Требовалось победить врагов, пока у меня были развязаны руки — когда я догоню Виола с народом, то сражаться будет намного сложнее. Недолго думая, я бросился в сторону Храмовника.
Тот неожиданно вытянул довольно внушительный меч с золотистой гардой, но меня это не остановило, и через пару прыжков лезвие моего топора заскрипело о подставленный клинок.
— Ты служишь Тьме! — рявкнул я, сам не зная, почему.
Храмовник парировал несколько моих ударов и отскочил.
— Я служу Яриусу… — процедил он из-под опущенного забрала.
— Твой бог предал этот мир, — я перехватил топор поудобнее, глянув через плечо. Броссы стремительно приближались.
Храмовник моим словам совсем не удивился.
— А твой? — спросил он, — Когда просто бросил и ушёл?
Я усмехнулся. Это была хорошая попытка разозлить меня и, видимо, она на каких-то броссах и работала.
Храмовник заметил, что мне наплевать на его слова и отскочил.
— Кто мы, чтобы осуждать выбор наших богов? — он захохотал, потом поднял клинок, указывая на меня, — Я дал тебе шанс, ты его не принял. Теперь ты умрёшь.
— Ага, как же, — усмехнулся я и резко пригнулся.
Паладин успел округлить глаза и даже махнуть клинком. Он чудом успел отвести летящий в него… нет, сначала летящий в мою спину, но теперь в него топор. А вот свистнувшее следом копьё легко прошибло доспех Храмовника, и того просто сшибло с ног, как тряпичную куклу. Лишь зазвенел по камням выпавший клинок.
Как говорится, мастерство не пропьёшь, но этот паладин, видимо, умудрился. Я кувыркнулся вперёд, хватая клинок, и тут же метнул в приближающихся броссов. Звякнул металл — мой снаряд, пусть и с руганью, но отбили.
— Малуш! — послышался крик.
Голос показался моим бросским ушам вполне знакомым. Я встал, стряхивая с себя пыль. Губителя в моих руках уже не было, и материализовать я его пока не спешил.
И бежать я не собирался… Скорее, мне даже было интересно разгадать главную тайну моей короткой жизни в этом теле — что же произошло тогда в Камнеломе, что мои же сородичи продали меня в рабство.
А моё чутьё ясно намекало мне, что это точно они.
Воины перешли на шаг. Спокойно перепрыгивая по валунам и брёвнам, они приближались ко мне. Их топоры висели на поясе, и броссы с наглостью показывали мне пустые руки — «мол, мы не то, чтобы с миром, просто ты нам не ровня».
Они остановились в нескольких шагах. Бросс по центру, самый рослый — длинные чёрные волосы, обритые на висках, и сплетённые на макушке в толстую косу, уходящую на спину, и чёрная же борода. На одной его щеке красовалась чёрная татуировка, и, кажется, он был помечен символом топора.
Громила был выше меня едва ли не на голову, и я вдруг сообразил, что являюсь не самым высоким представителем своего племени.
Другие двое были чуть его ниже. Один лысый, с длинным шрамом на черепе, чем-то похожим на ирокез, и тоже с бородой, только рыжей. Другой был безбородым, причём со светлыми, как у меня, но волнистыми волосами, просто распущенными и стянутыми на лбу металлическим ободком. Я бы даже сказал, из всех троих… кхм, четверых, включая меня… этот кудрявый был настоящим красавцем.
— Тебе дали шанс, еретик, — бросил меченый и ткнул в меня указательным пальцем.
Я едва не закатил глаза. Ещё один сердобольный… Можно подумать, моя жизнь буквально состоит из таких вот великодушных шансов, которые я, такой злодей, совсем не ценю.
— Шанс? — я усмехнулся, — Продав сородича в рабство?
— Сородич⁈ — они все переглянулись, потом расхохотались.
Я поджал губы, но промолчал.
— С того самого момента, как ты принял травяную ересь, ты перестал быть сородичем, — сплюнул меченый.
— Еретик! — бросил кудрявый.
— Раз уж ты заговорил о родстве крови, Малуш, — открыл рот лысый и повторил, — Волх тогда дал тебе шанс, ведь он суров, но милосерден… А ты не оценил такой подарок судьбы. Поэтому сейчас ты сдохнешь.
Знахарь Волх, получается, руководит этими тремя отбросами? Ну, тогда это всё объясняет.
Мысленно я обратился к душе Малуша, чтобы понять, что он чувствует. И не хочет ли он преподать урок этим трём уродам…
Нет, не хочет. Я не сдержал вздоха, почуяв, как душа Малуша излучает твёрдую уверенность, что этих отморозков надо простить и понять. А может, мне ещё им свою голову протянуть, чтобы они её отрубили?
Ладно, а что Хморок думает?
«Они уже много грехов сотворили, и уверены в своей безнаказанности», — неожиданно ответил бог мрака, — «Стало быть, ты — то самое возмездие, которого так жаждут души их жертв».
Я недобро улыбнулся. Значит, не зря мне чутьё подсказывало, что за душой у этих подонков есть грехи и более тяжкие. Ну да ладно…
— Твой Волх сам давно предал Хморока, поклонившись Бездне, — спокойно ответил я, — И своим шансом он может подтереться!
Все трое открыли рот…
— Что ты сказал, падаль хорлова? — процедил сквозь зубы меченый.
— Что ты вообще знаешь о Бездне?
— Ты как посмел?
Я вытянул руку, в которой неожиданно для броссов появился Губитель. Хморок подсказал мне хорошую идею, и я не собирался упускать такой шанс припугнуть их.
— Я посмел. И посмею больше, ибо возмездие пришло.
Да! Судя по поселившемуся во взглядах страху, это именно то, чего они боялись всю жизнь.
Наверняка не все броссы были согласны с тем, чью сторону принял знахарь. И наверняка они что-то уже успели натворить, уверенные, что ничего за это не будет. И тут пришёл я.
— Не может быть… — только и промямлил кудрявый, — Братья, ведь не может?
Я опустил руку, а потом просто бросил топор. Не метнул, а кинул, чтобы поймали.
Рукоять легла точно в руку удивлённому меченому… А я закрыл глаза, наслаждаясь хлынувшими в мозг видениями.
Интересную веру придумали броссы после того, как тысячи лет назад Хморок покинул их. И даже странно, что такая на самом деле неплохая религия возникла там, где властвовал бог мрака и смерти.
По вере броссов получалось, что Хморок ушёл не просто так. Это испытание для тех, кто твёрд сердцем и чист душой, кто сможет верить в своего бога там, где нет и следа его.
Легко верить в бога, который существует. Который физически появляется в храмах, который даёт силу магам, насыщая их стихией, и который охраняет своей мощью Бросские горы.
Но какова цена такой вере? Это лишь знание и данность, которые принимает каждый рождённый бросс. А вот когда бог исчезает, оставляя за собой лишь краткое послание, что он вернётся… Не завтра, не через сотню лет, а когда-то… Вот тогда-то вера и проходит самое настоящее испытание огнём и мечом, передаваясь из поколения в поколение.
Броссы были не в силах понять истинный замысел Хморока, покинувшего их, но знали, что время, когда могучий горный народ остался без своего бога, дано им, чтобы укрепить свою веру. И, согласно писанию, которое хранилось в Храме Хморока, бог мрака пожертвовал собой ради спасения мира, но спустя время вернётся и спросит с каждого бросса.
Тем более, вернётся он обновлённым и настолько сильным, что затмит даже мощь всех южных богов. Насколько я понял, Хморок просто станет богом высшего ранга, как Бездна и Небо, которые уже делят между собой не отдельный мир, а Вселенную.
Видимо, потому-то Бездна так и старалась помешать Хмороку вернуться. Потому что законы равновесия таковы, что кто-то из них двоих должен будет сгинуть…
Меченый, сам того не зная, дал мне гораздо больше информации, чем хранилось в его голове. Потому что когда-то, до того, как он присягнул изменившему Волху, он был вполне себе приличным броссом, поэтому его память оказалась настоящей кладезью.
Хранители Храма — это особое племя броссов. Кроме того, что они охраняли Храм, скрытый в тайной горной долине, Хранители могли подавлять в себе огненную природу и владели тёмной магией, унаследованной от Хморока. И раньше они без проблем пускали в Храм железняков и огневиков.
Железняки — броссы, живущие по южным окраинам Бросских гор, самое многочисленное племя. И это они были известны своим кузнечным мастерством и воинским искусством на всю Троецарию.
В общем-то, абсолютно все троецарцы и знали броссов только по этому племени, потому что другие вообще никогда не покидали Бросских Гор, и уж точно не показывались на глаза непосвящённым.
Огневики — броссы, живущие у подножия вулкана Хмарь, тоже спрятанного в глубине гор, и чей дым в ясную погоду можно было увидеть даже из предгорий. У огневиков особая вера, рассказывающая о том, что все броссы и даже сам Хморок родились в раскалённой лаве, прямо в жерле этой самой Хмари, и отсюда-то и проистекают огненные свойства бросской крови.
И предназначением огневиков было всегда хранить священные огненные топи в жерле вулкана, поддерживать жар своими обрядами и, конечно же, не позволять осквернять священное место чужеземцам и еретикам. Потому что, когда Хморок вернётся, первым делом он омоет своё тело в раскалённой магме, смывая с себя дорожную пыль небытия.
Всё это чудесным образом стыковалось с верой в Хморока, поэтому Хранители Храма никогда не конфликтовали с огневиками. Огневиков допускали в Храм, а Хранителей к священному жерлу…
Хранители и огневики были даже не племенами, а особой, немногочисленной кастой жрецов, которая время от времени всё же пополнялась свежей кровью из племени железняков.
Всё изменилось, когда знахарь Волх, главный кузнец из Калёного Щита, вдруг объявил, что ему было видение. И ересь, которую он постиг, была даже хитрее, чем я предполагал.
Волх рассказал варварам-соплеменникам, что у Тьмы есть истинный повелитель… точнее, повелительница. И что Бездна, так её звали, грядёт в этот мир, чтобы установить новый порядок, где броссам уготована особая роль.
Что исчезновение Хморока — это его испытание перед лицом Бездны. Что он погрузился во Тьму, где повелительница проверяет его готовность служить ей, и когда бог мрака и смерти вернётся, он преклонит перед ней колени. И это должны уже сейчас сделать все броссы.
Ересь так легко проникает в сердца людей не потому, что объявляет какую-то новую истину. Нет, она всегда чуть-чуть искажает уже существующую, приправляя истину малой ложью… А чтобы ложь прижилась, она бьёт в самые слабые точки, и они стают опорой для растущей ереси.
А какие слабые точки были в религии броссов?
Лишь Хранители решают, допустить ли бросса-железняка в Храм Хморока. Огневики решают, достоин ли железняк посетить вершину священного вулкана Хмарь.
Иногда хранители и огневики отбирают среди железняков достойных, самых ревностных адептов веры, и те входят в их ряды…
А железняки, получается, ничего не решали. От них требовалось только ждать и слушать нравоучения от привилегированных хранителей и огневиков. Именно в эту несправедливость и ударила Бездна.
Тем более, Бездна позволяла знахарю демонстрировать чудеса, по которым варвары поняли, что он и есть тот самый бросс-изменник, который вернёт их пропавшего бога.
В сознании меченого я разглядел этого самого знахаря, разодетого в шкуры священных козло-барсов и держащего в руках длинный посох-молот. И я удивился, вдруг узрев рядом с ним цербера… Он был даже немного крупнее моего Кутеня, и это было именно то самое чудо, которое склонило на сторону знахаря Волха многих железняков.
«Ведь Хморок и его верный тёмный пёс Сумрак возвращается»…
Да, ересь Волха не оспаривала веру в то, что Хморок вернётся. Наоборот, знахарь выставил всё так, что это хранители и огневики как раз и мешают Хмороку вернуться и скрывают от остальных броссов свои истинные цели. Поэтому-то они и не пускали к себе железняков, которые постигли настоящую истину, и что более возмутительно, они запретили Волху приближаться к Храму и вулкану.
Я прекрасно знал Бездну и её приёмы. Поэтому следом должно было произойти не чудо, которое воодушевило многих железняков, уставших от вечного ожидания Хморока. Нужен был конфликт…
И Бездна получила его, когда Хранители и огневики пустили в святые места Малуша. Бросса, который набрался в Камнеломе совсем уж чуждой ереси. Глупой веры в Древо, на котором растут миры, и на ветвях которого танцуют боги. Древо, из-за которого, говорят, раскололся Губитель и Хморок исчез…
Да, это после того случая, когда я вернулся из священных мест, железняки вышвырнули меня из гор и продали в рабство. Волх не решился на убийство соплеменника, это считалось тяжким грехом, а ересь знахаря ещё была зыбкой. И, хотя все его сторонники были в гневе, Волх решил явить милосердие
Это тоже было коварным приёмом Бездны. Да, потом среди железняков будут царить жестокость, и казни несогласных станут привычным делом. Но после того случая на сторону знахаря перешла большая половина броссов…
И теперь в Бросских Горах царила война.