Их было семнадцать. Семнадцать детей разных возрастов.
Не все смотрели на меня с ненавистью, лишь те одиннадцать мальчишек и девчонок постарше, что напали на меня. Остальные шестеро выглядывали из-за домов — совсем мелкие, кудрявые малыши, с невинным интересом разглядывающие страшного дядю в чёрных доспехах и с чёрными волосами.
А уж как их интересовал кромешно-чёрный пёс, который улёгся на крыше одного из домов и со скукой разглядывал бросскую мелюзгу.
Самому старшему парню тут было на вид всего лет шестнадцать, и он-то старательнее всех изображал ненависть на своём лице, тщательно скрывая страх. Юность явно не давала ему осознать, что с ним может сделать могучий бросс в доспехах, да ещё владеющий магией, поэтому, снова вскочив, он бросился на меня просто с кулаками.
Мягкая стена полупрозрачного огня толкнула его обратно, чуть подпалив чёлку. Он закрылся от жара, но потом удивлённо посмотрел на свои руки… Живой и невредимый! Ну, почти.
— У меня нет времени заниматься воспитанием…
— Ты убил наших родителей! — снова вскочила вся пацанва.
И тут же попадали, когда такое же мягкое, но упругое щупальце подсекло их. Я не испытывал злорадства, делая им больно — скорее просто удовольствие, что у меня есть способы утихомирить юные горячие сердца таким бескровным способом.
Ну, как бескровным… Ссадины и синяки им обеспечены. Главное, это происходит за пределами узорчатого круга, в котором я продолжал стоять. Одна капля крови — и все, кто стоит на нём, умрут.
Да-а-а, Волх достиг истинного мастерства, найдя идеальный баланс между Магией Крови и Магией Смерти. С одной стороны, это запредельная мощь… Этому заклинанию практически наплевать, кто стоит в круге — магистр или даже архимаг. Правда, любой уважающий себя архимаг даже не позволит себя заманить в такую ловушку.
Вообще, я уже уловил, что тут вся деревня была полна магических кругов. Тут, там, здесь… Нет, опасности я не ощущал, это просто Волх, так сказать, как паук опутал своей паутиной лжи весь Калёный Щит.
Там тёмная магия пробуждала в броссах нужные чувства — радость, гнев, печаль… Там они не чувствовали ложь из его уст, всё принимая за правду. А там… там даже казнь своих не вызывала у броссов сострадания, потому что так было надо.
Да, Волх и вправду достиг в этом мастерства…
«Это мастерство Первого Жреца, а не Волха», — поправил я сам себя. Да и с другой стороны, одолеть он меня не смог. Да и у этой магии оставалась всё та же уязвимость…
Ну что за вестники тупости! Они угомонятся⁈ Разговор у нас явно не получается.
Юных защитников деревни всё тянуло на подвиги, но это заканчивалось падением, да ещё обязательно на кого-нибудь. Но на меня всё равно продолжали кидаться.
Терпение, Малуш, просто терпение… Будь вестником терпения и самообладания. Это всего лишь дети, к ним просто нужен подход. Но как же хочется их всех прибить!
К счастью, пик моей запредельной концентрации прошёл. Сейчас, когда они вскакивали то по одному, то даже сразу несколько вместе, мне хватало лишь небольшого напряжения, чтобы с помощью Полутёмной Ауры контролировать их.
Вот вскакивает девушка лет пятнадцати, но тут же падает на пацанов, потому что её толкает незримая рука. Вот снова вскакивает старший главарь и явно уже использует хитрость, пытаясь зигзагом пробежать ко мне, но его ноги заплетаются, его разворачивает… да ещё и получает тычок по лопаткам.
И сталкивается лбом с другим смельчаком, который хотел проскочить следом, явно надеясь, что мне не хватит магической ловкости перехватить обоих.
Ох, тупицы малолетние… Я же вас только что раскидал, всю толпу с оружием? Почему, раз вы до сих пор целы и невредимы, то считаете, что это исключительно ваша заслуга? А догадаться, что это моё милосердие, никак⁈
Один. Второй. Третья… Пятый… Десятый! Кажется, моё терпение подходит к концу.
Над деревней повисла пыхтящая тишина — подростки пытались прорваться ко мне, и снова сваливались в кучу-малу. Злые, грязные, потные, многие уже в слезах…
И вдруг раздаётся тонкий детский хохот.
Одна девчушка лет трёх, выглядывающая из-за угла, засмеялась и захлопала в ладоши, найдя картину забавной и явно подумав, что мы играем. Остальные малыши подхватили, захихикав. Правда, увидев злые взгляды старших, ёрзающих в куче, тут же ойкнули и спрятались за дома.
Но, видимо, смех отрезвил подростков даже сильнее, чем устроенная мной взбучка. Кстати, этот же смех сбросил и моё раздражение.
— Ты убил наших родителей! — процедил сквозь зубы старший, стоя на четвереньках. Правда, попыток вскочить снова не было, да и по его пыльным щекам слёзы уже чертили дорожки, падая в грязь
— Нет, — спокойно ответил я, — Не убил.
Дети замолчали, переваривая услышанное…
В этот момент заворчал цербер, затем, встав, вдруг исчез с крыши. Подростки закрутили головами и тут же, обернувшись, повскакивали с ужасом на глазах.
Потому что огромная чёрная махина, выше любого матёрого быка в холке, появилась за спинами малышей, снова выглядывающих из-за домов. Те, лупя в мою сторону родниковые глазки, даже сразу и не поняли, что сзади их обнюхивает огромный зверь.
— Кутень, не пугай малышню, — махнул я со вздохом.
— Ням-ням-ням, — ощерился цербер.
— Он что, хочет сожрать их⁈ — старший от ужаса прирос к земле.
Малышня развернулась и испуганно уставилась на громадину с клыками, из которых можно было делать рукояти для ножей. Но Кутень, вдруг присев на передние лапы, вытянул голову и заурчал. При этом его кромешный хвост замотался из стороны в сторону, смазываясь в облако Тьмы.
Той самой трёхлетней малышке не повезло — длинный чёрный язык Кутеня проехался по её мордашке, мерцая огнём от реакции с бросским телом.
— Линда!!! — вскрикнул старший, бросившись на помощь, — Сестра!
Но та самая Линда, чьё лицо сначала вытянулось от удивления, только захохотала, и язык проехался по ней снова. Бросский огонь не мог причинить броссам вреда, и поэтому вся малышня гурьбой навалилась церберу на голову. Чтобы начать привычное для детворы дело — щипать, дёргать, тыкать, и при этом пронзительно верещать, когда пёс дёргался.
Ну а старший смельчак остался буксовать ногами по земле в нескольких шагах, потому как его остановила моя аура. Правда, он и сам уже увидел, что опасности нет, и что огромное исчадие Тьмы с золотыми глазами, способное убивать самых могучих монстров, уже перевернулось на брюхо и сложило от удовольствия лапки. Некоторые прикосновения малышей полыхали пламенем, но это церберу никак не вредило.
Я перехватил взгляд Кутеня, который морщился от назойливой детской руки, дёргающей его за губу. Обязательно малышу надо было ухватиться за слюнявый клык, да ещё и просунуть в пасть голову, чтобы посмотреть, а не сгорят ли у него кудри… Кстати, а если сунуть пальцы ещё в нос?
«Всё ради тебя, бросс…» — простонали глаза цербера, и он чихнул. Вся малышня повалилась с хохотом, один заплакал, измазанный в слюне, но тут же все снова к нему полезли. А упорнее всех плакса.
— Сядь, — сказал я старшему, который уже осознал, что зверь не рвёт его сестру на куски, — Нет, он никого не хочет сожрать. А так, если вам интересно, то Кутень очень любит рыбу.
— Ням-ням-ням! — послышались тявканье и новая волна смеха.
— А у нас и нет рыбы-то, — сказал кто-то.
— В озере в долине можно наловить, — ответили ему.
— У нас вроде оставалась…
Я, поджав губы, решил пока не говорить, что там случилось с этими озером и долиной. Хотя, с годами, кто знает, может, и восстановится красота.
— А его, что, зовут Кутень? — послышалось от малышни.
— Да.
— Кутень, Кутень, Кутень!!!
Цербер поморщился — волна новой радости от детворы означала новые тычки, дёрганья и щипки. Ну да, безымянное существо не так интересно мучить… Но Кутень стоически переносил малолетнюю радость, даруя мне возможность наладить контакт.
— А почему Кутень-то? — вдруг спросила девчонка из первого ряда.
Я не хотел упустить только-только завязавшийся разговор.
— Его так назвала одна девочка по имени Дайю, — ответил я, старательно отгоняя грустные мысли о принцессе, — Ей, кстати, примерно столько же лет, сколько и тебе. Правда, тогда Кутень был совсем мелким, как кошка.
— А-а-а… — догадался один из пацанов. — Это потому что он и кутёнок и тень!
— А где сейчас эта Дайю? — последовал следующий вопрос.
Я вздохнул, понимая, что разговор мне не совсем нравится. Но делать было нечего…
— Когда я закончу здесь, мне придётся идти её искать, — честно ответил я.
От меня вдруг не укрылось, что старший в это время тронул какой-то камушек, висящий на шее. Остальные то и дело косились на него, и он едва заметно кивал и пожимал плечами…
Ну, ясно, у него что-то вроде «амулета правды». И, видимо, он и сам был удивлён, что от меня ещё не прозвучало ни слова лжи.
— А ты тот самый Малуш из Железных Скал? — спросил ещё один пацан. Он, видимо, откуда-то меня знал, и я даже растерялся.
Просто впервые услышал, что я, оказывается, даже родом не из Калёного Щита.
— Наверное, — задумчиво ответил я, почесав затылок, — Я не помню.
— Так и вправду наши родители живы? — спросил, прищурившись, старший, уже не скрывая, что зажал в пальцах амулет.
Милая беседа без драки была хороша, но далёкий рокот и едва заметная дрожь земли намекали мне, что времени мало. Поэтому я решил, что разговоры пора сворачивать.
— Как тебя звать?
Юноша замялся, но потом, тряхнув головой, сказал:
— Мирослав.
— Ну так вот, Мирослав, я не знаю, живы ли именно твои родители. Но я постарался спасти как можно больше броссов, которые вместе с Волхом пошли на Камнелом…
— Камнеломцы хотели нас убить!
— Да, отец Волх говорил, что им нужен наш бросский огонь!
— Они пьют нашу кровь, чтобы стать сильнее…
Я поднял руку, останавливая разговоры. Потом под восхищённые взгляды вызвал в руке Губитель, под ещё большее изумление всунул в него руку и вытянул обратно.
В моём кулаке была зажата добрая горсть окровавленного снега, который я просто метнул веером в воздух над головой. И тут же махнул топором, рассекая горсть «клинком ветра»… Я вложил в магию щепотку сил, достаточную, чтобы кровь Волха разметало как можно дальше, да ещё подхватило ветром.
Вот крупицы влаги, тающей на глазах, стали опадать. И по Калёному Щиту, словно круги на воде, пошла волна мерцающего света. Вспыхнул рисунок под моими ногами, вспыхнули рисунки под другими домами… Засиял огромный круг на центральной площади, которая ещё осталась целой.
Ложь Волха, которой он так старательно оплетал деревню, распадалась, как сгоревшая трухля…
Подростки заворожённо смотрели на всё это, и Мирослав, вскочив, крикнул:
— Что ты сделал⁈ Ты хочешь уничтожить Калёный Щит?
Но я тут же оказался рядом и схватил его за плечо. А потом встряхнул и показал рукой вокруг:
— Оглянись!
Я ткнул пальцем на ту половину деревни, которая провалилась в громадны ров, тянущийся через седловину между горами к долине.
— Кто это сделал? Ты знаешь, кто это сделал?
— Это… это… отец Волх, но он сказал, что Камнелом…
Я снова тряхнул его.
— Полдеревни нет! Вы воюете с Хранителями и Огневиками! Всех ваших родителей превратили в упырей! И ты мне говоришь, что это я хочу уничтожить Калёный Щит⁈
Я снова ткнул пальцем в сторону рва.
— Половины нет, неужели не видишь⁈
Мирослав проморгался, затряс головой, но я уже понял, что морок Волха окончательно спадает. Ну наконец-то, молодец, мозги заработали.
— Но… камнеломцы… Он говорил, что царям нужна наша кровь! И что…
Я отпустил его и, отмахнувшись, громко сказал:
— Сейчас сюда придёт бард по имени Виол и он вам всё объяснит! Да, Виол⁈ Ты же слышишь, что надо всё им объяснить?
Подростки переглядывались, не понимая, почему я ору это в воздух. А им и не надо было понимать… Я даже улыбнулся, ярко представив, что где-то по долине бегут Виол с компанией. И бард, стиснув зубы, недовольно ворчит: «Слышу, слышу…»
— Кстати, с Виолом будет мальчик Лука, у него зверушка ещё интереснее. Вы подружитесь, — улыбнулся я, запрыгивая на подскочившего цербера.
Дети с восхищением ахнули, глядя на статного всадника верхом на огромном псе. В чёрных доспехах, с волшебным топором, с развевающимися чёрными волосами…
— Ты что, Хморок? — только и спросил Мирослав.
— Ещё нет, — буркнул я, — Показывай, где была кузница Волха!