NeuroSoul Том 1.

Глава 11. Хлебные крошки

В этой части света Марс был многим непонятен. Песок, трава и лед попеременно сменяли друг друга, но никто так и не мог одержать первенство. Сухие ветра дули, нагоняя песок и обещая удушливую пустынную жару, а через мгновение с неба валился град величиной с голубиное яйцо. Проходило время, и вверх, навстречу граду и песку, тянулась упрямая жизнь. У каждой стихии был свой отведенный срок. Месяц Гемини отметился зеленым. Долина Кеплер покрылась травой, цветами и мхом, поглощая рыжие камни на пологих склонах. Реки зелени стекали к мелким городкам, осаждая дома густым травянистым войском. Здесь была настолько плодородная почва, что песок бесконечно смешивался с ней, а зелени меньше не становилось. И сколько бы град не рвал листья, выбивая из почвы комья грязи, вскоре он таял, корни впитывали воду и снова росли.

Ветер гнул к земле гигантские бутоны верейна. Красные, синие, жёлтые, фиолетовые… сущее испытание для его нервов. Нельзя было называть его дальтоником полностью, в конце концов, серый цвет тоже является цветом. Это цвет правды, убеждал себя Андрей, он помогает ему видеть суть вещей. Иногда он распадался на черный и белый, и в них тоже заключалась правда. Только слишком нарочитая, и для этого мира была непригодна. Разве что в лозунгах и плакатах, но, если сорвать со стены глянцевую маску, под ними все равно проступал серый.

Обычно ему хватало этих простых цветов, и даже его отражение в зеркале не предлагало чего-то большего. Бледная кожа, черная одежда… не нужно гадать, почему люди на улице оборачиваются. Уж точно не из-за ядовито-салатовой рубашки, выедающей глаза вместе со вкусом прекрасного. Хотя Андрей не замечал, что на Марсе кто-то заморачивался чувством прекрасного. И все-таки он сильно отличался от Земли, где каждый прохожий оценивал, насколько ты плох для этого мира.

Андрей сделал инъекцию в висок и настроил корректурные линзы, добавляя взгляду красок. Правда подождет. Нэнсис соткана из обмана. Чтобы добраться до нее, сначала нужно рассмотреть ложь во всех ее оттенках.

— Зачем мне указывать свои данные, если я не собираюсь отгадывать загадки? — Дэвид спросил громко, стараясь перекричать рев двигателей.

— Затем, что только зарегистрированные пользователи имеют право принимать участие в гоне. Ты со мной, значит, участвуешь. Всем плевать, что тебя не интересуют загадки, а только сохранность моего тела, — Андрей ответил предельно четко, понимая, что сарказм этот солдат может не понять.

Он даже затылок почесал громко, укладывая мысли в прочной, непробиваемой голове. Андрей не мог винить его за отсутствие мозгов. Такие как он не выбирают. Вся работа за них была сделана еще до утробы матери, в пробирках и колбах, а до этого — в головах ученых и нейросети. Искусственный отбор лишал генсолдат свободы выбора, но такие как он об этом не задумывались.

Незадолго до этого он рассматривал личное дело Дэвида и хмурился. Глядишь, и лоб треснет. «У моего отца был такой же», — скользнуло в сознании Андрея, но он отогнал эти мысли. Его отец не был генетическим экспериментом. Да, он стал военным, отрастил мышцы и укрепил волю, но был совсем другим… был… таким же, как он сам.

Слишком долго Дэйв буравил глазами анкету, гадая, является ли Андрей Коршунов Артемович сыном знаменитого Артема Коршунова, спасшего сотни тысяч жизней на Венере. Спросить он так и не решился, видимо, боясь получить утвердительный ответ. Такой груз ответственности может раздавить самую прочную голову. Пусть лучше Андрей останется для него рядовым фанатом, указавшим имя своего кумира в графе сбежавшего от матери отца. Про него ходили и такие слухи. Настанет время, и он скажет правду, примерно в момент, когда открыто назовет Дэйва тупым. Так уж повелось — рано или поздно правда лезла из него, хотели этого окружающие или нет. Андрей расстроился бы по этому поводу, если бы ему не было абсолютно плевать.

Воздушная дорога, ведущая строго на юг, отклонилась на юго-восток, протискиваясь мимо двугорбого холма вниз, к петляющей речке, смахивающей на ручеек. Вдоль воды вытянулся городок, утоляя жажду и с той, и с другой стороны. Миновав яблоневую рощу, городской транспортник зашел на посадку. Они приземлились в паре километров от городка «Рейва», и в несколько сот метрах от живого кладбища.

Густая сочная трава прижалась к земле от резкого потока воздуха, разгоняемого жаркими двигателями. Андрей спрыгнул вниз, хрустнув галькой под подошвами. Посадочная площадка была небольшой, угрожая зарасти травой окончательно. Отсюда вела лишь маленькая тропка, смахивающая на ниточку — посетители кладбища были здесь гостями нечастыми. Мало кто мог вынести вид близких людей, мертвых при жизни.

— Почему они здесь? Не лучше бы им доживать свои дни в… — Дэвид осекся, поняв, что слово «доживать» не совсем подходит для тех, кто выбрал смерть от Полета Миражей, — …в более подходящем для этого месте? Больнице, например.

— Они не реагируют ни на холод, ни на тепло, ни на хорошее обращение. Эти люди вообще ни на что не реагируют, кроме своих снов. Кто знает, что им снится? Камни в человеческом теле. Они могут прожить здесь годами, если это можно назвать жизнью… а могут умереть в больнице в первый же день. Никто так и не предсказал их участь. Поэтому они здесь.

А ведь он боится, догадался Андрей. Этот здоровяк боится того, что находится за цветущей аркой ворот. При изучении личного дела своего телохранителя Андрей первым делом обратил внимание на пометку «скрытая парализация». Предельно туманный диагноз ярко показывал, насколько сильно департамент хотел отбрехаться от навязанной им ищейки. А заодно пристроить почти непригодного сотрудника, наверняка, скребущего по монеро на срочную операцию.

И снова следопытов никто не любил — впрочем, ничего нового. Никому не нравится, когда суют нос в его дела. Но Дэйву придется преодолеть свои страхи, иначе он услышит о себе правду раньше, чем будет готов.

— Сколько баллов? — спросил Андрей.

— Вы о чем? — Дэвид дышал глубоко и шумно, он стоял в метре от стальных прутьев ворот. Протянуть руку — толчок, и он нос к носу со своими страхами.

— Сколько баллов достиг Полет Миражей, когда у тебя треснули защитные зрительные элементы? Ты до сих пор жив, значит, они у тебя были. А если они у тебя были, жить ты определенно хотел. Правительство иногда требует от своих граждан очень многого, но никак не защищает их от последствий собственных решений. Страховка не покрывает твою операцию. По крайней мере ту, которую тебе бы хотелось. Не любишь преобразования? Так ты еще и кибергофоб.

Дэвид покраснел до кончиков ушей. В этот момент детектив его не только смутил, но и не понравился еще больше. Будто его сокровенное зацепили когтями, вытащили из глубины души, надменно покрутили под клювом и выкинули, как что-то неинтересное. Такой безразличный и спокойный голос был у этого Коршунова, словами не передать. Этот детектив видел его насквозь с холодом и цинизмом. А все потому, что просто мог, даже не потому, что ему интересно. Не упырь, а хищная птица. Коршун.

— Два балла, — неохотно признался Дэвид. Вот почему следопытов никто не любит. Вот почему.

— Я знаю. Миражные деструкторы выдерживают до четырех баллов, некоторые Земные варианты справляются и с пятью, но стоят они миллионы. Земля знает о Полете Миражей даже больше, чем Марс, иронично, правда? — кажется, Андрей усмехнулся, но уголки его бледных губ даже не дрогнули. — На вооружении марсианской гвардии стоят стандартные модели, выдерживающие два балла. Но по сути меньше, потому что на двух выходят из строя. Это был риторический вопрос.

Солнце скрылось за тучами, было прохладно, но не зябко. Недавно прошел дождь, воздух увлажнился и потяжелел. Трава накопила влагу. С листьев, оплетших арку над головой, срывались крупные капли. Дэвид пару раз смахнул их с лица, но упавшие на плечи успели впитаться в ткань.

Андрей зашел первым. Железные ворота скрипнули, распахиваясь, живая арка над ними дрогнула и в воздухе послышался аромат потревоженных цветов. Влага рухнула столбом вниз, но Дэвид успел сделать широкий шаг вперед и не замочился. Здесь было слишком тихо, чтобы не услышать стон металла.

— Мертвые ничего тебе не сделают. Они даже не могут говорить, чтобы напугать своими россказнями. Идем за мной и перестань трястись, — кинул из-за плеча Андрей, углубляясь в цветущее кладбище.

Перешагнув черту, Дэвид аккуратно прикрыл за собой ворота, сделанные из тонких стальных прутьев и завитушек. Слишком уж они были красивыми, чтобы обращаться с ними кое-как. Они шли мимо усохших искривленных фигур, водруженных на каменные постаменты, как мраморные памятники самим себе. На каждом постаменте висела табличка с именем и датой рождения, далее прочерк и пустая, открытая дата. Кто-то еще надеялся, что они живы, где-то там, в глубине своего забвения, и не хотел видеть их мертвыми. Лишь на одной Дэвид заметил дату смерти, Андрей же заметил больше, но не озвучил своих наблюдений. Кто-то набрался смелости посмотреть правде в глаза, и он уважал их за это.

Почти у всех головы были задраны вверх, а рты раскрыты, словно в ужасе. Да, это мог бы быть ужас, если бы не широко раскрытые глаза, в которых отражался космос. Черные, с белой россыпью пигмента глаза походили на млечный путь, и делали раскрытые рты удивленными. Порой это походило на восхищение или нетерпение. Сухая, словно пергамент кожа покрывала костлявые тела, давно утратившие мужские и женские признаки. Волосы почти у всех повыпадали, руки тянулись вверх или были скрещены на груди, они стояли на коленях, и все еще смотрели в небо.

— Они заросли травой, почти по макушку, — обескураженно заметил Дэвид. — Некоторых совсем не видать из-за этих ползучих стеблей. Неужели за ними никто не ухаживает?

— Почему же? — Андрей снял шляпу и собрал черные пряди в хвост за спиной. — Кое-кто сюда приезжает.

Следопыт присел, рассматривая табличку одного из мертвецов. Пришлось разогнать шелковую мокроту листьев, чтобы добраться до букв. «Аллиенс Кобери, 2457 год — ….». Когда она попала под стихию? Год, полгода назад, а, быть может, вчера? Ее могила не выглядела слишком старой, но и новой ее нельзя было назвать. Когда они шли сюда, старые могилы были видны сразу. Одежда на таких людях выцветшая, обветшалая и промокшая. Некоторая настолько истлела, что покрылась плесенью и дырами, а растения не только покрыли тела с головой, но и впились в плоть, стреножив свои жертвы, и некоторым залезли в раскрытые рты. Странно, что такие люди все еще держались, израненные и покоренные природой, а другие начали гнить, будучи ухоженными родственниками, прилетавшими сюда регулярно. Значит, умерли окончательно.

Андрей встретил одну женщину по пути сюда, она шепотом разговаривала с кем-то близким, медленно очищая могилу от тонких лиан и травы. Здесь было столько цветов, что и от них тоже избавлялись. Женщина не заметила пришедших, даже когда помогла соседним могилам освободиться от нападающей на смерть природы. Она рвала руками траву и выкидывала, шептала что-то, рвала траву и выкидывала, не глядя по сторонам. Скорбь всегда смотрела только вглубь себя.

— Когда заполнит боль пустой сосуд из слез и снов, молчание кричит погромче всяких слов, — задумчиво произнес Андрей, садясь на корточки. Он взглянул на прибор рядом с табличкой, отмечающий на небольшом экране состояние Аллиенс. Все данные в онлайн времени передавались на центральный сервер медицинского центра, но таковых было не много. Сердце девушки совершало всего один слабый стук в минуту. Это даже не кома, нет. Только смерть. — Естественно, эта загадка про Полет Миражей. Явно про его жертв. Странно, что я сам не догадался. Пустые сосуды, полные слез любящих их людей и снов, в которых они утонули навсегда… молчаливые, как камни. И все же молчание иногда может быть «погромче всяких слов». Но что они могут сказать нам?

— Вы же говорили, что они молчат, — Дэвид нетерпеливо помялся на месте. — И они не опасны…

— Не опасны. А ты, видимо, не совсем понимаешь, что такое образное выражение. Но мне повезло, что твой страх указал мне нужное направление, — голос Андрея не поменялся. Он не стал ни мягче, не благодарней, все так же бесцветен и безразличен. — Дэйв, я имею привычку размышлять вслух. Тебе придется привыкнуть к этому. Не обязательно мне отвечать.

Синие, фиолетовые, красные, желтые… сущее испытание для его нервов. Когда привыкаешь к черно-белому миру с серой сердцевиной, внезапные цвета нарушают покой. Аллиенс так заросла цветами, что не оставила ему шанса. В глазах пестрило, и начинала болеть голова.

Андрей с раздражением вырвал пучок травы, откинув ее за спину. Тихо пискнула камера, следившая за движением на этом участке. Корпорация «Голем» предоставила игрокам почти неограниченные полномочия, поэтому Андрей даже не обеспокоился этим. Обеспокоился он другим. Среди пестрых цветов затесался еще один — слишком неприметный, чтобы перепутать его с другими. Мелкий, с острыми лепестками, он не имел цвета, был сер, скромен и спокоен. Спокойней, чем остальные. Андрей коснулся пальцами бархатных лепестков. Мерещится, что ли? Не подействовало лекарство? Провал в цветовом восприятии ему сейчас был ни к чему.

— Я не вижу, Дэйв… — сказал он. — Какого цвета этот цветок?

Дэвид промолчал.

— Сейчас я разговариваю с тобой, солдат. Какого цвета этот цветок?

— Серого.

— Хм…

Пожалуй, ему понадобится не только сила этого здоровяка, но и его глаза. Слишком большая путаница, слишком важная цель эта Нэнсис, чтобы промахнуться. Не в этот раз.

— Каждый уважающий себя следопыт хотя бы раз в жизни должен попытаться поймать сумасшедшую Нэн. Так ведь, Коршун?

— В какую бы сторону не дули ветра, хороший следопыт всегда учует свою добычу, — Артем оставил в покое Аллиенс, встал и повернулся.

Обладатель мягкого, как у деревенского дядюшки голоса возвышался примерно на полтора метра над землей. В коричневой кожаной куртке на узких плечах, в черных кожаных перчатках на маленьких ручках, с невыносимо стильной прической и идеально начищенными ботинками. Острый как шило нос ранил воздух, чтобы потом вдохнуть запахи ярче, чем есть на самом деле. Его голос не соответствовал словам, его действия не совпадали с обстоятельствами, его внешность никогда не вызывала подозрений. Тадеуш Янковский любил широкие жесты и эффектные появления. Андрей предполагал, что таким образом он компенсирует недостаток ребячьего роста.

— Свою добычу? — удивился Тадеуш, подбросив вверх маленькие бровки. — Говоришь, как эгоист. Нэнсис уже давно перестала быть чей-то, она общественное достояние.

Андрей освободил руки от шляпы, водрузив ее опять на голову. Поправил острый кончик замши по центру лба:

— Дэйв, открути ему башку.

Дэвид отреагировал быстро, сделав шаг вперед. Но затем остановился, взглянув сначала на Андрея, потом на незнакомца, и потом снова на Андрея. Он раздумывал о законности такой просьбы. Тадеуш рассмеялся. Громко, гортанно, показывая острые мелкие зубки.

— Не поверишь, у меня такой же, — Тадеуш наскоро кивнул на верзилу, возникшего из-за ближайшего постамента. — Никогда не понимают шуток.

— Я бы и сам смог. Это не так сложно, — Андрей повернулся спиной и снова занялся Аллиенс. Она смотрела в небо, широко раскрыв глаза и рот.

— Думаешь, лучше остальных? Одержимость Нэн не доводит до добра, — слова летели ему в спину, не умолкая. — Считаешь, что в этот раз у тебя получится.

— «Сады Элис», «Скорбь Кэмпбелл», «Тирренская Паттера», «Лю Синь»… на Марсе полно кладбищ, куда ты мог отправиться. Но ты выбрал именно это. Гнался за мной, чтобы сказать, насколько я ничтожен?

— «Всяческое содействие» от корпорации «Голем» — пыль в глаза. Здесь каждый сам по себе. Я предлагаю помогать друг другу.

— Нет уж, воздержусь, — Андрей прикоснулся тыльной стороной ладони щеки Аллиенс, гадая, что ей снится. — Ты не сможешь разгадать Нэнсис, а мне не нужна твоя помощь. Но от помощи тебе я не отказываюсь. Можешь отследить меня по трекеру и сесть на хвост, хватая крошки со стола. Как сейчас.

Вместо того, чтобы сжать до скрипа челюсть и оскорбиться, Тадеуш спрятал руки в карманы и усмехнулся, как взрослый:

— Считаешь, что я недостаточно хорош. А я и не скрываю этого. Любой следопыт должен быть готов плюнуть на Нэнсис и не ввязываться в такое дерьмо. Чтобы поймать ее, нужно сначала сойти с ума. Я предпочитаю оставаться в своем. Как далеко ты зашел?

— Я оказался здесь раньше тебя, так что выводы можешь сделать сам, — отмахнулся Андрей, как он надоедливой мухи. — Но это простая загадка. Скоро тут будет толпа народу. Они еще не знают, что я прав.

— Ты слишком самоуверен, Коршун.

— Именно поэтому ты будешь идти за мной по пятам.

— Иди к черту.

— Хорошо. Как раз пора поработать.

На этот раз в спину не прилетело ни единого слова. Тадеуш имел лишь одну привлекательную черту — исчезал он без долгих прощаний, так же внезапно, как и появлялся.

Андрей освободил Аллиенс от плюща ровно до плеч, обнажив смоченную росой кожу. Платье на ней выцвело и порвалось. Когда-то оно имело небесно-голубой цвет, но сейчас поблекло, сквозь дыры было видать груди — сморщенные полоски кожи, присохшие к выступающим ребрам. Что ты хочешь сказать мне? Дэвид поравнялся с Андреем.

— На первый взгляд наши споры похожи на вражду, но это не так. Даже если кто-то из нас кого-то ненавидел, это был бы не я, — сказал Андрей, не глядя на Дэвида. — Мне просто абсолютно плевать. Может, я когда-нибудь и расскажу тебе о Тадеуше и его замечательных жизненных стремлениях. Тебе ведь интересно.

— Совсем нет, — соврал Дэвид. — Это дело не мое. В споры следопытов мне вникать не положено. Но если вы будете отдавать неполномочные приказы, мне нужно будет подать рапорт. Данный игрок на вас не нападал. Он не представлял угрозы. Это нехорошо.

Андрей глубоко вздохнул и покачал головой.

— Если так пойдет дело, мне нужно будет защищаться от тебя, — спокойно ответил он, и добавил на всякий случай: — Это шутка. Не принимай близко к сердцу всякие глупости, как Тадеуш.

— Так зовут этого маленького господина?

— Да.

— Мне правда не интересно, — сказал Дэвид. — Он пытался поймать Нэнсис? Ну… раньше.

— Мы все пытались, — задумчиво ответил Андрей. Он заметил, как под толстой шапкой зелени стебли плюща впились в плоть Аллиенс. — Это что-то вроде посвящения. Каждый должен облажаться, чтобы понять, насколько он хреновый следопыт, и уже с этими знаниями начать все заново. Просто некоторые не сдаются и превращаются в посмешище, — Андрей имел ввиду вовсе не Тадеуша, а себя, но не стал этого уточнять. — Но в одном он прав — чтобы поймать Нэнсис, нужно думать, как она. Глупо рассчитывать, что ее загадки будут иметь простые ответы. Чтобы разгадать их, нужно быть с Нэнсис заодно.

— «Что не рождено, не имеет смысла». Это все, что я знаю о ней, — спрятав большие кулаки в карман, сказал Дэвид. Становилось прохладней, да еще и мокро. Чем дальше от Арсии, тем больше влаги. Дэвид привык к сухому холоду, и мокрота ему не нравилась. — Она говорила эти слова. Я слышал.

— Это были мысли вслух. Но так уж и быть… можешь отвечать. У меня нет времени на путаницу в общении.

Влага скапливалась в космических глазах Аллиенс, переполняла веки и стекала вниз по щекам, похожая на слезы.

— А вы сильно умный, да? — простодушно спросил Дэвид.

— Скажем так… я не гений, но иголку в стоге сена найти смогу. — Андрей смахнул пресные слезы со впалых щек девушки. — Нэнсис всегда считала, что тело — это дом для души. Сосуд. Человеку — человеческий, зверю — звериный, нейросети… насчет их сосудов у Нэнсис однозначное мнение, но сейчас речь не о них. Люди… если изменить их сосуд, душа уже не будет прежней. В хромом доме живет калека.

— А я всегда представлял душу как зефирки, — кончики ушей Дэвида только-только побелели, но теперь опять залились краской. — Это Нэнсис про кибергизацию, да?

— Подозреваю, что не только. Но и про генетические эксперименты, улучшение физиологии, синто-замену органов… но да, прежде всего про кибергизацаю. Самое большое зло.

— А что бывает, если какой-нибудь человек… ну, например, солдат согласится на кибергизацию? — Дэвид решил, что спросил вполне завуалированно. Андрей точно не догадается, что это он про себя спрашивает.

— Искажение. Душа теряет свою идеальную форму… превращается во что-то уродливое и разрушительное, и как следствие утрачивает свое высшее предназначение. Потому что только в органическом теле душа может достичь рая, — Андрей сделал резкий рывок, освобождая руки Аллиенс от плюща, и послышался глухой писк. — «Данный свыше дар да не порушит страсть». Но посмотри на этих людей — это пустые сосуды. В них нет никакой души. Внутри пустых тел гуляет только эхо.

Глухой писк повторился. Андрей обратил на него внимание не сразу, пытаясь разглядеть в глазах девушки хоть какой-то смысл. Но его не было. Рывок — плющ разорвал плоть вместе с мясистым стеблем, и писк снова повторился. Андрей наклонился, чтобы посмотреть на экран медицинского анализатора.

— Странный какой-то взгляд. — пробубнил Дэвид, пряча озябший от мокрого холода нос в ворот куртки. Ему не нравились эти слова, и эти взгляды тоже, ведь он тоже генетический эксперимент, и ему скоро идти на операцию. А Дэвид хотел достичь рая, где бы он ни был. Ему казалось, что там ему будет хорошо. Может, там его встретит мама? Он очень по ней скучал. — Чтобы разгадать загадки, нужно думать так же? Про сосуды всякие там, про эхо из душ…

— В какой-то мере. Чтобы хотя бы знать, в каком направлении следует идти.

— Чтобы думать так, нужно… — Дэвид помедлил, подбирая нужные слова. — …нужно быть очень, очень…

— …фанатичным, — быстро закончил за него Андрей. — К сожалению, фанатики видят только черное и белое, и разучились различать другие цвета. Нэнсис и есть фанатик. А еще она далеко не глупа. Я тебе больше скажу. Бывают люди, которые настолько умны, что в конце концов сходят с ума. Нэнсис как раз из таких. Мне иногда даже кажется, что она видит какой-то смысл в том, чтобы разделять все на черное и белое.

На панели высветились простые цифры — 6:252. Ошибка.

— Когда человек испытывает боль, приборы отображают всплеск активности ноцицепторов — болевых рецепторов. Сейчас аппарат фиксирует повреждение кожи и мышц, но боли нет, — Андрей указал на цифру на дисплее. — Поэтому несоответствие принимаемых сигналов выходит на экран. Двадцать один — четыре. Это код ошибки.

— Что это может значить?

— Пока не знаю…

Андрей достал из-за пазухи зажигалку и чиркнул кремнием, вспыхнуло маленькое пламя. Тепло согревало сырость, Андрей поднес огонь к бескровной ране на руке Аллиенс и попытался поджечь плоть. В воздухе послышался запах паленого мяса. Прибор снова выдал ошибку.

— Совсем пустые сосуды, — не без волнения произнес Дэвид, вынув нос из воротника. — В них и не положишь ничего, кроме ошибок.

Огонь резко потух. Андрей перестал мучить Аллиенс, которой было все равно на ее мучения. Следопыт посмотрел на Дэвида с интересом:

— Если ты продолжишь говорить нужные слова в нужное время, может, я и изменю свое мнение о тебе, — сказал он, убирая зажигалку во внутренний карман пиджака. — Самоубийцы Полета Миражей изменили свое тело, и сейчас оно высохло, превратившись в пустой сосуд. Их тела не воспринимают не еду, ни питье. Их метаболизм практически нулевой — вот такой вот медицинский феномен. Конечная точка изменения своего тела — полная утрата души. Самоубийство. Вот почему Нэнсис не выбрала еще один объект киборгизации, типа «Бельтреса», а выбрала кладбища! Шесть, двести пятьдесят два. Ошибка — это все, что наполняет сосуд без души. Это и есть наша хлебная крошка.

— Цифры? Это номер какого-нибудь закона?

— Нет. Цифры — это окончательный ответ. Нэнсис хочет загадать на новую загадку там, где находится ответ на первую. А ответ на первую загадку — ошибка. Очень крупная ошибка.

— Крупнее, чем пустые тела?

— Возможно, — Андрей убрал за пазуху зажигалку. — Дэвид, что у нас на координатах 6:252?

— Для точных координат этих цифр мало, — пробубнил Дэвид, рассматривая гало-интерактив карты на браслете.

— Прибавь нули если нужно и скажи примерно.

— На севере находятся кратеры Серпантида, а на юге плато с гигантскими сосудами Кассини, — и тут Дэвид осекся, — Сосуды…

Андрей расплылся в улыбке:

— Ну что, пойдем ловить нашу большую ошибку?

Слишком быстрым был этот следопыт, он даже не дождался ответа. Дэвид поплелся за ним, гадая: если кто-нибудь еще разгадает загадку, что станет со всеми этими людьми? Чем больше ошибок, тем больше раненых памятников. Он настолько разволновался, что спросил об этом Андрея.

— Эту загадку разгадают гораздо больше людей, чем ты думаешь, — дверь арки скрипнули, выпуская посетителей. Навстречу им уже двигалась живая толпа, и все посадочные площадки были заняты. — К утру на Марсе не останется ни одного живого самоубийцы. Пустые сосуды разобьют, а кладбища станут чистыми.