Нерушимая клятва

Глава 16

Пока я устраивалась на стуле поудобнее, Шей перевернул страницу и нацарапал несколько строк.

— Какая жалость, что они не позволяют людям приносить с собой напитки, — сказала я. — Как я прочитаю такой огромный текст без кофе?

— Да ты же ничего и не читала, Калла, — поправил меня Шей, не поднимая головы от книги. — Ты просто сидела и смотрела за тем, как я читаю.

— Я думала, ты попросишь меня порыться в книгохранилище.

Я метнула взгляд на лежавшую перед ним книгу.

— Ты уже нашел что-нибудь интересное?

Шей поджал губы.

— Слушай, я же не критикую тебя, — пояснила я. — Просто интересно, много ли тебе удалось перевести.

Он откинулся на спинку стула.

— Значит, так. Книга, похоже, состоит из трех частей. Первая называется «De principiis priscis». По всей вероятности, это история появления вашего мира. Вторая — «De proelio…».

Шей сделал паузу.

— Это значит «битва», — сказала я.

Шей кивнул и улыбнулся мне уголком губ.

— Я почему-то был уверен, что ты знаешь это слово.

Я усмехнулась и закинула руки на спинку стула. Даже упоминание о битве заставило мои мышцы рефлекторно сокращаться и расслабляться. Кроме того, я сидела на месте уже не первый час. Сначала в школе, а после с Шеем в библиотеке. Шей с любопытством посмотрел, как я разминаюсь, и вернулся к своим записям.

— Возможно, в ней содержатся подробности Колдовской войны, — сказал он, взглянув на книгу. — Впрочем, скоро узнаем.

— А как называется третья часть?

Он нахмурился, и пряди золотисто-каштановых волос, спадавшие ему на лоб, зашевелились.

— В ней смысла меньше всего. Я пока не могу понять, о чем она.

Он открыл книгу и стал перелистывать страницы. Дойдя до последней, Шей остановился.

— Это самая короткая часть. Называется «Praenuntiatio volubilis».

— «Весть»? — предположила я, затем взяла ручку и начала рисовать в блокноте, лежавшем на столе передо мной. Шей открыл латинский словарь.

— Нет, я думаю, не так. Больше похоже на «предсказание» или «знамение». Но второе слово «volubilis»[2] намекает на то, что предсказание это не окончательное. Ну, знаешь, не то, что судьба или рок. О чем бы там ни было написано, это можно изменить, на это можно как-то повлиять.

— Стало быть, книга заканчивается описанием событий, которые должны произойти в будущем?

По неизвестной причине волоски на задней части моей шеи встали дыбом. Шей негодующе зарычал.

— Нет. Я прочел последнюю страницу, чтобы узнать, нет ли там заключения, которое помогло бы понять общий смысл всей книги.

Он снова пролистал книгу и остановился на последних строчках. Теперь не только на шее, но и на спине, и даже на плечах — волоски всюду стояли дыбом.

— И что там написано?

Шей рассердился на меня, но все же прочитал.

— Crux ancora vitae.

— Что? — переспросила я, вскочив на ноги и подходя к стулу, на котором сидел Шей.

— Я думаю, это пословица или что-то в этом роде. Можно перевести как «Крест — якорь жизни». Я и не знал, что христианство у вас в ходу.

Он водил пальцем по строчкам. Я отошла от него и обошла вокруг стола, чувствуя, что не могу усидеть на месте.

— Определенно не в ходу. Да и в книге говорится не о христианстве. Что бы ни означала эта пословица, она не имеет христианского подтекста. В ней говорится о чем-то еще.

— Думаю, ты ошибаешься, Калла, — возразил Шей. — Если принять во внимание, какой латынью она написана, и сравнить с тем языком, которым написаны другие редкие книги, время ее создания достаточно легко определить. Если взять даже сам шрифт или украшения, которые попадаются в тексте, то книгу следует отнести к периоду позднего Средневековья или началу эпохи Возрождения. Если мои предположения верны, то автор должен был испытывать серьезное влияние христианства. Да и появление такого символа, как крест, наталкивает на определенные выводы.

— Да, вполне возможно, книга была написана в период Средневековья, но сам текст появился раньше, да и сами Древние появились раньше христиан.

— Но если книга относится к дохристианскому периоду, а не к Средневековью, тогда какого черта все это значит? — спросил Шей, отталкивая том и негодующе фыркая. — Кто-то должен был подсказать этому дураку, как надо заканчивать повествование. Никакого тебе заключения, вместо него только дурацкая пословица. И рисунок.

Я остановилась в паре метров от его стула.

— Рисунок?

— Да, рисунок, изображающий крест.

Шей подтянул к себе книгу и уставился на последнюю страницу.

— Да, если на него внимательно посмотреть, можно сказать, что в нем есть намеки на дохристианское происхождение, как ты и утверждаешь. Он точно не похож ни на одно из распятий, которые мне приходилось видеть.

Я подошла чуть ближе. Сердце бешено забилось.

— Что ты имеешь в виду?

— А почему бы тебе самой не посмотреть? — спросил он, поднимая голову, чтобы взглянуть мне в глаза. Увидев затаившийся в них страх, Шей встал и подошел ко мне.

— Калла, — сказал он, беря меня за руки. — Я понимаю, что ты боишься этой книги. Но ты уже так далеко зашла. Я уверен, тебе стоит на это взглянуть.

Я начала было отнекиваться, но он крепко держал меня за руки.

— Мне нужна твоя помощь.

Он смотрел мне прямо в глаза, в его взгляде читался вызов.

Я хотела возразить, но понимала, что с тех пор, как я согласилась встречаться с Шеем в библиотеке, достаточно весомых аргументов пойти на попятную у меня не было.

— Хорошо.

Он подвел меня к столу и развернул книгу так, чтобы мне не пришлось читать ее вверх ногами. Затем Шей сел на стул и закинул руки за голову, сцепив пальцы на затылке.

— Странный, правда? Я имею в виду, что концы у обеих перекладин разные. Из-за этого крест выглядит асимметричным, несмотря даже на то, что перекладины перекрещиваются ровно посередине.

Я внимательно изучила рисунок и пристально посмотрела на Шея.

— Ты его разве не узнаешь?

Он тоже посмотрел на рисунок.

— Что ты имеешь в виду?

— Он как две капли воды похож на татуировку, нанесенную на заднюю часть твоей шеи, — сказала я, постучав пальцем по рисунку.

Он засмеялся.

— Да нет у меня никаких татуировок.

Я стояла и смотрела на него, моргая от удивления.

— Как это нет?

— Думаешь, я мог сделать татуировку и забыть об этом? — спросил он. — Слышал, это довольно болезненный процесс.

Он вздрогнул, когда я нагнулась к его шее и оттянула назад воротник рубашки. Татуировка была на том же месте, где я видела ее раньше. Перед моими глазами была точная копия креста, нарисованного в книге Хранителей. Он был выколот на бронзовой коже мальчика черной тушью. Верхняя перекладина начиналась почти у самого затылка и тянулась вдоль всей шеи.

— Ну, я же тебе говорил. Нет там никаких татуировок, — сказал Шей, стараясь высвободиться из моих цепких рук.

Я схватила его за плечо и заставила сидеть неподвижно.

— У тебя есть татуировка в виде креста на шее. Я отлично ее вижу.

Я почувствовала, как по телу юноши прошла дрожь. Я отпустила воротник и слегка нажала на руку, чтобы напряженные мышцы расслабились.

— Калла, — спросил он шепотом. — Ты не шутишь?

— Нет, — ответила я, садясь на корточки позади его стула. — Мне просто трудно представить себе, что ты никогда не видел заднюю часть своей собственной шеи.

Он сморщил лоб.

— Возможно, что и видел. Даже наверняка. Но не помню, чтобы там была татуировка. Она там действительно есть?

Я провела пальцем по шее, повторяя контуры рисунка. Он поежился.

— Да, вот здесь.

— Дай мне, пожалуйста, свое зеркальце, я пойду в туалет и проверю при помощи большого зеркала.

Он вскочил со стула и вопросительно посмотрел на меня.

— У меня нет зеркальца.

— Нет? — переспросил Шей, хмурясь. — Ну, ничего, я что-нибудь придумаю.

Он сорвался с места, а я села на его стул, вернувшись к чтению загадочной книги.

Несколько минут спустя я оторвала взгляд от страницы и обнаружила, что Шей стоит рядом и смотрит на меня со встревоженным и нервным выражением лица.

— Скажи, ты дурачишь меня или нет?

— Ты нашел зеркальце?

— Я позаимствовал его у библиотекарши, которая выдает книги. Сказал, что у меня проблема с контактной линзой, а рассмотреть ее в большом зеркале не получается.

— Ты носишь линзы?

— Нет, — ответил он, подтаскивая еще один стул для себя. — Но ты не ответила на мой вопрос.

Я расправила плечи.

— Какой смысл мне лгать? Ты хочешь сказать, что посмотрел на шею и ничего там не увидел?

— Да, именно это я и хочу сказать. Я посмотрел на шею и не увидел там ничего. Кожа абсолютно чиста. Нет там никакой татуировки. Никакого странного креста. Ничего.

— Жаль. Но крест там, у тебя на шее, — сказала я. — Я не слишком хорошо разбираюсь в магии Хранителей, могу лишь сделать предположение. Скорее всего, на твое зрение наложено какое-то заклятие, так что ты можешь видеть все, кроме этого креста.

Я снова посмотрела на последнюю страницу и обвела пальцем контур изображенного на ней креста.

— От Хранителей я получила приказ скрывать от тебя наш мир, даже несмотря на то, что меня попросили охранять тебя. По какой-то причине они не хотят, чтобы ты знал о нем.

Лицо мальчика побелело.

— Хочешь сказать, что дядя наложил на меня заклятие, чтобы я не догадался о существовании татуировки?

— Он тебе не дядя, — напомнила я, стараясь, чтобы мои слова прозвучали твердо, но не слишком грубо. — Да, я думаю, так и было.

Шей поставил локти на колени и закрыл лицо руками. Я нерешительно поднялась. Когда я обняла его и прижала к себе, мои руки и ноги задрожали. Сердце снова бешено забилось. Я понимала, что лучше держаться от Шея подальше, но видеть его в таком состоянии и ничего не делать было невозможно.

Он отнял руки от лица и обнял меня за талию. От прикосновения его пальцев снова появилось ощущение тепла, распространявшегося по всему телу. Он прижался ко мне и приложился щекой к выемке между шеей и плечом. По всему телу пробежали мурашки, напоминавшие электрические разряды. Я тихонько погладила его растрепанные золотисто-каштановые волосы и закусила губу, стараясь сдержаться и не поцеловать его в лоб.

— Спасибо, — пробормотал он тихим, хриплым голосом. Кашлянув, он продолжил: — Чем больше я понимаю, что понятия не имею о том, кто я такой, тем тяжелее становится.

Я тихонько усмехнулась. Шей напрягся.

— Что здесь смешного?

Я провела пальцами по его волосам.

— Вообще говоря, ничего смешного. Но если сравнить со мной, можно обнаружить кое-что забавное. Я, в противоположность тебе, всегда слишком хорошо знала, кто я и кем стану.

Он выпрямился, и я выпустила его из объятий, но не ушла, а осталась сидеть на корточках возле его стула.

— Ты бы хотела стать кем-то другим?

— Нет, — быстро ответила я. — Мы — это мы. У меня нет желания становиться кем-то другим. Но сейчас я боюсь того, чем это может обернуться для тех, кто мне небезразличен.

Шей взглянул на меня, медленно поднял руку и погладил меня по щеке. Я смотрела в его глаза, и мне казалось, что я иду по дорожке запретного сада. Я быстро отошла, села на свой стул и попыталась отдышаться и унять сердцебиение. Чтобы отвлечься, я снова принялась рисовать в блокноте, чувствуя, что Шей наблюдает за мной.

— Я хотел выяснить, что в этой книге, потому что мне хотелось знать больше о Воинах и Хранителях.

Я повернулась, чтобы взглянуть на него. Шей смотрел на меня с любопытством. Я обрадовалась тому, что он, видимо, не обиделся на то, как поспешно я отошла на безопасную дистанцию.

— Знаешь, я абсолютно уверена, что все происходящее здесь так или иначе связано с тобой, Шей. Нам очень нужно узнать, кто ты.

Он ничего не ответил, но кивнул в знак согласия. Я указала на книгу в кожаном переплете, лежавшую на столе.

— Итак, мы знаем, что у тебя на шее такой же крест, как на рисунке в книге. Но мы не знаем, что он означает.

Шей повернулся, чтобы посмотреть на иллюстрацию.

— А треугольники у меня на шее есть?

— Нет, — ответила я, с некоторой неохотой подвигая стул ближе к нему, чтобы мне тоже был виден рисунок на странице.

— Ты думаешь, в них заключается что-то важное?

Он указал на мой блокнот. Я взглянула на него и обомлела, потому что увидела не менее десяти таких же треугольников, которые я нарисовала, пока мы разговаривали.

— У меня такое чувство, что я их где-то недавно видела, но где, не могу понять.

Я закусила губу и стала вспоминать.

— О!

Пошарив в сумке, я вынула лабораторную тетрадь по органической химии.

— У тебя проблемы с химией?

Шей нахмурился, наблюдая за тем, как я листаю страницы тетради.

Я отрицательно покачала головой и продолжала листать страницы, пока не нашла вступительную статью к эксперименту, который мы делали в понедельник.

— Смотри. Так и знала, что видела их раньше. Такие же треугольники приведены в качестве иллюстрации к лабораторной работе, посвященной алхимии. Это символы, которые использовали средневековые алхимики, — сказала я, указывая на рисунок в тетради.

Шей встал и подошел, чтобы заглянуть через мое плечо.

— Как здорово, что ты прочитала вступительную статью. Я бы сразу перешел к эксперименту.

Я улыбнулась и продолжала читать.

— Каждый из четырех треугольников символизирует один из элементов: землю, воздух, огонь и воду.

Я взглянула на рисунок в книге Хранителей и вернулась к иллюстрации в тетради.

— Я не представляю, каким образом они могут быть связаны с крестом.

— Похоже, ты только что нащупала первый вопрос, расследованием которого ты и займешься, Кэл, — сказал Шей, похлопав меня по плечу.

— Отлично. Только, может, в книге есть и другие подсказки, помимо пословицы? Как она звучит, прочитай мне еще раз.

— Крест — якорь жизни, — сказал он, изображая напыщенного ученого мужа. — Это последняя строчка книги. После нее рисунок.

Я записала фразу в блокнот посреди рассыпанных по странице треугольников.

— А что перед пословицей?

— Еще большая чепуха, — ответил Шей, и по его голосу можно было догадаться, что он расстроен.

— На последней странице в конце есть две фразы, стоящие отдельно от основного текста. Последнюю фразу мы уже читали — это пословица. Предпоследняя фраза звучит так: «Пусть отпрыск несет крест».

— Пусть отпрыск несет крест. Крест — якорь жизни, — пробормотала я себе под нос и увидела, как в его глазах забрезжила искра понимания. По спине прокатилась волна ледяного холода.

— А что означает этот отпрыск? — спросила я шепотом.

Он сглотнул, и кадык на его шее поднялся, а потом опустился.

— Это означает «потомок».

— Чей потомок? — допытывалась я, понимая, что была права и Шей — не простой мальчик.

— Да это неважно; потомок может быть чей угодно. Иногда это слово используют в значении «наследник».

— Шей, — сказала я, потянувшись рукой к его плечу, чтобы повернуть его к себе.

Я боялась дотрагиваться до него, но мне нужно было снова посмотреть на татуировку.

— Нет, — отрезал он, уворачиваясь от моей руки и отбегая к полкам, которыми было заполнено помещение.

Я вскочила на ноги.

— Это же ты. Ты несешь крест. Он у тебя на шее. Ты и есть этот отпрыск.

— Нет, нет, нет, — повторял он, отступая по мере того, как я приближалась к нему. — Это все просто розыгрыш. Или идиотская шутка.

Лицо его исказилось. Он посмотрел на меня с обидой.

— У меня есть татуировка, которой я не вижу. Мой дядя не человек, а колдун. А теперь я еще и какой-то дурацкий потомок, о котором написано в книге, которая появилась за сотни лет до момента моего рождения? Нет, я так не думаю.

Когда я сообразила, что он собирается сбежать, я сделала единственное, что могло спасти ситуацию.

— Шей, — вскрикнула я, и голос мой, острый, как бритва, заставил его остановиться.

Воспользовавшись моментом, я прыгнула, обернулась волчицей прямо в воздухе и сбила его с ног. Передними лапами я впилась ему в грудь, не давая подняться. Сидя на нем, я вновь обернулась человеком.

— Может, для тебя было бы лучше, если бы я лгала, но ты видишь перед собой девушку, которая способна в любой момент превратиться в волчицу. Ты помнишь об этом?

Я погладила его щеку рукой, чувствуя, как быстро тает мое тело от соприкосновения с ним. Я закрыла глаза, чтобы насладиться его запахом и теплом. Он приподнялся и обнял меня рукой за шею. Второй рукой он взял меня за голову и притянул к себе. Прежде чем я успела отреагировать, его губы уже сомкнулись с моими. Поцелуй начался с нежного, ищущего касания. Его губы так мягко прижались к моим, что я не могла двигаться, словно была зачарована. Я приоткрыла губы и позволила себе утонуть в водовороте разгоравшегося желания.

Шей целовал меня все крепче и жарче, рука его двигалась вниз по моей спине. Дойдя до края рубашки, она проникла под нее и стала ласкать обнаженную кожу. Мне казалось, что я пью солнечный свет. Рукой я гладила его грудь, потом шею, а после — резкую, мужественную линию подбородка. Я прижалась к нему, желая глубже погрузиться в те неведомые чувства, которые он умел будить в глубине моего тела. Мне хотелось почувствовать еще большую свободу и первобытную страсть.

Шей схватил меня за бедра и молниеносным движением перевернул на спину. Мы поменялись ролями — теперь он прижимал меня к полу. Руки его свободно гуляли под моей рубашкой, тело было крепко прижато к моему. Я чувствовала запах желания, которое поднималось в нем и смешивалось с моим. Воздух наполнился им, словно грозовая туча электричеством. Молния могла ударить каждую секунду.

Я не покорилась его силе, не дала придавить себя и лишить воли. Наоборот, я тянулась к нему, стремилась вверх, обвив его ногами. Он нежно гладил меня, изучая пальцами изгибы моего тела. Рука его то и дело задерживалась, прикасаясь к потаенным местам; от этих прикосновений у меня захватывало дух. Я чувствовала, как мы сливаемся в единое целое, мне казалось, что я не могу уже обходиться без него, но чувство это не рождало зависимости, наоборот, я испытывала ощущение безграничной свободы. Лаская губами его губы, я испытывала такое удовольствие, что сознание почти покинуло меня, и казалось, будто мир уносится куда-то, оставляя нас наедине, чтобы мы могли всецело насладиться друг другом.

Когда я выскользнула из его объятий, комната кружилась у меня перед глазами. Я поднялась на ноги, которые практически не держали меня, и сделала несколько неверных шагов по направлению к столу. Сердце неистово билось, грозя выскочить из грудной клетки. От его бешеной скачки болела грудь. Я не могу этого сделать, нельзя. Но мне так хотелось. Никогда так сильно ничего не хотела. Он встал с пола вслед за мной и стоял, глядя на меня и улыбаясь. В глазах его снова горел обычный огонек.

— Что-то не так?

Я сердито плюхнулась на стул, не в силах что-либо сказать и тихо ненавидя себя за это. Тело все еще болело от усилий, которые пришлось приложить, чтобы освободиться от объятий Шея.

— А, понятно, — сказал он, и улыбка на его лице померкла. — Правила поцелуев и твоя неизбежная свадьба. Когда она, кстати, напомни мне?

— В день Самайна, — ответила я, и сердце защемило от осознания, что до праздника остались считаные дни.

— Сам… Как? — попытался повторить трудное слово Шей. — Думаешь, я знаю, когда это?

Я вырвала из блокнота листок, скомкала и бросила в него.

— Для парня, имя которого у большинства ассоциируется с известной частью тела, слишком патетический вопрос.

Он поднял с пола скомканный листок и бросил его в ближайшую корзинку для мусора.

— То, что у меня ирландское имя, еще не повод быть экспертом во всех древних языках.

— Ну, латынь же ты знаешь, — возразила я.

— Ну, может, поэтому у меня и не было времени выучить остальные, — парировал он.

— Да, вполне возможно, — согласилась я. — Самайн.

— Ну, хорошо, Самайн, — сказал Шей. На этот раз он произнес название правильно. — День твоей свадьбы. Какое это число?

— Тридцать первое октября.

— Хэллоуин? — спросил он хмуро. — Как романтично.

— Хэллоуин — ерунда, а вот Самайн — серьезный праздник, — сказала я, бросая на него предостерегающий взгляд, который он проигнорировал. — И важен он тем, что…

Шей изобразил руками пантомиму, которая напоминала поднимающийся в воздух дым.

— В ночь Самайна Хранители обновляют запасы энергии. В этот день стена, разделяющая миры, тоньше всего.

Шей перестал махать руками.

— Какие миры?

— Наш и нижний.

— Звучит страшно, — прокомментировал он, хватая ручку и делая запись в блокноте. Я обратила внимание на то, как тряслись его руки. Глядя на них, я гадала, был ли причиной дрожи страх или подавленное желание, которое все еще сотрясало мое собственное тело.

— Да, наверное, это страшно, — согласилась я. — На наше счастье Воины ходят в дозоры только по периметрам. Мне никогда не приходилось видеть, что они там делают.

Внезапно меня начало мутить.

— Ух ты, — воскликнул Шей, пристально глядя на меня. — Ты вся зеленая. Что случилось?

Я схватилась за край стола, надеясь, что головокружение не усилится.

— В этом году мне придется это увидеть.

Сама того не замечая, я впилась в крышку стола ногтями так, что оторвала от нее тонкий слой пленки, защищавшей поверхность.

— Это почему? — спросил он, наклоняясь вперед.

— В этом году церемония будет изменена. Потому что именно эту ночь они выбрали для заключения союза, и я буду там.

— Ты знаешь, что там будет происходить? — спросил он, бледнея.

— Нет, — ответила я. — Ритуал заключения союза хранится в секрете. Я почти ничего об этом не знаю.

— Это плохо, — сказал он тихо. — Впрочем, как и все, что с этим связано.

— Прекрати, Шей, — потребовала я, пытаясь углубиться в чтение книги.

— Я не понимаю, почему ты стараешься так слепо следовать правилам, — сказал он, игнорируя мой запрет. — Насколько мне известно, Рен встречался с половиной города.

Он посмотрел на меня, ожидая, по всей видимости, что я буду шокирована его заявлением.

— Все знают об этом. Это не важно. Это был его выбор, — ответила я, не отрывая глаз от стола. — Кроме того, для него действуют иные правила.

— А, значит, мальчики — это мальчики, а девочки должны вести себя хорошо? — усмехнулся Шей.

— Я — вожак, — заявила я, обхватывая ногами ножки стула. — Меня никто не имеет права тронуть. Это закон Хранителей.

— А Рен, значит, может трогать, кого хочет? — спросил Шей. — Похоже, он так и делает.

— Он тоже вожак, но он — мужчина. Охотничий инстинкт — часть его натуры, — сказала я и еще сильнее сжала ножки стула.

Дерево жалобно запищало. Я могла прочесть в глазах Шея вопрос, который должен был последовать, но мне очень не хотелось, чтобы он прозвучал. Шей сдвинул брови.

— Но, если ты такой же вожак, как и он, разве охотничий инстинкт не должен быть частью и твоей натуры?

Я ничего не ответила. Мои ноги, казалось, горели огнем.

— И я дотрагивался до тебя… — сказал он, шевеля пальцами, словно жалел, что не может коснуться меня снова.

Интересно, он хочет меня так же сильно, как я его?

— Мне не следовало позволять тебе делать это, — сказала я, чувствуя, что мое тело вновь становится безвольным и мягким. — Можем мы поговорить о чем-нибудь другом?

— Но это несправедливо… — пожаловался он, протягивая ко мне руку.

Я отстранилась.

— Здесь речь о справедливости и не идет. Все это относится к традициям, а Хранители придают им огромное значение.

— А как же… — начал было он, но оборвал себя на полуслове.

— День заключения союза вот-вот наступит, — сказала я, пряча руки под стол. — Я не свободна. И, кстати, чтобы ты знал, Рен больше ни с кем не встречается и уже не будет.

— А с тобой он встречается? — спросил Шей, захлопывая крышку ноутбука.

— Все не так просто, — ответила я. — Хотя, если подумать, то просто. Я принадлежу Рену, а не тебе.

Шей осел на стуле.

— Терпеть не могу этого парня. Он ведет себя так, словно ты его собственность.

— Ты не понимаешь, — заявила я, испытывая неловкость от бессмысленности разговора. — И ты не поцелуешь меня снова, Шей Доран.

— Я бы не стал этого обещать, — ответил он.

Я отвернулась, чтобы скрыть яркий румянец, охвативший мои щеки. Я бы и не хотела, чтобы он это обещал, но у меня не было выбора. Нужно немедленно это прекратить.

— Хорошо, — сказала я, стараясь, чтобы мои слова звучали холодно и безапелляционно. — Я уверена, что ты отлично сможешь справиться в жизни с одной рукой.

Шей мгновенно убрал руки со стола.

— Ты этого не сделаешь.

Я засмеялась.

— Тебе придется решать, хочешь ли ты рискнуть рукой.

Он поежился и шепотом произнес что-то, чего я не поняла.

— Прости, что ты сказал?

По телу распространилась волна разочарования, даже живот свело. Я определенно хотела, чтобы он снова прикоснулся ко мне, и ругала себя за то, что сказала, и его за то, что мне стало так нехорошо.

— Как приятно сознавать, что я попался на удочку целомудренной девственницы, — сказал Шей.

Лицо его помрачнело от гнева, как небо перед грозой.

— Как ты сказал?

— Забавный исторический факт.

Голос его звучал холодно, почти враждебно. Я ощетинилась.

— Ну, знаешь, в старые времена существовал целый институт крайне привлекательных, но недоступных дев. Если они нарушали обет безбрачия, их хоронили заживо.

— Хоронили заживо? — спросила я, ежась от ужаса.

Интересно, Хранители сделают со мной то же самое, если узнают о наших встречах с Шеем? Я, конечно, догадывалась, что последствия обязательно будут, если кто-то, кроме Рена, дотронется до меня, но никогда не думала о том, насколько суровыми они окажутся.

— А того, кому «посчастливилось» совратить с пути истинного священную девственницу, предавали публичной казни, — закончил он.

Я внезапно почувствовала себя опустошенной. Меня пугало наказание, но то, что могло случиться с Шеем, пугало несравнимо больше.

— Мне кажется, стоит извлекать уроки из истории, — сказала я тихо, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Мы живем не в Древнем Риме, — отрезал Шей.

— А теперь, коль скоро мы закрыли этот вопрос, — продолжила я, не обращая внимания на сердитое выражение, с которым он смотрел на меня, — давай вернемся к тому, что для нас сейчас важнее всего.

Он внимательно смотрел на меня.

— Ну, пожалуйста, — добавила я тихо.

— Хорошо, — согласился он, открывая ноутбук. — Если принять на веру теорию о том, что я и есть этот самый отпрыск, что это нам дает?

Спасибо тебе, Шей.

— Мне кажется, было бы важно знать, чей ты потомок, — ответила я после непродолжительного размышления.

Он кивнул и пожал плечами.

— Я не слышал ни о каких славных предках.

— Ты не помнишь родителей?

— Нет. Они погибли в автокатастрофе, когда мне было два года. Я совсем их не помню, даже как они выглядели.

Он переложил книгу на колени и обвел пальцем очертания креста, изображенного на рисунке.

— У меня нет даже фотографий. Дядя Боско всегда говорил, что прошлое должно оставаться в прошлом.

Я нахмурилась.

— У тебя нет ничего, связанного с родителями? Ни одной вещи, которая могла бы тебе напоминать о них?

— Есть только одеяло, которое связала для меня мама, — сказал он, застенчиво улыбнувшись. — Когда я был поменьше, всюду возил его с собой.

Я подергала пальцами за край рубашки, чтобы скрыть улыбку.

— А как их звали?

— Тристан и Сара Доран.

Я вздрогнула так сильно, что чуть не упала со стула. О, боже, те же имена. Нет, только не это.

Голова мальчика взметнулась.

— Что такое?

— Тристан и Сара? — переспросила я, чувствуя, как в животе поднимается волна ужаса.

— Да, Калла, а что такое? — спросил он. — Опять плохие новости?

— Я точно не знаю, что это значит. Пожалуйста, имей это в виду. В тот вечер, когда на нас напали на улице возле «Эдема»…

Я умолкла на полуслове, потому что вспомнила выражение лица пленного. Оно буквально всплыло в памяти и встало перед глазами, огромное, страшное.

— В общем, тот, второй, Ищейка, которого взяли живым… — продолжила я, желая стереть с кожи Шея тот мертвенный оттенок, в который она была окрашена. — Словом, он назвал эти имена — Тристан и Сара.

— Один из тех, кто набросился на нас, знал моих родителей? — спросил он.

Я увидела, как пульсируют вены на его шее.

— Не уверена, — ответила я, стараясь придерживаться фактов.

Каждое новое слово, казалось, могло стать роковым. Мне казалось, что я иду по тонкому льду и что моя жизнь может быть разрушена в любой момент.

— Что в точности он сказал? — спросил Шей, наклоняясь ко мне и внимательно за мной наблюдая.

— Он спросил, где ты… — сказала я и замолчала, чтобы восстановить в памяти события как можно точнее. — Потом он сказал: «Он не знает, кто он такой, не так ли? Что ты забрал Тристана и Сару? Что ты будешь делать?»

Шей крепко вцепился в стул.

— Мне казалось, Ищейки хотят разрушить мир. Вроде бы они олицетворяют зло?

Я молча кивнула, так как не знала, что ответить. Он поднялся, закрыл ноутбук и взялся за лямку рюкзака.

— Прости, но мне нужно уйти. Слишком много… — добавил он, качая головой. — Я должен побыть один. Но я буду здесь в то же время завтра.

Я продолжала сидеть неподвижно, глядя, как он проходит мимо меня. Мне очень хотелось пойти вместе с ним.

— Да, Калла, — сказал он, на мгновение остановившись. Он нагнулся и шепнул мне в ухо прямо сквозь волосы: — Знаешь, мне кажется, что лгут здесь не мне одному.