На золотом крыльце — 2

Глава 6 Анамнез

Интерлюдия

— Михаил Михайлович, вы уверены? — Полуэктов через стекло смотрел на парней, которые сидели на ступенях крыльца, внизу, под окнами директорского кабинета. — Выдох Силы?

— Совершенно уверен. Я когда служил в опричниках, у меня в командирах штабс-капитан Игнат Рикович одно время ходил, мировой мужик, настоящий вояка. Так он как рявкнет — мы сразу зубами рвать врага готовы были, и все сразу становились собранные, четкие, резкие, как понос! — Мих-Мих даже кулаки сжал. — Конкретный был командир, дай Бог каждому. Говорили — бастард кого-то из двоюродных царских братьев, не то Николая Дмитриевича, не то Алексея Федоровича… Царская кровь — не водица!

— И…?

— Он и говорил, мол, первейшая естественная техника любого менталиста — Выдох Силы. Через рот, стало быть, направляет свою волю и проецирует ее прямо в мозг адресату! И я эту эфирную картину очень хорошо запомнил и на шкуре своей испытал… Очень яркая, характерная — и впитывается прямо в башку тому, на кого нацелена, моментально, никаких следов! Нельзя по ней менталиста вычислить, если не знать, куда и когда именно смотреть.

— Так! — Ян Амосович сел на краешек стола и прижал ко лбу сцепленные в замок ладони, как будто молился. — И что нам теперь делать? Ты-то понимаешь, что это может значить?

— Это может значить, что у нас появился крапленый туз в рукаве, — ухмыльнулся Мих-Мих своей улыбкой клоуна-убийцы. — Мы можем выиграть чемпионат по кулачке среди магучебных заведений в этом учебном году!

Директор посмотрел на него странно, а потом проговорил:

— Вы полагаете? Под таким углом я на это не смотрел… В конце концов, почему бы и нет? Они эгрегоры прокачивают, что, в общем-то, не очень порядочно, а мы по их хитрости своей прямолинейностью ответим… Но выходит — у парня двойная инициация?

— А как будто вы еще не поняли? Те штуковины, следящие артефакты, что вы из роботов-уборщиков достали, они ведь эфирные слепки делают, верно? — тренер снова скорчил уморительную рожу, но взгляд его оставался цепким, хищным.

— Михаи-и-ил Михайлович, вы никак старыми связями пользуетесь? — погрозил ему пальцем Полуэктов. — Ай-яй-яй!

— Да или нет? — непростой тренер взгляда не отводил, смотрел на высокое начальство пристально.

— Да. На выпускном зафиксировали странную ментальную активность где-то под землей, — признал директор. — И эти вражеские штуковины, и наша стационарная система дают одинаковые выкладки: у нас тут менталист завелся.

— Молите Бога, чтобы это действительно был Титов, — Мих-Мих потер лицо ладонями. — Он, по крайней мере, нормальный парень. Ладно, Ян Амосович, пойду архаровцев по домам распущу, там уже родители их приехали. Через два дня военно-хтоническая практика, а они и так в Ревеле намаялись… Мы же никому не будем говорить о наших подозрениях, верно? Колледжу ведь не нужны такие проблемы?

— Не будем… — кивнул Полуэктов. — Проблемы нам и вправду не нужны.

И тренер по кулачному бою, пожав руку директору, вышел прочь. А Ян Амосович постоял немного в задумчивости, а потом раздраженно проговорил:

— Старый кхазадский засранец! Он ведь точно знал все сразу! — а потом обошел стол по кругу, открыл ящик и достал оттуда маленькую бархатную коробочку.

Из нее на свет божий появилась изумрудная клипса, которую Ян Амосович с некоторой брезгливостью прицепил на мочку правого уха. Подойдя к зеркальной дверце шкафа, он посмотрел на свое отражение и сказал сам себе:

— Вид, конечно, сомнительный, но деваться некуда… — мужчина распустил свои седые волосы так, чтобы ушей было не видно, и клипса не бросалась в глаза.

А потом продекламировал:

— Вы с равной радостью приветствовали гром

И солнце яркое, на встречу выставляя

Свободные сердца! — и лихо подмигнул своему отражению.

Как и все хорошие книжки, «Эльфийская война» слишком быстро закончилась, и я шел в библиотеку, чтобы взять почитать что-нибудь еще. У меня впереди было целых два дня блаженного ничегонеделания. Я намеревался есть, спать, ходить на турники, читать и дурить голову Кузевичу, чтобы он или привез мне смартфон из Ингрии, или взял меня туда с собой.

Кому-то хороший опричный мобильник нужен для того, чтобы фоткаться — например, девчонкам. Кому-то чтобы играть в игры и смотреть видосы — это большей части пацанов, точно. А мне гаджет необходим, чтобы книжки читать и в сети лазить! Да в нормальный аппарат можно хоть пятьсот книжек записать, это же фантастика! Читай — не перечитай! И, опять же, будь у меня сеть под рукой — я бы нашел что-нибудь про Лукоморье, потому как Константин Константинович Иголкин — дед Костя то есть — все еще оставался личностью известной и часто выступал на конференциях и семинарах, уезжал от нас. Да и баба Вася на самом деле то курсы повышения квалификации отправлялась вести, то какую-то очередную научную работу защищать. Тоже — доктор наук, между прочим! И вроде бы даже член-корреспондент какой-то там Академии. Они-то точно информационный след оставили, можно их вычислить, можно!

Но пока все мои попытки Иван Ярославович игнорировал. Зато мы один раз спарринг устроили, и, ей-Богу, Кузевич меня оттырил! Не сбрехал, получается, когда говорил, что в старшей школе участвовал в боях без правил, за деньги. Хотя, думаю, если бы мы с ним еще пару раз в ринге постояли — я бы нашел к нему подход и настрелял бы соцпеду как положено.

Я и теперь надеялся встретить Кузевича и подурить ему голову про смартфон. Если и купил бы мне кто-нибудь его (за мои деньги, понятно) — так это или он, или жена его, или Аронович. Самые адекватные взрослые в колледже! Но к Анастасии Юрьевне я соваться не хотел — осадочек еще не рассосался, а кхазад был постоянно занят на каких-то хозработах и отшивал меня раз за разом…

— Мин херц! — раздался голос из кустов. — А ну, иди сюда, дело есть!

— Людвиг Аронович! А я только про вас вспоминал! — искренне обрадовался я и стал оглядываться.

Гнома нигде видно не было, так что я пошел прямо в кусты.

— Под ноги смотри, думмкопф! — голос его раздавался откуда-то снизу.

Я сразу не понял, в чем дело и что я вижу, а потом сообразил, что вижу кхазадскую тюбетейку внутри люка. Гном что-то там крутил-вертел, какие-то трубы и вентили.

— На двенадцать! — сказал он.

— Что — «на двенадцать»? — удивился я. — Сейчас — одиннадцать утра вообще-то!

— Дай! — в его голосе появились свирепые нотки.

— Что дать-то? — у меня в голове образовался вакуум.

— Ключ! — рявкнул кхазад.

— Какой ключ? — я похолодел, думая, что он прознал про мою находку ключ-карты. — Людвиг Аронович, скажите прямо, чего вы от меня хотите?

— Гаечный ключ на двенадцать у тебя под правой ногой, думмкопфише идиот! Дай его мне в руку! — его голос, усиленный акустикой подземного колодца, был подобен рыку дракона.

— А-а-а-а! — я протянул ему инструмент и дальше стал помогать, подавая то одно, то другое.

Когда он докрутил там все, то высунулся и сказал:

— Поедем с тобой за роботиками к Цубербюлерам. Ну, и покушать заедем.

— Та-а-а-к, — у меня внутри начал разгораться огонек азарта. — У меня — предварительное условие!

— Ва-а-ас? Какое условие, мин херц? — напрягся гном.

— Хочу порулить тем желтым роботом! — выдал я.

Лейхенберг медленно выпустил из себя воздух.

— Ну, это можно устроить, — облегченно проговорил он.

Договор подряда на погрузку-разгрузку робототехники никто на сей раз не заключал: в колледже как-то привыкли, что я тусуюсь с Ароновичем, так что обязали только сообщить опричникам. Но и опричники реагировали вяло: знакомый квадрокоптер просто приземлился на крышу кхазадского шушпанцера и лежал там почти все время поездки, только пару раз взлетая и обозревая окрестности.

Лейхенберг откровенно отдыхал: я вел машину, он — ел беляши из целлофанового пакета и чесал пузо, глядя в окно.

— Там это… — наконец изрек он, поковырявшись ногтем между зубами. — Гутцайт снова просил помочь.

— Я уже понял, — покосился на него я. — Все, теперь без анамнеза не работаю. И байки про кошкодевочек мне не травите.

— Да была кошкодевочка! — возмутился гном. — Ты что, не веришь мне?

— О! — я поднял палец многозначительно.

— Что — «о!»? — удивился Людвиг Аронович и даже как-то подобрался на пассажирском кресле.

— То самое! — я решил и дальше делать загадочный вид. — Как думаете, могу я узнать правду, если захочу? Вот, например: хотите, я спрошу вас, умете ли вы собирать и разбирать ручной пулемет SIG Neuhausen KE-7, и сто из ста пойму — правду или ложь вы мне ответите?

— «Нейхаузен»— говно, а не пулемет, чего там разбирать это старье-то, смех один: два прихлопа, три притопа… — возмутился гном, а потом закрыл рот и посмотрел на меня очень внимательно.

Похоже, его проняло. Кхазад сидел, выпучив глаза некоторое время, а потом проговорил:

— Ну, я уже договорился с Цубербюлерами, они тебе дадут порулить тем роботом. Во дворе. Поддоны потаскаешь, пустые, — и добавил: — Мин херц, ты же знаешь, что я твой лучший друг сейчас?

— Ага, — сказал я. — Мне нужен полный анамнез следующего пациента. Я в такое дерьмо, как с Митрофанушкой, больше не впрягусь. И договор заключать будем.

— Матерый стал! — восхищенно покивал он. — Быстро ориентируешься. Там на самом деле все очень просто: кузина приехала к Сигурду Эриковичу, тоже — Гутцайтиха, откуда-то с Полесья. У нее профессиональное выгорание. Посмотришь?

— А кем работает? — заинтересовался я.

— Директором школы, — откликнулся он.

— Ужас, — сказал я. — Матерая дичь. А можно еще одного паразита? Ладно, ладно, посмотрим, что у нее там…

— А какой договор? — уточнил гном. — Давай, я сразу Сигурду Эриковичу по сети сброшу, чтобы он бланк подготовил.

— На оказание консультативных услуг по наведению порядка в личных библиотечных фондах! — отчеканил я. — Так и станем деньги проводить.

И пускай хоть сам Приказ Большой Казны по мою душу ярыжек высылает — я ни разу нигде не сбрехал! Мне пофиг!

Людвиг Аронович только крякнул и стал тыкать жирными беляшными пальцами в экран телефона — строчил сообщение Сигурду Эриковичу. Мы должны были приехать к нему часа через два, вместе с роботиками в кузове, и я уже фантазировал себе, как буду выплясывать на том большом желтом роботе.

И, кстати, не зря. Братья — Фриц и Ганс Цубербюллеры встретили меня как родного. Они уже знали о моем интересе к технике и предложили легкий вариант: пока они будут пить чай с Лейхенбергом и грузить наших уборщиков — я погоняю на тренажере, в VR-очках, минут двадцать. А потом уже сяду в кабину желтого великана. Я так и сделал: на тренажере я грузил рельсы и блоки и чинил опоры моста, орудуя джойстиками. Вот что значит — интуитивно понятный интерфейс! Повинуясь моим движениям, манипуляторы робота так и мелькали, а деловитое гудение сервоприводов здорово поднимало настроение, даже при полном понимании того, что это — виртуальная реальность.

Так что, когда я уселся в удобное кресло, которое мигом перестроилось с кхазадских габаритов на человеческие, то уже уверенно взялся за управление и спросил у Ганса Цубербюлера, который командовал моими действиями через динамики в кабине:

— Что делаем?

— Поддоны грузим! Марш на задний двор!

Робот загрохотал стальными ногами, а я не удержался — и махнул руками для пробы, так, будто отрабатываю удары. Получалось неплохо!

— Поаккуратней! — раздался голос Ганса из динамиков. — Разнесешь весь склад. Уговор был поддоны потаскать, вот и таскай, а имитации эти твои прекращай!

И я прекратил. Конечно, в общем и целом — таскать поддоны скучно. Но на Огромном Хозяйственном Человекоподобном Роботе — интересно. Ноги лязгают, ручищи хватают что угодно, смотришь на мир с высоты, как настоящий великан… Я быстренько управился, и оба брата, которые вышли провожать нас, кивали весьма одобрительно:

— Тебе двухнедельные курсы закончить — и можно смело корочку получать «оператор шагающих роботизированных хозяйственных систем» — проговорил Фриц. — Если исключат из колледжа — дуй к нам, Титов. Оформим. Есть у тебя предрасположенность к работе на такой технике.

— Корочка — это хорошо, — всерьез обрадовался я. — Как после практики в Пеллу вернемся — обязательно Ароновичу напомню. Мне никакая специальность лишней не будет.

— Он их коллекционирует, — пояснил сородичам Лейхенберг. — Помощник слесаря, рабочий сцены, водитель, консультант по наведению порядка в личных библиотечных фондах…

— Ишь ты! — качнул головой Ганс. — Ну, зер гут! Похвально! Не проезжайте мимо, когда будете проезжать мимо.

Мы поручкались и двинули в центр Саарской Мызы — к Творческому дому культуры.

Кузиной Сигурда Эриковича оказалась очень деловитая, энергичная на первый взгляд кхазадка: коротко стриженная, в очках с золотой оправой, в строгом костюмчике, она действительно походила на директрису. Гутцайт сидел с ней за столом и подливал ей коньяк в кофе лошадиными дозами.

Честно говоря, я сомневался в этичности того, что собираюсь сделать. Вмешиваться в сознание другого человека… Но ведь в двух случаях я смог помочь! Я ведь не собирался, грубо говоря, жечь книги и ломать полки! И с Ароновичем, и с Митрофанушкой все получилось культурно, почему бы и здесь не попробовать?

Тем более, даже кофе с коньяком и местные божественные сочни эту дамочку не радовали. За очками можно было разглядеть мешки под глазами, а губы постоянно складывались в жесткую линию. Даже руки она в кулаки сжимала под столом, хватая при этом большой палец всей ладонью. У тетеньки и вправду были проблемы…

— Ингрида, — Сигурд Эрикович придвинул к ней вазочку с абрикосовым вареньем. — А вот попробуй, какую вкуснятину Эрика сделала, а? На тебя смотреть больно!

— Сиги, братик… — она встала из-за стола. — Огромное тебе спасибо, ты так стараешься… А я все про эту проверку думаю. Они отчетность по внебюджетному финансированию затребовали, а у меня там конь не валялся. Буду иметь бледный вид! И зачем я в отпуск ушла?

— Давай, поднимемся с тобой наверх, приляжешь, отдохнешь… У тебя все равно обратный билет только послезавтра. Спи, кушай, потом в парк с тобой сходим на белок смотреть — они у нас там такие наглые, ты не представляешь, орехи прямо из рук вырывают! — Гутцайт взял ее за плечи и повел наверх, и, улучив момент, обернулся и подмигнул мне.

Похоже, коньяк работал. Они поднимались по лестнице, а я решил еще некоторое время посидеть тут. Тем более, от цыпленка-табака, который мне подали на этот раз, осталась еще ровно половина. И я ее ел! Дурак я, что ли, цыпленка недоеденным бросать? Один цыпленок — одна порция! И гранатовый сок в нагрузку.

Когда Гутцайт спустился, я уже вытирал губы салфеткой.

— Слушай, помоги ей, а? — попросил меня ресторатор-реставратор. — Ну, чтобы она не дергалась так сильно. Она на самом деле «имеет бледный вид», понимаешь? Совсем запарилась с этой проверкой. Ингрида — педагог от Бога и директор что надо, просто… Ну, потеряла искру. Как-то бумаги все эти, суета, неурядицы — все это ее притомило, понимаешь? Может, если бы она радость от работы опять почувствовала, оно бы и…

— Я понял, — на самом деле я вправду понял, и даже представлял себе, что попытаюсь сделать. — Договор подготовили, как я и просил?

— Йа-йа, — кивнул Гутцайт. — На оказание услуг по консультированию по поводу личного библиотечного фонда.

— Отлично. Сумму прописали? — я заглянул в бумагу и увидел там две цифры: «по факту» и «по итогу оценки качества выполненных работ».

Обе меня впечатлили. А Сигурд Эрикович сказал:

— Это ж сестра моя. Мне для нее ничего не жалко, смекаешь? Кроме семьи у нас, Михаил, по факту нет ни хрена, такое дело… У нас папашки — родные братья. Мой — артефактор, гравер, реставратор, ювелир. А ее — поп!

— Как — поп? — удивился я. — А… Ну да. Если может быть эльф — настоятель собора в Архангельске, то почему не может быть поп-кхазад?

— Именно! — улыбнулся Сигурд Эрикович. — Давай, подписывай — и иди работай.

Коньяк сработал или уютная обстановка Творческого дома — Ингрида Клаусовна Гутцайт, взрослая солидная женщина и целый директор, спала на бархатном диванчике подложив ладошки под щеку. И над головой у нее я видел дверь — большую, деревянную, с отшлифованной прикосновениями множества детских ладошек ручкой. Над дверью размещалась яркая надпись «Добро пожаловать!».

Мне ничего не стоило просто взять — и открыть ее. И… И тут я увидел архив!

Очень классный, ухоженный, замечательный архив, где разноцветные папочки-скоросшиватели, полиэтиленовые файлики с распечатками. Всё пронумеровано, все подписано, все — по полочкам.

— Ну, молодец она! — я развел руками, стоя посреди всего этого великолепия. — Что тут вообще исправлять-то? Что с ней не так?

Ну, то есть, я примерно представлял, что можно попробовать сделать, конечно… Но для этого мне нужно было убедиться в своих подозрениях, и я стал гулять по архиву и разглядывать полки. Как я понял, самое значимое и востребованное, то, чем каждодневно занята голова — вот это все у каждого из моих пациентов, да и у меня тоже — оно располагалось на уровне глаз. То, что затерлось, потеряло яркость и актуальность — скапливалось на нижних полках. То, что хотелось отложить, пережить, подзабыть — это все хранилось на антресолях. И у Ингриды Клаусовны все самые важные полки (на уровне её глаз, не моих, она ведь кхазадка!) — были забиты всякой дичью.

Аккуратные и красивые папки, набитые замечательными распечатками, назывались «Список документации», Список табличек", «Список отчетов», «Список списков»! А еще — «Подготовка к проверке по ТБ», «Подготовка к проверке по ПБ», «Проверка по ПДД», «Проверка по СанПин», и самое зловещее «КРУ»! Что такое это КРУ, я не знаю, но папка была черной и толстенной. А еще тут, на уровне глаз, можно было увидеть «Жалобы», «Сплетни», «Сверхурочные», «Земские выборы», «СОП», и почему-то «Средства по уходу за собачьей шерстью».

Глянув в эфире, я облегченно выдохнул: серебром светились совсем другие материалы. «Лучшие ученики», «Благодарные родители», «Приколы над Верочкой-Секретаршей», «Встреча с выпускниками», «Дети, до которых дошло!», «Как папа поет в церкви», «Любимые родственники», а ещё «Вышемир: история и современность», «Тиль Бернес — лучшие песни» И внезапное: «Блюда белорусской кухни из картофеля!»

В общем — хорошая тетка, которая реально любит свою работу, свою малую родину и всё такое прочее. Нормальная она! Просто задолбалась. Определенно, тут было над чем работать, и я мог помочь! Как? А очень просто!

Встряхнув руками, я потянул за себеряные нити — и папки замелькали в воздухе. Вся эта бодяга с документацией, проверками, склоками и жалобами — все это полетело на нижние полки. Она классная директриса и справится с этим, даже если не будет каждую секунду мусолить подобную дичь в голове! А вот радость от хорошо проведенных уроков, от цветов на первое сентября, от отклика родителей и шуточек с коллегами — вот это мы поставим во главу угла. И Тиля Бернеса — потому, что он классно поет. И папашу — настоятеля собора, и родственников, и прочее светлое и прекрасное, как дранички!

Я один раз ел дранички — баба Вася готовила — и объелся до полного благодушия.

Так что работа моя была недолгой. Просто — поиграл папочками в пятнашки, и уже готов был выходить, как вдруг зацепился глазами за узкий стеллаж, который в отличие от всего остального архива выглядел гораздо более красочно. Он был разрисован узором в виде драконов, а наклейка на нем гласила:

«Серафимыч и инициации»

Инициации! Я просто инстинктивно дернулся к стеллажу и тронул одну из папок телекинезом, как вдруг некий громовой, ехидный и страшный потусторонний голос произнес:

— АГА, ЩАС! НА МЕСТО ПОЛОЖИ!

— Кладу, кладу, дяденька. Я не специально, оно само!

И пулей выметнулся за дверь, потому что испугался так, как не пугался никогда в жизни.

— Ну, как там? — спросил меня Гутцайт, когда я вернулся вниз, в кухмистерскую.

— Ну, вроде нормально, — в тон ему ответил я, усаживаясь за стол. — Сейчас посмотрим.

— Сбледнул ты чего-то… — прищурился Сигурд Эрикович.

— Сбледнешь тут… Как ваша сестрица говорит — «бледный вид»? Вот в конце всего этого мероприятия я точно имел бледный вид! Вы знаете, кто такой Серафимыч?

— А причем тут… Хм! Ладно, отвечу: Пепеляев-Горинович, Георгий Серафимович, — побарабанил пальцами по столешнице кхазад. — Педагог.

— Который учебник написал? — чуть не подпрыгнул я.

— И учебник тоже… Эрика, милая, принеси нам чаю с чабрецом и сочней! — он явно хотел спрыгнуть с темы.

— А сочней нет, только коржики — «дамские пальчики»! — заявила Эрика, как по волшебству появляясь за стойкой.

— Ну, давай «дамские пальчики» — махнул рукой Гутцайт.

И мы сидели и пили чай с «дамскими пальчиками» — рассыпчатыми и восхитительными — и молчали. А потом на лестнице появилась Ингрида Клаусовна. Она улыбалась, лицо у нее было румяным, глаза блестели.

— Любимый город в синей дымке тает…

Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд! — напевала она. — Ой, а вы все еще тут? А я так здорово поспала, кажется, целый год так не спала! Эрика, милая, а есть у тебя что-нибудь вкусненькое?

Гутцайт только крякнул, сунул руку в карман брюк и вложил под столом мне в ладонь тяжелый столбик из монет.