Глава 19. Безумие

Солнце поднялось до самого зенита и тени сделались невидимыми. Они пугливо спрятались под камнями и подошвами ропщущей толпы. Светило будто стало ярче, усиливаемое корректорами атмосферы до земного блеска. Стало как-то не по себе — такое далекое, и вроде не должно давать столько света, но вокруг светло и жарко. Окружающее казалось искусственным, неестественным, как и вся эта планета. «Им нужны технологии, чтобы поддерживать этот обман», — успел подумать Андрей, прежде чем в лицо ему швырнуло облако ржавой пыли.

Там, на Земле, настоящие растения тянутся к настоящему солнцу, естественные океаны бьются о нерукотворные скалы, тело чувствует натуральную гравитацию без резких перепадов давления. Там, на Земле, резвятся дети без сломанного генома и со своими руками. Там пахнет арбузами, животной жизнью и морской солью. Все это сотворил один удивительный случай из миллиардов вероятностей и продолжила эволюция.

В новом Марсе не было ничего удивительного. Будто скорбящие люди решили оживить труп умершего родственника. Здесь ночь прогоняет день песчаными ветрами и пахнет разложением, горячим асфальтом и сладким потом. Сколько бы марсиане не лелеяли свои цветущие сады, в итоге у них все равно получается пустыня.

— Надеюсь, ты не боишься темноты, — сказал Андрей, зная, что Дэвид боится.

Сперва ржавые ворота задрожали, незримо и неощутимо, словно мелкая рябь прошлась по водной глади. В сплошном гомоне и суете дрожь осталась незамеченной, на воротах все так же висели игроки с резаками, пытающиеся взять их штурмом. Они что-то кричали и размахивали пилами, как вторыми руками. Быть может, так оно и было — Андрей не знал, а отсюда было не видать. Черно-серое зрение уже начало подводить его, превращая кричащие розовые глотки в черные дыры. Настало время последней инъекции, дожидающейся своего часа во внутреннем кармане куртки. Андрей достал сыворотку и вколол ее в висок, зажмурившись от пронзительного укола, каждый раз неожиданного.

В то время как черные кляксы превращались в оранжевые, ворота задрожали сильнее и резко подались вверх. Заклубился водопад каменной пыли и ржавчины, обдав удушливыми облаками находящихся внизу. Ворота вели себя так, будто действительно были старыми, готовыми вот-вот слететь с петель и развалиться на части, разломав попутно камень, в которые были врезаны. Вот только запах… запах у нее действительно свежий, неожиданно подумал Андрей, эта ржавчина крепкая, как наивность жаждущих наживы. Тут он понял, что, видимо, зря сделал инъекцию в висок — тьма, что открывалась внутри, не покажет ему других красок кроме черного, сделай он хоть тысячу таких инъекций. А если и покажет… он не захотел бы их видеть.

— Надеюсь… ты не боишься темноты… — повторил Андрей, пытаясь переложить свой собственный страх на Дэвида.

Страх появился внезапно, с двадцатым стуком сердца, от момента как он увидел огромный зев пещеры. Сердце стучало бешено, поэтому это случилось быстрее, чем он ожидал. «Мне досталось сердце Провидца — пусть малая его часть, но даже этого хватает, чтобы учуять опасность». Она била по вискам и сдавливала горло.

Двое мужчин, штурмовавшие ворота, успели спрыгнуть в толпу, где их поймали под руки. Остальным повезло меньше — кое-кто сорвался и шмякнулся о землю вместе с работающими резаками. Вскоре послышался истошный крик, хлюпанье, а потом в воздух врезался острых запах крови. Толпа, словно огромная живая волна, двинулась в сторону от опасного механизма, и Андрея с Дэвидом чуть не сбило с ног.

Дэвид схватил Андрея под локоть и потащил против толпы, хватка у него была просто стальная.

— К-куда мы? — спросил слишком поздно Андрей, когда уже люди вокруг поредели.

Все огибали смерть, но именно рядом с ней Андрею стало дышаться легче. Они оказались прямо около трупа, с отрезанной рукой и напрочь разодранной шеей. Андрей отвернулся, чтобы не видеть раскуроченную плоть и глубоко вздохнул. Остро пахло кровью, но страх отступал, и в воздух без препятствий вошел в легкие.

— Я знаю, как выглядит паника, — пробубнил с пониманием Дэвид. — Здесь меньше народу, должно быть полегче. Погодите, я выключу резак. А, хотя…

На секунду Дэвид задумался, стоит ли отключать механизм, потому как он отпугивает игроков, а этому малахольному следопыту люди совсем не полезны. Чем их больше, тем труднее ему дышать. Дэвид сомневался, что и в обычной жизни люди приносят ему хоть какую-то пользу. Может, поэтому он их так не любит? Они мешают ему дышать?

— Да выключи ты эту противную штуковину, — рявкнул Андрей, согнувшись пополам.

Вдох-выдох… вдох. Вместо того, чтобы разбежаться, толпа кинулась в зев пещеры. Совсем скоро вокруг осталось так мало людей, что Андрей позволил себе разогнуться и смахнуть пот со лба. Где все? Неужели триллион монеро так быстро запихнул их в эту темную глотку?

Вой резака внезапно оборвался, когда Дэвид раздавил шустрый моторчик жесткой подошвой ботинок, потому как не нашел, где это штука выключается. Андрей с удивительным спокойствием наблюдал, как Дэвид с легкостью сминает металл, не хуже, чем кибернетические руки Патрика стальные бока Вильгельма. Ну и силища… думается, шутить над ним не стоит. Больше он такую ошибку не допустит.

Дроны над их головами свернули оружие и отлетели. Медиков нигде не было видать, да Андрей и не ждал — спасать тут было нечего. Он все еще не смотрел туда, просто знал. Тишина всегда ходит со смертью, а стонов он так и не услышал.

— Господин Коршунов, нам пора, — послышался встревоженный голос Дэвида.

Напряжение в воздухе чувствовалось сильнее, чем пыль. Андрей схватил за руку Дэвида, удерживая его на месте.

— Подожди. Пусть зайдут все, а мы пойдем следом.

— Можем не успеть.

— Куда не успеть?

— Не знаю… туда, где разгадывают загадки.

— Мысль быстрее, чем ноги. Не спеши.

— Как хотите. Мое дело маленькое — я смотрю чтобы у вас конечности оставались на месте, не как у этого гражданина, — наверное, Дэвид имел ввиду труп под ногами, но Андрей не стал оборачиваться, чтобы убедиться. — Если вы боитесь, что не сможете дышать там, внутри…

— Теснота и давка тут не причём.

— А в чем? В темноте? Вы спросили, боюсь ли я её. В толпе не страшно. Чего там бояться?

— Монстров, о которых рассказывала тебе мама, — улыбнулся Андрей, а Дэвид смутился, поняв, что следопыт опять все про него знает. Пусть он и малахольный, но сила его в проницательности. Было неприятно, будто стоишь без штанов перед целой толпой девчонок из школьной группы поддержки. Дэвид помнил тот случай и ощущения сейчас были точно такие же. — Дело не в темноте, Дэвид. В интуиции.

— А что с вашей интуицией?

— К сожалению или счастью, она есть. Я всегда считал, что это подарок от моего отца, раз уж ничего другого он оставить не смог. Тренировал ее, когда этого совсем не стоило делать. В тот раз, когда в нас стреляли… я специально не приготовил оружие, чтобы она стала острее.

— Нехорошо, господин Коршунов.

— Меня радует, что у кого-то еще остались четкие понятия о том, что хорошо, а что плохо, — холодный пот нагревался под палящими лучами солнца. Андрея это раздражало, видимо, скоро настанет и их черед войти в прохладу тоннеля. — Да, рисковал. Нам повезло, что твоя реакция оказалась быстрее моего сумасбродства. Тогда я обострял интуицию, но сейчас этого делать не нужно. И так чувствую, что дело дрянь.

— Так мы не узнаем, если не пойдем. Господин Тадеуш уже ушел вместе с Гретой. Он махал вам, когда входил в тоннель, только вы не заметили. Вы хотите, чтобы он обогнал вас?

— Пусть идет первым, а лучше к черту, — Андрей согнулся еще раз, вдохнув полной грудью. — Вместе со своей логикой и мускулистой нянькой. Он считает себя лучшим из лучших, забывая, что перед ним еще сотня тысяч дроидов, которые считают себя такими же. Так что он последний в очереди.

— Мне кажется, он слишком маленький для великих дел.

— Эйджас-чип тоже маленький, не больше ладони, но управляет гипердвигателями.

— Господин Тадеуш умеет быстро летать? — с сомнением спросил Дэвид.

— Нет… совсем нет… черт. Тут ты прав — он слишком маленький для великих дел, но рост тут не причём.

— У него есть еще что-то маленькое? — спросил Дэвид, на этот раз с любопытным подозрением.

— Да. Душонка. Малодушие — его главный недостаток. А ведь он родился с золотой ложкой во рту, даже двумя, если на то пошло.

Тадеуш Янковский никогда не вспоминал прошедшие годы со стыдом. Отец его был вице-президентом Польской республики Конфедеративного Союза, а мать дочерью сенатора южного штата Каролины, со стройными ножками и невеликим росточком. Все свои достоинства она передала и сыну, который оценил их только к отрочеству. Поначалу они ничуть не мешали ему упиваться вусмерть, отплясывать в самых злачных кабаках только ему исполнилось четырнадцать и покупать девушек своих друзей, которых выбирал не из своего круга. Тадеуш пролетал на красный, бил машины, космолеты и тех самых девушек, которым назначал тройную цену, если они не соглашались на начальную.

— Одну ложку он держал во рту, а второй черпал мозги из своей черепной коробки, — рассказывал Андрей, лишь бы не идти в тоннель, — Однажды он поставил на то, что перепробует все существующие наркотики за три месяца и выиграл этот спор.

В качестве выигрыша к нему в постель легла черноволосая Лейла из параллельного потока, девушка его университетского друга Краса. Только он не знал, что это его девушка. Как и Крас не знал, что она, оказывается, совсем не прочь побыть чей-то другой. Тогда Тадеуш впервые оценил свои достоинства. Идти против двухметрового верзилы полутора метрами и бутылкой водки в крови — не самая лучшая идея даже имея золотые ложки в качестве оружия. Тадеуш пополнил свой список женских побед, а Крас — число переломанных костей пудовыми кулаками. В тот вечер золотые ложки были вбиты Тадеушу в глотку, и он провалялся в реанимации практически месяц.

«Сопливый коротышка», — последнее, что Тадеуш услышал перед входом в кому и зацепился за это в своих снах. Проснувшись, он действительно начал видеть в зеркалах только коротышку и уже никогда не садился за штурвал космолета, а его девушки не имели парней, мужей и даже братьев. Казалось, тот Тадеуш умер, а возродился новый — с буйством еще более глубоким, чем был. Теперь он смотрел на коллег снизу-вверх и доказывал, что он выше их, раскрывая дела быстрее, чаще и больше, чем они успевали. Каждый ставился в известность индивидуально — по личному выбору Тадеуша, и Андрею не повезло оказаться в его списке.

— Каждый раз одно и то же — он раскрывает дело и присылает сводки своих побед на мою личную почту. Он оправдывает это тем, что делает мир лучше. Делать мир лучше — это у него такой фетиш. Выше от этого он не становится, зато успокаивается на какое-то время. Вымученный альтруизм, чтобы почувствовать себя лучшим из лучших. Наверное, он выбрал меня, потому что я в полтора раза выше его. Отличная цель для самоутверждения.

— Или потому, что вы очень умный, — сконфуженно пробубнил Дэвид.

— Было бы приятно думать, что поэтому. Я говорил ему, что это даже не смешно. Его комплекс легко лечится у психолога, и это старо, как мир. А он в ответ прислал мне целых три раскрытых дела и грамоту на своей стене.

Одно оставалось для Андрея непонятным — почему Тадеуш взялся за это дело, раз так ненавидит дроидов. Ему впору примкнуть к Нэнсис, чтобы отстаивать очевидные интересы Земли, но он принял совсем противоположную сторону. «Слишком правильный», — таков был ответ, и Андрей согласился с этой догадкой. Таким он стал после комы. Слишком правильный, чтобы пойти против официальной позиции Земли и Марса, и слишком сложное дело, чтобы отказаться от славы, когда он разгадает его. Тогда он увеличит свой рост на миллионы километров — ровно от Марса до Земли, и, быть может, почта Андрея еще долго обойдется без его писем.

— Господин Тадеуш думает, что перестанет ездить верхом на Грете, если выиграет гон. Деньги ему не нужны, — почему-то Дэвиду казалось, что такому, как Артем триллион монеро совсем ни к чему. Он и не ест столько, сколько положено при его росте, и ни разу не говорил, что приобрел бы, будь у него целый триллион. Дэвида все время подмывало рассказать о хорошем пиво и ипотеке, но у него совсем не было данных, чтобы замахиваться на триллион. А тут следопыт, опытный ищейка. Ему как раз в пору рассказывать о таких вещах. Но Дэвид ни разу не слышал от Андрея, что тот хочет себе новый космолет, байк или хотя бы рубашку. — Зачем вы здесь? Мне кажется, что тоже не из-за денег.

Андрей вглядывался в черную глотку пещеры, дождавшись, пока окончательно подействует лекарство и он начнет видеть цвета. Интуиция… она оказалась настолько сильной, что превратилась в образы. Образы прошлого, и образы настоящего.

— Я здесь, чтобы никогда больше не бояться дроидов, — сказал он и двинулся вперед — к темноте туннеля.

Перепрыгнув труп, Дэвид поспешил за ним.

Свет внутри так и не зажегся. То, что происходило здесь, требовало полной темноты, — так подумали и Андрей, и Дэвид. Дэвид еще добавил, что кое-кто не любит, когда светят ему прямо в глаза. Наверное, он хотел пошутить так, потому что в голосе чувствовалась насмешка, но Андрей помнил, что проницательность у этого генсолдата спонтанна и не стоит сбрасывать ее со счетов.

Вильгельм с Патриком тоже куда-то испарились. Скорее всего, влились в сплошную реку непроглядной толпы и скрылись из виду вместе с Тадеушем, который не махал ему, как сказал Дэвид, а показывал средний палец. Андрей оценил деликатность генсолдата.

— Стены из диэлектрического нановолокна, — Андрей прикоснулся подушечками пальцев к блестящей глянцевой поверхности туннеля. Изнутри он был выложен черной мелкой плиткой, передающей коже свою прохладу. — Посвети сюда, Дэвид.

Он и сам бы мог сделать это, но близкое присутствие этого верзилы успокаивало — глядишь, он разгонит и его страхи. Бледный свет от браслета мерцал на черной плитке, под поверхностью которой были вытканы еле заметные микросхемы, словно кружева. Вдоль тоннеля тянулись провода, до самого конца, а в конце маячил еле уловимый глазу свет.

— Смотри, Дэвид, наш свет в конце туннеля выглядит именно так, — Андрей скептично указал на дрожащее пятнышко вдали. — Бледные мельтешащие точки, похожие на стаю мух, возомнившую себя светлячками. Совсем не походит на что-то великое или вселяющее надежду. Там набилось, наверное, с тысячу игроков. Этот сосуд очень глубокий.

Пахло сладким потом, топливными элементами и жженым диэлектриком. Были слышны крики и стук металла о металл. Сначала тоннель был пуст, но потом в него стали стекаться люди снаружи — Андрей предположил, что пришли игроки с соседних сосудов, которые оказались пусты, или их просто не открыли.

Ускорив шаг, Андрей поспешил к свету. Должен же он узнать, зачем стены тоннеля прошили тем, что не пропускает электричество.

— Это жаропрочный диэлетктрик, — Дэвид плеснул маслица в костер догадок. — Штурмовые транспортники сделаны из такого. С ним не сгоришь, даже если очень захочешь. Я пробовал. То есть, я не хотел гореть, просто…

— Дэвид, будь добр, заткнись.

Раз уж они потрудились открыть главные ворота, то открыли и все остальные двери. Ноль-три — большая белая цифра, вымазанная прямо поверх жаропрочного нановолокна. Целая, на ней не было видно ни пятнышка копоти — значит, здесь ничего еще не горело… хотя что можно было рассмотреть в этих сумерках? Все светлячки собрались впереди — там, где закачивался обратный отсчет. Андрей запнулся о выступающий порог следующего люка, преграждающего выход из центра наружу. Ему закономерно досталась цифра ноль-два. По лицу прошелся ветерок, похожий на легкую пощечину. Перепады давления — дуло от центра к выходу, а не наоборот. Почувствовался запах жженого металла, невыносимый и резкий, и на этот раз двинул в нос, словно кулаком.

Три, два, один… обратный отсчет закончился на глухом, толщиной в половину Дэвида люке, он был открыт настежь и пропускал всех. Синие огоньки электронной панели монотонно мигали, изредка меняя цвет на красный. Эта гигантская пробка не привыкла быть раскрытой настежь, мелькнуло в голове Андрея, естественное состояние люка — быть наглухо задраенным. Сегодня его спокойствие потревожили. Еще бы… была бы их воля, игроки бы сорвали его с петель. Стоило людям узнать, что внутри что-то есть… и не важно, сколько преград было за ржавыми вратами. Они нашли бы резаки помощнее.

Вся сердцевина, от нижних ярусов до высоты, упирающейся в стальной потолок с тяжелыми болтами, была заполнена людьми. Вентиляции нигде не было видно, но ветер дул. Может, это орущие глотки нагнали его? Здесь их было что опарышей на тухлом мясе. Они кишели и мельтешили, играя светлячками фонарей по стенам и потолку. От разрозненного мелькания света у Андрея кружилась голова, хоть свет и разгонял эту сплошную темень и было видно, что творится вокруг. Он насчитал восемь ярусов, не меньше. Четыре наверху, отсчитывая от места, где он стоял и еще столько же внизу. Если верхние упирались в болты и сталь, то нижние утопали во тьме. Наверное, их было больше… нет, определенно их было больше, но ничего ровным счетом не видать, и свет туда не доставал. Не все преграды еще успели взломать… Может, и хорошо, что эти двери не открыты. Надолго ли?

— Здесь все круглое, — справедливо заметил Дэвид, повысив голос из-за невыносимого гвалта.

— Конечно, это же сосуд! — крикнул в ответ Андрей.

Если снаружи он круглый, то и внутри тоже, хотел добавить он, но промолчал, устав озвучивать Дэвиду очевидные вещи. Только под землей помещение могло принять другую форму, но он надеялся, что нижних ярусов не так много. Не хотел бы он спускаться еще и туда…

Это было цилиндрическое помещение, словно сердцевина, выгрызенная червяком в яблоке — сверху донизу. Ярусы здесь отделялись железными парапетами, похожими на обглоданные кости животного. На каждом из ярусов было натыкано электронных панелей с контролем внешней температуры, датчиков движения, радиационных помех, корректировщиков гравитационных нарушений и еще черте-чего, что хорошо бы изучить досконально и в полном спокойствии, но по очевидным причинам Андрей сделать этого не мог. В самом центре сосуда находился цилиндр матового стекла, огромный и широкий, как если бы целый стакан запихнули в горлышко кувшина. Он тянулся так же, как и ярусы, сверху и донизу и терялся во тьме. Что было за стеклом этого цилиндра было не видать — плотная матовая завеса скрывала содержимое.

Из открытой двери на нижнем ярусе, примерно через один от него, игроки вытащили какого-то плешивого мужичка в халате и начали допрашивать, как умели.

— Это ученый? — закономерно спросил Дэвид. Он догадался, потому что все ученые на всех планетах выглядели одинаково, и иногда были похожи на докторов. Те тоже имели мало волос на головах.

— Очевидно, что не охранник, — следопыт оглянулся и отметил, что охраны здесь не имеется. Значит, ее отозвали. Дурной знак. — Ты видел где-нибудь гвардию или спецназ?

— Только в охране у таких как вы, местных нет.

Андрей выругался.

— Если они будут рвать его на части, то ничего, кроме обгаженных штанов не получат, — кто-то порвал халат на бледном от страха мужчине и уже свесил его вниз, перевалив через парапет. Тот кричал и хватал руками воздух, не в силах удовлетворить их любопытство. — Собери трех человек вместе, и получишь толпу. А у толпы никогда не было мозгов. Надо бы научить их вести допрос. Как спуститься вниз?

— Никак, господин Коршунов, стойте, — Дэвид схватил Андрея за локоть и оставил на месте.

Справа и слева напирали, и Андрей подчинился Дэвиду — остаться около выхода показался хорошей идеей.

— Ты прав, поздно учить их манерам, — вибрации Андрей не чувствовал, как это характерно для плазменных ускорителей, а, значит, внутри цилиндра не плазменный сердечник по выработке энергии. Открылись еще пара дверей напротив, на этот раз оттуда выволокли ученых повыше, женщин. — Как ты думаешь, что там, за стеклом?

— Ничего хорошего.

Неожиданно для себя Андрей был ошарашен этим ответом. А ведь он прав — ничего хорошего…

Послышался истошный крик — это женщину в халате сбросили вниз. Кое-что начало выходить из-под контроля, в панике подумал Андрей, не в силах признаться себе, что абсолютно все.

Уж лучше бы они сказали, что там внутри. Неужели «Голем» не дал им отмашки? Если бы он увидел перед собой разъяренную толпу, он выкрикнул бы правду так громко, что разодрал глотку в кровь. Но, видимо, эти ученые умеют говорить только шепотом, чтобы не помешать работе своих молчаливых приборов.

Когда раздался первый выстрел, Андрей неосознанно присел и схватился за голову, хотя выстрел был сделан в сторону стеклянного цилиндра. Заряд импульса высек сноп искр при столкновении с преградой, но стекло не дрогнуло, даже трещины по нему не пошло.

«Крионановолокно», — с облегчением подумал Андрей, оно слишком прочно, чтобы разрушиться под зарядом обычного испульсника.

Толпа начала громить маленькие комнатушки и вытаскивать сотрудников, что-то отчаянно кричавших про змей. За ними пошли в ход приборы, которые, очевидно, отвечали за что-нибудь важное. Ломай, громи все, авось, кое-что из этого подойдет открыть главную дверь — такова была логика толпы, не имеющей мозгов. Игроки разносили вокруг все, до чего могли дотянуться, поэтому после хрупких электрических приборов перешли друг на друга. Плечистый старик с зеленым ирокезом учинил драку, видимо, намереваясь возобновить поутихшую давку. После оплеухи по спелой голове, похожей на грушу, он двинул локтем в челюсть стоящей позади женщины, пытавшейся взобраться по его спине к дальнему рубильнику в двух метрах от пола. Где-то далеко внизу слышался скрежет металла, некоторые пытались проникнуть на нижние этажи. Тьма в тех местах разбавлялась слабым светом фонарей, но, к счастью, их было не так много — туда отправились только самые отчаянные.

И тут до него дошло — а где дроиды? На всех ярусах, от верхнего до нижнего, только люди копошились, ну, может, еще парочка роботов. Где-то мелькнул Вильгельм, который легко мог сойти за какой-нибудь конденсатор, оторванный от стены, если бы не его звездно-лунный плащ. И только… больше никого не было видно. Самые отчаянные внизу, и большинство из них дроиды и киборги. В подтверждении догадок из толпы выскочил Патрик и еще один робот, очень похожий на человека. Патрик ловко заскочил на парапет, прямо как обезьяна, присел на краю, оттолкнулся и прыгнул. Большой живот в этом ему был не помеха — видимо, в пятки у него были вставлены еще и пружины. Ловкие кибернетические руки прилипли пальцами к цилиндру по центру. То же самое проделал и дроид, только он не изображал из себя обезьяну, а прыгнул сразу, когда аккуратно перелез через преграду. Оба стали спускаться на руках вниз, глубоко царапая стекло алмазными когтями. Послышался скрежет, сводящий челюсти. Вниз, они все хотят вниз. Думают, если прочные, разгадают загадку одними из первых, а не одними из первых умрут.

В груди Андрея затрепыхалось сердце, то самое, что досталось ему от отца — самого талантливого провидца, что ему не доводилось знать. Тук-тук… опасность, отчеканивало оно явственно, будто он притронулся к ней руками. По напряженному взгляду Дэвида стало понятно, что и тот не прочь бы испугаться, если не был бы при исполнении. Генсолдат держал руку на поясе, готовый вынуть оружие, но медлил.

Около уха послышался треск, а потом повалили искры — это полноватый юноша с рыжими усами до самого подбородка выдернул провода из щитка за его спиной. Заплывшее вспотевшее лицо не несло в себе никаких отпечатков физических нагрузок — определенно, до сегодняшнего времени это была только комнатная плесень. Большое грузное тело было перетянуто защитной экипировкой с кожаным поясом и огромной бляхой в виде черепа с рубиновыми глазами.

Они играют в догонялки, с ужасом подумал Андрей, для них это игра, не более. Здесь собрались жаждущие наживы, мечтатели, собиратели конспирологических теорий, отчаянные авантюристы и просто городские сумасшедшие. Они не будут соблюдать осторожность, для них нет никаких правил. Но в игре с государством следовало бы соблюдать хоть какие-то правила, а если их нет — придумать.

Гомон внезапно заглох, когда матовое стекло в одно мгновение стало прозрачным. Словно пелена стекла по цилиндру вниз, обнажив пустоту внутри. Да, оно было совершенно пусто, и терялось внизу, во тьме.

— Там нет ничего? — недоуменно спросил Дэвид, перевалившись через парапет и глядя вниз. — Пусто внутри. Даже плазмы нет. Внизу темно, но не похоже, что там что-то есть.

— Есть… — Андрей вытолкнул воздух из легких, вцепившись бледными костяшками в парапет.

На мгновение, сменив сумасшествие на любопытство, толпа уставилась на цилиндр — огромный и широкий цилиндр, занимающий почти все видимое пространство. Когда волосы на его руках встали дыбом, Андрей смотрел вместе со всеми — вниз. Нет, и вовсе это не страх. Нечто иное. Страх колет нутро, а не кожу. В воздухе почувствовалась наэлектризованность, словно заработал какой-то механизм, наполняющий пространство током.

Луковицы волос встали прямо, впившись в кожу до боли, когда тьма внизу открыла глаза.

Загрузка...