NeuroSoul Том 1.

Глава 15. Сосиски

По обоим бокам от Дэвида шли дроид и музыкант, сам он двигался в центре, заткнув большие пальцы за пояс, как истинный блюститель порядка. Андрей плелся позади, за их спинами, не желая принимать в этом участие. Что-то он не припоминал еще, чтобы Дэвид вышагивал так важно. Временами генсолдат поднимал палец вверх, акцентируя внимание на слово «закон», когда произносил пафосные и до ужаса плоские речи. Слушатели внимали и иногда кивали. Одно сказанное Дэвидом всегда походило на другое, но им, похоже, не было до этого дела. Благоговение перед блюстителем порядка парализовало их волю, как и нежелание иметь проблем с законом.

Дэвид как-то обмолвился: он испытывал неловкость каждый раз, когда кто-то переговаривается через него, а он находится в центре, но сейчас чувствует себя на своем месте. Он — гарант спокойствия и правосудия. У Андрея не хватало сил даже чтобы усмехнуться. Как же он устал… и как только у этого здоровяка хватает сил, чтобы хорохориться?

В какой-то момент Андрей поймал себя на мысли, что он здесь единственный, кто может называться настоящим человеком. Дроид имел искусственное мыслящее ядро и никогда не рождался, у музыканта длинные кибернетические руки и, наверняка, метаболические ускорители, чтобы они хорошо работали, а Дэвид изначально родился с измененным геномом. Не в первом поколении, так во втором. Кажется, его мать тоже была экспериментом… Дэвид выносливый и быстрый, несмотря на свою нейротравму. Именно поэтому Андрей сейчас устало тащится за ними, мечтая найти уютную выемку в скалах, забиться туда и проспать до самого марсианского утра.

Минуло почти два километра, как они шли. Никто из новых знакомых так и не зажег света — дроиду он был не нужен, его зрение, наверняка позволяло видеть и в кромешной тьме, а Патрик Новак, коим представился музыкант, давно заменил себе глаза на более эффективные. По этому поводу Дэвид задавал много вопросов — ему очень нравилась перспектива видеть в полной тьме. При его-то боязни темноты, глядишь, все заработанные от гона деньги он потратит на новые глаза, а не на замену нервной системы, которая спасет ему жизнь.

Андрею хватало и своего зрения. Он видел не везде и не всегда, и часто упускал многие детали, но так тренировалась его интуиция. Ему досталось в наследство сердце Провидца — хорошее зрение только сбивало его с пути.

Лекарство переставало действовать. Желтые луны на плаще дроида теряли цвет, небесно-синее полотно становилось серым. Плащ колыхался при каждом шаге, стряхивая пыль. Нет, он так поблёк вовсе не от пыли. Иначе ткань стала бы рыжей… Маленький кокон искусственного света вокруг Андрея делал одно похожим на другое.

Скоро он снова станет дальтоником — дополнительные дозы лекарства были украдены. Осталась последняя, в запасном кармане, у самого сердца. А сердце подсказывало, что ее нужно сберечь. Андрей начал слушать, чтобы не думать о серости, которая в скором времени обступит его со всех сторон.

Так он узнал, что Патрик Новак частенько посещает Лабиринт Ночи, чтобы услышать уникальное звучание музыки. А точнее — развилку Тритона, стык четырех тоннелей разлома, в которых особенно сильно гуляет ветер и эхо такое, что слышно даже на Фобосе. Там он ставит свои барабаны и стучит до самого утра. «Музыку рыб в стальной чешуе», как он выразился, услышал Вильгельм, не меньший ценитель музыки, чем он сам. Дроид находился около разлома, из которого доносилось музыкальное эхо и не смог пройти мимо. Он спустился вниз и выразил мнение, по которому музыка Патрика не могла считаться достойным вкладом в марсианскую культуру. Андрей никогда не слышал, чтобы дроиды умели так материться. Дэвиду пришлось несколько раз произнести слово «закон», протыкая пальцем воздух, чтобы предотвратить новый конфликт.

— Вот она, моя малышка, — Патрик обошел сбоку ударную установку и уселся в центре.

Андрей поежился, кутая голодное тело в куртку. Посреди такого ветра климатическая система одежды начала давать сбои — его бросало то в жар, то в холод, промозглый воздух забирался в складки и отверстия на рукавах и шее. Сколько не запахивай — никуда не деться от этого ветра. Он приходил с главного северного туннеля, большого и широкого, как глотка синего кита, сталкивался с другими потоками из двух соседних, делал несколько кругов в стыковочном «кольце» перекрестка, разгонялся и уходил в четвертый тоннель, который, в свою очередь, делал музыку такой громкой, что можно было оглохнуть.

Можно ли назвать это музыкой Андрей не знал. В нотах он не разбирался, да и за все время не разобрал ни одной складной мелодии. Вильгельм сел на каменный пол, зажал слуховые отверстия ладонями и качался взад-вперед. Подперев плечом стену, Андрей склонил голову и приложил ухо к камню. Так он меньше слышал — зажать уши, следуя примеру Вильгельма, он не решился. Ведь Дэвиду, похоже, нравилось. Он пританцовывал правой ногой и улыбался, изредка поглядывая на следопыта. Тот улыбался в ответ и одобрительно качал головой. Если он зажмет уши, Дэвид, еще чего, обидится, а второго отца с такой знаменитой биографией у Андрея больше не было.

Патрик взмахивал руками, из указательных пальцев у него торчали палочки — нановолокна его кибернетических рук имели настройки принятия форм. Он ударял ими по широким барабанам, дотягиваясь даже до самых далеких — практически в двух метрах от него. Затем обязательно слышался лязг — здесь уже досталось блестящим «тарелкам». Андрей не разбирался в инструментах, ровно так же, как и в нотах. Он был рад, когда это, наконец, закончилось.

— Вы очень хорошо играете, господин музыкант, — довольно отозвался Дэвид, единственный, не считая Патрика, кому все это пришлось по вкусу. — Спасибо, что дали послушать нам. После концерта принято отмечать, я слышал. Так мне рассказывали друзья. Обычно я приходил только на вторую часть, где уже нет музыки. Теперь знаю, что зря.

— Музыка делает гражданина особенным, — гордо возвестил Патрик, превращая палочки на руках снова в пальцы. Они втянулись, шевеля нановолокнами, сменив прозрачный хрустальный на черный. — Не грех и отметить. У меня есть сухпайки. Для ценителей моего творчества ничего не жалко.

Видимо, таковых было не много, догадался Андрей, иначе Патрик не был бы таким щедрым. Или статус Дэвида сделал его более отзывчивым, или его одобрение. Восхищенное внимание сделало Патрика сговорчивым. По тому, как он дрался, музыкант вовсе не походил на человека, который охотно делает уступки. За помощь Андрей готов был похвалить что угодно, даже его лысую голову.

— Господин Вильгельм Даосский обещал нам сосиски, — напомнил Дэвид и повернулся к сидящему на каменном полу пещеры дроиду: — Вы еще не передумали нас угощать, господин повар?

— Я имею прямую цель доказать, что моя кулинария не хуже этих звуков… — Вильгельм встал и хотел было выпятить грудь, провозгласив точную характеристику услышанному, но передумал, покосившись на кибернетические руки Патрика. — Мой лагерь находится наверху. Здесь, увы, не развести костер.

Музыкант уже сворачивал установку. Удивительно ловко и удивительно быстро. Как оказалось, половина ее была всего лишь голограммой, имеющей очень чувствительные сенсоры движения. Может, сенсоры чувствовали и ветер тоже?

— Все мои вещи здесь, — сказал он, выкатывая из скалистой тьмы байк, горой нахлобученный вещами. — Я бы не отказался от сосисок. И сказал бы, вкусные они или противные. Честно бы сказал — не из зависти, как делают некоторые.

Выбраться на поверхность не составило труда — от зубца Тритона шла удобная непрерывная тропка, многократно протоптанная туристами. Вверх и вверх — упорно и утомительно, но все же лучше, чем прыгать по скалам, норовя свалиться вниз.

Лагерь Вильгельма, как и обещалось, находился неподалеку.

На горизонте показалась едва заметная полоска рассвета, еще не алого и не синего — белесого, превращавшего ночь в предрассветные сумерки. Холод не отступал. Напротив, казалось, стал еще зубастее. Ночная жизнь пустыни притихла, то ли почуяв начало нового дня, то ли окоченев окончательно.

Андрей сидел прямо на земле, подогнув под себя ноги и вытянув руки к огню. Иногда жар ласкал кожу до боли, но следопыт не спешил одергивать ладони, будто копил его про запас. Дэвид уместился рядом, закинув Кубик между лопаток, чтобы тому не было слишком жарко. Он не знал, какую температуру тот может выдержать, а сам разум молчал. «Он вас стесняется», — пояснил служитель порядка, погладив черные грани многогранника, как тельце домашнего зверька.

У Вильгельма здесь уже стояла палатка, несколько мешков поклажи, походная станция, очищающая его схемы от пыли и байк, который он не побоялся оставить в одиночестве, когда его сенсоры уловили звуки музыки. В пище и воде он не нуждался, источником энергии ему служил ядерный сквоч.

Интерактивным костром поделился Патрик, явно желающий сохранить свои сухпайки. Бесплатное угощение смягчило даже самое обидчивое сердце, хотя Патрик утверждал, что оно у него тоже кибернетическое. Ускорители метаболизма изнашивали органы, так что ему было чем похвастаться — левую почку и часть печени пришлось тоже заменить. Вполне возможно, было и еще что-то, что Андрей пропустил мимо дремлющего внимания. Он уже клевал носом, когда послышалось шипение сгоравшего жира. Острый запах вкусной еды ударил в нос, заставив его проснуться.

— Обычно я готовлю прямо в себе, но на открытом огне получается вкуснее, — Вильгельм нанизал мясо на шампуры, для этого он открутил запястья и вставил их туда. Шампуры вертелись медленно, прожаривая мясо равномерно, до золотистой корочки. От этого запаха кружилась голова и рот наполнялся слюной. Андрей вдруг в полной мере почувствовал, насколько сильно он голоден. — Я добавил специальные специи. Всегда подбираю пропорции сам, у меня встроены рецепторы с распознаванием вкуса FK-187, более современных на Марсе не найти. Мои блюда набирают не меньше двухсот баллов по шкале человеческого восторга. Скоро сами узнаете.

Когда заслонка в корпусе Вильгельма плавно откатилась назад, никто не удивился. Когда из его нутра начал валить холодный пар, как из холодильника, ни у кого это так же не вызвало никаких подозрений — охладительные системы дроидов могли принимать самые причудливые формы. Дроид просто решил немного выпустить пар после напряжения своего ядерного реактора — возмущение отбирает много сил, особенно когда с твоим мнением не все согласны. Но когда из глубины стального туловища показались замороженные сосиски, Андрей сначала не поверил своим глазам, а Патрик сказал, что он, быть может, и неплохой повар, если не забывает о кулинарии даже в пустыне. Он готовь признать это, если Вильгельм согласится, что его музыка, так уж и быть, если и не хороша, то по крайней мере не так плоха. Это заявление удивило Андрея еще больше, чем мороженые сосиски из туловища дроида, но он слишком устал, чтобы думать.

Таких как Вильгельм производили лет десять, или двадцать назад, они успели войти в перечень существ, имеющих называться живыми мыслящими гражданами. Коэффициент их интеллекта никогда не падал ниже G-197, что на десять пунктов выше, чем у него самого. Андрей никогда не испытывал ни завести, ни досады по этому поводу, но считал, что делать одинаковую шкалу для людей и дроидов — большая ошибка. Они другие, и мыслят, и действуют по-другому. На первый взгляд этого можно не заметить, как и не заметить их высокий интеллектуальный коэффициент, но это скорее упущение человека, чем несовершенство дроидов. Человеческое внимание не так остро, дроиды скованы законами. Пока что все работает, пока что… единственное, что человек сделал совершенно верно — давал эндельцию только тем, кто формировал свое сознание в отрыве от общей сети. Их мыслящее ядро было все таким же быстрым и емким, но, если бы они имели возможности гипер-серверов… Андрей всегда ежился на этом моменте, отгоняя дурные мысли. Призраки войны на Венере преследовали его, а ведь он ее даже не застал. Страх засел в людях глубоко, отметившись в инстинктах выживания.

Столько лет на Марсе внушали всем, что дроиды — лучшие граждане, но даже спустя эти годы люди испытывали к ним недоверие. Это он видел в глазах прохожих, во взгляде Дэвида, и даже в своем — может, просто им всем не нравится, что кто-то называет дроидов лучше, чем они сами? Никому не хочется быть вторым сортом. Но если тебе это внушают каждый день, невольно начинаешь с этим соглашаться.

Андрею, в принципе, было плевать и на то, если его назовут полным идиотом и будут вбивать это в голову каждый день. Идиотом быть ненамного хуже, чем умным, если в твоей жизни ровным счетом ничего не меняется. Иногда ему казалось, что он может видеть и без всякого ума. Миллионы вероятностей ему заменяла интуиция — для этого он носит в себе сердце… мысли снова начали путаться, когда языки пламени в очередной раз лизнули взгляд.

Гений тот, кто придумал огонь. Нет еще ничего, что так сильно бы парализовывало волю. Стоя как-то на палубе «Кеплера — 19» он наблюдал пылающее Солнце в миллионах километров от корабля, но все равно не мог пошевелиться… охлаждающие системы выли, зрительные фильтры трещали и лопались, а он просто стоял, не в силах оторвать слезящийся взгляд. Пот градом катился с пульсирующих висков, и он готов был сгореть. Тогда он не чувствовал себя лучшим или худшим, он чувствовал себя никем. Но если тебе внушают что ты лучший, в это легко можно поверить. А лучшие всегда знают, как правильно — на то они и лучшие. Тогда-то и пойдет ворох искажений, и лучшие станут ошибкой. Хуже — они станут палачами…

— Андрей, держите, — Дэвид толкнул его в плечо, протянув сочную сосиску на тарелке. Андрей вздохнул глубоко, вернувшись в реальность. Он что, опять задремал?

Прошла уже куча времени, а он так и называет его на «вы», соблюдая строгую субординацию. Впрочем, и на это тоже было плевать.

— Пять лет назад Гаред отрезал левую стопу, чтобы играть на клавесине. Он так ловко перекатывал монетку между пальцами ног, что ему аплодировали каждый раз, когда он доставал пять несчастных монеро, — Патрик, несмотря на свою неприязнь, первым откусил сосиску, запив сладким черемуховым соком. Гостей он тоже угостил — всех, кроме Вильгельма. Тот пил только охлаждающую жидкость и от предложения отказался. Дроид упер одну руку в стальной бок и выглядел довольным. На другой все еще крутился шампур. Всего он пожарил шестнадцать сосисок. — Сначала я подумал — какой дурак играет пятками на клавесине? Если только такой, как Гаред. Устраивать цирк перед выступлением всегда считалось дурным тоном. Сейчас совсем другие обычаи. Например, на рок-концертах зрители бьют морду музыкантам, на удачу. Но чаще, конечно, наоборот. Считается, что концерт пройдет неудачно, если не будет разбито парочка целых носов. Подправить мордашки у нас всегда вызывался Высокий Карл, но он сразу ушел, как женился. С тех пор дела пошли не так хорошо. Люди уже давно приходят за движухой, а не за музыкой. Еще черемухи? — Патрик поднял термос, и Дэвид — благодарный слушатель, согласно кивнул. Отблески огня мерцали на лицах и одеждах. В воздухе послышался аромат черемухи. — Тут я понял, что Гаред совсем не дурак. Да он просто гений! Люди слушают музыку и думают, как хорошо он играет ногами. А играет он отвратно, не то что я. Просто перебирает пальцами ловко. Хех. Получается, что зрители восхищаются его смекалкой, а не навыками в музыке. Приходят посмотреть на обезьянку. Гаред всегда был очень хитрым. А теперь еще и богатый.

— Поэтому вы решили заменить руки? — спросил Андрей, но чисто из вежливости, так что получилось слишком бесцветно. Он даже не надеялся, что ему ответят.

— Поэтому.

— У вас очень хорошие руки, — глядя на кибернетику с восхищением, произнес Дэвид. Пламя отражалось в его глазах, танцуя и извиваясь, но казалось, его взгляд пылал вовсе не от отражений. Ему очень нравились эти руки. Он хотел их. Будь у него такие, парализации можно было бы не бояться. — И играете вы очень хорошо. А что они умеют?

— Сверхскоростное принятие мозговых импульсов на базе технологий 7-GADA, терморегуляция со встроенными наводками, усиление чувствительности до тридцати пяти парсек-нодда, индекс силы по Каулусу — двести берилл, — Патрик задумался, не упустил ли чего. — Ну, и встроенные палочки со свойствами трех древесин, это уже личное пожелание. Я отдал две здоровые руки за такую приблуду. Смог покрыть шестьдесят процентов стоимости новых. Есть, оказывается, любители поносить старье.

— Самоочищающиеся? Наверное, и вытирать их тоже не надо?

— Ну неет… вытирать их нужно, как обычные, — Патрик облизал пальцы.

— А больные руки не могут покрыть стоимость новых? — с надеждой спросил Дэвид, имея ввиду свои. Патрик знать этого не мог, поэтому не пожалел чувств своего фаната:

— Нет, берут только здоровые.

Дэвид сразу поник, и огонь в его глазах уже не казался таким ярким. Или просто Андрей потерял еще один оттенок своего зрения? Он уже не видел коричневого мясного, фиолетового в черемуховом стакане, соломенно-желтого на голове Дэвида, и рыжего пустынного — считай, и вовсе не различал никаких цветов. В пустыне было слишком много рыжего, чтобы разглядеть что-то другое.

И все-таки как быстро человек меняет свое мнение. Стоит ему показать блестящую обертку… в личном деле Дэвида Ортейла черным по белому было написано: скрытая парализация, усиленная приобретенной кибергофобией. Андрей подумал еще, что не стоит говорить ему о своих встроенных в хрусталик модификаторах — глядишь и его будет сторониться. Не прошло и трех дней, как этот большой ребенок смотрит на кибернетические руки, словно на давно желанную игрушку. Андрея, впрочем, он не жаловал, но совсем не потому, что тот киборг на какую-то сотую долю процента. Дэвид не любил его по тем же самым причинам, что и все остальные.

— А куда вы в таком виде? — спросил Патрик, — Одеты совсем не по-походному и вещей нет.

— Мы участвуем в гоне, — Дэвид укусил сосиску, прожевал и проглотил. — Охотимся на Сумасшедшую Нэн. Нас ограбили вчера, отобрали байки, все вещи и еду. Остались только браслеты и пара бутылок воды.

Как хорошо, что он удержал кое-какие размышления при себе, облегченно подумал Андрей, иначе Дэвид мог бы запомнить что-нибудь, а потом выболтать секреты новым знакомым в благодарность за черемуховый компот и посредственную музыку.

Только про оружие в кобуре на поясе он так ничего и не сказал — Дэвид почему-то умолчал о нем. Было ли это свойством выверенной генетики, или все-таки вышколенной дисциплины, Андрей не знал, но избирательная осторожность полицейского порадовала следопыта.

— Ограбили? — удивился Патрик, — Уверен, что такого доблестного и славного полицейского невозможно ограбить.

— Их было много, — смутился Дэвид. — Тридцать.

Девять, вздохнул Андрей, их было девять, и мы не особо торговались. Никто не хотел умирать, и в решающий момент ты поступил разумно, как и учили в академии. Или ты просто не мог поступить иначе, потому что это прописано в твоем коде? В любом случае, в благодарность за это решение Андрей подтвердил бы что угодно, и потому согласно кивнул. Дэвид мог назвать любую цифру — он так же согласится.

— Какая удача — я тоже участвую в гоне, — обрадовался Вильгельм, обрабатывая шампуры дезинфицирующей смесью. — Загадка про сосуды. Вы тоже ее отгадали?

— Сколько еще граждан считает, что это правильная отгадка? — с интересом спросил Дэвид.

Для него было совсем неясно, почему Нэнсис разрешила участвовать дроидам в гоне. Она же их так ненавидит, прямо как себя. Дроиды тоже механические, и про них все говорят, что они лучше, ровно так, как и про киборгов. Пусть об этом говорят гораздо реже, но говорят же. Теперь киборги Дэвиду действительно казались лучше, чем он сам. Вон, какие прочные руки у Патрика. И он говорит, что чувствует ими все, даже мелкие вибрации. Не то, что он со своей онемевшей кожей на правой руке. Чудеса, да и только. Наверное, это совсем не страшно — заменить свою плоть, если такой хороший музыкант этим пользуется.

— Когда я отправлялся сюда, за мной увязались одна тысяча триста пятьдесят один гражданин, — ответил Вильгельм, неизвестно откуда владеющий такой точной информацией. Андрей давно наблюдал за ним, и его порой смущал его запыленный плащ в лунах и звездах. А еще он помнил, что интеллектуальный коэффициент Вильгельма выше, чем у него. Об этом стоило не забывать, как сделал это Дэвид в первую же секунду их знакомства. Соперника полезно держать близко, на расстоянии вытянутой руки. — Многие ждут последней отгадки сидя в своих домах, чтобы взять приз в последний момент. В них нет дороги и жажды приключений, только бренная нажива. Совсем неинтересно.

— Зато разумно, — Андрей отер жир с подбородка тыльной стороной ладони. — Пока половина планеты гоняется по Марсу за призраками, они выжидают, когда им предоставят несколько готовых вариантов ответов, а потом выберут самый подходящий. Многие, конечно, тоже ошибутся. Но на последнем этапе будет участвовать почти вся планета.

— А вы очень похожи на того, кто выжидает, молодой человек, — Вильгельм упер руки в бока, вперив синие глаза в небо. Излишняя театральность дроида Андрея тоже беспокоила. — Почему вас увлекла дорога приключений?

— Только поняв все этапы изнутри возможно отгадать загадку, — Андрей знал, что дроид и сам это понимает. А еще он знал, что Вильгельм не выбирал готовые ответы — он догадался до ответа сам. Чтобы поймать врага, нужно мыслить, как враг. Вряд ли Нэнсис не учла этого. Дроиды могли построить любые смысловые конструкции и оперировать образами, недоступными многим людям. Они могли моделировать параллельные мировоззрения и жить ими. До определенного момента, пока это не угрожало их существованию. Они хотели поймать Нэнсис — она как раз была тем, что угрожало их существованию. Чувство самосохранения присуще всем мыслящим существам, и дроиды не исключение. Почему она допустила их к гону? Позволить поймать себя тем, кого ненавидишь… звучало как бред. Чем дальше, тем больше Андрей убеждался, что этот орешек становится слишком твердым для его зубов. А ведь он только начал… — Чтобы окончательно отгадать первую загадку, нужно ухватиться за вторую. Пока что мы разгадали только половину. По пути сюда мы осмотрели с дюжину сосудов, и все были пустые. Если бы знать, у какого сохранились ворота с развала Союза… но таких данных в арихивах геолокации нет, а новых «Голем» не предоставляет.

— А как же треугольник «Магуро»? — спросил изумленный Вильгельм.

— Треугольник? — видимо, Андрей что-то упустил.

— Великая загадка человечества, — дроид драматически вскинул руку, обращаясь к звездам. — Охраняемый периметр, закрытый от любопытных глаз. Там стоят три огромных сосуда с воротами, и только ветер, воющий между скал, знает, что внутри…

— Охраняемый? — недоуменно спросил Дэвид. — Не слышал о таком.

— Там летают дроны под предлогом охраняемой парковой зоны и постоянно глушится связь. А из парка там только обломки памятников и… и в все в принципе. Кому сдались эти памятники? Они инопланетян охраняют.

— Вы были там? — оживленно спросил Андрей, он даже проснулся ненадолго.

— Нет, сам я там не был. Так говорят. В треугольнике пропадают люди и дроиды, а в прошлый четверг там исчез осадский корабль.

— А что там делал корабль? — нахмурился Андрей.

— Я не знаю, так говорят.

— Где находится этот треугольник?

— Где-то на юге. Там часто видят корабли, совсем не похожие на корабли Федерации. Я сейчас не про осадский… а про инопланетян. Правительство все он нас скрывает, — Вильгельм не изменил пафосной позы. Он закинул синий плащ на плечо, стряхнув с него облако пыли. — Аномальная зона, полная тайн. Да пусть мое ядро отсохнет, если содержимое мертвого сосуда не находится именно там!

Вот почему Андрей не знал ничего об этом. Он привык доверять проверенным фактам, а не безумным выдумкам, которые созданы только для того, чтобы пощекотать нервы. В его практике насчитывалось не так много случаев, когда он впадал в отчаяние. Тогда он готов был рассмотреть самые безумные теории, даже если бы их рассказала хромая собака. Этот случай был как раз одним из таких.

— Когда вы собираетесь ехать? — спросил Андрей. — Нам нужно отдохнуть несколько часов, тогда мы бы могли составить вам компанию.

— Я отправлюсь с утра, — Вильгельм поддал горючего на огонь, грея железные бока. — Мой коэффициент усталости равен единице. Отсутствие грубых звуковых вибраций стабилизирует ядро — я обесточу себя на пару часов.

— Тогда я поеду с вами, — Патрик отер руки о штаны. — Кто знает, может выиграю и обострю себе слух. Мне уже давно говорят, что пора научиться разбирать ультразвук.

— А вам нравятся мои сосиски? — Вильгельм решил собрать дань, прежде чем допустить Патрика к дороге.

— Ничего вкуснее не пробовал, — ответил Патрик, не исключено, что совершенно честно.

— Отлично, — довольно ответил дроид. — Жаль, у меня закончились запасы. Не подозревал, что будет так много гостей. Я бы сделал еще, да, боюсь Барри уже давно протух.

У Андрея внезапно свело челюсть, он не смог проглотить кусочек сосиски. Второй, который уже находился на пути в желудок, внезапно попросился наружу:

— Какой Барри?

— Мой попутчик. Отличный был приятель, скажу я вам. Дорога приключений коварна — она дарит славу, честь и богатство не всем. Я уже подал запрос в медицинский центр, но, к сожалению, тут не всегда ловит связь.

— Мне бы хотелось взглянуть на этого Барри, — сказал Андрей, выковыривая слова из горла. — Очень надеюсь, что у него четыре копыта и какая-нибудь морда, и он похож на что-то под названием «говядина». И никаких других отличий.