NeuroSoul Том 1.

Глава 14. Другое

Почти до самой ночи они стояли на краю бездны и смотрели вниз. Скалы сменяли друг друга: ровные и рваные, гладкие и каменистые, острые и стесанные ветром до дыр, но между ними зияла одна и та же бездна. Иногда она зарастала редкими суккулентами, но внутри все равно густела чернота. Дэвид иногда бросал с края каньонов камень, чтобы убедиться, что там очень глубоко. Ни разу он еще не услышал, чтобы в ответ раздался глухой звук удара, да и эхо не отражалось от стен. Наверное, камень приземлялся на рыхлые бугристые выступы, наполовину состоящие из песка. Каменные лабиринты обрывались резко и расходились трещинами, словно по стеклу ударили сильным кулаком. Внизу, наверное, и можно было кое-что разглядеть, если бы солнце стояло в зените, но ночь уже почти поглотила небосклон.

Андрей заранее сказал, что бросать камни не имеет смысла, и бездны там никакой нет. Просто глубина каньонов может достигать целого километра, а городское освещение туда вряд ли провели. Дэвид все равно продолжал, ему нравилась эта загадочная игра, хоть положение их и не было завидным. Иногда он ложился на живот и подползал по пыльному грунту к краю, осторожно заглядывая вниз макушкой головы. Страшно свалиться в такую тьму. Когда под тобой рушится земля и ты стремительно летишь в неизвестность — вдвойне. В эти моменты Андрей по обыкновению вставал рядом, на своих двоих. На Дэвида он смотрел с изрядной долей скептичности — сверху вниз. Грунт был не настолько рыхлый, чтобы провалиться под тяжестью их тел.

Ближе к ночи Андрей пытался отключить охладительную систему трофейных кроссовок, но она сломалась и не прекращала морозить ноги. Пришлось раздавить чип и вытянуть холодовые нити, ему хватало и колкой ночи. Он хоть и северный человек, но замерзнуть насмерть может не хуже любого другого. Оставалось надеяться, что он не подхватил какой-нибудь грибок на вспотевшие пятки. Второй ему был ни к чему.

— Я туда не полезу, — Дэвид сделал предупредительный шаг назад, осмотрев пологий склон, ведший в липкую густую тьму.

К тому времени, как они его отыскали, небо уже покрылось глазами. Звезды смотрели с высоты, не способные сказать, ждет ли их во тьме удача или все же смерть. Андрей несколько раз сверялся с навигатором, но был совсем не уверен, что это именно тот спуск, который необходим. На Марсе не существовало ни одной карты с такими подробными пометками, хотя Андрея вполне бы устроило что-нибудь похожее на «спускайтесь без опаски по широкой прямой тропинке, внизу вас ждет гостиница с горячей ванной и сытный ужин». Единственный батончик они съели еще пару часов назад, справедливо поделив пополам. Андрей выкинул пустую бутылку из-под воды, выудив языком из горлышка последние пару капель, но Дэвид поднял ее, проворчав, что мусорить нехорошо.

— Боишься темноты? — спросил Андрей, встав у самой кромки тьмы. Тьмы большей, чем опустилась на Марс вместе с ночью.

— Я не боюсь темноты, — соврал Дэвид. Он боялся темноты так же, как и вампиров. Еще больше он боялся спускаться вниз, в неизвестность, в бездну, где могло находиться все, что угодно, не только крутые скалы, с которых можно сорваться. Там могли кишеть и упыри, и змеи, и даже неведомые монстры. Сознаться в этом Дэвид не набрался смелости — один страх человеку можно простить, но два точно вызовет смех. А он гвардеец, телохранитель. Если такому и бояться, то только про себя.

— Тогда не стой на месте, как истукан. Пошли, — Андрей включил освещение на браслете, вокруг мгновенно стало светло. Следовало бы сделать это раньше, но он боялся привлечь лишнее внимание. Здесь, наверху, скорее встретишь очередных мародеров, чем туристов. Все туристы ходили там, внизу, про проторенным дорогам с отметинами на скалах. Редко кто выбирался наверх, на поверхность пустынную и скучную, чтобы подышать пылью жестких ветров. Дно каньонов привлекало ценителей прекрасного, у которых вряд ли поднимется рука сделать пару метких выстрелов. По крайней мере, Андрею хотелось в это верить.

Дэвид пялился на тьму и не решался.

— У нас осталось две бутылки воды и нет еды. А воздух в этой чертовой пустыне слишком сухой, чтобы конденсатор набрал для нас хотя бы стакан воды. Скоро здесь будет так холодно, что мы замерзнем к чертовой матери и никакой обогрев одежды не справится. — вспылил Андрей, — В наши браслеты встроен атомный источник питания — вокруг будет светло даже после нашей смерти. А она настанет, если мы останемся здесь. К утру, или, скажем так, дня через три, когда умрем от жажды. Наши трупы будут подсвечиваться еще очень долго, если тебя все-таки заботит тьма. Или ты не хочешь прощаться с небом?

Дэвид задрал голову вверх. Небо смотрело на Марс бледными плевками надежд. Оно медленно затягивалось облаками, но в ночи их не было видать и казалось, что звезды проглатывались тьмой. Скоро станет совсем холодно, температура опустится ниже нуля и у него снова начнут мёрзнуть кончики ушей и нос. А еще руки. Дэвид в последнее время не любил, когда мерзнут руки, особенно правая рука, которой он не чувствовал холод. На дне каньона температура всегда одинакова — не меньше десяти градусов. Дэвида радовало, что эта цифра находится выше нуля. От осознания этого становилось как-то теплее. Так какая разница, тьма сверху или тьма снизу? В конце концов, если вдруг Андрей обернется в упыря, открытое пространство его не спасет.

Когда они начали спускаться, ветер донес до слуха вой песчаных лисиц. Звуки ночи начали наступать отовсюду. Где-то поблизости послышался треск пустынных змеевиков, сухие початки ползучего вереска начали лопаться под первыми поцелуями колкого холода, разбрасывая вокруг цепкие семена. Андрея всегда удивляло, как в таких условиях могло хоть что-то расти и хоть что-то родиться. Растения здесь были несъедобны, их пожирал только адский зной, а животные и гады охотились друг на друга, умудрившись до сих пор не закончиться. Кажется, пару месяцев в году здесь проходили шквальные ливни, но и в этом он не был уверен.

Поначалу тропа показалась гостеприимной — широкой и не слишком крутой. Прямая волна света освещала камни впереди, рыхлые глинистые стены, крошащиеся комками, и мясистые пузатые суккуленты, успевшие напиться в сезон дождей. Поначалу спускались они быстро, даже бодро. Дэвид молча отмеривал расстояние в уме, хотя браслет справлялся гораздо лучше него. Однако, он измерял метрами, а Дэвид шагами. Шаги более точный расчет — ходить-то приходилось ногами, и его шаг был далек от метра. Если верить карте, этот разлом глубиной всего лишь двести метров, и можно было надеться, что тропа плавно спустится вниз.

Надежда начала таять, когда она начала сужаться. Браслеты ярко освещали тропу, но только на десяток метров вперед, а потом свет начинал рассеиваться и путаться, и в итоге совсем растворялся в пустоте. Вскоре рыхлый и мягкий, словно сохлый торф грунт стал тверже, и подошвы обуви натыкались уже на острые камни, и на крепкие валуны. Тонкие засохшие ветки тоже встречались. Стебли трескалась под ногами, выстреливая терпкими клубами спор. От них саднило в горле и слезились глаза. Андрей сказал, что это ползучие лишайники, высохшие за удушливое лето и их совершенно нечего бояться. Послушать его, так не найдется ничего, чего следовало бы бояться. Только Дэвид знал, что это не так. Нужно бояться каждого своего шага, и начинать следует прямо сейчас. Сам-то он начал когда вошел сюда и стал бояться сильнее, когда тропа стала настолько тонкой, что превратилась в узкие выступы скал.

Дошло до того, что им пришлось двигаться боком, крепко прижимаясь к холодным камням. По пути уже не встречалось ничего, кроме камня. Здесь он был влажный, и перетекал холодом в подушечки пальцев. «Главное не смотреть вниз, — твердил себе Дэвид, — И голову тоже не задирать». Иначе можно не только испугаться, но и пожалеть — зря они оставили поверхность, нужно было дождаться утра. У него закралась догадка, что Андрей обманул его. Если ущелье всего двести метров, при свете дня солнце должно достигать дна каньона. Или хотя бы его половина. Он обманом заставил его лезть ночью. Это нехорошо.

— Нехорошо, — подтвердил Андрей, когда Дэвид спросил его об этом. — Но еще хуже, если мы потеряем время.

Отчаянный следопыт, и просто сумасбродный. Он должен был воспротивиться, отказать ему, ведь это опасно, а он телохранитель. Это его работа — пресекать все опасное и сумасбродное. Только для этого нужно было найти слова, а у Дэвида плохо получалось подбирать аргументы.

Смотреть вниз, как, впрочем, и не смотреть, было совершенно бесполезно — в расщелине все равно ничего не было видно, кроме зияющей пустоты, а звезды были далеко и их света совсем не хватало. У них даже веревки не нашлось, и приходилось искать большие выступы, плавно стекая задубевшими телами по стене вниз. Не сказать, чтобы это был самый надежный план, но на другой рассчитывать не приходилось.

Тропа внезапно уперлась в выступавший из каменной стены массивный валун. Он преграждал дорогу и неясно было, что там, впереди. Может, и нет ничего, кроме камня?

— Мы не можем вернуться назад, — Андрей опередил все возможные вопросы и упреки. — Нужно спуститься вниз. Здесь не так узко, можно встать на колени и попробовать перебраться на нижний уступ. Видишь, вон тот? — широкий выступ с рваными краями играл живыми тенями в свете фонаря, на пару метров строго вниз.

— Это безумие.

— Никто не говорил, что это хорошая идея.

— Я туда не полезу.

— Пойду первым, держи меня за руку, — Андрей протянул руку, и Дэвид ответил ему крепким пожатием, вопреки своему хотению. — Мы спустились уже на двести двадцать метров. Должны быть примерно у цели. Ты в это веришь?

— Совсем нет.

— Зря. Вера убивает страх. Без страха пальцы не так сильно дрожат. С хорошей хваткой цепляться как-то удобней, правда? Нам бы не помешало избавиться от ненужных эмоций, хотя бы во время спуска.

Что будет после него, Андрей не уточнил, как и то, есть ли у него окончание.

Когда Андрей повис на руке Дэвида, тот чувствовал только напряжение мышц, но кожей почти ничего не ощущал. Ни теплоты чужой ладони, ни трений, ни даже боли, когда нестриженые ногти вцепились в его ладонь. Поскользнувшись, следопыт выругался. Дэвид обрадовался ненадолго, что тот пожалел-таки о своем решении и уже не такой уверенный. Но тут Андрей опускает его руку и приземляется на твердую поверхность. Уступ выдерживает его, и вес его прыжка, и Андрей победно усмехается.

Что, если он свалится, и он останется один? Во тьме? Впервые Дэвид захотел, чтобы Андрей выжил. По-настоящему, а не понарошку. И не потому, что так надо и это его работа.

— Теперь ты, — отдышавшись, сообщил следопыт. — Или можешь оставаться здесь, тогда я спущусь вниз. Вижу, там все не так плохо, как рисует тебе страх.

Он просто не оставлял ему шансов. Дэвид ни за что не остался бы один во тьме, окруженный всего парами метров света, за которым кишат монстры и упыри. Он сполз на пузе с уступа, зацепившись ладонями за его края. У Дэвида рост был метр восемьдесят шесть, и оставалось ему всего лишь каких-нибудь двадцать сантиметров, чтобы прыгнуть вниз, но он так и повис, не в силах разжать пальцы.

— У тебя страх высоты? — спросил Андрей.

— Нет, высоты я не боюсь. Я боюсь неизвестности.

— От твоих подошв до земли — несколько сантиметров. Тут нет никакой неизвестности.

— А что там, дальше?

— Не знаю.

Дэвид разжал пальцы. Тяжесть тела потянула вниз, когда подошвы коснулись грунта, тело быстро нашло равновесие. Свет мигал и играл на стенах, когда они двигали руками. Вместе со светом двигались тени, прячась за выступами, отчего казались живыми и хищными. Под ногами что-то треснуло, и Дэвид пополз вниз. Андрей успел схватить его за куртку, потом нашел его ладонь, но страх Дэвида оказался тяжелее и ладонь соскользнула с мокрой кожи. Ладонь выскользнула, словно склизкая холодная устрица и исчезла во тьме. Дэвид закричал.

По темным лабиринтам тоннелей прошлось гулкое эхо. Оно молчало ветрам, и камням, упавшим во время спуска вниз, но крик человека усилило во сто крат, и в груди холодело от этого звука.

Дэвид падал, ударяясь о камни, сползая по стене, смешиваясь с пылью и комками глины, а потом он почувствовал пустоту под собой и закричал так, как никогда не кричал. Он продолжал кричать, даже когда оказался на спине и почувствовал кожей каменных холод. Какое-то время это еще продолжалось, пока Дэвид не понял, что ничего не происходит. Тогда он замолк. Горло болело и саднило от истошного вопля. Сверху нависли неровные края скал.

Над головой показалось пыльное тело Андрея:

— Умер? — спросил он коротко.

— Нет, жив…

Свет на руке Андрей лился от запястья вверх, подсвечивая лицо следопыта снизу и делая его зловещим. Растрепанные черные волосы шевелились на пыльном туннельном сквозняке, как змеи. Бледное лицо исказилось под бременем теней.

— Ну так вставай, нечего разлеживаться, — сухо сказал Андрей, не спросив даже, не ушиб ли чего себе Дэвид. Он не ушиб, но все равно было как-то обидно. А вдруг бы он покалечился и даже не смог встать? Или онемел от боли? До чего же черствым был этот человек. Может быть, потому что у него нет души? У упырей ее не бывает…

Дэвид перевалился на бок, нашарив ладонью Кубик. Он упал на него, когда приземлился на спину, и тот больно впился каркасом ему в ребро. Кажется, каркас выдержал удар. Он убедился в этом, когда достал Кубик из-под себя и осмотрел, повертев на свету.

— Как ты? — прошептал Дэвид, сдув пыль с граненых поверхностей парочкой сильных движений легкими.

— Повреждения одна сотая доли, — сонно промямлил Кубик. Дэвид приноровился различать, когда тот просыпался. Голос Кубика менялся, делавшись похожим на шуршание завинчиваемой гайки. К тому же, он всегда спал, когда рядом кто-нибудь находился. Дэвид уже заметил, что разум разговаривает с ним только когда они наедине. — Андрей все еще здесь?

— Он все еще жив, и я охраняю его, — виновато проговорил Дэвид, будто оправдывался перед Кубиком за невозможность уделить ему внимание.

— Тогда я еще посплю, — зашуршал "гайками" Кубик.

— Поспи, — вздохнул Дэвид. Ему стало немного обидно, что Кубик предпочитал свои сны больше, чем его слова.

Слишком много снов было в этом мире, и слишком много безумия. Иногда ему казалось, что на Марсе и не осталось ничего, кроме сумасшествия и забвения.

Встав, он отряхнулся и поплелся за Андреем.

— Жаль, что мы оставили их там, — Дэвид вспомнил об умерших на поверхности в тот момент, когда подумал об Андрее плохо. Ему показалось, что он имеет право считать его бездушным, потому что сам не лишен сочувствия, и, если пожалеет того, кого убил, это сделает его чуточку правее. — Наверное, нужно было их похоронить.

— Ты не сможешь хоронить каждого, кого встретишь на пути, — Андрей отвечал коротко, дыша паром.

Карта вела вглубь Лабиринта Ночи по ломаным пещерам и коридорам. Каменные стены бугрились и выскакивали осколками по сторонам, а иногда нависали над головой. Никто и не заметил бы этого, потому как свет от браслетов не дотягивался до сводов, но в таких тоннелях менялся ветер. Он становился быстрей и холодней, и часто свистел. Дэвид научился различать печальный свист и свист отчаянный, означающий, что над головой опять исчезло небо. Хотя его отсутствие угадывалось только по этому свисту — темнота каменная и темнота небесная ничем не отличались друг от друга.

Пахло солью и железом. Когда-то здесь плескался океан, но еще до окончания терраформации он отступил до разлома Маринер, унося с собой ржавую воду. Рыба в таком море не приживалась, а вот на скалах до сих пор можно было заметить обломки кораллов и сухие ленты водорослей, прилипших к твердому камню. Они вились спиралями и складывались пополам. За десятки лет они тоже окрасились в рыжий и пахли окисью железа.

— Интересно, кто еще разгадал первую загадку? — Дэвид впервые нарушил молчание после того как разодрал глотку криком. С тех пор прошло много времени, он даже не знал сколько — очень много. Сильно хотелось спать и порой удавалось вздремнуть прямо на ходу. В такие моменты Дэвид совсем переставал думать, оставив работать только ноги и, конечно же, глаза. — Те мародеры были не сильно похожи на отгадывателей загадок. Странно, что они догадались. Я вот не догадался. — Дэвид встал на месте и задрал голову, пытаясь рассмотреть, что там, наверху. Ветер стал сильнее и быстрее, и ему показалось, что он складывается в музыку. — Интересно, а когда рассвет? Станет светлее, когда взойдет солнце?

— Никто из них ничего не отгадывал, — ответил Андрей, пропустив остальные вопросы мимо ушей. Он в который раз сверился с картой, искренне надеясь, что правильно определил отправную точку. Если он ошибся, петлять им по скалистой паутине до скончания веков. — Неужели ты думаешь, что эти идиоты догадались о пустых сосудах по ошибке на дисплее? Полная чушь. Все ответы уже давно слили в сеть. Просто им хватило ума выбрать правильный.

Ветер подметал стены, заставляя воздух клубиться пылью и блестеть. В пещерах было не так холодно — не меньше пятнадцати градусов по Цельсию. Так что блестели не кристаллы льда, а что-то другое. Дэвид прибавил обогрев казенной куртки, решив подумать об источнике блеска чуть позже. Или спросить об этом Андрея — он-то точно должен знать. Но спрашивать его было неприятно, опять скажет что-нибудь обидное, не потому, что хотел обидеть, а потому что сам по себе такой.

Ветер снова запел какую-то мелодию. На этот раз более отчётливую. В этой мелодии он просил о чем-то и одновременно уверенно требовал. По крайней мере, Дэвиду так показалось.

— Как это — слили в сеть? — спросил он. — Зачем?

— Ты удивишься, сколько сообществ обсуждают возможные ответы в сети, — Андрей остановился между развилкой — тьмой справа и тьмой слева. Каньоны становились не такими глубокими, ветер в них разгонялся и выл. — Люди с удовольствием делятся своими ответами. Вообще, помогать друг другу — это отличительная черта цивилизованного общества. Каждый хочет помочь ближнему.

— А как же… — Дэвид хотел возразить Андрею, не заметив в его голосе явный сарказм.

— Чем больше людей дойдут до второго этапа, тем больше шансов, что ты пройдешь в следующий. Сегодня помог ты — завтра помогут уже тебе, — у Андрея не осталось сил расшифровывать свои речи. Честно сказать, силы у него были на исходе. Ему гораздо проще было говорить на языке насмешек: над Дэвидом, над собой, над их ситуацией. Снисходительность к реальности была его естественным состоянием, вот только с Дэвидом так каши не сваришь. Пришлось говорить прямо. — Правило взаимопомощи будет работать только до предпоследней загадки. Или последней… да, скорее всего, последней.

— Почему?

— Никто не захочет делиться выигрышем в самом конце пути. В этом нет никакого смысла.

— Безумие и сны, — сказал Дэвид, уныло волоча ноги. — Мне кажется, в этом мире их очень много. Теперь еще и отсутствие смысла. Плохо.

— Ты прав, — усмехнулся Андрей, взглянув на Дэвида с интересом, тоже из последних сил. — Только побереги свои светлые мысли для особенных случаев. Чую, у твоих озарений все-таки есть лимит.

Дэвид резко остановился, чуть не врезавшись в Андрея, потому что тот тоже резко остановился.

— Но как они знают, что ответ правильный? — спросил он.

— Никто ничего не знает. Все слепые, как новорожденные котята, — Андрей повернул назад, решив, что все-таки выбрал не ту развилку. — Сотни потенциальных ответов ведут к сотне новых путей. И только один из них правильный. Вторая отгадка породит еще с сотню ложных путей и так далее. К концу гона к финалу придет какая-то жалкая часть, другие обманутся.

— В гоне участвует много народу. Очень много. Почти вся планета.

— Поэтому эта жалкая часть будет состоять из целой толпы. Я удивлюсь, если у последней черты окажется только пара человек, а не пара тысяч.

— Или дроидов, — поправил Дэвид, а Андрей скривился от этих слов.

Дэвид потянул носом, будто хотел почувствовать запах музыки, доносимой до его слуха. Наверное, именно так сделал бы Кубик, если бы мог. Он часто пробует то, что попробовать нельзя и слышит, что не может издавать звуки. Общение с интеллектом рождало в Дэвиде странные порывы. Ему показалось, что так он слышит музыку гораздо лучше. Они прошли еще пару десятков метров, а, быть может, и сотен, и музыка вдруг оборвалась. Дэвид расстроился. Мелодия была красивой.

— Мне кажется, она была похожа на колыбельную, — сказал он Андрею, кутая подбородок в ворот куртки.

— Что именно?

— Музыка.

— Я ничего не слышу.

— Сейчас музыки нет, но она еще звучала пару километров назад.

— Тебе показалось. Это ветер.

— Это не ветер. У меня хороший слух.

— Да, твоя генетика дала тебе хороший слух, силу и реакцию, но вот над количеством мозгов прогадала, — Андрей слишком устал, чтобы вести пустые разговоры. Но и для правды выбрал время не подходящее. — Сомневаюсь, что те звуки, которые ты услышал в ветре — музыка.

Когда он почувствовал толчок в спину, у него сперло дыхание и тело завалилось вперед. Дэвид подхватил его за плечи у самой земли, не дав упасть. Он подбросил Андрея вверх, словно пушинку, развернул к себе лицом, взял за грудки и впечатал в каменную стену пещеры. Андрей сжал зубы, почувствовав, как между лопаток впился острый камень.

— Хватит! — закричал он. — Хватит называть меня тупым!

— Я и не начинал, — спокойно ответил Андрей, выдохнув в кривую гримасу Дэвида клубок пара. Уж больно она была близка. — Или тебя нервирует, что я продолжаю за других?

— Просто я такой! Такой! Я не тупой! У меня коэффициент G-87, это много!

— Не для этого гона, приятель.

— Вы плохой, плохой… — Дэвид подбирал слова, но удавалось не важно. — И злой… и не любите ничего, никого!

— С чего ты взял?

Дэвид дышал шумно и громко и говорил сбивчиво, отчего стало понятно, что аргументов Андрей не дождется. На злом лице телохранителя отчетливо читалось, что тот все-таки имеет к нему парочку претензий. Возможно, он услышит их позже.

Прямо сейчас он мог превратиться в отбивную, но Андрей не привык менять взгляды на жизнь только чтобы избежать парочки оплеух. По крайней мере, настолько быстро.

— А, впрочем, ты прав. Я не люблю дроидов, это чертово солнце и эту мертвую планету, — сказал Андрей, не дрогнув голосом. Он уже привык, что ему все равно даже когда больно. — А больше всего я не люблю людей. У меня наследственная ненависть и это, увы, никак не исправить. Тебе придется свыкнуться с этим, приятель.

— А… а как же я?

— Ничего личного. У каждого найдется пара гадостей за спиной, которые мне приглянутся.

Дэвид замер ненадолго, но не ослабил своей хватки.

— Это ничего не меняет, — почти крикнул он, тряхнув Андрея за грудки. Тот благоразумно не сопротивлялся. — Только еще хуже делает!

— Так и есть.

Дэвид завертел головой:

— Нет! Мне это совсем не нравится.

— Ничего не поделать. Сказал же — это все наследственное. От отца. Ты знаешь, кем он был?

— Ходят слухи, что это Артем Коршунов — марсианский герой.

— Именно так.

Такой вояка как Дэвид должен уважать марсианских героев — это сохранит мне парочку лишних ребер, не без надежды подумал Андрей.

— Я вам не верю. Вы не никого не любите и постоянно врете. Вы обманули уже два раза. Нет… три! Вы обманули того торговца, у которого я покупал каркас. А лавочников вообще никто не может обмануть, это они всех обманывают. И тем ребятам тоже соврали, в которых я стрелял.

— Они хотели убить нас. Соврать убийцам, знаешь ли, не такой большой грех.

— Опять вы все врете. Заставили меня спуститься сюда, а сами даже не знаете, где мы находимся. Тот герой не ваш отец!

— И все-таки это правда. Перед отправкой в каньон я предоставил департаменту свои данные вплоть до третьего колена. Будь ты хоть немного предусмотрительным, сделал бы запрос сразу же, как только меня увидел, — Андрей схватил Дэвида за запястья и сделал рывок вниз — тот отпустил его воротник и сделал шаг назад. — Там же найдешь и отцовское ДНК. В моей анкете все указано.

— А вот и сделаю, — с обидой пробубнил Дэвид. — И все о вас узнаю.

— Вся куртка в пыли. Это была лучшая кожа, которую я нашел на этой убогой планете. Следовало бы…

— Товарищи, не видели ли вы тут бородатого коротышку? — послышалось из тьмы. — Я повар.

В темноте замаячили две синих вспышки, вверх-вниз, потом замерли на месте и на секунду исчезли. Потом они снова появились, вместе с голосом:

— Если заметите его, скажите, что вы меня не встречали.

Очевидно, что свечение принадлежало кому-то конкретному, и походило они на глаза. Свечение еще пару раз моргнуло, и только тогда Дэвид направил прямые лучи света в сторону источника звука:

— Кто тут? — настороженно спросил он, уже целясь в синие глаза оружием.

Свет ударил по скалам и по синему свечению, и то зажмурилось. Каменистые валуны наискось стекали из массивной монолитной стены, покрытые сохлыми колючими дымянками. Парочка из них надломила тонкие ножки и свалилась вниз, когда стальные пальцы покрошили твердый камень. Дроид осторожно выглядывал из укрытия и так же осторожно держался за скалы, будто они были прочнее, чем он сам. Стальная цилиндрическая голова, совсем не похожая на человеческую, показалась только наполовину.

— Выходи, — сказал Андрей, отряхиваясь. — Мы должны знать, кого не встречали.

— Пусть ваш приятель опустит оружие, — сказал дроид.

— Нет уж, руки вверх и выходи, — возразил Дэвид.

— Дэвид, опусти оружие, — устало отдал приказ Андрей. — Не видишь, он боится больше, чем мы. Как тебя зовут?

После того, как они вступили на туристическую тропу, здешние нравы резко поменялись, хоть они еще и не встретили никого на своем пути. Глупо настраивать против себя тех, кто может тебе помочь, и еще глупее убивать их — это Андрей усвоил еще лет пятнадцать назад, в самом начале своей карьеры. Ее огненно-рыжие локоны на своей груди и блестящие карие глаза он помнил до сих пор.

Дэвид нехотя опустил оружие, но не отключил заряд импульсника. Пальца с курка он так же не убрал. На свет показалось стальное тело, не имеющее никакого сходства с современными человекоподобными дроидами — корпус его туловища, как и голова, был просто цилиндром. Массивным, широким и в чем-то походил на бочонок. Руки и ноги имитировали кости человеческого скелета, довольно подвижные, сгибались и разгибались благодаря слерозным шарнирам. Пройдясь до середины туннеля, дроид выкатил вперед грудь, вскинул правую руку вверх, как это делают на сцене и выдержал глубокую паузу:

— Меня зовут Вильгельм Даосский, — гордо возвестил дроид. — И я повар.

От такого помпезного зрелища Дэвид даже убрал оружие, перед тем полностью его обесточив. Дроид сделал шаг вперед, протягивая руку для рукопожатия. За ним тянулся длинный синий плащ с бугристой вышивкой, но какой именно, ни Андрей, ни Дэвид не разобрали — свет и темнота сражались друг с другом, искажая рисунки и лица.

— И кто же дал тебе такое имя? — спросил Андрей, придержав Дэвида на месте — тот подался вперед и уже тянул руку в ответ. — Неужто сам?

— Мне разрешили взять это имя при получении эндельции, — ответил Вильгельм. — Мое ядро позволяет…

— Вот ты где, железяка сучья! — на голову Вильгельма что-то обрушилось, и свет в его синих блестящих глазах на мгновение погас.

Стальная голова подалась вперед, в шее что-то хрустнуло, потом он и сам упал. Сверху дроида сразу оказался невысокий мужичок с удивительно длинной бородой, плотным телом и пузом навыкат — не менее массивным, чем корпус дроида. Мужчина оседлал его, словно байк и уже занес вверх кулак, чтобы ударить.

— Не деритесь! — крикнул Дэвид, но его никто не услышал.

Тогда он решил разнять дерущихся. Андрей придержал его, покачав головой:

— Притормози, боец. В этой борьбе проиграешь только ты, — сказал он громко. — Один дроид, другой киборг. Куда ты с человеческой плотью?

Послышался жесткий шлепок — кулак бородатого мужчины встретился с головой дроида. Синие глаза сверкали, Вильгельм вытянул руки вперед, пытаясь дотянуться до шеи за бородой. Но хватка у седока была железная, да и руки длиннее, чем обычно — мужчина был киборг, локти его дотягивались до бедер, запястья, наверняка, свисали ниже колен. Бил он крепко, и держал цепко — на расстоянии полностью вытянутый рук. Вильгельм безуспешно хватал пальцами воздух, словно беззащитный зверек в пасти зверя.

Удар, еще удар… голова у Вильгельма была очень прочной. Гораздо прочнее, чем руки киборга, поэтому тот решил не бить голову, а оторвать ее от позвоночника. Наверное, он бы задушил его, если бы Вильгельм умел дышать.

Под ярким искусственным светом сверкнули нити нановолокон, сплетенных в сильные кибернетические мышцы. Мужчина напряжённо крякнул, когда обхватил ими стальную голову и потянул на себя, потом еще раз крякнул, когда получил кулаком в живот. На стенах заплясали живые стремительные тени, они корчили гримасы и сливались в одну, протягиваясь за своими хозяевами. В воздух взметнулся пыльный плащ, отделившись от стального разъярённого клубка. Остальное — сталь и плоть, смешались, превратившись в одно непроглядное месиво. Дэвид никогда не дрался так, чтобы ничего не было понятно.

И все-таки какие же сильные у него руки, подумал он, пытаясь угадать, где в этой непонятности киборг, и без задней мысли снова достал импульсник. У самого уха Андрея послышался щелчок предохранителя. Дэвид прицелился и выстрелил. Он специально целился не туда. Предупредительные выстрелы были особенно приятными, потому что не требовали усилий.

Импульс попал в свод пещеры, прямо над головами нарушителей порядка. Камень потрескался и покрошился, упав на дерущихся крупной пылью и крошкой. Кому-то ударило по стали. По звонкому отзвуку Дэвид сделал вывод, что не повезло Вильгельму.

— Именем закона! — прокричал Дэвид, и ему очень понравилось, как это прозвучало. — Я — гвардеец северного отделения «Когти Арсии», приказываю вам прекратить.

Для верности он выстрелил еще раз, хотя делать это было совсем не обязательно. Вильгельм не был ведущим в схватке, а киборг образумился сразу, как только ему прилетело камнем по затылку.

— Что происходит? — строго спросил Дэвид, не изменяя своему тону. Он набрал на браслете код своего удостоверения и вывел его внешней голограммой. — Дэвид Отрейл, гвардеец государственной армии «Когти Арсии».

Если Андрею можно, значит, и ему тоже. Почему только следопыт пользуется своим положением? Дэвид не хуже. Он тоже важный.

— Этому ублюдку не нравится моя музыка, — пожаловался киборг.

— Ты совсем не попадаешь в ноты.

— Да кто ты такой, чтобы судить?! — киборг занес кулак, но перед тем, как ударить задумался и все-таки не ударил.

— Я повар.

— Разные вкусы не повод для драк, — сказал важно Дэвид. — Но каждый должен заниматься своим делом. Если господин играет музыку, — (он вдруг вспомнил, что слышал ее, когда они шли сюда), — значит, ему нравится то, что он играет. А если другой господин повар, значит, должен заниматься кулинарным делом.

Во всем должен быть порядок — так Дэвида учили с самого детства. Даже если он надевает разные носки, это не значит, что он забыл, где лежат их настоящие пары — они всегда на своем месте и находят друг друга, когда придет время. Немного свободы не мешает порядку, но, когда граждане начинают драться, все летит к чертям и приходится стрелять.

Киборг уселся на пыльном полу пещеры, вытянув коренастые плотные ноги в джинсах и коричневых ботинках. Руками он мог дотянуться до их носок, не сгибаясь.

Вильгельм встал, закинув на плечо вывалявшийся в пыли плащ. Сквозь грязь и пыль с него глядели луны со звездами — желтое на синем. Дроид несколько раз стукнул по своей макушке, пока его глаза не зажглись ярко-синим:

— Совершенно согласен с вами, о доблестный служитель порядка! Каждый должен заниматься своим делом. И раз уж так, не хотите отведать пару сочных сосисок?