НеТемный 7

Глава 10

— А-А-А-А!

Тварь уже не рычала, а просто вопила, пуская слюни и сопли в камни, когда я безо всякого обезболивания вскрывал ей спину. Чудищу вообще надо было быть благодарным, что Губитель оказался довольно острым для топора. Узор на груди я не трогал, он был мне ещё нужен для изучения — я время от времени переворачивал чудище, чтобы сверить символы и руны в заклинании с тем, что нашёл внутри монстра.

Если бы кто напоролся на меня сейчас, измазанного в густо-чёрной крови, бормочущего себе что-то под нос, точно бы не поверил, что этот бросс служит силам света.

Да, работал я неаккуратно, и чуть было за это не поплатился… Пришлось срочно вправлять упырю раскуроченные органы, потому что рана заискрилась, едва не полыхнув чистым огнём. Видимо, до того впечатлила меня простота решения, которое нашёл создатель яда.

По сути, тёмный гений создал существо в существе. Яд упыря, напитанный Тьмой, тёк во внешнем контуре, том самом, изменённом и обросшем панцирем и шипами. А глубоко внутри существовала замкнутая кровеносная система, в которой оставалась чистая бросская кровь…

При этом кровь эта чувствовала близость Тьмы и нагревалась, давая ярость и силу, но между броссом и упырём существовала какая-то тонкая, непонятная мне прослойка, которая заставила меня буквально растеряться.

Смердящий свет! Эта прослойка изменяла огонь от бросской крови в целительное пламя, которое и восстанавливало внешние слои мышц. И я, щупая сочащуюся странной желчью то ли живую, то ли растительную ткань, впервые не мог понять, что это. Но она быстро зарастала, едва я её рвал.

Всё это я выяснил, пока колдовал над дёргающимся от боли монстром. Тот уже перестал хрипеть и орать, а лишь постанывал, умоляя убить.

— Ты… мы же… аргх… одной крови…

— А, вон ты как заговорил, — я усмехнулся, — А то до этого «изменник», «предатель».

— Но мы… агрх… зато не убивали… тебя…

— Ты и так уже не жилец. Когда выпил яд, обратного пути нет… Неужели тебе Волх не рассказал?

— Да… рассказал… что получу взамен… силу… Убей!

— Я — лиственник! Как ты можешь мне такое предлагать⁈

Едва я сказал про то, что лиственник, как что-то кольнуло меня. Я снова перевернул упыря, чтобы рассмотреть узор.

Не может быть… Я плохо разбирался в древесной магии, и настоящего древесника видел лишь раз. Агар пробыл в нами недолго, но я вполне понимал, насколько мощной может быть такая магия.

Мои скудные познания не давали мне отличить, то ли я вижу символы древесных заклинаний, то ли это какие-то руны лиственников… Душа Малуша выручила, прислав ощущения, что некоторые символы мне, как лиственнику, знакомы. Но вот писал их явный дилетант.

Получалось, здесь и вправду смешаны тексты древесной магии и веры лиственников.

— Не пойму, — всё-таки вырвалось у меня, — Причём тут Древо?

Монстр впервые захохотал, хотя быстро скрутился от боли…

— Наш… агрх… знахарь… он знает, где добыть… сок…

Я вдруг вспомнил о том секретном ходе, который ведёт из деревни Калёный Щит к Храму Хморока. Эту тайну открыла мне совсем недавно Морката, вселившись в Креону, и почему-то во мне поселилась твёрдая уверенность, что знахарь Волх тоже знает об этом секретном лазе.

И как-то это связано с этим самым соком Древа… Он что, нашёл его? Но тогда получалось, что милостивое Вечное Древо залечивало раны этому исчадию адской мысли? Такая степень милосердия была встречена мной впервые.

— Твой Волх сошёл с ума, — угрюмо буркнул я, — Это же надо додуматься использовать силу Древа в таких целях…

— Если… а если оно… это позволяет? Значит… оно глупое… аргх…

— Нет. Значит, на то есть причины, — ответил я и встал.

Ещё одна загадка в копилку.

Но ломать над этим голову сейчас я смысла не видел. Мне надо было лишь выяснить, как убить эту тварь, чем я и занялся.

Для этого нашлось и копьё, и клинок Храмовника. У паладина я, кстати, нашёл и пару артефактов, заряженных магией света.

Тварь, кстати, пока я всё это искал, уже залечила свои раны, и милосердие Древа в который раз меня впечатлило. Что-то тут было не так.

— Убей! — прохрипел монстр, когда я в очередной раз подошёл.

— Да ну вестник ты тупости, этим и занимаюсь, — раздражённо бросил я.

Я замер, поражённый догадкой. Скорее всего, Древо исцеляет потому, что этот бросс всё ещё жив! Но его жизнь зависит от внешней оболочки, вот раны и затягиваются.

А раз бросс жив, то это как бы и не упырь…

Если не трогать узор на груди, то тварь выдерживала всё. Раны от клинка и копья, даже если я умудрялся прошибить панцирь, затягивались за считанные секунды. Огненный вихрь, даже подкреплённый Кутенем, вообще не причинял никакого вреда… Хотя я запускал огонь с небольшого расстояния, не желая ещё больше разрушать и так пострадавший Углеяр. Слишком мало места для глобальных экспериментов… и мне ещё мою телегу искать и откапывать.

Один из артефактов Храмовника, кстати, неожиданно сработал. Причём не тот, от которого я что-то ожидал… Я видел, как мой Лука умеет вызывать священное сияние, испепеляющее упырей. Так вот, подобное сияние от первого артефакта на монстра никак не повлияло. Может, сияние у спившегося паладина было уже не то?

А вот второй артефакт, который оказался обычным фонарём, излучающим такой же обычный солнечный свет, неожиданно заставил упыря заорать и задымиться. Его панцирь и верхние ткани начали буквально тлеть, и, повинуясь наитию, я спрятал артефакт, а затем наблюдал за тем, как едва появившаяся кожа бросса заново начинает обрастать внешней оболочкой.

Солнце, как я и думал, оказалось самым верным средством.

— Хм-м, — я крепко задумался, потом снова достал медальон-фонарь. Спрятал. Достал. Спрятал…

— Чтоб тебя… Хморок сожра-а-ал!

— Да здесь он, не переживай, — с усмешкой ответил я и больше уже артефакт не прятал.

Как я и ожидал, верхние ткани довольно быстро сгорели, и вскоре передо мной лежал голый, окровавленный, едва живой бросс. Вот только стопа у него оказалась отрублена, да на теле нашлись раны, нанесённые мною же, и это снова заставило меня крепко задуматься… Значит, всё заживление монстра происходило только за счёт упыриных тканей?

Ох, бросские мои мозги, расщелину им в душу! Сок Древа ведь не исцелял, а просто поддерживал жизнь в этом броссе, пока яд упыря её высасывал! Получалось, выпив яд, бросс становился заложником, медленно отдающим свои жизненные силы…

Одновременно эта прослойка защищала тело от действия яда и не давала бросской крови пережечь Тьму. Вот такая вот злая ирония.

— Ты… Малуш… — бросс, истекающий кровью пошевелился и изумлённо уставился на свою руку, — Я не понимаю… как…

— Всё просто. Хморок возвращается и спрашивает с вас, — я подозвал Кутеня и почесал ему загривок, чувствуя, как мои пальцы едва не полыхают огнём, — Неужели ты и вправду думал, что Хморок кому-то поклонится?

— А Волх… он же… неужели…

— Волх использует вас, как марионеток, — проворчал я, — Бездна что-то обещала ему, а вы просто расходный материал для его экспериментов.

— Но… но… прости… — выдавил бросс и затих, пуская никому не нужные слёзы.

Теперь я не улыбался. Лишь спрятал артефакт за пазуху и со вздохом глянул в ту сторону, где за вершиной скрывались далёкие Бросские горы.

Это последнее брошенное врагом «прости» упало мне в душу, словно раскалённый камень, мгновенно подогрев кровь и всколыхнув ярость. За что я должен его простить⁈

За всё то, что он натворил? Ведь Губитель мне ясно показал в видениях, что он и его дружки сделали в горах… На его руках слишком много пролитой бросской крови.

А милосердное Древо ведь всё равно спасало ему жизнь… Но при этом, чтобы спасти и Вечное Древо тоже, в этот мир пришёл я — бывший Тёмный, который может разговаривать с силами зла на понятном им языке.

Ох, как же всё закрутилось-то… И вот посреди этого всего вдруг звучит — «прости».

Я присел возле раненого, который теперь равнодушно пялился в землю. Судя по его глазам, он и вправду осознал, что натворил… И какая вина за войну в его родных горах на нём лежит.

— Прощение надо заслужить, — без особой злости сказал я, — Но ты не сможешь этого сделать.

— Смогу…

— Нет. Скоро ты окрепнешь, когда бросская кровь вылечит тебя. Я буду далеко, твои руки обретут силу, и в голове появятся совсем другие мысли… Ты придумаешь и сможешь сам себе объяснить, что же тут произошло. Да ещё и Волх, не сомневаюсь, найдёт нужные слова, — я усмехнулся, — Но ты ещё мне послужишь, да.

— Как?

— Иди и делай, что должен. Расскажи Волху, что Хморок идёт. Расскажи, что видел… — я снова потрепал холку цербера рядом, — А дальше, если мне придётся сражаться с тобой ещё раз, второго шанса у тебя не будет.

— Я хочу пойти с тобой… — бросс вскинул глаза.

— Почему нет-то, — усмехнулся я, — Сделай что должен, и приходи.

Больше я с ним не разговаривал. Развернулся и посмотрел в сторону северного склона, где меня должны были ждать спутники, которые уже вышли из шахты прямо к целительнице. Всё это мне наконец поведал Кутень, поэтому-то я и был так спокоен.

Где-то вдали, в стороне Камнелома, прозвучал боевой рог. Я лишь отмахнулся — как-то разом на меня накатило ощущение, что сейчас всё начнётся, как обычно.

Кнез Глеб Каменный, который сюда припрётся, будет меня подозревать. Да и с Волхом у него наверняка есть связи, всё-таки ни царь Могута, ни местный кнез даже не подозревают, что творится в Бросских Горах.

Я посмотрел в другую сторону. Туда, где к Камнелому двигалось войско какого-то Тёмного, но моя шалость с огненной магией немного нарушила его планы. Судя по тому, что с той стороны пока не веет никакой угрозой, Шан Куо понял мой намёк — сражаться будем по серьёзному. А значит, Тёмному Жрецу надо будет остановиться и хорошенько подумать.

Над горами небо уже немного серело, намекая, что скоро рассвет. Ещё день у нас теперь точно есть…

— Давай, сгоняй за Виолом и Креоной, пусть с народом возвращаются в Углеяр, — устало махнул я церберу.

— Сам-сам-сам?

— А мне доспехи надо закончить…

Проворчав это, я двинулся по завалам в ту сторону, где должен был быть дом старого камнетёса.

Я чувствовал на себе взгляды попрятавшихся по руинам и по зарослям остатков от отряда лучевийцев, но не обращал на них внимания. Пусть их ловят люди кнеза, у меня и так проблем хватает.

Бросс, кстати, уже поднялся и ковылял куда-то к вершине, опираясь на подобранное копьё, как на костыль. Так-то бросская кровь, при должном рвении, может ему и ногу вернуть — я сам, помнится, как-то буквально сшился по лоскуткам, когда напоролся на воздушную магию Феокрита.

Странное это чувство… Всего пару часов назад тут кипел бой, а теперь повисла тишина. И чем-то это напоминало мне самое настоящее затишье перед бурей.