Глава 17

Приближалось время икс, осталось меньше часа до первого в моей новой жизни семинара. Хоть для меня это раньше было не в новинку, но сейчас переживал, как абитуриент перед вступительным экзаменом. Пациенты закончились даже раньше, чем было запланировано. Жаль, до этого момента работа отвлекала меня от этих мыслей, теперь я полностью погрузился в переживания. Вот спрашивается, зачем? Кто меня там съест? Правильно, никто. Все будут смотреть мне в рот и запоминать каждое сказанное слово. Главное выдавить из себя первое, остальные сами польются. Что-то я совсем загнал себя в угол. Саша, проснись! За плечами больше двадцати лет хирургического стажа в прошлой жизни, есть и преподавательский опыт, а сейчас какие-то нелепые переживания. Взял ноги в руки и вперёд!

Чтобы перестать себя истязать глупыми сомнениями, я взял из шкафа тубус с плакатами и пошёл в малый конференц-зал. Где он находится я поинтересовался ещё утром, поэтому уверенно поднялся на второй этаж и повернул направо. Я впервые за это время просто поднялся выше первого этажа, до сих пор не было необходимости.

В зале я тоже был впервые. Собирался в пятницу сюда заглянуть, чтобы определиться, как наглядные пособия развесить, а почему так и не получилось, вы сами знаете. Вот теперь пораньше пришёл, есть время подумать.

Вот и зашибись, никакого подобия доски на стене здесь не было, а втыкать канцелярские кнопки в штукатурку и лепнину точно не вариант. Единственное решение — развесить мои плакаты на картины и портреты великих лекарей, длинная цепочка которых украшала противоположную от окон стену. Портить золочёные рамки канцелярскими кнопками я тоже не буду. Тогда какой выход? Бумага довольно плотная, я ровно загнул верхний край и повесил первый плакат на рамку картины. Вроде держится, главное, чтобы мимо никто не бегал, может смахнуть.

Дальше всё как по маслу, я развесил оставшиеся плакаты по порядку рассказа и, представляя себе, с чего и как буду начинать, уселся на центральное кресло в президиуме. Именно там в задумчивой позе меня и застал Гладышев. Я повернул в его сторону голову, не сразу поняв, почему он на меня как-то странно смотрит. Когда дошло, что я занял его место, подпрыгнул с большого красивого кресла и отошёл в сторону. Как-то нехорошо получилось. Ну и ладно, я же там кучку не оставил, значит не страшно.

— Да вы присядьте пока, Александр Фёдорович, — улыбнулся Вячеслав Петрович, похоже его немного повеселила ситуация с моим замешательством. — Скоро все соберутся, и вы начнёте. Готовы?

— Физически да, — кивнул я и растерянно улыбнулся. — Морально — почти.

В конференц-зал начал потихоньку стягиваться народ в белых халатах и рассаживаться по местам. У всех в руках были блокноты и ручки, молодцы, предусмотрительные. К трём собрались все, кто был записан на этот день по плану. Кроме Белогородцева, естественно.

Я выдохнул, вспомнил свой жизненный опыт, шесть лет преподавания в медухе и начал свой рассказ. Главное стоило мобилизовать все скрытые ораторские резервы и дело пошло, как по маслу. Уже через пару минут я вещал, как будто у меня за плечами не медицинский стаж, а профессорский. Очень помогало и поведение аудитории, это были не молодые девчонки из училища, половине из которых это всё не нужно, а взрослые, зрелые и опытные люди, для которых открывались новые, ранее засекреченные грани их мастерства. Они отрывали от меня и плакатов взгляд только для того, чтобы сделать наброски в своих блокнотах. Я старался преподнести информацию максимально подробно, чтобы исключить потребность в уточняющих вопросах на корню. Сам не заметил, как пролетели сорок минут, когда подготовленная мной на сегодня тема подошла к концу.

— Господа, — сказал я, глянув на часы, — на сегодня мы закончили, если у кого-то есть вопросы, то самое время их задать.

На несколько секунд повисла тишина. Потом кто-то начал хлопать и вскоре к нему присоединились все остальные. Такого финиша я не ожидал, смогли всё-таки вогнать в краску. Я поклонился немного скромнее, чем артист на сцене.

— Спасибо! Ну, если вопросов ни у кого пока нет, — снова начал я, когда аплодисменты стали затихать. — Тогда на сегодня всё. Считаю целесообразным повторить семинар через неделю. Скорее всего вопросы появятся, пока вы будете пытаться применить эту методику на практике, вот тогда их и зададите, а я подготовлю дополнения к сегодняшней теме и постараюсь их до вас донести.

— Спасибо вам, Александр Фёдорович, — торжественно произнёс Гладышев. — Порадовали! В среду в это же время будет следующая группа лекарей, как мы договаривались. Готовиться вам уже не надо, всё и так было на высшем уровне.

Я собрал свои плакаты, закатал обратно в тубус, сохранив загибы на верхнем торце. Они очень выручили, но в следующий раз подстрахуюсь липкой лентой, чтобы фиксировать эти загибы позади рамки картины. И следов видимых не останется, и смахнуть случайно никто не сможет.


Домой летел, как на крыльях. Не терпелось рассказать всем о моём первом опыте преподавания лекарского дела. Это первый маленький шажочек на моём длинном пути к воплощению главной мечты — увеличение эффективности и доступности здравоохранения в Российской империи, а начинать, естественно, надо с образования. Одна из самых развитых стран континента хромала в таком важном вопросе, и никто этого просто не видит, всех всё устраивает.

Дверь открыла мама, увидев её выражение лица, я резко перехотел чем-либо хвастаться. Глаза красные, веки набухшие, мешки под глазами. Похоже она долго плакала и совсем недавно взяла себя в руки. На моё осторожное приветствие просто кивнула и молча пошла в гостиную. Я повесил пальто и шляпу на вешалку и пошёл вслед за ней.

За столом сидел отец. Таким убитым я его никогда ещё не видел, даже тогда, когда он узнал, что у меня посттравматическая практически полная амнезия и потеря дара. Я присел за стол напротив него.

— Что случилось? — встревоженно, но максимально осторожно спросил я.

— А ничего хорошего, Саш, — сдавленно сказал он, убирая руки от лица. И опять та же картина, глаза красные, веки опухшие. Такое впечатление, что он тоже пустил далеко не скупую мужскую слезу.

— Кто-то умер? — попробовал я уточнить, потому что он и не собирался дальше ничего говорить, словно ком в горле застрял.

— Умерла наша прошлая жизнь, Саш, — еле выдавил он и снова замолчал. Я решил его не насиловать и просто подождать, когда он снова сможет начать говорить. Прошло несколько минут, и он продолжил. — Ещё вчера Белорецкий уверял меня, что дело движется семимильными шагами, много задержанных, которые выдали просто море ценной информации, уже набирается достаточно материалов для ареста Баженова и наша ссылка скоро может подойти к концу. Очень помогло задержание того, кто пытался тебя убить, от опытного мастера душ, который работает в центральном управлении, невозможно утаить никакие секреты. Я уже чуть ли не вещи хотел начать собирать, но решил пока не торопить события и не стал всем говорить об этом. А сегодня…

Он снова замолчал, не в силах продолжить. Потом налил из стоявшего в центре стола графина воды в стакан и жадно выпил всё до дна. Выдержав паузу в пару минут, он смог продолжить.

— Сегодня разнесли к чертям всю нашу клинику и поместье. Вырвали и выломали всё, что только можно, вероятно искали тот золотой амулет, будь он проклят!

— Но как так? — у меня аж дыхание перехватило, словно облили ведром ледяной воды, теперь я хватал ртом воздух, не в силах что-то сказать. — Но нам ведь обещали охрану поставить и там, и там, ты ведь говорил.

— Поставили, всё было сделано, как надо. Охрану и всех, кто был внутри вырубил очень сильный псионик, потом их скрутили и оставили валяться прямо на улице, пока не увидели случайные прохожие.

— А как же наши Маргарита и Настюха? Пантелеймон? Илюха Юдин?

— Сказали, что жертв нет, все остались живы, но не все в итоге здоровы. Маргариту с сильным нервным потрясением госпитализировали в специальное отделение, с ней работает мастер душ. Борис Владимирович хотел сам ей заняться, когда всё закончилось, но ему дали от ворот поворот.

— Капец какой-то, — только и смог я выдавить из себя, уставившись на резной хрустальный графин. Потом дотянулся до него и тоже налил себе воды. — Это теперь по возвращению домой мы будем безработными бомжами?

— Выходит, что так, — выдохнул отец и обхватил голову руками. — Не на всегда, конечно, нам обещали от имени властей города денежную компенсацию, но я не думаю, что этой суммы хватит на восстановление. У нас есть свои накопления, придётся отложить покупку дорогого семейного автомобиля, которую я планировал, но сам ремонт скорее всего затянется надолго. Все хорошие мастера заняты на несколько месяцев вперёд, начать скорее всего смогут только к весне, а законча, когда у нас в палисаднике жасмин расцветёт.

— Этот вопрос я скорее всего смогу взять на себя, — сказал я, вспомнив про «моего вечного должника» Николая Шапошникова.

— Ты? — удивился отец и уставился на меня, словно только что узнал, что я с Марса. — Когда ты успел обзавестись такими связями?

— Был один очень благодарный пациент, который сделал уже ремонт двух кабинетов в лечебнице «Святой Софии». Причём совершенно бесплатно, просто в качестве благодарности.

— Нет, бесплатно не надо, тут речь то идёт не об этом, — махнул рукой отец и, возможно мне показалось, туча над ним немного развеялась. Не совсем, конечно, но хотя бы начала, в глазах начал появляться интерес к жизни. — Главное, чтобы это быстрее начали делать и сделали достаточно резво и качественно.

— Насчёт качественно я полностью уверен, — улыбнулся я. — В этом я уже смог убедиться.

— Тогда надо начать с клиники, — начал уже строить планы отец. Правильно, пусть строит, зато из состояния глубокой подавленности и всеобъемлющего горя начал выходить. — Надо в первую очередь восстановить первый этаж и начать работать, на одних сбережениях при условии вваливании денег в ремонт и стройматериалы, мы долго не протянем.

— А дом потом?

— Поживём пока на съёмной квартире, потеснимся немного, ничего страшного.

— Согласен, — кивнул я. Для меня их стеснённые условия по прошлой жизни это уже дорого-богато. Знал бы он, как я ютился по комнатам и общагам, когда учился в мединституте. Огромная квартира, где мы сейчас обитаем для них уже является стеснёнными условиями.

— Мать, иди сюда, хватит реветь! — крикнул отец в сторону коридора.

— Ну чего ты раскричался? — спросила она, входя в гостиную.

— У Саши есть хороший знакомый, который сможет организовать ремонт в ближайшие сроки.

— Ты погоди, — перебил я его. — Во-первых, чтобы с ним договориться, надо вернуться в Питер. Его номер у меня записан в телефоне, который лежит в сейфе у Белорецкого. Могу и так его найти, но опять же, надо попасть в Питер. К тому же у меня нет абсолютных гарантий, что он сможет начать работы в тот же день, но я уверен на все сто, что он начнёт это делать в ближайшее время, возможно даже вечерами после основной работы.

— Вечерами? — снова резко осунулся отец. — Ты представляешь, сколько вечеров понадобится, чтобы привести в порядок хотя бы первый этаж клиники?

— Я конечно не видел, в каком там сейчас всё состоянии, но и ты не видел, как быстро и качественно он всё делает со своей бригадой.

— А, ну если с бригадой, то совсем другое дело, я-то думал ты говоришь про мастера одиночку.

— Может в какой-то степени и одиночка, — ухмыльнулся я. — Я пока только одного такого спеца знаю.

— Когда приедем, — продолжил отец, уже приходя в своё обычное состояние, что очень радовало и придавало сил всей семье. — Надо будет ещё как-то деликатно сообщить домашним и сотрудникам, что мы живы. Для них это будет новое потрясение, хоть и более приятное, чем новость о том, что мы пропали без вести и возможно погибли.

— Мне почему-то кажется, что Белорецкий должен им это сообщить до нашего приезда, чтобы для них это уже не было неожиданностью, — предположила мама. — Или ты его об этом попроси, когда он скажет, что нам уже можно вернуться.

— Да, — кивнул отец. — Наверно так и сделаем. Не очень-то хотелось бы увидеть, как Маргарита упадёт в обморок, когда увидит нас живыми и невредимыми.

— Он какие-то предположительные сроки называл? — не удержался я. Так получилось, что у меня в Ярославле теперь есть свои интересы, но если скажут, что можно ехать домой, то не буду сомневаться ни минуты.

— Пока нет, — покачал головой отец. — Я так понял, что разнос нашего имущества устроили совсем недавно, значит угроза ещё не миновала и переловили далеко не всех.

— Ясно, — кивнул я. — Значит я успею закончить тут со своими семинарами.

— У тебя же сегодня уже был первый, да? — спросила мама. Вместо скорби и печали на её лице нарисовался интерес, очень хорошо, прямо камень с души.

— Да, мам, следующий в среду.

— Как всё прошло? — поинтересовался отец. — В штыки не приняли?

— Нисколечко, — улыбнулся я. — Наоборот, по окончании словил дружные аплодисменты.

— Ого! — заулыбался отец. Похоже гордится мной. Ага, я у тебя такой, гордись. — Значит ты неплох в ораторском искусстве.

— И подготовился как следует, — сказал я, вовремя удержавшись, чтобы не ляпнуть про наличие опыта из прошлой жизни. — Спасибо Виктору Сергеевичу за его отличные плакаты. А где он, кстати?

— Закрылся у себя в комнате и никого не пускает, — снова стала серьёзной мама. — Если честно, я начинаю за него переживать, всё ли с ним хорошо.

— Пойду попробую с ним поговорить, — сказал я и встал из-за стола.

— Тогда заодно на обед его позови, — сказала мама мне вслед. — А то с этой новостью никто есть не стал, а я тогда разогрею и подам на стол, прислугу мы сегодня отпустили, чтобы не смотрели на наши кислые лица.


Я жестом подтвердил, что понял посыл и подошёл к двери дяди Вити, осторожно постучал.

— Виктор Сергеевич, это я, откройте пожалуйста, — сказал я достаточно громко, чтобы он меня услышал. А в ответ тишина. — Виктор Сергеевич, у меня есть хорошие новости, всё не так уж плохо!

Послышались неторопливые шаркающие шаги. Это уже большой прогресс, родителям он так и не открыл. Щёлкнул замок и дверь немного приоткрылась. Таким я его ещё никогда не видел, он словно постарел ещё лет на двадцать и выглядел как древний старик, дни которого сочтены.

— Проходи, — тихо сказал он и медленно поплёлся в сторону дивана, усиленно опираясь на трость.

Я взял стул и поставил напротив него, чтобы смотреть в глаза.

— Дядь Вить, вы чего так расстроились? Все живы ведь, а остальное как-нибудь наверстаем.

— Легко тебе говорить, Саш, — угрюмо произнёс дядя Витя и вяло махнул рукой. — Для меня с каждым годом новый подъём даётся всё труднее, а тут вообще начинать всё с нуля. Сначала мою квартиру разнесли, я даже до сих пор не нашёл времени, чтобы навести там порядок, теперь и ваш дом, и клинику. Я же буквально каждую минуту считаю, чтобы побыстрее вернуться в родные пенаты, а теперь даже возвращаться некуда.

— Так, дядь Вить, это вы уже сильно перегнули.

Я ему вкратце пересказал наш разговор с родителями. По ходу рассказа его лицо постепенно начало терять мрачность и появлялся смысл жизни, но довольное лицо появилось только тогда, когда я рассказал про семинар и про отличные плакаты, которые мне в этом так помогли. Ещё такой же семинар в среду и в пятницу и можно сказать, что основную суть я до всех лекарей в клинике донёс. Ясное дело, что один урок — это только начало, но их мир уже никогда не будет прежним.

— Есть идея, дядь Вить! — радостно воскликнул я, ткнув указательным пальцем в потолок.

— И чего? — спросил с недоумением дядя Витя, проследив взглядом в указанном мной направлении и ничего интересного там не увидев.

— Когда вернёмся домой, я отыщу ту самую вашу книгу и составлю рукопись с краткой выдержкой в формате инструкции. Потом мы закажем малым тиражом на типографии и отправим учебное пособие Гладышеву, чтобы он раздал своим сотрудникам.

— Отличная идея, Сань, — ухмыльнулся Виктор Сергеевич. — Только это пока попахивает анафемой. Я же говорил тебе о гонении на этот метод и в последнее время всё не сильно изменилось. Это ещё тут, в Ярославле никто не додумается тебя сжечь на костре, а в Питере или Москве тебя точно вздёрнут.

— Значит начнём просветительскую деятельность с периферии, — улыбнулся я, — где народ более лояльный и вовсе не против совершенствоваться. Вот как поднимем всех провинциалов на новый уровень, пусть эти столичные снобы откусят! Ещё покажем им Кузькину мать!

— Кого? — вскинул брови дядя Витя.

— Да так, — махнул я рукой и хихикнул, — в одной книге прочитал.

— Ты нужные то книги читать не успеваешь, — хихикнул он, — когда только находишь время на всякую дребедень?

— Обед на столе, пойдёмте! — позвала нас мама, я даже не услышал, как она открыла дверь.

— Идем, Алевтина Семёновна, — улыбаясь дядя Витя сразу сбросил избыточный возраст и стал прежним. — Идём, моя золотая!

Загрузка...