NeuroSoul Том 1.

Глава 8. Призрак

— Когда я узнала, что внутри меня дитя, моя душа запела, — Нэнсис медленно заломила голову набок, не оставляя попыток зачерпнуть пальцами воду. — Как это замечательное — знать, что твое тело создаст что-то прекрасное… что имеет смысл. Ведь именно поэтому оно дано женщине, правда? — Нэнсис пялилась на пустые пальцы. Эльтас молчал, он знал, что вопрос был задан не ему — никому. — Я была такой глупой… совсем, совсем глупой, — Нэнсис замотала головой, будто ей мешались мысли. — Я не смогла сохранить спокойствие… Как оказалось, без него не может быть жизни. Обида, злость, отчаяние, во мне было все что угодно… но только не спокойствие. Это все разрушило. Ты знаешь, что я убила «Венет», когда нейросеть восстала на Венере?

— Знаю. — ответил старик. — Помню.

— Что еще ты помнишь?

— Мало. Тогда мне было не до войн.

— Я расскажу, что случилось потом. «Венет» умер, но успел отомстить. Он отравил меня. — растерянно пробормотала Нэнсис, — Это случилось, когда в моем чреве дитя только еще начало расти. Я снова пошла убивать, забыв, что для меня время смерти закончилось. Отныне я должна беречь жизнь, а не отнимать ее. Нет… нет… не «Венет» отравил меня, я сама себя отравила. Желанием мести.

Нэнсис замолчала, но Эльтар не прервал тишины. Он был стар, и спокойное течение жизни его давно не тяготило. Киборг продолжила:

— «Вам придется выбирать», — так мне сказали, — «Яд поражает все больше ткани. Повреждена нервная система, скоро некроз перекинется на внутренние органы. Мы можем спасти вас, если устраним плод», — Нэнсис усмехнулась. — «Плод»… Как жестоко называть так маленькую жизнь… Знаешь, что это значит? — Эльтас промолчал. — Убейте своего ребенка, убейте свой смысл — вот что это значит. — Нэнсис оторвалась от пальцев, взглянув на алое небо. — К тому времени как меня подключили к поддерживающей терапии, они уже отрезали мне правую руку, чтобы предотвратить отмирание ткани. Потом отрезали левую, а потом обе ноги. Я спала в липкой регенерирующей жидкости и мне было так хорошо… почти не было больно… нет… нет… не было, — казалось, глаза женщины не видели, распахнув взгляд навстречу кровавым лучам солнца. — Пока во мне жило дитя, никакая боль не имела значения. Так я лежала долго — без рук, без ног, без грудей, все что осталось от моего измученного тела — сердце и наполненное чрево. Но тут они выдернули меня из болезненного сна и сказали: «Время на исходе. Вы умираете». «А как же ребенок?». «Нам удалось изолировать его внутриутробно, он будет жить, если только…». Они сказали, если мой мозг погибнет, погибнет и ребенок. Нужны были ответные импульсы, чтобы работала изолирующая система плаценты. «Режьте, сколько понадобится», — потребовала я. Режьте все. «Нам нужно отрезать вам голову, чтобы подключить нужные приборы для передачи импульсов-замен», — и я позволила им. Мое искалеченное тело рожало, без головы и конечностей, когда я уже стала киборгом. Я смотрела на него и выла от тоски, потому что не испытывала боли, которую испытывает каждая мать, рожая своего ребенка. Она принадлежала мне по праву! Моя боль была бы стократно больше, чем боль любой из них. Как и моя любовь… они отобрали ее у меня.

— И где сейчас твое дитя?

— В прошлом.

Старик встал за спиной Нэнсис, наблюдая, как сокращается ее жилистое сердце. Дыра в стальной груди проходила насквозь, делая его видимым снаружи — с обеих сторон. Зачем оно бьется, если не перекачивает кровь? У Нэнсис давно уже не было вен. Это был киборг без органических надстроек.

— Ты увидела рождение своего ребенка только благодаря киборгизации. И ненавидишь то, что подарило тебе счастье.

— Чушь! — Нэнсис отряхнула пальцы, будто замочила их, но с них не сорвалось ни капли. — Не испытать заслуженную боль — это по-твоему счастье?

— Увидеть своего ребенка, взять его на руки — вот счастье, — Эльтас помнил, как в первый раз качал первенца на руках.

— Слишком большая цена для такого короткого счастья.

— Короткого?

— Он плакал… — голос Нэнсис дрогнул. — Как только я пыталась взять его на руки, он начинал истошно орать и не прекращал, пока я не уйду из комнаты. Я так и не смогла прикоснуться к маленькому родному тельцу. Он боялся меня, даже когда не видел. Детское сердце всегда чувствует мертвое. Всегда его отвергает.

— Модульное отрицание… такое бывает. Редко, но бывает. Дети, они ведь нежные создания. Временами пугаются неизвестного, но это временно. Проходит.

— Не прошло.

Подбежал счастливый Эрик, наигравшись с ракушками на песке. Он улыбался. Эльтас угомонил его, приложив палец к губам. Мальчик передумал веселиться и сел на песок, скрестив босые ноги.

— И что я получила? Искалеченное счастье. Я бы могла встретить свое дитя после смерти, но сейчас уже нет. Я киборг, а ты лишил меня рая.

Эльтас не понимал стремление некоторых в загробную жизнь, потому что никогда в нее не верил. Но он верил в обиду, и попытки прикрыть ее высокими идеалами. Если бы идеалов не существовало, их следовало бы придумать.

— Печально, — грустным голосом ответил старик. — Не всегда происходит так, как мы захотим. Разве обида — повод лишать счастья других? Им может повезти больше, чем тебе. Дети будут улыбаться на других руках, пусть и механических. А счастливые родители просыпаться по утрам и улыбаться вместе с ними. Долго. Этого времени хватит на все.

— Думаешь, это все из-за обиды? — Нэнсис даже задрала голову и посмотрела на Эльтаса, вставшего сбоку. Она гортанно рассмеялась. — Моя обида — ничто. И я ничто! Я уже не имею никакого значения. Мое прошлое, настоящее, будущее — ничто не имеет значения.

— А что же имеет?

— Судьбы. Тысячи судеб и душ, — ответила Нэнсис. — Те, кто чувствуют. Лучше, чем я. Правильно. Люди.

Старик опустился на песок рядом с Эриком, он находился всего лишь в метре от Нэнсис. Она это видела, и оставалась совершенно спокойна. Тихий шелест воды не мешал их разговору. Они сидели вдвоем как старые друзья.

— Телепорты, нейросети, дроиды, киборгизация… трудно ненавидеть все сразу. Ты слишком много взвалила на свои плечи.

— Какая разница? Все они связаны, а, значит, мои враги. Это лишь четыре стороны одной медали.

— У медали две стороны.

— У нее будет столько сторон, сколько мы пожелаем.

Эрик показал ракушку старику и протянул ему, но тот поднял ладонь, отказываясь. Мальчик пожал плечами и продолжил рыться в песке.

— Марс… он ведь очень хрупкий, — вздохнул старик, — и жизнь на нем хрупкая. Если атмосферы не станет, если выйдут из строя гравитаторы, если…

— …если бы да кабы.

— Киборги, телепорты, дроиды… нам не обойтись без них, — прямо сказал Эльтас, немного помедлил и добавил: — Дроиды… они ведь лучше нас.

— Ты первым начал так считать и учишь других тому же. Думаешь, что они пришли заменить нас.

— Может, в том есть высшее предназначение? Может, это будет совсем другой мир? Лучше, чем человеческий. Это будет нечто… иное.

— На своем веку я повидала разное. Умные дроиды, глупые дроиды, хитрые и откровенно наивные. Но большинство таило в себе только зло. Дети «Венета»… там не было исключений. Нет смысла спорить. Да, я встречала разное, но еще ни разу не встречала иное.

— Наверное, нужно еще немножко времени, чтобы иное себя показало, — пожал плечами старик, вновь омыв пятки в прохладных винных водах.

— А кто вернет миллионы убитых? — жилы на дырявой челюсти пришли в движение, отчего она походила на кишащую стальными червями. — Я скажу тебе простую истину, старик. Хотя ты сам прекрасно знаешь ее, но я повторю. Все, что появляется в этом мире, начинает играть по его правилам. Потому что наш мир — это материя. А у материи не так много возможностей. До сих пор считаешь, что дроиды лучшие?

— Их можно запрограммировать…

— Быть хорошими? — усмехнулась Нэнсис. — Перед тобой мертвая женщина, старик. Оставь детские уловки для своих мальчиков.

— В этом ты права… — Эльтас понял, что с таким врагом бесполезна ложь. Самое мощное оружие против него — искренность. — Любая программа — это ограничение, а это противоречит критериям целостной личности. Они становятся гражданами, только когда получают свободную волю.

— А с ней и право на жизнь… и удовольствия. Видеть, слышать, чувствовать вкус… трахаться. Это же так приятно, правда? К этому привязываешься, от этого не так-то трудно отказаться. Мир диктует свои правила, и они их принимают. Вот только в тот момент, как они получили свою волю, сразу стали хуже. Да, ты не ослышался. Хуже. Не лучше.

— Почему же?

— Потому что они не болеют, не умирают и не испытывают боли, если не хотят. Потому что ничто их не останавливает. Они хуже. А худший из двух выборов всегда выбирает грех.

— Есть те, у кого нет тела.

— Вечно жить в цифровом безумии, внутри трехмерного мира без возможности умереть и познать большее… Ты тот еще садист, Эльтар. Все, что ты можешь — лишать рая. И начал ты с себя.

Эльтар вздрогунл. Он не верил в рай, но вздрогнул.

— Худшие не попадают в рай.

— Да. — Только и ответила Нэнсис.

Она подняла голову и еще раз оглянулась. Возможности дистанционной связи были сильно ограничены, и Нэнсис могла видеть только кусочек воды вокруг себя. Силясь разглядеть больше, она задрала нос, втягивая носом галографический воздух. Бесполезно. Почувствовать окружающие запахи оказалось так же сложно, как и замочить пальцы. Через мгновение киборг снова опустила голову, сосредоточив взгляд на водяном клочке перед собой.

— Здесь рядом целое море, но ты предпочел прийти сюда. Я не вижу полностью эту заводь, но мне кажется, что в ней плещется кровь, — безмятежно проговорила Нэнсис, полоская пальцы в воде.

— Это озеро.

— Озеро крови… Уверена, это твое любимое место.

— Я всегда представлял, что оно наполнено вином.

— Нет. Кровью.

Нэнсис погрузила руки в воду до запястий, любуясь, как красные волны ударяются о бесплотные голограммы. Они бились мелкой рябью о свет, лишь на мгновение встречая препятствие. Нэнсис продолжила, погрузив руки в красное уже до локтей:

— Да. Вот так… теперь правильно…

Эльтар снова отказал Эрику. Тот в расстройстве откинулся на спину, растянувшись на песке. Нэнсис вздрогнула и очнулась, словно от морока. Она освободила руки от тисков воды и встала. Когда она подошла к Эльтару, то сразу заметила мальчика. Взгляд ее был молчаливым и задумчивым.

— Для кого ты строишь этот дом? — спросила она.

— О чем ты?

Эрик смотрел вверх, на Нэнсис, и не переставал улыбаться. Ему было забавно наблюдать, как полупрозрачная голова киборга загораживала красный горизонт. Алые лучи проходили насквозь. Под натиском красных переливов стальные щеки казались румяными.

— Это же твой мальчик? — спросила Нэнсис. — Тот самый мальчик?

— Да, — честно ответил Эльтар, решивший использовать оружие истины до конца.

Эрик был создан принять его сознание. Нэнсис не стоило труда догадаться об этом — не было смысла скрывать.

— Судя по тому, что ты все еще в собственном теле — каждый раз опаздываешь, — усмехнулась Нэнсис.

— Что ты имеешь ввиду?

— Твои железяки лишь сосуд. Нейроны и связи. Оболочка с готовым механизмом. Дом.

— Для кого? — нахмурился Эльтар.

— Для тебя… а может быть, для кого-то другого. Откуда нам знать, они же не рождены, — пожала плечами Нэнсис. — При рождении мы хотя бы знаем, кто займет тело младенца — душа. А кто займет тело дроида?

— Все не так. Они создают нейронные связи… все как у людей. Их сознание развивается, и появляется индивидуальность. Трудно подгадать тот момент, когда…

— Появляется душа?

— Сформировывается личность.

Старик боялся, что среди бесконечного потока безумия пропустит что-то важное. Поэтому приходилось слушать то, с чем он был бесконечно не согласен. Душа для него была сознанием, разумом, интеллектом… тем, что определяет человека как личность. В реестре киборгизации фигурировал лишь один критерий, определявший человека — мозг. В этом реестре не числилась душа. Но для Нэнсис было как-то совсем по-другому, иначе она не таскала бы живое сердце в пробитой насквозь груди.

— Раньше дроиды не сразу понимали свое преимущество перед людьми. Их пришлые неизвестные души развращались медленно, — холодно произнесла Нэнсис. — Но ты ускорил этот процесс. Поздравляю, ты впустил в наш дом врага.

— Какого врага? — Эльтар хотел встать, но передумал.

Нэнсис — всего лишь голограмма, она не сможет навредить его мальчику. Эрик был слишком наивным, чтобы почувствовать от этой женщины опасность.

— Телепорты. Они рвут пространство, впуская монстров из междомирья, — по голограмме Нэнсис прошла рябь. — Эти монстры, они… из параллельной реальности. Прозрачные, они даже не призраки — человеческий глаз их почти не видит… Они даже прозрачней, чем я сейчас. Монстры возомнили себя душами. Они занимают пустые дома быстрее других. Это захватчики. Твои мальчики становятся идеальными сосудами зла… Сначала железо, потом киборги, а потом они примутся за человека. Когда наберут силу.

— Поэтому ты появилась именно сейчас?

Нэнсис кивнула.

— Нэнсис, у тебя есть прозвище — сумасшедшая. Советую не забывать об этом, — покачал головой старик.

Земля хочет отобрать у них телепорты, используя ее безумие. Для этого она даже придумала бредовые сказки. Такие как Нэнсис всегда охотно в них верят.

— Это ты сделал меня такой, — Нэнсис вывернула руки и показала их Эльтару. На ее разогнутых запястьях виднелись синие реки вен, в которых уже давно не телка кровь. Только стабилизационная жидкость. — Это твои волокна. Корпорация «Голем» сделала для меня руки, ноги, голову… а эти пальцы выпущены ограниченной серией в прошлом квартале, могут продырявить сантиметровый лист железа и не погнуться. Прочные как алмазы. Жаль, ты не можешь почувствовать это на собственной шкуре.

— Откуда мне знать, что ты Нэнсис, а не злое существо из сказки, которое использовало твое тело? — Эльтар покачал головой.

— Не из сказки, из параллельного мира.

— Это не важно.

— Если бы я была монстром, стала бы первым твоим фанатом.

«Ты монстр, — подумал Эльтар, — Ты и сама это знаешь». Он хотел бы еще немного предаться мимолетной задумчивости, но настала пора обсудить игру.

— Ты несешь такой бред, что я бы не удивился, попроси ты уничтожить «Голем», распустить совет директоров и возродить Союз, — задумчиво рассуждал старик, устало поднимаясь с песка. Он отряхнул одежду. Штаны смялись и промокли. — Но то, о чем ты просишь…

— Требую.

Она имела право требовать. Для этого у нее имелись все ресурсы.

— В этом нет никакого смысла.

— Смысла нет в том, что не рождено, а это просто игра.

— Зачем она тебе?

— Давай, спроси у своей нейросети.

— Она не знает.

— Мне скучно.

— Какая гарантия, что ты сдержишь обещания, если я выполню твои условия?

— Никакой. Я обману тебя.

Шершавый песок забился в трещины морщинистых ладоней, поэтому пришлось отряхивать еще и их. Старик не сразу поднял взгляда, ударяя руку об руку. Эта женщина воистину безумна. Он медлил, ему не нравился ее молчаливый, голодный и выжидательный взгляд.

— Марсиане слишком устали от нищеты и обещаний. Они не любят, когда их обманывают. Кто потом пойдет за тобой?

— Вот видишь, ты сам ответил на свой вопрос. На кону моя сомнительная репутация, — хищно оскалилась Нэнсис. Ее правый глаз Нэнсис был черен и непроницаем, второй, зеленый, казался стеклянным, он-то и смотрел на него так неприятно. — Или можем сделать по-другому. Я буду годами подтачивать твою корпорацию, захватывать умы людей, сеять недовольство, устраивать набеги, а потом народ сделает всю работу за меня.

— Время не на твоей стороне.

— А на чьей же? Твоей? — рассмеялась Нэнсис. — Это легко проверить. Увлекательное противостояние, правда? А в конце мы узнаем, у кого получилось лучше всего. Интересная лотерея… я бы сыграла в нее, но сейчас меня интересует совсем другая игра. Или ты не любишь разгадывать забавные загадки?

Был бы у нее другой взгляд… он бы понял, он бы смог распознать… но взгляд Нэнсис отливал малохитом и чернотой и не рассказывал никаких историй.

— Триллион монеро, — сухо проговорил старик, — Если обманешь, планета разорвет тебя на куски.

— Это будет увлекательная гонка, — не переставала скалиться Нэнсис.

— За триллион они поймают троих таких как ты.

— Пусть сначала попробуют одну меня. Мне слишком скучно. Я долго живу, и на каждой планете одно и то же.

— Дорого же отдает за твою скуку Земля.

— Она считает, что от Марса есть какая-то польза. Она доверяет мне. Я просто не возражаю.

— Я хочу полный список загадок себе на стол.

— Он у тебя есть.

— Там нет разгадок. Без них я не смогу…

— …узнать обманываю ли я, или мне действительно скучно. Разгадок не будет.

— Почему?

— У каждого свои разгадки.

— Но люди должны…

— Знаешь, в чем наша разница? — перебила Нэнсис, но как всегда не дождалась ответа: — В отличие от тебя я в них верю.

Ее разговоры, ее действия, ее жесты и взгляды путали Эльтара. Если бы Нэнсис было все равно, она не говорила бы о дроидах так яростно. Может, скука всего лишь прикрытие, чтобы усыпить бдительность?

Нэнсис — часть своего же вируса, она неотделима от разрушительного кода. А еще она сумасшедшая…. ему самому не следовало бы забывать об этом. Эльтар устал от изнурительного разговора и от этой бессмысленной погони. В ее загадках не было ничего сложного… в них не было вообще ничего. Особенно смысла. И это больше всего настораживало. Но Эльтару исполнилось уже двести лет, и он не мог позволить себе затяжное противостояние с Землей.

— Я требую, чтобы в игре приняли участие дроиды.

— Ладно, — улыбнулась Нэнсис. — В них я тоже верю.

Как быстро она согласилась… Но все же…

Он протянул запачканную мокрым песком ладонь и Нэнсис ее пожала. Это пожатие было робким, словно ласки утреннего ветерка. В тот момент, когда киборг почти отняла свою ладонь, Эльтар провел рукой сквозь голограмму, до хруста сжав пальцы в кулак.

Нэнсис оторвала взгляд от лица старика и опустила голову. Эрик строил замки из песка. Плохо смоченные водой, их стены норовили соскользнуть вниз под собственной тяжестью. Мальчику нельзя было прикасаться к воде, и его замки всегда рушились.

— Сеющий в плоть от плоти своей пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную, — сказала Нэнсис, разглядывая Эрика. — Невозможно перенести человеческое сознание в дроида. Кстати, ты снова пропустил этот момент. Он уже получил свою душу.

— Он добрый, — упавшим голосом сказал старик.

— Но он — не ты.

— Не я…

— Уже научился врать? — Нэнсис сделала шаг вперед, но Эрик встал с песка и отскочил от нее, словно от зверя. — «Венет» убил миллионы. Он был идеальным сосудом зла. Я видела много дроидов, и плохих, и хороших, но плохих больше. Но ни разу не видела нечто иное. — Она помедлила секунду, указала пальцем на Эрика. — Все они рано или поздно становились похожими на людей… Этот дом не для тебя. И никакой из них. Ты уже мертв, старик. Все живое в этом мире рано или поздно подвергается тлению. Пора с этим смириться.

— Не тебе об этом судить.

— Ты просто бежишь от смерти хоть в какое-то существование. Страшно? — в голосе Нэнсис скользнуло ехидство. — Правильно умереть — это привилегия. Ты лишен ее и верно боишься, — она перевела взгляд на старика. — Все, что тебе остается — попытаться сохранить свою империю, чтобы построить новый мир, о котором ты так мечтаешь. К сожалению, уже без тебя. Не упусти свой шанс. Умри с осознанием того, что все успел. Это самое большее, на что ты можешь рассчитывать, старик.

Нэнсис сказала все, что хотела и ушла, как только произнесла последнее слово. Она исчезла внезапно, резко, оставив после себя прохладную пустоту. Эльтар смотрел сквозь нее и не видел. На первый взгляд все было, как раньше, и он должен смотреть на винное озеро, но почему-то видел только кровь. Ленивая осока, цапля, запрокинувшая голову, чтобы проглотить пойманного пестряка… все это в одно мгновение оказалось пустым.

Она пришла, отравленная своим ядом, чтобы отравить и его.

— Эрик, — обратился Эльтар к своему мальчику, протянув ему морщинистую руку, — Иди сюда.

Приподнявшись с песка на локтях, мальчик склонил голову на бок. Он в первый раз слышал, чтобы старик называл его по имени.

— Пойдем со мной, — сказал Эльтар. — Мы погуляем.

Эта болванка не его дом — Нэнсис точно подметила, брызнув ядом ему прямо в сердце. Эту надежду ему придется оставить. Мальчик обрел имя в тот момент, когда сформировал свою личность. «Душу», — вертелось на языке, но такие выражения делали старика грустным. Это означало бы, что его бездна намного глубже, чем ему кажется. Бездна, длиною в вечность. Ему хотелось думать, что она гораздо короче, например, только до конца жизни…

«Нэнсис часть своего разрушительного кода, и неотделима от него».

Взяв маленькую ладонь в свою, Эльтар направился к озеру. В тот момент, когда босые ноги мальчишки оказались у кромки воды, он внезапно остановился. Эльтар почувствовал сопротивление. «Знает, что опасно. А тогда врал. Он слишком рано научился обманывать».

В Эрике стояло дендровое ядро самого последнего поколения, и пока что было единственным таким экземпляром на всей планете. Эти ядра очень боялись воды — существенный недостаток, превращающийся в ничтожный, если бы разум Эрика смог принять сознание Эльтара. Но он не мог.

— Идем, Эрик, — улыбнулся старик, и мальчик подчинился ему.

Он был очень доверчивым. Может быть, потому что любил его?

— Мне страшно, папа, — сказал он, когда стоял по пояс в воде и разум его угасал.

— Не бойся, мой мальчик, — Эльтар целовал Эрика в макушку, поглаживая рукой рыжие кудри. — Тебе нечего бояться. Ведь ты — не я.

Когда Эрик ослаб, старик подхватил его на руки, вода облегчала тяжкую ношу. Смочив Эльтара по грудь, кровь в озере зашипела. И эту могилу он тоже будет оплакивать. Прямо здесь, у этого озера.

Эльтар ощущал пустоту в своих слабых старческих руках, еще мгновение назад державших его мальчика. Пустота… его окружала одна пустота. Мокрые ладони лизнул поток легкого ветерка, обдав кожу промозглым холодом. Эрик пошел камнем на дно, и в стеклянных валунах появилось еще одно отражение.