внутри трясущегося дилижанса.

Смуглолицего звали Хафиз. Он обладал писклявым голоском, природным обаянием, а также одной из самых экзотических чайных лавок Офрорка. Джузеппе радовался, что ему искренне повезло, и что погода благоволила путешествию. Если бы на Офрорк обрушилась зимняя метель, то вряд ли кто из торговцев отправился бы хоть куда-то. А купцам вроде Хафиза необходимо было преодолевать невероятные расстояния. Такие как он стремились выйти побыстрее на большак Крогана – на востоке, и по нему отправиться на юг в Рэйнклиф. Из приграничного города Хафиз намеревался ехать к Вольным городам – зоне перемирия между Табриэйном и Султанатом, а оттуда, если не получился купить что нужно, он мог выехать и в сам Сультанат. И спящий сном младенца Джузеппе знал зачем Хафиз едет в родные земли. Когда у его носа оказалось это волшебное снадобье – буквально последняя щепотка гостеприимства Султанов, он понял, что ничего подобного в жизни не пробовал. То, пояснил южанин, был особый, терпкий сорт чая под названием Золото пустыни. Он был горьким и пробивал на слезу – лучшее средство от болезней. Также он был невероятно крепок. Хафиз всерьез полагал, что изможденный старик составит ему компанию в путешествии. Возможно по этой причине он и угостил бодрящим напитком своего спутника. Однако даже если так, то южанин просчитался, потому как стоило колесам начать крутиться, Джузеппе тут же провалился в сон…

День неумолимо несся в преисподнюю. Поэтому торговец приказал извозчику ехать быстрее – не хотелось провести ночь посреди болот. То тут то там вдалеке могли привидеться бестии и чудовища, и стремительно снижающаяся температура воздуха только добавляла тревоги. Джузеппе даже показалось, что в окно он увидел воткнутый в землю меч из дерева – символ смерти, а также церкви Падающего солнца. И вспомнив традицию, он, конечно же, усмехнулся. «Люди глупы и наивны. Какой вообще в этом практический толк? Нас принудили верить в чудеса. О мэтр мой, сколько же мы пережили с тобой тяжелых споров? И твоя риторика о доказательстве обратного антинаучна. В прогрессивном обществе тебя бы подняли на смех, мэтр. Ну о какой религии может идти речь? Харакун помогает Султанам двигать научно-технический прогресс вперед? Или все дело в золоте? Может быть поэтому они построили самое выдающееся алхимическое объединение в мире? Философский камень пытаются придумать, найти формулу, новый вид живых организмов, болезней, и все с одной целью – зарабатывание золота. Вот чего они хотят. Они не хотят созидания, потому что для того, чтобы созидать прекрасное, нужно сперва уничтожить прекрасное, а это требует внимания, и противоречит законам вкладываемых инвестиций. Ну только если ты не султан, и деньги твои не уходят на войну. Это же естественный процесс, мэтр. Но вы настолько зарылись в своих учебниках и правилах, что напрочь отключили фантазию.»

Дилижанс дополз до деревни к вечеру, и остановился у захудалой харчевни. Вокруг ни души. Только ветер тихо постанывает. Оказавшись на улице, Джузеппе крепче сжал рукоятку багажа, и махнув каланче извозчику, постучал в дверь. Пока профессор прикрывал воротом нижнюю часть лица, внутри были слышны торопливые шаги. Вскоре дверь открыл взволнованный старик:

– Чего тебе? – в руках он держал вилы.

– Да я не со злым умыслом. Мне бы на север как-то добраться. Лошадь не продаете?

– Да ты верно сбрендил. – буркнул местный. – Оружие есть при себе?

– Откуда?

Почтенный проворно выглянул на улицу:

– А звать как?

– Луи Трюссо. Я из городка Лиссон. – гордо соврал Джузеппе.

– Не слыхал про такой. – чесал седину преклонных лет мужчина. – ну так и, стало быть, чего надо то?

– Ну так я хотел обратиться за помощью, сеньор. Мне бы помощь сгодилась. Там сын у меня на севере, а мне стало быть, надо туда. И я был бы вам очень благодарен. А не слышали, потому что это далеко отсюда. Это в королевстве Лимон-Жон.

– Так там ж болота на севере. – смутился старый.

– Там деревня дальше, сеньор. – твердо ответил Джузеппе.

– Тогда тебе через большак проще объехать. – все еще недоверчиво отвечал местный. – Ладно… – наконец сдался он. – …заходи. Меня, кстати, Зенгрин зовут.

– Очень приятно, сеньор. – поставил ногу за порог ученый. От этого ему даже стало немного спокойнее. – Да мне нельзя через большак. Мне быстрее надо бы добраться. Сынишка умереть может. Я лекарства везу тут всякие. – хлопнул он по саквояжу. – Если у вас проблемы какие, то я в медицине сильно поднаторел за годы жизни. Могу и помочь. – последние слова он сказал с надеждой, что корчмарь откажется от предложения.

– Да спасибо уж… – пропустил он гостя. – не надо. Как говорил наш покойный староста, у нас тут напасть за напастью. А вокруг одни помощники. Все помощь какую-то предлагают, потом проблем не обересся… Давай… Проходи… Чего встал?

Оказавшись в полумраке древесной простоты, Джузеппе проследовал к стойке следом за хозяином пустой, или даже правильнее сказать – опустошенной, забегаловки.

– А чего у вас тут случилось?

– Да всякое… То один козел искал что-то связанное с взрывом. – Джузеппе сглотнул ком услышав о своем секрете.

– Потом к нам приехали какие-то полудурки, отрезали одному из наших ухо. – голос Зенгрина становился громче, а Джузеппе уже не был так уверен в своей безопасности. – Потом пропал один из наших, а до этого другой остался заикой. До этого был какой-то вурдалак. А совсем недавно я обнаружил труп парня – того самого, которому не так давно отрезали ухо в моем славном заведении. – голос корчмаря был совсем громким, он взял в руку нож. – Немного позже я нашел труп старосты, увидел тела всех его детей и жены. А когда я оказался в доме у нашей знахарки, я обнаружил уже ее тело, и тело кузнеца. Я подумал, что Амодей или Луциан насылают на нас проклятия. – он стал рыскать в закромах. – Да где же? Не могу найти. Ага. Нашел. – На стойку грохнулась разделочная доска, появился ломоть мяса. Он стал разрезать кусок на две половины, иногда потирая плечом бороду. – И я пошел к священнику. Священник как прокаженный говорит, что это все происки сил зла, что Амодей пришел за нами, что это судный день за грехи наши. Ну и через какое-то время его изгнали из деревни за то, как он нес божье слово Рэйнара, за все эти смерти, за то что день стал еще короче чем прежде. Ему дали два часа на сборы. Иначе на эшафот. – он секунду помедлил. – Выпьешь?

– Нет. Спасибо. – ответил вставший у стойки Джузеппе.

– Мое подозрение пало на соседку. – продолжал Зенгрин. – Она давно уже здесь. Всю жизнь. Ну цвет волос мне её никогда не нравился. Она рыжая как лиса. Только страшна как вся моя жизнь. За ведьму не сойдет. Ведьмы должны быть красивыми ведь. Они должны привлекать внимание. – он отвлекся, направил лезвие на профессора. – Понимаешь?

– Понимаю.

– Ну так и я взял заику Ковальда. Это у нас паренек в деревне есть – увидел вурдалака и остался заикой. Так вот. Ну и я взял в помощники себе, в общем, заику Ковальда, и мы стали проводить уже свое расследование. Ничего мы, правда, не нашли. И даже если бы и нашли, то я бы тебе Луи Трюссо из Лимон-Жона все равно хер бы чего рассказал.

– Хорошо. А почему вы мне все это говорите тогда? – поинтересовался профессор.

– Да к тому, мой дорогой сеньор Луи Трюссо, что если ты замыслил какую-то пакость, то должен уяснить вот что… В этой деревне произошло очень много зла за очень короткий промежуток времени. – слово очень Зенгрин нарочито говорил громче и более четко. – Если ты решил, что зла в нашей деревне недостаточно, то смею тебя предупредить, что я отправил заику Ковальда в Вальдарн. Да-а. – улыбнулся он удивленному профессору, и продолжил орудовать ножом. – Заика видел вурдалака лично. А от священника, перед тем как его отправить босым по болотам, я узнал, что в Вальдарне есть крепость монастырь имени святого Габриэля – Инквизиторий. Они не подчиняются императору Вундарана, и, вероятно, отличаются от их восточных братьев. Однако они есть. И когда они узнают то что здесь случилось, а они узнают…

– То мало не покажется никому… – вздохнул Джузеппе, а про себя подумал. «Милитанты их уничтожат, но это не мое дело.»

– Именно. – триумфально отрезал кусок плоти и поднял нож Зенгрин. – Мало не покажется всей той мрази, что решила терроризировать нашу деревню.

– Что-ж, я рад, что вы нашли выход из сложившейся ситуации, сеньор…

– Нашел, нашел. – кивал корчмарь.

– Вы нашли. Так помогите и мне, пожалуйста. Мне нужен транспорт. Если сынишка мой умрет, то господь обрушит свой гнев на вас, используя своих слуг…

– И то верно. – согласился Зенгрин. – И то верно. Ладно. Вижу ты вроде славный старикашка. Возьмешь кобылу старосты. Много я за неё не попрошу…

– А у меня много и нет. – поджал губы профессор.

– Ладно. Что нибудь придумаем…

Дорога до завода господина Александра Валеца прошла в тревожности. Все дело в местности. Она сильно изменилась. Понятное дело, что общая видимость благодаря белой скатерти из снега стала лучше. Однако тропы исказились, стали теряться в белой шапке. Это напрягало алхимика и его новую гнедую спутницу, которая не хотела откинуть копыта раньше времени, а потому двигалась со всей присущей взволнованным лошадям осторожностью.

У одинокой ивы профессор остановил животину, и привязал ее к стволу. Дальше идти предстояло пешком. Вокруг белым бело. Ученый покачал головой, но взявшись крепче за факел, медленно направился по знакомой тропе. В прошлый раз он был в куда лучших обстоятельствах. С ним были люди Вильгельма. На этот раз путь через опасную трясину предстояло преодолевать самому. Пока шаг оставался легким, голова тяжелела от дум. «Еще он сказал, что парочка стражников теперь должна будет их охранять. Интересно, оградит ли она их от вурдалака? И не слишком ли я был безрассуден, решив ночью пробраться к месту взрыва?» – он остановился, глянул в неизвестность, потом снова пошел. «У меня нет выбора. Если мои коллеги по цеху узнают о том, что я на свободе, то обязательно найдутся те псы, что по их приказу закуют меня в цепи за мои взгляды. Во всем виновата ваша гордыня, мэтр мой, а также ваша алчность. Вскоре в это поселение приедут инквизиторы. Держу пари, если они не найдут в округе монстра или обидчика, то примутся за бедных селян, обвинят их в ереси. Вы бы это поддержали? Добродетель должна найти и покарать тех, кто повинен в ужасных преступлениях даже в том случае, если эти преступления были необходимы для науки и познания мира. Добро в сияющих доспехах победит зло, а потом будет делать с ним все что захочет. И тогда краски смешаются и белое станет серым. Белое замарается о черное. Какая досада.» – Он вышел к тропинке, чуть не провалился в болото, но устоял. «Другое дело – Вильгельм. Он понимал меня. Он понимал, что для того, чтобы сломать устоявшийся порядок необходимо добавить щепотку хаоса. Он обвинил меня в недостаточности этого хаоса. Это была самая обыденная бомба. И интересно еще кое что. Откуда взялся монстр? И что это за монстр? Быть может мы вместе с Вильгельмом, когда я смогу найти нужные слова и докопаюсь до истины, сможем выследить его? Вильгельм использует вурдалака в своих целях, а я в своих. А потом я подорву его. Клянусь жизнью, мэтр мой. Однажды я создам такую бомбу, что камня на камне не оставлю от вашей академии. Вы не просто позорите звание ученых мужей, вы свиньи, которые должны ползать на четвереньках и умолять о пощаде. Если бы моя ненависть имела физическую форму, то смогла бы затмить своей красотой солнце. Ох мэтр мой, когда нибудь я напишу об этом книгу и пришлю вам экземпляр вместе с подарком. Надеюсь ты доживешь, потому что в твоей смерти должен быть виноват я, а не кто-то другой. Я должен стать тем, кто отнимет твою жизнь. Я не жалкий червяк по имени Джузеппе Гримальди. Во мне бурлят тысячи истин познания величайшей из наук. Я настоящий гений. Настоящего гения всегда будут преследовать системные мыши, потому что они не могут смириться с его величием и способностью нестандартно мыслить. Ты не согласен, мэтр мой. Ты думаешь, что я сошел с ума. Это вполне может быть. Я допускаю. Я мог сойти с ума, но я жив. В отличие от вас мерзавцев я жив. И я живу одной идеей. Я хочу видеть, чувствовать прекрасное – запах мыла и бобов, ощущать на языке перец, лицезреть природу вспышки, видеть пульсацию узоров, понимать и осознавать последствия разрушительной вакханалии. Вот чего я хочу, мэтр мой. И пока я гнил в этой сырой, больной и богом забытой камере, я зарывал свой талант в землю. Я потерял много времени. Больше я не буду так опрометчив. Я буду осторожен. Мне еще очень многое нужно успеть. И я должен действовать решительно и смело, но вдумчиво и неспешно…»

В прошлый раз он слышал шум работающего станка. В этот – ничего. Как будто наступившая раньше положенного зима приказала остановить производство удобрений, заявила права на тишину по праву сильного, используя пронизывающий холод. И Джузеппе ощущал её могущество. Он плелся по безжизненной роще до тех пор, пока не увидел вдали силуэт частокола. Облегчение пришло с пониманием. Он добрался. Наконец-то он сделает что должен. Только факел надо потушить – что он, собственно, и сделал. Затем он все выяснит и проверит. Стоило только обойти обиженную временем и наплевательским отношением мануфактуру, незаметно минуя несущих сродни воинской повинности службу наемников, и дело сделано. Джузеппе узрит истину.

Когда он по краю леса обошел предприятие, сердце стало биться чаще. Неужели. Слепой бы заметил, что не так давно здесь было больше деревьев. А теперь та часть леса, что некогда рисковала захватить округу, отброшена назад на несколько десятков метров. Опушка завалилась вглубь чащи. Ее траурно присыпало снегом. Однако профессора интересовало не это. Он окинул взором снежный покров, и вскоре нашел что искал. То было углубление – та самая воронка, из-за которой все и затевалось.

Джузеппе подкрался к кратеру, испытывая поистине отцовские чувства. Он был возбужден также как в ту ночь, когда его буквально ослепила голубая вспышка. Ради таких представлений, полагал ученый, стоило жить. И ощущая себя настоящим творцом, он аккуратно сполз вниз. Видимость в котле была нулевой. В связи с этим ему, так или иначе, пришлось зажечь факел. В свете пламени поблескивали еле видные, голубоватые узоры. Профессор раскопал немного снега, сильнее обнажая магические следы. Он поводил указательным пальцем по ним. После положил палец на язык. «Любопытно, мэтр мой. Выглядит очень любопытно. Вероятность, что мне не хватило сухого пламени, что черные кристаллы таки забрали себе его энергию маловероятна, но она есть. Я не могу быть уверенным в том, что пропорции этой бомбы были соблюдены.» – Он привстал, почесал бороду. «Выходит моя паранойя сыграла со мной злую шутку, а гениальное сознание попыталось предотвратить ошибку, и уже в городе я переборщил с пламенем. Это могло привести к тому, что городской взрыв оказался похож на простой пороховой. Не хватило черных кристаллов Мрутуи. Слишком много сухого пламени. Если ты ошибся на каких-то три грамма в пропорции, то твое безупречное полотно, твой художественный символизм, весь философский смысл разрушения может превратиться в обыкновенную бытовую халтуру. Как будто эту бомбу взорвали дилетанты, наемники, для которых она является простым инструментом. Так вот как можно трактовать слова моего доброго друга Вильгельма Бордо. Он искренне расстроен тем, что я недостаточно постарался. Я сделал обычное приспособление, в то время как оно должно было стать манифестом господина Вильгельма Бордо не просто каким-то зажравшимся бандитам, а всему городу. Оно должно было стать актом художественной мысли и превосходства хаоса над порядком. О мэтр мой, если это так, то все пропало. Если я просчитался, то жалкий червь, которым я себя иногда ощущаю, вернется, на долго вернется и поселится в моей голове. Я бы этого не хотел, мэтр мой. Я бы этого крайне не хотел.» – Он присел на колено, воткнул факел в землю, открыл саквояж, глянул на черное пятно в полуметре от себя и на уровне глаз. «Энергия взрыва повела себя куда как странно. Кратер не должен быть таким глубоким. К сожалению, мэтр, я не мог провести должных исследований раньше. Пришлось уносить ноги. Издержки профессии, знаете ли. Художник не всегда может оценить результат по достоинству. И тем не менее.» – он смахнул снег и пятно стало больше. Он не сразу понял, что потянул за клюв, а когда одернул руку, заметил, что у ног лежал труп птицы. «Мертвая ворона здесь. Вероятнее всего энергия, заключенная в сухом пламени Рактаран, была подавлена черными кристаллами. В этот раз пламени не хватило. Поэтому вспышка могла быть яркой. Метеоритная пыль и фосфорная кислота дают вспышку, но не такую, о которой шептались в деревне и даже в городе. Пламя сжигает ее, наполняя композицию большим смыслом. Нужно было уже тогда понять, что эта получилась чересчур вычурной. Она – выскочка на фоне остальных моих работ. А две другие – подавленные в своей скуке дешевки. И получается, что я ошибся.» – Он посмотрел на труп птицы, потом в небо. «Я не мог ошибиться. Формула работала, верно? Я все сделал правильно. Не мог же я ошибиться с весами.» – Он открыл саквояж и стал в нем рыться. «Сейчас я проверю еще раз. Это будет маленький очерк, зарисовка нового произведения, если угодно.» – Он бережно взял тело, положил его на платок. После поставил рядом мензурку, аккуратно насыпал туда вещество. «Спасибо вам, мой дорогой мэтр, что вы пытались остановить меня. В своем стремлении мне помочь, вы сами разжигали во мне пламя сопротивления. Лучше бы вы себе помогли.» – Во второй склянке было десять капель дистиллированного реагента. Он закрепил первую на небольшой стойке недалеко от головы. «Любопытно еще и то, что это некогда живое существо сохранило свою физическую структуру – там где это возможно. Грубый анализ наталкивает на мысль, что тело практически избежало гниения. Повреждения, вызванные взрывом безусловно есть, однако нужно задать себе простой вопрос. Если её труп бессовестно лежит здесь с моего прошлого визита, на сколько уместно считать, что в сохранности некоторых частей тела виновата температура воздуха, а не энергия черных кристаллов Мрутуи? Их ведь называют кристаллы смерти. Студенты академии часто забывали их название, поскольку проще запомнить то, что это за кристаллы, а не как они называются.» – Реагент зашипел, а Джузеппе отпрянул в ожидании маленького чуда. В какой-то момент склянка лопнула, раздался легкий хлопок, сверкнула голубая вспышка, а тело вороны качнулось и покрылось голубоватыми узорами. Джузеппе проворно подскочил к своей находке, стал внимательно осматривать птицу и небольшую воронку рядом с ней. Раздвинув в стороны осколки стекла, ученый прикоснулся к пульсирующим узорам. «Как будто все в порядке. Однако жжение недостаточное. Здесь я могу допустить, что малые дозы сложнее синтезировать. Микровзрывы по своей сути гораздо изящнее грандиозных. И на этой женственной легкости мы учимся. Взять хотя бы нашу подопытную. Волна сняла ей часть плоти, оголив одну половину черепа. Из этого я могу сделать вывод, что разрушительная составляющая моей работы не пострадала. Напротив. Я все сделал правильно. Я не мог ошибаться. Такие как я не ошибаются.» – Неожиданно ворон громко каркнул, забился в похожем на агонию припадке, быстро дергая одним крылом. Пораженный Джузеппе отпрянул в последний момент. Птица вскочила на лапы, глянула на профессора, и махнув крыльями взмыла в небо.

– Невероятно! – Воскликнул ученый. – Нет, нет, нет. Стой! – Он, можно сказать, с разбегу запрыгнул наверх, случайно затоптав и потушив факел.

– Где же ты? – Он смотрел по сторонам. Вверх и вниз. Всюду. Какое-то время рассудок пребывал в состоянии потрясения. Недоумение вперемешку с волнением окатили ученого. Он терял самообладание.

– Где же ты… Где… – повторял ученый снова и снова. Он уже думал, что потерял счет времени, что это сон, и такого не может быть, но…

– Ага! – профессор увидел её. Она лежала в снегу, дергалась, пыталась снова взлететь. Он подбежал к ней. – Стой, стой. Подожди, моя ненаглядная. Я помогу тебе. – шептал алхимик, боясь навредить ей, спугнуть оживший феномен. Краем глаза Джузеппе увидел свет, а вскоре услышал и обращение к себе:

– Кхэ-кхэм-м. Э-э, служивый! Ты кто таков? Откуда будешь?!

***

Загрузка...